Русская жена эмира

Корректор Кристина Пестрякова

Дизайнер обложки Аскар Фузайлов

© Артур Самари, 2018

© Аскар Фузайлов, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4474-7653-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тревожная ночь

Бухара, 1920 год.

Время было около двух ночи, а эмиру Бухары Саид Алимхану все не спалось. Уже вторую ночь его одолевала бессонница, и на то была очень серьезная причина.

Накинув на плечи ночной халат, обшитый золотыми нитками, эмир покинул спальню. Это был мужчина с красивым лицом, аккуратной бородой и выпирающим животом. Ему еще не было и сорока.

У двери в спальню правителя стояли часовые в красных кафтанах с длинными ружьями. Они дремали, свесив головы. Коридор освещали английские лампы, установленные в стенных нишах. Услышав скрип двери, охрана вздрогнула и тотчас вытянулась в струну.

– Вы что, спите? – недовольно спросил эмир.

– Никак нет, наш почтеннейший государь, – торопливо забормотали один за другим стражники.

– А мне кажется, вы спали. Вот так вы охраняете своего благодетеля.

– Что вы, наш государь, как можно, мы просто опустили головы, – заверил старший по чину.

Будучи по природе незлым человеком, эмир сразу успокоился, сказав про себя: «А может, в самом деле, они не спали. И все же им не место возле моей спальни, пусть несут службу в другом месте».

Алимхан вышел на крыльцо своего дворца и стал спускаться вниз. Отряд личной охраны, стоявший у входа в два ряда, вмиг принял стойку «смирно». Их тридцатилетний командир, который доводился эмиру племянником, шагнул навстречу эмиру и отдал честь.

Эмир сказал:

– Ахмад, смени караул у моей спальни: не нравятся они мне.

– Будет исполнено, великий эмир, прямо сейчас уберу их оттуда.

– Уже какой день мне не спится: дела все тревожат. Те, кто думает, что быть эмиром легко, – настоящие глупцы. Я погуляю в саду, но пусть твои люди держатся от меня поодаль, дабы не мешали мыслить.

– Великий эмир, я понял вас.

Стояли последние дни мая. В саду еще стояла прохлада, от травы под густыми чинарами тянуло влагой. Эмир, заложив руки за спину и выставив живот, стал расхаживать по аллее от одного дерева к другому. Иногда он замедлял шаги и застывал в глубоком раздумье. Затем снова двигался, пока не опустился на одну из скамей. Свесив тяжелую голову в чалме, эмир продолжал думать о несчастье, свалившемся на его голову. Что же тревожило правителя? Бухарское ханство оказалось в окружении большевиков. Кругом они установили Советскую власть, и кольцо вокруг бухарских земель все стягивается, хотя большевики клянутся эмиру, что не нарушат мир и не нападут на суверенную Бухару, которая всегда дружила с Россией. Однако это лишь слова – на деле красноармейцы уже захватили часть городов, в их числе Карши – второй город Бухарского ханства. Отныне у эмира Алимхана уже не осталось никаких сомнений, что очень скоро «красные» двинутся на его столицу. Об этом не раз доносили верные люди из советского Туркестана. Если такое случится, то Бухаре не спастись: им самим не удержать город. То же самое говорит его военный советник, полковник русской армии Николаев. Несмотря на превосходящую во много раз численность, Бухарская армия технически слабее. Неужели пришел конец и его ханству? В таком случае первым делом он должен увезти из Бухары государственную казну – в подвалах казнохранилища хранятся десятки тонн золотых монет. Но как это сделать? В пути на караван могут напасть «красные» бандиты, да и просто разбойники, едва прослышав о золоте. Это великий риск. И все же нужно увозить. Но куда? Кому доверить столь огромную казну?

Именно об этом думал эмир в саду, сидя на скамейке. Конечно, казну можно отправить к соседям в Афганистан или Иран – все же это ненадежно. И после долгих раздумий пришел к мысли: «Золото следует вести в Индию, под покровительство англичан, которые управляют этой страной. Разумеется, путь не близкий, зато они надежные друзья. Он не раз встречался с ними в Бухаре. По своей натуре англичане – народ честный, и им можно доверить казну, если согласятся принять ее на хранение. Они не должны отказать эмиру, как-никак большевики являются и их врагами. «Итак, англичане. Для этого дела я использую полковника Николаева, у которого дружеские отношения с их консулом Эссертоном, хотя я сам тоже дружен с Питом».

После таких дум эмир легко вздохнул: «Уф! Вроде есть решение!»

Секретное поручение

Ворота караван-сарая были распахнуты. В постоялый двор, обнесенный глиняной стеной, заехал на лошади один из верных слуг эмира Бухары. Он сошел вниз у первой кельи, которые тянулись вдоль стены. Это был средних лет человек, одетый в синий халат и белоснежную чалму с зелеными полосками. Он огляделся. Двор был почти пуст, кроме двух наемных рабочих, которые замазывали глиной отвалившиеся части стены. В этом году весна выдалась очень дождливой, и в домах горожан отвалились целые куски глиняных стен.

– Эй, мардикоры, где хозяин караван-сарая? – окликнул их придворный важным голосом.

Бросив глину на землю, молодые работники в грязных белых рубахах подбежали к нему.

– Почтенный хозяин сего заведения вон в той келье, – сказал один из них и указал пальцем, – но его нельзя беспокоить: он молится со своими братьями по вере.

И все же слуга эмира легонько отворил дверцу, где у порога в ряд стояли изношенные сапоги и галоши. И вмиг яркий свет осветил полутемную комнату с куполообразным сводом, откуда веяло прохладой. Там, вдоль стен, сидели дервиши, заложив под себя ноги так, что были видны лишь их пятки. Обычно эти святые бродяги имели безобразный вид: изношенные халаты в заплатах, неряшливые бороды и грубые остроконечные шапки. Этих дервишей в народе почитали как божьих детей. Они всецело отреклись от мирских благ, дабы суета не отвлекала от частых молитв, которые доводили их до душевного экстаза, и им чудилось, что они общаются с самим Всевышним. Посему дервиши жили одними подаяниями, бродя по городам Туркестана.

В мрачной келье звучал голос одного дервиша, который по памяти, почти нараспев, читал суры из Корана. Они слушали священные слова из Корана, склонив головы, и при этом качались из стороны в сторону. Хотя странники не понимали арабскую речь, но это не мешало им общаться с самим Богом. Даже когда отворилась дверца кельи и возникла голова придворного слуги, дервиши не шелохнулись. Они пребывали в ином, сладостном мире, и не желали возвращаться в этот грешный мир.

– Почтенный Даврон-ака, можно вас, дело важное, – как бы извиняясь, обратился придворный к чтецу, чалма и халат которого были почти новыми. На вид ему было лет за сорок.

Звонкий голос чтеца умолк; затем он встал с места и, прежде чем покинуть собрание, произнес: «О, братья мои, появились важные дела, я прошу вас продолжить наше богоугодное дело без меня».

Хозяин караван-сарая вышел наружу и закрыл за собой дверь. Глаза главного дервиша были красными. Но при виде человека эмира Даврон сразу пришел в себя, и его лицо приняло строгий вид. Было ясно: случилось что-то очень важное. По пустякам Алимхан не стал бы тревожить главу местных дервишей.

– Я пришел за вами, – тихо сказал посланник, едва они поприветствовали друг друга. – Сам эмир ждет вас во дворце.

– Я готов, мы можем ехать.

Вместе с придворным он выехал из ворот караван-сарая на туркменском скакуне и по дороге размышлял о предстоящей встрече с эмиром: «Зачем я понадобился правителю, ведь только вчера мы с ним тайно виделись в доме купца Абдуллы?» Там на словах Даврон лично передал эмиру сведения, собранные его дервишами в соседнем Самарканде и Ташкенте, где хозяйничают Советы. Алимхан, сидя на дорогих курпачах (одеяле), слушал внимательно. Правда, одно сообщение оказалось весьма неприятным для слуха правителя: большевики захватили Карши – крупный город Бухарского эмирата. И тут его глаза вспыхнули, и в гневе он стал проклинать этих «красных» безбожников – уже какой раз они обманывают бухарцев, заверяя о мире. Теперь уже не осталось сомнений, что войны не избежать. Затем обрушился на младобухарцев, называя их предателями, которые помогают большевикам, призывая народ Бухары к свержению государя. Взамен они обещают земной рай, где страной будут править бедняки. «Какая глупость, – возмущался про себя Даврон, следуя по улицам города за придворным, – да разве такое мыслимо, чтобы неученый люд управлял целой страной? Нет, без царя нельзя, иначе будет хаос, и тогда народ поубивает друг друга. Правильно делает наш эмир, что бросает таких смутьянов в зиндан (тюрьму) и предает их смерти».

В таких делах Даврон иногда оказывал услуги эмиру, поднимая простой народ на борьбу против младобухарцев, которые хотели видеть Бухару со своей конституцией и парламентом. И тогда религиозные фанатики нападали на дома младобухарцев, били их палками и даже закидывали камнями прямо на улице, на виду у соседей. При этом дервиши злобно кричали, что такова кара Всевышнего.

Проезжая мимо базара, Даврон заметил оживление: нынче народу стало больше. Так бывает всегда с наступлением жарких дней, когда созревают первые фрукты, овощи и люди спешат на базар. И обычно они собираются возле дехкан, которые разложили свои корзины и ведра на земле. Все знают, что у них дешевле, чем у лавочников.

На базаре было немало дервишей, так как здесь вполне можно кормиться. Даже жадные торговцы не смели отказать им в милости, боясь проклятий отшельников. Люди верят, что слова дервишей сбываются, не зря же их называют божьими детьми. Хотя дервиши бывают разные, но многие верно служат своему Учителю.

Почти всех членов своего Ордена Даврон знал в лицо – более пятьсот человек. Они верно служили главе общине, точно пророку, и исполняли любые его указы. Следуя вдоль базара, Даврон заметил в толпе своих дервишей. Они бродили между лавками и заводили с торговцами разговор о религии, погоде и затем, незаметным образом, затевали беседу о политике эмира, называя его тираном, душителем бухарского народа. Часть торговцев соглашалась с ними, и таким путем дервиши узнавали о настроении народа, а также имена врагов. Все эти сведения хранились в голове, и с наступлением темноты они возвращались в караван-сарай. Там, в своей келье, при лампе Даврон записывал пером наиболее ценные разговоры. Далее список с именами неблагонадежных людей и их словами доставлялся начальнику городской стражи Турсун-беку, близкому родственнику эмира. И тот с улыбкой на широком лице вручал Даврону мешочек золотых монет для нужд общины. Глава дервишей сдержанно кланялся и прятал деньги за пазуху. Свою службу он считал честной, потому что считал младобухарцев врагами народа, сеятелями безбожных идей.

Следуя за слугой эмира, Даврон очутился у входа в Арк – дворцовую цитадель на возвышенности с непреступными стенами. Там жил эмир со своими приближенными. Там же находилась ханская резиденция с гаремом и государственная казна. Массивные резные ворота были распахнуты, отряд стражников с длинными ружьями нес службу. Слугу Алимхана сразу признали и пустили вовнутрь.

Далее два всадника уже ехали по мощеной дорожке. Возле большого водоема, в тени густых чинаров, где с важным видом расхаживали павлины. А когда они стали близиться к канцелярии эмира, то решили обойти здание с другой стороны. Там, в саду, имелась желтая дверца, ее охраняла пара молодых стражников, которые сидели прямо на земле, ведя задушевную беседу. Но, завидев всадников, те вскочили с места и со своими ружьями вытянулись по стойке «смирно».

Слуга и Даврон вошли в узкую дверцу и по темной лестнице поднялись наверх, пока не оказались в светлой комнате – приемной канцелярии.

Увидав их, молодой секретарь, в новой тюбетейке и ярко зеленом халате, тотчас поднялся из-за стола:

– Почтенный Даврон-ака, пожалуйте, вас ждут, – и секретарь отворил одну из резных дверей.

Бесшумно дервиш ступил в широкую комнату, совсем не похожую на восточный стиль: над головой огромная хрустальная люстра, а напротив окон – два стеклянных шкафа, внутри яркая посудой, которой пользуются в Европе. Сам толстый эмир сидел в кресле за круглым столиком и рядом – полковник Николаев, в военном кителе с круглыми погонами и саблей на боку. Они вели важную беседу, склонив головы над столиком, и советник что-то объяснял, ведя карандашом по карте. Даврона они не заметили. И дервишу ничего не оставалось, как стоять у двери и ждать.

С минуты дервиш разглядывал комнату, хотя это был его второй приход. И опять он недоумевал: зачем мусульманскому правителю такая роскошь, тем более вещи из христианского мира. Что в них красивого? А может, подумалось дервишу, эта комната служит для приема русских гостей, которые до революции частенько бывали в Бухаре, а некоторые даже служили тут годами, подобно полковнику? Этого русского Даврон не раз видел то на базаре, то у военной канцелярии или в степи с солдатами. Он учил бухарцев военному делу.

– Великий эмир, вы желали видеть меня, – не выдержал Даврон и заговорил, иначе они могли подумать, что он подслушивает их тайную беседу. И дервиш с почтением прижал обе руки к груди, склонив голову.

Эмир и советник обернулись.

– Ты уже здесь? – изумился эмир. – А мы ждем тебя. Проходи, не стесняйся нас, садись рядом, вот на этом диванчике.

Даврон опустился лишь на край кушетки, обставленной вокруг шелковыми подушками – дервиши призирали роскошь и считали, что богатство развращает души мусульман, отвлекает от истинной веры. Об этом Даврон как-то обмолвился в беседе с эмиром, когда тот вызвал его на душевный разговор. И тогда повелитель дал дервишу разумное объяснение. Оказывается, красота дворцов нужна лишь затем, чтобы показать чужеземным гостям богатство и мощь Бухарского эмирата. Поэтому эмир вынужден строить такие дорогостоящие дворцы и приглашать мастеров из Европы, желая выглядеть не хуже других. Но тем нее менее Даврон остался при своем мнении, хотя и не стал осуждать эмира. Все-таки правитель – наместник Бога на земле.

Перед началом разговора Алимхан произнес краткую молитву во славу Всевышнего, и все сделали «Аминь». Далее, как того требует обычай, они спросили друг у друга о самочувствии, о семье. В ответ русский полковник был столь же вежлив и говорил по-таджикски: «Спасибо, слава Аллаху, жив и здоров». Дервиша это весьма тронуло.

– Да, хочу познакомить тебя с этим человеком, – произнес эмир, – его зовут Виктор Николаев. Он мой советник по военным делам. Его знания защитят нас от большевиков. Именно этому человеку мы должны быть благодарны за то, что наша армия смогла разгромить «красных» под командованием хвастливого комиссара Колесова и спасти Бухару. Ко всему Виктор – мой старый, верный друг. Мы познакомились лет тридцать назад в Москве. Тогда я был совсем молод, и мой отец – да благословит его Всевышний – послал меня учиться военному делу в кадетский корпус, желая видеть сына сильным правителем. Родитель мой оказался прав, там кое-чему я научился. И вот там и подружился с Виктором, мы учились в одном классе. Даврон, знай, я доверяю этому человеку всецело. Даже больше, чем своей родне. А знаешь почему? Он не метит на мой трон.

Вспомнив о юношеских годах, эмир глянул на полковника, и оба улыбнулись. Видимо, было им что вспомнить. Однако лицо Алимхана быстро сменилось и стало серьезным:

– А теперь о деле. Вот зачем ты понадобился. Хочу доверить тебе самое важное дело в своей жизни. Ни одна живая душа не должна знать об этом. Знай, я никогда не сомневался в твоей верности бухарскому престолу, и ты это доказывал не раз. Если не изменяет память, мы знаем друг друга более десяти лет, еще с Шахрисабза, помнишь, я тогда был беком этой области?

– Уже двенадцать лет, государь, – уточнил дервиш, с почтением приложив руку к груди.

– Я очень ценю твою преданность, ты почти святой человек. Побольше бы таких верных людей… А теперь о деле. Даврон, я посылаю тебя в Кашгар к нашему другу Эссертону – английскому консулу. Отвезешь ему письмо. Но прежде желаю знать: тебе доводилось бывать в Кашгаре, знаешь ли туда дорогу?

– Мои странствия как-то завели меня в тот город, правда, это было лет десять назад. Мы с братьями по вере отправились туда, желая почтить могилу святого Сулеймана. Дорогу туда не забыл, но путь не близкий, займет дней пятнадцать.

– Я к вашим услугам, повелитель, – едва успел сказать дервиш, заговорил Николаев:

– На сей раз дорога будет намного длиннее. Как известно, Ферганская долина занята большевиками, и вам придется идти туда через горы Памира. Этот путь длиннее, зато безопаснее. Времени у нас очень мало, и вы должны будете скакать и днем, и ночью.

Однако Даврон осмелился возразить:

– Если позволите, я все же незаметно проскочу через долину: большевики не станут обыскивать дервиша. Сейчас им не до святых отшельников, потому что они думают лишь о том, как защитить занятые города от нападения народных бойцов, которых они называют басмачами. Какая глупость, ведь они сами сущие разбойники!

– Нет, – твердо сказал эмир, – это очень секретное поручение. Письмо ни в коем случае не должно попасть в руки большевиков, а также к другим людям. Если появится хоть малейшая угроза этому донесению, ты должен уничтожить его любыми путями. Поэтому не будем рисковать – поезжай через Памир. Конечно, это займет еще одну неделю пути, – так мне спокойнее. Ты понял меня?

– Да, повелитель. Но есть вопрос. На обратном пути я должен привезти ответ на это письмо?

– Ты верно мыслишь. Еще раз хочу напомнить: в случае опасности, если не удастся сжечь письмо, ты должен разорвать конверт в клочья и съесть его.

– Все ясно, государь, когда мне тронуться в путь?

– Прямо сейчас, дело срочное, – и эмир наклонился к столику и раскрыл красную папку с золотистым гербом эмирата. Оттуда он извлек конверт, запечатанный сургучом. – Это письмо зашей в подкладку халата.

Даврон сунул его в халат, где имелись карманы. Затем эмир вручил дервишу мешочек золотых монет, опустив его со словами: «Это тебе на дорогу. Денег не жалей, мало ли что в пути может случиться».

– А это от меня, – сказал Николаев и протянул ему револьвер. – Это на случай, если нападут разбойники. Нынче развелось их всюду.

Даврон оказался в замешательстве, ведь ему никогда не доводилось держать в руках такое оружие, и бросил взгляд на эмира.

Алимхан согласно кивнул головой:

– Бери. С таким оружием легче избавиться от врагов, чем с ножом.

– О, повелитель, все будет исполнено.

– Весьма ценю твою преданность. А теперь, друзья мои, перед опасной дорогой вознесем хвалу Аллаху. Да хранит нас Бог в этом весьма трудном деле. Но прежде хочу спросить у Даврона: правду ли говорят, что ты знаешь весь Коран наизусть?

– Да, повелитель, – совсем тихо ответил дервиш, скромно опустив глаза, как истинный мусульманин.

– Знай, я завидую тебе. Должно быть, это самое великое служение Аллаху! – такой хвалой эмир решил взбодрить дух дервиша, хотя сам не отличался особой набожностью.

Опасная дорога

Когда Даврон вышел из кабинета правителя, то в приемной увидел все того же придворного слугу. Тот сидел на диване и вел тихую беседу с секретарем, рассказывая какую-то забавную историю. Лица обоих сияли. Завидев главу Ордена, слуга сразу встал с места и произнес:

– О, святой учитель, мне велено проводить вас.

Они покинули резиденцию эмира через тот же полутемный коридор и оказались на заднем дворе. Опять стражники не сразу заметили их и, сидя на корточках, о чем-то болтали.

– Эй, глупые ослы, чего расселись тут? – выругался придворный, и те вмиг вскочили. – Вы не на хлопковом поле, а на службе повелителя. Таких надобно гнать отсюда. Сегодня же я доложу вашему командиру.

– Смилуйтесь, господин! У нас семьи, дети, кто будет их кормить? Ты же сам мусульманин и должен понимать нас, – стали умолять молодые стражники.

– Ладно, на этот раз прощаю. Помните мою доброту, – уже мягче произнес придворный.

Вскочив в седло, Даврон с интересом глянул на слугу, который имел такой важный вид, будто он здесь большой начальник. Этот молодой человек пришелся ему не по душе, и дервиш отметил про себя: «Истинный мусульманин должен быть скромнее, даже если доверенный человек самого эмира. А впрочем, он такой же слуга, как и эти солдаты. На земле у каждого человека свое место, и оно предопределено свыше, дабы существовал порядок между людьми».

Слуга эмира простился с дервишем, и тот ускакал.

Спешно Даврон вернулся в свой караван-сарай. Въехав во двор, в конце двора, под виноградником, он заметил двух работников. Они сидели на стареньком коврике и вели между собой беседу с пиалой горячего чая. Эти люди сторожили товары заезжих купцов, которых с каждым днем становилось все меньше и меньше. Причина была в том, что большевики закрыли свои южные границы и всех торговцев объявили врагами Советской власти.

Заметив хозяина, они вскочили с мест и кинулись к нему с поклоном. Но озабоченный Даврон молча скрылся в своей просторной келье. Молящих братьев уже не было, и лишь юный помощник подметал комнату. Он доводился главе Ордена племянником, дядя привез его из родного кишлака, что рядом с Памирскими горами, и заставил учиться в медресе на богослова.

– Где Ахад, почему я не вижу его? – спросил Даврон.

– Он пошел проводить наших братьев и сказал, что по дороге сделает кое-какие покупки на базаре.

– Передай Ахаду, что несколько дней меня не будет, пусть исправно несет службу в мое отсутствие.

Даврон остановился у широкой ниши в стене и принялся укладывать свои вещи в хурджун – двухстороннюю матерчатую сумку.

– Если кто спросит обо мне, скажи: дядя уехал в Кабул.

– Будет исполнено, – ответил юноша и взял из рук дяди хурджун.

Они вышли во двор. Яркое солнце слепило глаза. Племянник забросил сумку на спину коня, у дерева.

По своей природе Даврон был немногословен и на прощанье лишь кивнул племяннику. Выехав за ворота, он рысцой поскакал по широкой улице между домами.

Предстояла долгая дорога, нужно было запастись едой, поэтому Даврон заехал на шумный базар. У ворот он сошел с коня и далее следовал вдоль лавок, где купил лепешки, орехи, кишмиш, курагу. Все эти мешочки с сушеными фруктами дервиш складывал в свой хурджун и затем быстро покинул базар.

Приближаясь к городским воротам, Даврон обратил внимание, что вход в Бухару теперь охраняет целый отряд солдат с новыми короткими винтовками. Они лениво сидели у стены и разглядывали прохожих, дехкан из ближайших кишлаков. Те уже сбыли свой товар и возвращались домой с другими товарами на ослах или пешком. Двигаясь верхом среди толпы, Даврон поднял голову и на крыше башни увидел двух дозорных солдат с биноклями. Один из них смотрел в степь, откуда могли внезапно нагрянуть русские солдаты. Второй, совсем еще молоденький, забавлялся чудесной техникой, разглядывая в окуляр дворы горожан. Там иногда раздетые женщины мыли свое тело, склонившись над широким тазом. И вот стражник застыл с восторженной улыбкой. «Видимо, это дурачок увидел то, чего хотел, или просто знакомого, – решил про себя Даврон. – Вот глупец, да разве можно таких ставить на столь важные места? Об этом надо будет довести до слуха эмира». Поведение стражника явно расстроило дервиша, и он злобно сплюнул в сторону. Однако рядом сразу раздался возмущенный голос:

– Эй, дервиш, ты чего плюешься на моего бычка, что он сделал тебе плохого? – с негодованием произнес какой-то старик в изношенном халате, еле поспевая за своим животным на поводке.

– О, отец, тысячу извинений, я не заметил его.

– Как бы не сглазил бычка, ведь я его только купил.

– О, отец, не стоит беспокоиться. Поверьте, у дервиша слюни святые, ведь мы божьи дети.

Недовольный старик ничего не ответил.

Оказавшись за высокими стенами города, дервиш ударил коня плетью и ускакал по выжженной Каршинской степи в сторону Афганистана. Его путь лежал через родной кишлак дервиша.

Спустя три дня он добрался до родных мест, кишлак Дурмен. Все люди кланялись святому Даврону. В большом дворе, в нескольких комнатах жили его престарелые родители, жена и шестеро детей. Кроме добротного дома, в длинных сараях вдоль стены содержались лошади, три коровы, пять бычков и около ста баранов. Жизнь этой семьи текла в большом достатке, ведь Даврон владел караван-сараем в самой столице. Ко всему же его Орден получал немалые пожертвования от состоятельных горожан, а бедняки отдавали свои земли, дома и становились дервишами. Однако сам Даврон, следуя заповедям общины, вел скромный образ жизни и того же требовал от своей родни.

По обыкновению глава общины задерживался дома не более недели, пока не надоедали домашние, и затем возвращался в город к своим братьям по вере. Первыми его увидели два малолетних внука, которые играли в орехи, выбивая их из круга. С радостными криками: «Дедушка приехал! Дедушка приехал!» они подбежали к нему, зная, что тот непременно угостит сладостями. Дед обнял их, и на его лице появилась легкая улыбка, что случалось редко. Получив леденцы, детвора с радостными криками побежала в дом, чтобы сообщить приятную весть. Из разных комнат разом вышли жена, дочки, взрослые сыновья с женами.

Уже в своей комнате Даврон отдал жене мешочек с серебряными монетами. Столько же денег он вручил отцу, поставив перед ним на дастархане (скатерть), пока женщины готовили в большом казане плов. Даврон с сыновьями сидел на тахте напротив родителей, которые с волнением расспрашивали сына о тревожных событиях в Бухаре, а также на соседних землях, где власть русского царя пала и каким-то странным образом перешла в руки нового царя по имени Ленин.

– Говорят, новый царь из простой семьи и желает осчастливить весь бедный народ. Это правда, сынок? – спросил отец.

– Не верьте этим разговорам. Такие лживые слухи со злым умыслом, их распускают большевики, и в этом им помогают наши безбожники. Они продались шайтану Ленину и теперь хотят казнить нашего эмира, а ведь власть ему дана свыше. Не верьте им. Разве большевики – люди, если расстреливают даже наших мулл? Лучше царской власти не может быть ничего, только дело в том, что одни правители бывают добрые, а другие – жадные и жестокие. Наш эмир – справедливый, я его хорошо знаю.

– О, сын мой, ты знаком с самим эмиром? – крайне изумился старик, вытаращив глаза, а за ним и остальная родня.

Даврон прикусил язык, но было уже поздно. О его связях с правителем знали единицы. А о том, какие именно поручения эмир дает дервишу, и вовсе никто. Конечно, родне можно довериться, и все же среди них всегда найдутся болтуны, которые любят хвалиться.

Взоры всех были обращены к Даврону, а тот не спешил с ответом.

– Как вам сказать, я не имел чести быть с ним знаком лично, но не раз видел его с близкого расстояния, вот как вас, – соврал Даврон.

Дервиш понимал: ложь для истинного мусульманина – это немалый грех. И все же он считал, что такой обман дозволен, если речь идет о благе страны и ее правителя. А поскольку власть дана эмиру свыше, то такой грех можно простить.

– Сын мой! Тебе, должно быть, уже известно о том, что на днях Советы захватили Карши, а значит, эти кяфиры уже совсем рядом. Как бы они не явились в наш кишлак. Что будет с нами? Говорят, Советы не любят богатых людей и отбирают у них все имущества, а тех, кто недоволен, бросают в зиндан.

– Самое главное, вам нужно держаться от политики как можно дальше. Это очень опасно. Деньги свои спрячьте в надежное место. Большевики грабят не только богатых, но и у зажиточных дехкан, говорят, отбирают и деньги, и муку, и скотину. Потому я советую всем продать своих быков, баранов и вырученные деньги перевести в золотые монеты. Такая осторожность не помешает, кто знает, как все обернется.

– А может, нам уехать в город? – спросил средний брат.

– Нет надобности. В кишлаке мало политики, и потому не так опасно, как в городе. Даже Бухара не вечна, как бы и она не оказалась в руках «красных». Обстановка в мире совсем нехорошая. Так что пока сидите здесь. Но век большевиков будет недолгим. Умные люди говорят, что Советам не удержаться у власти, потому что народ не любит их. О нашем разговоре никому не болтайте. В столь тяжкое время нужно чаще обращать свои взоры к чертогу Всевышнего. Молитесь и за нашего эмира – пусть его власть будет крепка. Да, вот еще что, теперь одевайтесь беднее, пусть люди думают, что от вас отвернулась удача. Вот и плов несут, давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Молодые невестки принесли три блюда плова с ароматным паром. Затем жены окликнули своих детей, которые играли в большом тенистом саду. Женщины и остальные домочадцы расположились отдельно от мужчин, на глиняной возвышенности, покрытой туркменским ковром.

После жирного плова и беседы мужчины опять остались одни. Женщины ушли на кухню, а детвора – к своим забавам.

Когда стало темнеть, Даврон решил уйти к себе:

– Отец, завтра с рассветом я отправлюсь в дальний путь по важному делу. Перед дорогой мне нужно хорошенько отдохнуть. Прочтите благодарственную молитву, пусть Аллах бережет всех нас, своих верных слуг.

После Даврон спустился с тахты и сказал родителю, задумавшись:

– Отец, знайте, что ваш сын важный человек, хотя и носит халат нищего. Одежда – всего лишь тряпка, которая закрывает наготу моего тела.

– Сын мой, по твоим словам я чувствую это, и все мы гордимся тобой. К тому же в последние годы твои доходы намного выросли, значит, ты стал там очень важным человеком.

На душе сына стало весело, хотя лицо осталось суровым, и он ушел к себе.

С первыми лучами солнца Даврон оседлал любимого коня, перекинув через седло хурджун, ускакал в сторону синих Памирских гор.

К таким путешествиям дервиш был привычен. Ночь проводил, где застигнет его темень. Если в горах, то под скалой или каким-нибудь деревом. Если в степи – рядом с конем под открытым небом, а в кишлаках находил себе место под крышей чайханы.

Чем дальше он удалялся в глубь высоких гор, тем реже попадались селения. Памирцы ему нравились. Горные жители при своей бедности были к нему всегда добры, особенно из-за знания Корана.

На восьмой день ему стали встречаться странные горцы – кяфиры, которые до сих пор не приняли ислам и сохранили какую-то свою, древнюю веру в разных богов. Дервиш презирал этот народ. Даврон ехал мимо их каменных домов и на гостеприимство кяфиров не отвечал, будто они не существовали. Он не желал заходить в их жилища и принимать пищу из рук неверных.

Высоко в горах, возле длинных языков ледника, стало холоднее, и ночью он уже прятался в расщелине какой-нибудь скалы, укрывшись шерстяным одеялом. При этом дервиш питался лишь сушеными фруктами и черствыми лепешками, замачивая их в бурлящем потоке реки, который с грохотом катил вниз валуны. Такой образ жизни нисколько не смущал его. Наоборот, в такие мгновения дервиш чувствовал себя ближе к Богу. А когда ему нужно было расслабиться от долгой, утомительной езды, Даврон сворачивал с дороги, ложился калачиком на камень и читал про себя молитву. Через некоторое время он мог опять двигаться в путь, чувствуя прилив сил во всем теле.