«Вы знаете, сказать Вам правду всю,
пожалуй, вряд ли я когда-нибудь смогу.
Она меж нами в воздухе повиснет,
уравновесив нас в невидимый баланс!..»

И это ль шанс?!
Нет, навсегда утрачен он —
мой нежный и глубокий стон,
который сладостен, как сон!

Порыв наш трепетный столь страстен,
и пусть не временный, а властен
распорядиться жизнью той,
которая идет с тобой
по хрупкому стеклу забвенья —
ее иного вдохновенья —
в реальность будничного дня,
душой сражаясь за себя!

Твоей судьбе дано стремленье
увидеть это пред-решенье.

Ознаменуя вновь Любовь,
весна раздует в венах кровь;
сердца двоих опять забьются,
и руки их в замок сомкнутся…

«Услышите ли Вы меня?!
Ведь уж для Вас, не для себя
день ото дня, день ото дня…
звучит мечтою страсть моя!»

Восток

Восток – восторг! Глубин мелодии исток!…
Ты нежный вздох, ты плена сладкого угар;
Я бы не смог не выпить зноя магии отвар!

Несли меня над волнам Плеяды,
блестал за ними Млечный путь…
Когда-нибудь забуду я аяты,
И мне былого счастья не вернуть.

Но а сейчас я в власти чьей?
Твоих невидимых очей…

Колдует ночь, стеля вуаль.
Не знать иную мне печаль:
Я возвратить хочу сады,
в которых ждал меня лишь ты.

На ложе шёлковом, лоснясь,
змеёй гремучей страсть вилась.
Царицей персов ты звалась!
На боль людскую родилась!

Грехи любви познавши всласть,
плоды срывать имела власть.
В сердцах юнцов звездой зажглась!
И кровью их ты упилась!

Теперь я отравлюсь искусом,
который обладает вкусом
муската, розы и огня…
Прости, мой Бог!…
Убей меня!!!

Разлука

Ах, чуткий юноша!
с тобой разлучена.
О, как щемит душа!
я до сих пор одна…

Горит огнем душа,
я думаю о нем.
Метет зима снега,
жду ночью, днем.

Обмолвись, отзовись,
во сне ко мне явись!
Молю я неба высь —
остановись!

Не отбирай мечту,
сердцем любимую.
Возьми меня с собой
в землю чужбинную.

Мне не забыть тот вкус
любви возвышенной.
И звук божественной
песни услышанной!

Мне не стерпеть укус
змеи-разлучницы.
Ланью поверженной
я стану мучится.

Молитвою верну
твой образ памятный.
И в дверь ты постучишь
ко мне, мой пламенный!…

Я слышу знакомую музыку…

Я слышу знакомую музыку
и пячусь, не медля, назад.
Я вижу твое приближение
и твой понимающий взгляд.

Я внемлю души ощущению
и старой любви языку.
Я знаю – забыть не сумею я
и снова вернусь к тупику.

Пусть длится лишь только мгновение.
Пусть вдруг защемит где-то боль.
Я знаю, лишь эта мелодия —
моя и твоя, как пароль!

Смогу я отвлечься, раскаяться,
стараясь весь мир обмануть,
но правдой лишь будет
расплакаться и в мыслях
судьбу упрекнуть.

Но знаю я, что ошибаюсь я:
я страстно любила тебя!
Но знала едва я любимого,
скорее придумала я.

Теперь красотой человеческой
могу я назвать лишь любовь.

Она, поселясь в вас стихиею,
глубокой, бескрайней, морской
начнет управлять как корабликом,
забытым навечно судьбой.

Дай Бог, чтоб концом путешествия
явился мятежный прибой
и чтоб больше так не тянуло вас
в пучину нырнуть с головой!

Прогулкой вдоль линии берега,
закатом над гладью морской
и шумом, несущим волной,
придет к тебе новая музыка,
несущая тяжкий покой.

Не стоит смотреть тебе на море —
увидишь ты только мираж:
кораблика старого облики
забыл уже твой экипаж!

И будешь сидеть ты у берега
и слушать мелодию волн,
и скажешь потом с тоном бережным:
«Возможно, то было лишь сон?»
И будешь теперь путешествовать,
лишь только сидя у волны,
а этому будет предшествовать
мелодия раковины!

Его ждала я изначально…

Его ждала я изначально,
но начиналось все печально.
Не мне судьба его сулила,
пока слезу я не пролила,
что сердце мне лишь растопила.

Не стал бы он моей мечтою,
пока б не справилась с собою.
Гордыню знатную свою
я потеряла в том бою.
Но не сказала я: «Люблю!»

Она доспехом мне была,
но все ж к победе не вела.

Он научил меня другому:
дал лик свой в зеркале узреть.
Но той весной с прилетом птичьим
я не смогла ему пропеть.

Та песнь осела где-то в сердце…
Осенним светом расцвела.
Казалось, жизнь нас развела.

Но не стерпела я разлуку:
вновь протянула к нему руку.

Тогда была я уж другой.
И пусть не знала я покой,
но безмятежное свиданье
вернуло чувствам осязанье.

Я знала: мы отныне рядом,
хотя общаемся лишь взглядом;
готовясь нежность распахнуть.

Я ставлю в пьесе многоточье —
ведь в даль взглянуть я не могу,
но я услышу – это точно,
когда понадоблюсь ему!

Гордыня

Гордыня – редкостный порок!
Ошибка страшная людская.
Вершит судьбу:
«ТО будет впрок!»
А не спросить ли:
«Кто такая?»

Не позволяйте ей крутить

вас рыжей белкой в колесе.

Сумеете ли возродить

былую пылкость и в себе?!

Я часто вижу сон…

Я часто вижу сон,
который говорит,
что где-то есть тот дом,
который не простит.

И знаю я, как быть.
Есть мысль, как дальше жить!
Для этого мечту должна я воплотить!

Реальность и мечта…
(Где крайности черта?)
владели мной всегда!
От этого судьба строга со мной была.

Отдать себя мечте?
Рассеяться во мгле!
С реальностью дружить?
себя переродить!

Закрыть рукой глаза,
почувствовать ступни?
Дорога не верна,
до сути не дойти!

А броситься в объятья,
забыться и отдаться —
в себе не разобраться!

Сполна вкусила я
всю сущность бытия,
которое еще преследует меня.

И этот робкий глас,
который мне твердит:
«Не смей забыть про нас!» —
внушает и томит.

И этот Черный Глаз,
который жжет меня,
дразня и шевеля,
заставит возродить
былую мощь семьи
от имени Ильи.

Поэтому сейчас я руку протяну
и вместе с ней себя доверю я ему.
Кольцо оденет он,
и явью станет сон.
Увижу снова дом,
в котором я и он…

«Камин, свеча, мечты,
реальность, сын и ты..!»

Я – мотылек прозрачный…

Я – мотылек прозрачный,
лечу на красный свет,
Я чувствую несчастье
и знаю – любви нет!

Давно я отделилась
от общего гнезда,
Всегда любить стремилась
бродягу иль шута!

Но есть иная сила,
Она ведет меня:
Себя превосходила,
Теперь другая я.

Я – мотылек прозрачный
лечу на «красный свет»:
Я чувствую опасность —
сильнее яда нет!

Опиум затишья…

Опиум затишья говорит о буре.
Задохнется нежность в омуте бездумья.
Тот, кто был мне братом, мужем и судьбою, —
больше не со мною!

Опиум затишья говорит о буре!
Не вернется верность..!
Больше не со мною
тот, кто был мне братом, мужем и судьбою…

Я забытый призрак
в мире не моем.
Это верный признак:
«я» и «Я» – вдвоем!

Мы забудем вместе
«Азбуку Невесте»!

Танец охватил,
дух и тело окрестил!

Воздух, вот Душа!
Таю, не спеша…

А зачем спешить?!
Чаще ль буду жить?!

Танец зороастрийки

Своей невинностью и с поволокой взглядом
она танцует страстно, как огонь.
Тончайшим вея ароматом, она волнует многим кровь.
Кудесница в ночи при свете лунном,
ни одного уже ты сделала безумным,
скрывая нежной ласки волшебство.
Играешь пальцами с невидимым пространством,
колдуешь в драгоценном ты убранстве,
на струнах сердца обрывая звук.
Изящная, холодная, немая,
невидимая им, иным,
а мне родная.
Как трепетно и радостно томим!
Тобой, единственной, любим.
Горю я пламенем любви,
меня к себе ты повлеки.
Объять твой стан – две сотни стран —
в пути моей преградой стали,
но позабыты странствий дали,
зовут родных краев костры.
И астры в руки мне упали,
средь ярких звезд с тобой мы стали
в круги священного огня.
С небесных высей боги вняли
моим молитвам за тебя.
Возлюбленная, райской птицей
возьми в сады свои меня!

Роза

Она, являясь символом Любви,
своим влекла тончайшим ароматом.
Тогда в глаза смотрели Вы
открыто томным, страстным, жарким взглядом.

Как не понять намек?!
Огонь Ваш плавит сердца лед!
и наперед Вас славит
не Дон Жуаном, так и рыцарем Судьбы.
Увы, картину Мастер не окончил…

В вагину в лепестках шип втопчен,
и стеблем назван для отвода глаз.
Каков экстаз!

Возможно миф о ней порочен,
тогда не надо лишних фраз.
На раз смахнув наряд приличий —
(найдите десять Вы отличий) —
предстану розой без шипов
и до основ испить смогу я,
кольнув и пробуждая кровь,
ваших сердец отчаянных пароль!
И как Король, подав мне руку,
не дрогнув бровью, пустите по кругу,
разбив мечты девицы в пух и прах.

За этот знойный «ах!» ответ держать на небесах,
И подавляя боль и страх, лечу в постель
в Ваших руках!

Любовь случается, пороки остаются…

Любовь случается, пороки остаются.
Они так мерзко где-то рядом вьются!
И все ж упорно не сдаются!
Напрасно кварцем истребить
сиих микробов вы стремитесь —
они вам шепчут тут и там:
«Резвись! Молись! А тут запритесь – не стыдитесь!»

Еще минута, и рывок: вас рвет на половины!
Давно ли были, как дитя, и вы в любви невинны?!
С Платоном пели красоту объекта вожделенья.
С де Садом сечь стремились плоть – воистину, в спасенье!
Любви наряды примерять решались постепенно.
Так доводя до исступленья, вас погружал порок в забвенье.

«Кто следующий?!» – смеется он, раскладывая сети.
Кому-нибудь да будет звон,
другим – кнуты и плети!
Взамен любви предложит он не золото, а кучку меди:
вас отведут к Миледи.
Но будете ли вы юны, как прежде, на рассвете??!

Король любил младую деву…

Король любил младую деву,
а в замке старом был покой:
не слышал больше люд простой
шагов несущих королеву.
И резвый конь ее, гнедой,
треся лохматой головой,
оставлен ныне на постой.

Благоухают слаще розы
внизу под арочным окном.
Дождем прозрачным поливает
грохочущий над замком гром.

И устремились ваши взоры
к двери таинственной особы.
Ее увидеть все стремятся,
но ускользает лик ее,
поэтому ее боятся —
так неизвестен здесь никто.

Очарованием порока
покажется она ему,
и ни единого упрека
не всколыхнет ночную тьму!

И спросит он себя потом:
«За что мне послан этот сон?»
Но стоит ли себя терзать?!
Учитесь Счастье принимать.

А ежели оно из ада,
то так вам, прихвостням, и надо!

Бессилие признать боитесь —
да друг над другом все глумитесь!
Так тешьтесь миром и дарами,
покуда будут они с вами!

Полон – полог…

Ты уехал, и время помчалось ни то вспять, ни то на новый круг;
по спирали, с невиданной силой, обливаясь от зноя и мук.
Я спешила ментально по следу, не хотя отбиваться от рук,
затворив окна башни гарема,
бросив лакомства, верных подруг.

До конца самого сего света – ты и я, – как укажет нам Бог?
Эта истина мне невдомёк…
Пойду рядом ли я, иль поодаль, за собой заметая следы,
Знай, что имя твое, словно полог, за спиной застилает версты.
В драгоценных камнях расколяет солнце белое нежны персты…

Мать моя пусть слезу утирает —
сожжены уж за мною мосты.
Предала ли родимую? – Нет.
«Божья Воля на то!» – мой ответ.
«Фатум!? Рок?!» – скажешь ты.
Ты не прав: был у агнеца волочий нрав!
Вот и к стае прибилась своей, —
одиночек в душе, – разумей!

Полон – полог, закрывший до края
мою новую женскую суть.
Но не знаю другого я рая —
к мужу милому сердцу прильнуть!
Говорю я тебе, не скрывая,
что хлебнула от края до края,
эту правду всем сердцем любя.
И иная судьба – не моя.

Хоронить не спешите меня —
ведь сильнее я день ото дня!..

Стопы, словно по углям, шагают,
рвут никаб мой пустыни кусты.
Змей позёмка меня не пугает,
не ношу я в полоне кресты.
Бирюза моих глаз открывает,
то, о чём не забудешь и ты!..

Злато россыпи жарких песков…
За твоим караваном – пешком!

Toi le tresor de mon amour

Твоих очей ночная темнота
горела всполохами вглядов,
и я была уже не та,
коснувшись раз богатства этих кладов.

И с памятью я вместе буду рада
стать опахалом этой красоты.
Ведь ты…

Своей любовью выжег сердце мне,
заполнив естество существованием.
Тебя я встречу еще где?
Ты был единственно желанным.

Нет слов, чтоб описать мне чувства,
Основ, чтоб выбраться из безысходности потерь.
Стою над пропастью теперь.
Но нас связующую нить
могу я только удлиннить.

И в этом вижу смысл я жить.

Tresor, потупив нежный взор,
любви в душе к другим
поставил он заслон…

Ни я, ни он не в силах,
а в силках, которые расставил сам Аллах
для певчих, перелетных птах,
которым всех дороже в мире крыльев взмах!…

Мой мир хрустальный обними…

Мой мир хрустальный,
не такой, как у неё:
звенящий судорогой смеха,
не знающий греха,
наверняка
пропахший ежедневною стряпней…

И взгляд мой грустный
видит мир сей гнусный.
И знаю я,
что дышим мы снаружи,
как одной струей,
и воздухом, и светом – днем,
проникшим в темноту сквозь
скважину замочной щели.

Мы-менестрели,
как воздухом распятые…
Качели летели…

Мы хотели
быть вместе вопреки всему,
и посему я все пойму,
но…

Ты прости, что я не та.

И знаешь, что со мной лишь,
счастье обретаешь…

Я не согрею руки в рукавицах
и, может, не свяжу тебе на спицах,
но я душой обволоку тебя —
не дам озябнуть ей и дня!

За это любишь ты меня?

Да, знаю, ты уже впустил
меня в свое надорванной сердце.
Эту дверцу прикрою осторожно, можно?

Я не хочу пускать твоей души тепло по ветру.

Верно, день ото дня мы ближе.
Ниже, к земле, припали и подали
друг другу
связующую с небес руку,
от сердца горе отведя;

Любя, надеясь, веря и
во время, что дал нам Бог,
и в наши дни.
Да ты не плачь, ты обними!..

О Любви

Одна и та же женщина —
одним – Палач, другим – СВОБОДА!
Сечь головы мужьям —
и плач, и рвота.
Погубленное сердце не спасти
кровавым боем злобной мести.
Себе и им? – то глупо как!
Понять двоим, что не пустяк
СЛОВА, подобранные в мысли,
дыханием в груди повисли,
натужным, трепетным, знакомым,
однажды в тайну облекомым,
вершат иным Судьбу, да ни одну!
А потому, держитесь Слова,
бытийного или Иного,
Любви нисколько не страшась,
а содрогаясь и молясь.

Дикая фиалка

Я потупляю взор,
горят пурпуром щеки.
Закройтесь на затвор —
ведь Вы не одиноки!

Пусть дождь стучит в окно —
не я – побойтесь Бога!
Быть вместе не дано,
любовь, увы, жестока.

Я трепещу во тьме,
как дикая фиалка.
Крадетесь Вы ко мне,
дыханье Ваше жарко!

Я чувствую его на расстоянии мили.
я знаю, не одну уже Вы погубили.
Взмолюсь, взорвусь, вопьюсь-
ведь страсть моя высока!
Потом, скажите, как просить прощенье Бога!?

Утешу плоть мольбой,
забудь и ты, родной,
что повстречались так
однажды мы с тобой!

Не будет на душе покоя,
а тоска, волчицей воя,
страх поселит в двух шагах.

Лишь только для Любви
в саду я расцвела.
Не погуби, судьба моя в твоих руках!

Вешний дурман

Неведом путь наших сердец,
Мы незнакомцы друг для друга.
И неумелый я пловец, как камнем вниз, —
и друг за другом
отходят в сторону круги
орбит спирали водной глади.
А, может, ждали мы огни,
как маяки, в тумане дали!?
И вот наш парусник вошел в
лагуны синь, лазурь и негу.
И сердца стук ломал весок,
и было как-то не до смеха.
Души пробившийся росток,
взломал внезапно толщу снега.
И потекли опять ручьи,
как это было век от века.
Ручьи из слез и льда сердец,
растаявшие в свете солнца,
нам обмакнул рукой Творец,
глядевший с неба из оконца.
И таял лед, спешил поток
насытить землю влагой вешней.
И капал мед, просил глоток
испить со мною ты не прежней
Любви неслыханной дурман,
владевший миром час за часом,
не был который как обман,
а услащал навек и разом.

Чувства – мотельки

Когда смятение внутри прервет словес стремление,
тогда замру я, впереди почувствовав скопление
нежданных чувств – вспорхнувших мотыльков —
и тонкий вкус флюидных облаков,
дарованных нам с тех высот,
которых смысл едва ли уловим,
но знак с небес стал снова видимым:
нас обрекли на мук любовных круг,
нас повлекли на сердца робкий стук,
завороженных чувственной мечтой,
разоблаченных собственной судьбой!…

Любви несчастной назидание

Я памятью клянусь, не дам унынию
петлю на шее затянуть.
я докажу безбожному бессилию,
что голову мне тоже не свернуть!

Покуда верю я в размытые границы —
ты смотришь мне в глаза с тетрадки клетчатой страницы.
«Автопортрет тот Мастер написал!» —
смеялся ты и рвал листы,
сминал и отправлял в корзину.
А позже скромно подарил
чарующую красотой картину!

Не облик мой ты написал,
а чувств своих признание
В ней прочитала я слова —
Любви несчастной назидание.

О, горе мне! Я плакать не могу!
Я обещала вымолить прощение
Пусть это будет от меня к твоей могиле приношение!
Не верил ты, и замахнулся на святое!
Не знал, что жить и есть то самое – драгое.
Чему цены и не было, и нет.
Хоть тысячи отдай во искупление монет!
Богемная, греховная среда, сгубила юношу ты, да.
Как дорог был твой путь родным и близким,
и не могу тот грех назвать поступком низким.
Единственное, что верну, тебе
мое раскаяние вкупе —
за нас двоих, и этот мир, растоптанных иллюзий,
признавших в нас опять «своих», истерзанных контузией.