Мастер и Воланд

Иногда Воланд возвращается,

Если хорошие люди молчат.

Так говорил Эдмунд Бёрк.

ЗАМЫСЕЛ

Москва, 1929 год. Минуло уже одиннадцать лет, как большевики совершили в России государственный переворот и захватили власть. Уже позади гражданская война, которая унесла сотни тысяч жизней, хотя от разрухи страна до сих пор не оправилась. Чтобы прокормить город, большевики отбирают у крестьян зерно. В селах начинается массовый голод. Кто не отдает, тех под конвоем в товарных поездах ссылают в Сибирь. В лагерях заключенные живут в деревянных бараках, спят на нарах. В крае вечного холода их заставляют рубить леса – и не важно, мужчины это или женщины, юноши или старики.

Однако в самой Москве живется не столь плохо, как в провинциях. В столице люди посещают театры, кино, издаются газеты, книги. И с каждым годом новая власть крепнет: растет армия и количество чекистов НКВД (спецслужба). Тем не менее, интеллигенция живет тайной надеждой, что однажды усталый народ восстанет и сметет власть коммунистов.

В этот летний день, как обычно по утрам, корреспондент газеты «Гудок» Булгаков спешил на работу. В руке – старый кожаный портфель, который достался ему от отца, профессора богословия в Киеве. Михаил был средних лет, голубоглазый, в широких серых брюках и светло-желтой рубашке. Так как время было утреннее, то улица Маркса была оживленной, а по дороге неслись редкие автомобили чиновников и трамваи с громкими сигналами. Вдруг сзади Михаил услышал выкрики людей и резко обернулся, как и другие люди, и застыл на месте. В их сторону двигалась колона молодых рабочих: парни и девушки с транспарантами и плакатами. А впереди не спеша двигался грузовик, на борту которого спереди был укреплен большой цветной плакат. На нем изображена Дева Мария с большим животом – беременная, и под ним – синим цветом надпись: «Блудница!» Там же у двух бортов стояли две девушки-комсомолки, правда, одетые, словно Дева Мария: на голове – белый капюшон, а тело укрыто голубой накидкой. Время от времени девушки раскрывали свой балахон, и прохожие замечали их обнаженные тела с темным пятном на лобках. При этом девушки улыбались, как это делают проститутки.

На тротуаре потрясенные люди не могли поверить своим глазам. Хотя им было известно, что большевики объявили войну церкви, так как идеи христианства не соответствуют коммунистической морали. И всё же причина была в другом – в одном государстве не могут существовать две морали. Отныне место учителя Иисуса Христа должен занять вождь коммунистов Ленин, который скончался пять лет назад. И народ обязан жить по его принципам, по идеологии коммунистов. «Так они укрепляли свою власть», – сказал вслух Булгаков, и рядом стоящий интеллигент – в пенсне, в черном костюме и шляпе – сплюнул в сторону комсомольцев:

– Ироды, совсем не ведают, что творят, все человеческие качества утеряли.

Рядом стоящая барышня средних лет, в шляпке с вуалью тоже возмутилась:

– Это же просто вакханалия! Наверно, грядет эпоха сатаны, – и спешно зашагала прочь, не желая видеть столь гнусную картину.

– Вот и дожили до такой дикости, – произнес Михаил и закурил сигарету.

Однако на тротуаре были и другие голоса. Это веселые возгласы молодых рабочих парней, у которых сверкали глаза от увиденных «живых» лобков. «Вот это по-нашему! Да здравствует свобода!»

Хотя за последние годы журналист Михаил Булгаков видел много безобразий со стороны новой власти, но это никак не укладывалось в голове. Столь безрассудное святотатство потрясло Михаила до глубины души, и он с отвращением проводил эту веселую колонну. За грузовиком двигалась колонна воодушевленных комсомольцев в серых куртках, на груди – красные значки, а у девушек на головке – алые платки. Символ коммунистов – цвет крови. В толпе несли еще один большой плакат, где был изображен Иисус Христос с глупой улыбкой на лице, и внизу надпись: «Мошенник!». При этом они выкрикивали лозунги: «Долой Иисуса – мошенника! Нет Бога, нет религии! Смерть попам – обманщикам народа!»

Булгаков шагал дальше, нервно куря сигарету. Эта сцена слишком встревожила его. Хотя Михаил был неверующим человеком, но почитал моральные принципы христианства. В этой религии ему нравились идеи общечеловеческих ценностей, как «не убий», «не желай чужого имущества», «любовь к ближнему». С приходом власти коммунистов всё это стало уходить из жизни России. Подобные бичевания церкви начались еще год назад. Стали заколачивать двери церквей, сажать в тюрьмы священников; иных расстреливали – за ними по ночам приезжали чекисты на автомобилях и увозили. Больше они домой не возвращались. Просто исчезали. А совсем недавно взорвали два больших храма. Булгаков, как журналист, был там и видел, как рабочие на грузовиках увозят обломки храма. Люди стали бояться ходить в церковь и молились дома.

В раздумье Булгаков не заметил, как очутился у своей редакции. Это трехэтажное желтого цвета здание, где краска местами осыпалась. Здесь были редакции разных газет и журналов. На первом этаже находилась его редакция «Гудок». Взволнованный, он вошел прямо в кабинет редактора Остроумова – лет пятидесяти, с широкой лысиной. Сев напротив, он начал рассказывать об увиденном на улице Маркса, где комсомольцы глумились над верой православных людей. И, закончив, твердо заявил:

– Николай Ефимович, позволь, я напишу на эту тему фельетон, уже молчать невозможно, до чего дошли коммунисты. Разве это мыслимо: Дева Мария – это проститутка, блудница. В России уже ничего святого не осталось.

– Без всякого сомнения, это просто безобразие, даже хулиганство. Но оно исходит «сверху». Я уже не раз говорил тебе и другим: я не могу идти против партии. Они не простят мне этого. Раньше нас защищали товарищи Каменев, Зиновьев – более образованные люди, однако Сталин оказался сильнее и смог их сместить со своих постов в правительстве. Теперь у них мелкие должности. А со Сталиным нужно быть осторожным. Хоть он улыбается всем, но опасен и хитер, ведь даже с могучим Троцким сумел расправиться и сослать его в ссылку в далекий Казахстан. А ведь в первые годы революции авторитет Троцкого был выше, чем у Ленина. Теперь вся власть в руках Сталина, он – наш бог.

– Какой бог, он просто тиран, как все они.

– Ладно, я даю тебе добро на этот фельетон, но пиши об этих безобразиях мягко, как будто ты сомневаешься, это хорошо или плохо. Прикинься эдаким наивным журналистом. Иначе мы не сможем напечатать. Я не хочу, чтоб нашу редакцию закрыли, как и другие, которые не прислушивались к советам товарищей из партии. Я не хочу, чтоб моя семья осталась без куска хлеба и голодала. Мы все в таком положении. Ты – тоже. У меня хоть жена имеет работу, а твоя – чем она занята, как и многие люди, сидит на барахолке?

– Но если нет острых статей, то газету не будут покупать.

– Согласен с тобой, но у нас нет выбора. Сталин – очень опасный человек. Два дня назад я виделся с писателем Пильняком, он мне рассказал удивительную историю. Он уверяет, что Сталин решением Политбюро настоял, чтобы командующему Фрунзе сделали операцию по удалению язвы желудка, хотя тот был против. Как тебе известно, он умер на операционном столе. Теперь и армия в руках Сталина, не говоря про НКВД.

– Меня внутренние дела коммунистов мало интересуют. Чем больше они убьют друг друга, тем лучше.

– Ты не прав, когда в партии было коллективное руководство, мы могли слегка критиковать, иногда говорить правду, а теперь этого почти нет. Сталин стал единоличным правителем. Еще есть надежда на Бухарина и Рыкова, которые еще могут с ним спорить, хотя они тоже побаиваются его.

И тут в кабинет с шумом вошли два молодых корреспондента, и редактор, не договорив, резко сменил тему:

– Я думаю, в этом вопросе товарищ Сталин в чем-то прав.

– В чем прав Сталин? – спросил один из корреспондентов с широкой улыбкой.

– В вопросах религии.

– Помилуйте, Николай Ефимович, что вы говорите, они даже арестовывали архимандрита Тихона, потому что он не согласен с политикой коммунистов.

Другой сотрудник добавил:

– А взрывы храмов? Они даже это засняли на кино.

– Значит, коммунисты уверены, что действуют правильно, – сказал редактор, – у них свое видение, свои убеждения.

Тут Михаил пояснил:

– Христианство – это не идеология, это нравственные проповеди о добре, о любви к ближнему. Почему коммунисты так ненавидят религию? Они хотят завладеть душами людей, а религия им мешает. Поэтому они обливают ее грязью.

– Может, и так, – сказал редактор, – давайте работать. Итак, Михаил, у тебя есть тема, занимайся. А вы, двое, куда собираетесь?

Булгаков покинул кабинет. Выйдя из здания с портфелем, он кинулся догнать антирелигиозную колонну комсомольцев, чтобы описать весь ход этого шествия. Затем он побывал на месте сноса еще одного храма XVII века, там была груда развалин. Старики и старушки стояли рядом и плакали. Они рассказывали Михаилу, как в этой церкви крестили их, а также их родителей и бабушек.

Когда настало обеденное время, журналист зашел в дешевую столовую, которая прежде была рестораном, с богатой лепкой на стенах и потолке, покрытую золотой краской. Там Михаил заказал тарелку борща без мяса и два куска серого хлеба.

Оттуда он зашагал в сторону Патриархии, чтобы взять интервью у какого-нибудь важного сановника. Во дворе огромного храма «Христа Спасителя» Михаил застал помощника архимандрита Тихона, старика лет семидесяти, в черном одеянии, без головного убора и длинной светлой бородой. Он давал указания двух молодым монахиням. Как только те ушли, он обратился к старцу. Тот согласился ответить на вопросы корреспондента.

– А вы не будете записывать? – спросил священник.

– У меня хорошая память.

– В таком случае, погуляем между соснами, дубами. Нынче столь тревожное время для нас, что я забыл, когда гулял тут.

– Ваша светлость, я хочу сразу предупредить, что из нашей беседы мы не всё сможем опубликовать: наш редактор опасается за газету.

– Я понимаю Вас, хотя то, что Вы осмелились явиться к нам, уже хорошо.

Около часа они вели беседу, и в конце помощник Тихона спросил:

– Я заметил, что Вы маловерующий человек, хотя к вере относитесь уважительно.

– Раньше я был атеистом, но нынче я стал чувствовать, что Россия без христианских заповедей погибнет. Хотя в загробную жизнь я не верю.

– Вы не верите, потому что оттуда еще никто не возвращался. Надо помнить, что вторая часть нашей жизни, то есть продолжение, – это духовная форма нашего бытия.

В конце беседы отец Вениамин произнес фразу, которая запала в душу Михаила:

– Если большевики отказываются от Иисуса, то ему на смену явится Сатана. Это место пусто не бывает, он тоже борется за души людей. И Сатана также будет делать добро, иначе он не сможет вести народ за собой, хотя истинные его цели – это черные дела.

ЛУНА

Ближе к вечеру Булгаков вернулся домой. Он вошел в подъезд и поднялся на второй этаж. Дверь открыла жена Люся – в розовом халате, с улыбкой. Он вошел в темный коридор коммунальной квартиры, в конце которой находились общая кухня и ванная на четыре семьи. До переворота эта квартира была собственностью профессора медицины, но затем коммунисты стали отбирать жилье у состоятельных граждан и делить между рабочими, так как именно этот класс являлся опорой власти. Так, старому профессору Бирс с его женой оставили лишь одну комнату. Старики радовались лишь одному – что их дети успели сбежать в Германию. Вскоре профессор умер, и вдова осталась одна. Другие комнаты достались работнице фабрики – Варваре с пятилетней дочкой, которую мать брала собой на работу, а также две комнаты – семье милиционера с женой и сынишкой. И год назад освободившуюся комнату отдали корреспонденту Булгакову. Как оказалось, ранее эту жилплощадь занимал доцент университета Муравьев – историк, который был уволен за свои антисоветские взгляды и лишился квартиры. Когда Булгаков узнал об этом, то попросил своего редактора подыскать ему другую комнату. Остроумов возмутился: «Разве ты не знаешь, с каким трудом досталась тебе эта комната? Или забыл, где жил до этого?»

Как только супруги Булгаковы зашли к себе, он сразу бросил портфель на пол, заключил Люси в объятия и припал к ее губам. А она начала расстегивать пуговицы на его рубашке, затем скинула со своих плеч халат и молча, с лукавым взглядом, повела мужа к кровати. «Сегодня я хочу по-парижски», – сказала супруга по-французски, словно девица легкого поведения, и села на тело мужа.

– Только прошу, тише, – напомнил муж, и, как обычно, жена ответила:

– Это не в моей власти, – не знаю, как получится на этот раз.

– Ах ты, распутница! – тихо засмеялся Михаил.

– Да, я такая, – в шутливом тоне ответила она, – не зря я жила во Франции.

– Это ты у Мопассана научилась?

– Не успела, его уже не было в живых.

И оба тихо рассмеялись.

Вскоре на кухне Люси с двумя женщинами уже готовили еду. У каждого – свой примус. Сначала они лили туда керосин через воронку и начинали качать воздух, когда огонь вспыхивал. Уже затем ставили на него кастрюлю с водой и опускали туда картошку и морковь. Когда Варвара приготовила кашу и ушла к себе с кастрюлей, госпожа Бирс тихо заговорила:

– Вы знаете, у меня пропало серебряное кольцо с дорогим камнем, я забыла его в ванной комнате, а когда вернулась, то там не оказалось. Мне думается, это дело рук Варвары или жены милиционера. Как мне быть?

Не успела Люси открыть рот, как за спиной услышала злобный голос Варвары, которая стояла в дверях.

– У вас, бывших буржуев, во всем виноваты мы – пролетарии. Это вы говорите от злости, что нынче власть в наших руках. Эту историю с кольцом, я уверена, придумала это злая Баба-яга, чтобы нас очернить – мол, смотрите, какие они воришки. Мы – простой народ, нам дорогие украшения не нужны. Поняла?

– Я не желаю с Вами говорить, я разговариваю с Люси, а не с Вами.

– До революции вы глядели на нас с презрением, и теперь не можете привыкнуть, что мы управляем вами, бывшими капиталистами.

– Мой муж был профессором, а не капиталистом. И, самое главное: сначала вы научитесь как следует убирать за собой унитаз, а затем будете управлять страной.

– Сама ты вонючка, – с визгом произнесла работница, – таких, как ты, надо в тюрьму сажать, от вас нет никакой пользы.

И тут Люси прервала их ссору:

– Милые соседи, ну хватит, всё-таки живете под одной крышей, в одной стране. Не надо обижаться из-за мелочей. Всё, забудьте свои обиды.

За год жизни в этой коммуналке Люси научилась их успокаивать, иногда делая мелкие подарки соседям, тем самым располагая их к себе.

Когда Люси вернулась в свою комнату, Михаил сидел за столом и писал фельетон об увиденном. Жена поставила кастрюлю на розовую скатерть и разлила суп по тарелкам. За обедом муж рассказал о шествии на улице Маркса – блудная Мария, обнаженные комсомолки с черными лобками.

– О Господи, что творится, коммунисты совсем голову потеряли. Как можно, ведь тысячу лет это были наши святыни… Я не совсем верующая, и всё же так нельзя. Хотя в поведении этих комсомолок нет ничего странного. Сама Коллонтай – вождь пролетарских женщин – вот что пишет: теперь женщины свободны и сами решают, с кем спать сегодня и завтра. А брак надо отменить как отжившее, это капиталисты придумали. Главное в жизни – служить партии коммунистов.

– Это еще ничего! Вот что она сказала на одном из женских собраний: «Вот, к примеру, я беременна – и не знаю, от кого. И это не важно – это пережиток прошлого». Совсем с ума сошла со своей любовью к партии.

– Сегодня, после увиденного, тема религии стала для меня очень важной. Если из нашей жизни исчезнут заповеди Христа и заменят их коммунистическими проповедями, то для России наступят черные дни. Как жить без добра, без любви друг к другу?

– Ты стал слишком пессимистичным, ведь у коммунистов тоже есть мораль добра, любви.

– Да, есть. Церковь призывает любить людей. А наша власть заявляет, высшая ценность – это любить идеи Ленина. Заметь, даже не своих близких, родных людей, а быть преданным лишь партии. Я считаю, что без Иисуса Христа нам нельзя. Особенно сейчас, когда народ разделен на два лагеря: пролетарский и интеллигенцию, и в своих речах коммунисты так и стравливают рабочих против нас. И всё это – когда у многих нет работы, люди злые, экономика слаба, кругом бедность.

– И это говоришь ты, почти неверующий человек?

– Мое мнение начинает меняться. То, что увидел сегодня, меня потрясло. До сих пор не могу прийти в себя. Всё думаю, как написать свой фельетон, чтоб выставить на обзор гнусные дела коммунистов и комсомольцев и при этом лишь слегка задеть власть. Иначе редактор не пропустит, он предупредил меня.

– Ну, насколько я знаю, ты мастер на такие хитрости, – улыбнулась жена, убирая посуда со стола.

– Пока мне это удается, но мои фельетоны начинают всё больше раздражат власть.

– Будь осторожен, если ты останешься без работы, то мы окажемся на улице и помрем с голоду.

– Это и сдерживает нас, газетчиков, писателей, писать правду жизни, хотя вокруг столько безобразия, а мы лишь намеками пишем. А ведь об этом надо кричать на всех углах.

– Ой, давай не будем говорить о политике – это опасно, и я устала… Лучше – о театре, о литературе. Да, как у тебя продвигается твой роман «Белая гвардия»?

– Почти закончил, но вот вопрос, смогу ли его издать, ведь тема запретная. Коммунисты не хотят вспоминать о прежней жизни, когда людям жилось гораздо лучше, но у них ностальгия. Вот этим я и хочу воспользоваться. В душе мы все мечтаем вернуться в прошлое, даже рабочий класс, не говоря о крестьянах, которые голодают в своих селах.

– Говорят, в деревнях уже умирают люди. Как такое возможно? – и жена села рядом.

– Коммунисты уже какой год отбирают у них зерно подчистую, теперь им нечего сажать, да и на еду не хватает. Этим хлебом город кормят и еще продают за границу. Главное для них – чтобы город не взбунтовался, а с бунтующими крестьянами Красная Армия легко справляется. Однако если крестьянство объединится, то оно одолеет власть большевиков.

– Какой год об этом мечтает интеллигенция, но не происходит. С каждым годом надежды тают. Я очень жалею, что поверила советской пропаганде о светлой жизни и вернулась в Россию. К нам туда приезжали деятели советской культуры и заверяли, что в России всё хорошо, как прежде. Мы верили этим подлым людишкам, которые оказались просто пропагандистами. Даже заверяли, что если нам не понравится, в тот же день сможем вернуться в Париж. Это оказалось ловушкой.

– Я удивляюсь, как вы могли клюнуть на такое? Коммунистам очень не нравилось, что вы за рубежом ругаете Советскую власть, а ведь они мечтают о кредитах в Европе, Америке для строительства новых заводов. Иначе страну ждет бунт, а значит, захват власти народом.

– Ладно, я пойду на кухню мыть посуду. Вроде мы не хотели говорить о политике… Только одно расстройство.

Когда Люси вернулась из кухни, муж писал на желтых листах. Жена легла на кровать и раскрыла книгу Золя. И тут она вспомнила:

– Ты знаешь, сейчас на кухне Люба готовила в кастрюле курицу, такой вкусный запах, аж слюнки потекли. Наверно, муж у кого-то отнял, ведь он милиционер.

– Вот когда издам свою книгу, то и на нашем столе будут и курица, и мясо.

– Скорее бы этот день настал! Вся надежда – на твой роман.

За окном стало темно, и Михаил зажег лампу на столе. Спустя час Люси заснула, книга лежала у ее лица. Закончив черновой вариант фельетона, Булгаков отложил листы в сторону, налил в чашку чая и продолжал свои размышления о религии. Он вспомнил разговор с отцом Вениамином, то есть его слова: «Если отказаться от Иисуса, то его место сразу займет дьявол, ибо это место пусто не бывает».

Затем с чашкой Михаил подошел к открытому окну. На улице стояла темень, и лишь слабый свет – в окнах людей, словно в этом черном дьявольском просторе лишь свет лампы в домах говорил о том, что там еще теплится божья искра. «Если коммунисты изгнали Иисуса, то нынче Россией управляет Сатана, – заключил Булгаков, – и его имя – Иосиф Сталин? Значит, нами управляет Сатана, диктатор. Тогда куда же девался Иисус с идеей о добре? Он исчез? Нет! Дело в том, что тьма не может существовать без света». И тут Михаил обратил свой взор на светящуюся Луну в темном небе. «Вот где сейчас обитает Иисус, хоть далеко от нас, и всё же светит, хотя его лучи слабо греют сердца людей. Но он дает нам надежду, как луч света в темном царстве. Да, сегодня его власть совсем слаба, и балом правит Сатана. Эту мысль мне следует донести до людей, чтобы они поняли, кто на самом деле управляет ими. Любой диктатор – это Сатана, и единственная его цель – удержаться у власти как можно дольше. Безграничная власть позволяет ему грабить страну и карать своих противников – честных людей, которые хотят изгнать зло».

Такая философская мысль так захватила его сознание и душу, что он решил написать роман на эту тему и тем самым раскрыть людям глаза. Если Россией управляет Сатана, но такая страна обречена, у нее не может быть светлого будущего, как обещают коммунисты. Людям не следует отворачиваться от церкви, от Иисуса. Тогда Сатана станет еще сильнее, и изгнать его будет крайне трудно. «Каждый честный человек, если таковым себя считает, должен хоть как-то бороться против Зла. И этот роман – моя борьба за будущее России». Эта мысль сильно взволновала писателя, автора повести «Собачье сердце». Еще час он стоял у окна, разглядывая то тьму, то Луну.

Внезапно из соседней комнаты донеслись женский крик и плач ребенка. Михаил вздрогнул и глянул на жену, которая вмиг открыла глаза.

– Это Люба, опять муж явился со службы пьяным и бьет ее, – сказал Булгаков. – Как это надоело, может быть, поговорить мне с ним?

– Ты уже один раз это сделал, и он чуть не посадил тебя в тюрьму. Ты хочешь, чтобы в этот раз милиционер тебя точно посадил?

Женский плач и брань ее мужа – стражника порядка – длились минут пять. Оба супруга сидели за столом и читали книгу, заткнув уши ватой. После всё стихло.

– Наконец-то, – легко вздохнула жена, – давай спать, хотя какой тут сон, – и снова принялась за свою книгу.

Вскоре жена легла спать, Михаил снова вернулся к окну и уставился на темень и Луну. Возникшая мысль об Иисусе, о Сатане, о Сталине не давала ему покоя. Так длилось более часа. Так возник замысел будущего романа. Затем он резко вернулся к столу, взял из стопки бумагу и спешно записал: «Роман. “Явление Воланда в Россию”». Первую главу он назвал «У Патриарших прудов». И стал писать: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке». Затем он задумался, и возник образ второго героя, и его тоже описал. Эти люди были ему знакомы: один – пожилой редактор, другой – молодой поэт из рабочих. Писалось легко и свободно, хотя автор еще не знал, какой будет следующая глава и чем завершится весь роман.

Когда Михаил закончил первую главу, то стальное перо опустил в пенал, устало открыл крышку серебряных часов и глянул на циферблат. Время близилось к четырем утра. Затем он бесшумно залез под одеяло жены и не заметил, как заснул.

Обычно Люси просыпалась поздно. Увидев спящего мужа, она тихо поднялась с кровати, накинула на плечи халат и подошла к столу. Там лежали исписанные синими чернилами листы. Было ясно: муж работал до глубокой ночи. Вообще, он любил работать по ночам в тиши, когда квартира замирала. Правда, бывало, что сосед сверху, молодой слесарь с женой, устраивали гулянку, и тогда гармошка гремела до полуночи, сотрясая потолок. В такие часы Михаил и Люси отправлялись в гости к друзьям.

Михаил проснулся ближе к полудню, на столе его уже ждала тарелка манной каши. Жена пила чай. Миша сел рядом и произнес со сверкающими глазами:

– Вчера ночью меня озарила идея написать роман о дьяволе, который решил посетить нас, Россию.

– А что, вполне разумно, если раньше мы молились Иисусу, то теперь станем поклоняться дьяволу. Довольно интересный замысел, мне нравится.

– Я рад, что мой замысел понравился тебе.

Михаил хотел сказать еще о Сталине, который предстанет в его романе в образе Сатаны, но почему-то воздержался. Такая мысль была слишком опасной. Если о ней узнают в НКВД, то тюрьмы ему не миновать. Он доверял жене, и всё же… пока не стоит говорить. Когда Люси со своим бывшим мужем – публицистом и другими писателями, журналистами вернулись в Россию, то гуляли смутные слухи, что они как-то связаны с НКВД. Ведь именно это ведомство организовало их возвращение домой. Михаил верил Люси, иначе бы не женился на ней. «Возможно, другие имели связь с чекистами, но не она», – говорил он себе. «Будет лучше, – решил Булгаков, – если об истинном замысле романа никто не будет знать, пусть читатели сами догадаются. Сам сюжет должен привести их к этой мысли. Задача очень сложная».

– Я очень надеюсь, что этот роман принесет тебе славу, деньги. Мы купим свой дом, будем к себе приглашать известных людей, а летом отдыхать на берегу Чёрного моря. Это моя мечта!

– А для меня самое главное – я брошу свою работу в газете, и дома в своем кабинете, в тишине буду писать свои произведения. Есть уверенность, что с этим романом у меня всё получится, если коммунисты не станут мешать. Только это пугает меня.

– Избегай острых сцен, диалогов, если даже важно для тебя. И вообще, у тебя богатая фантазия, пиши про любовь, детективы, фантастику – люди любят такое, это быстрее принесет тебе славу, деньги.

– Деньги всем нужны, но я не хочу дешевую временную славу.

– Ты хочешь стать Достоевским, Толстым?

– Да, хочу писать, как они.

На это жена засмеялась, а Михаил ответил:

– Я знаю, ты не веришь в это, и все же я стану настоящим писателем, как наши классики.

– А мы это сейчас проверим. Я вижу, ты уже написал одну главу, ну-ка, прочитай, как тебе известно, во Франции я работала в литературной редакции и способна оценить текст.

– Ладно, только убери со стола кастрюлю и тарелку.

Ему хотелось узнать, догадается ли жена, что в образе дьявола по имени Воланд скрывается Сталин.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Михаил взял в руки лист и стал читать. Вдруг остановился и сказал:

– Название первой главы нужно изменить, пусть она будет называться «Никогда не разговаривайте с неизвестными». Тем самым я хочу намекнуть читателю, что в советской стране опасно говорить с незнакомыми людьми, кто знает, может быть, это агент НКВД, а ты ему сболтнешь лишнее – скажешь что-то плохое о правительстве. И тем более – с иностранцем, которых считают шпионами.

– То есть тонкий намек на нашу жизнь.

Писатель продолжил чтение и описал первых героев – редактора Берлиоза и пролетарского поэта Бездомного. Далее местность – это Патриаршие пруды – и погоду – невыносимую жару. И тут Михаил пояснил жене:

– Дьявол является во время небывалой жары. А почему людей не оказалось на Патриарших прудах – они боятся дьявола, – и чуть не выскочило слово «Сталин», – поэтому все скрылись. Никто не хочет встречи с Сатаной.

Далее Михаил рассказал, что Берлиоз заказал поэту Бездомному антирелигиозную поэму об Иисусе, и писатель тем самым намекнул, что в стране идет борьба против Бога. И в первых рядах этой борьбы должна быть пролетарская молодежь. Но вот беда – они малообразованны и пишут очень плохо. И ко всему – поэт Бездомный, который написал об Иисусе целую поэму, совсем мало знает о своем герое.

И тут Люси усмехнулась:

– Это очень забавная фраза: «Полное незнание вопроса, по которому Бездомный собирался писать». Ты здорово задел.

Булгаков продолжил читать: «И редактор, человек весьма образованный, был вынужден прочитать поэту целую лекцию, всячески доказывая, что Иисус не существовал, а то в поэме Бездомного пророк получился как живой».

– Какая сволочь этот Берлиоз, он умышлено толкает этого пролетария ненавидеть пророка.

– Ты верно заметила, сами рабочие не додумаются до такой гнусности. Всё это делает наша продажная интеллигенция, которая служит коммунистам. Тем самым она укрепляет их власть, за это получая приличные гонорары и почти бесплатное питание в ресторанах типа МАССОЛИТа.

– Читай дальше, это интересно.

Когда Булгаков описал внешность Воланда, жена сразу насторожилась:

– Это образ Сталина, ведь тот низкого роста?

– Нет! Да, Сталин низок, но не хромает, и у него нет золотых зубов.

Михаил сделал хитрый ход – лишь вначале указал на сходство со Сталиным и далее привел другие черты, которые не свойственны вождю. Однако первые приметы – это низкий рост – запомнятся сильнее, чем последующие, – решил про себя писатель.

– А трость у иностранца – с черным набалдашником в виде головы пуделя – ты это взял у Фауста? Там Сатана ходил с такой тростью.

– Очень верно заметила. Так и есть.

Затем Берлиоз называет этого незнакомца «немцем», а молодой поэт – «англичанином». Редактор был более образован и знал, что именно немцы помогли коммунистам деньгами, и те совершили переворот в своей стране. Для чего? Чтобы свалить Россию, которая входила в блок Антанта – противник Германии. Булгаков помнил, как в 1917 году оппозиционные газеты называли Ленина предателем, немецким шпионом.

Михаил стал читать дальше, и оказалось, что Сатана Воланд говорит с акцентом. И жена встревожилась:

– Сталин тоже говорит с акцентом?

– Но я же вначале сказал, что он немец.

Люси кивнула головой. И едва муж прочитал еще абзац, как снова заговорила:

– Мне понравился этот отрывок, где Бездомный, как всякий наш пролетарий, презирает иностранцев. Так оно и есть, коммунисты все свои неудачи в политике валят не на себя, а на врагов – капиталистов, иностранцев, шпионов. «Это они мешают нам жить, потому мы бедны». И простой народ верит.

– Как не верить, если каждый божий день кормят народ такими баснями. Даже Фома неверующий и тот поверил бы.

Михаил продолжил: «“Нет, он не англичанин…” – подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: “Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!” – и опять нахмурился». И тут Люси остановила его:

– Подожди, если Воланд так хорошо говорит по-русски, выходит, это наш человек? Это намек на какую-то личность?

– Нет, это просто дьявол, он может легко перевоплощаться. Да и ты думаешь, у нас нет своих дьяволов? Это обобщенный герой.

Едва писатель дочитал слова поэта Бездомного: «“Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!” – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич», как Люси сказала:

– В нашей жизни такое становится обычным делом, если твои взгляды не нравятся коммунистам. Уже десяток профессоров сослали в Сибирь, не говоря о том, что двести ученых – цвет науки – еще при Ленине посадили на пароход и выслали за границу. Наверно, в душе эти ученые благодарят Ленина, иначе сейчас оказались бы в Соловках. Ты думаешь, редактор или цензор пропустит такое? Ведь они дотошно читают каждое предложение. Да и Воланд у тебя согласен с политикой коммунистов и чуть не кричит: «Именно, ему там самое место». Он случайно не член партии?