Боспорские истории Причерноморья и Предкавказья

~~~

ПО АНТИЧНЫМ ТРОПАМ КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ…

~~~

ЦАРСТВО НА БЕРЕГУ ПОНТА ЭВКСИНСКОГО

Дети собирали хворост, шишки и крупные ветки со старой огненно-оранжевой хвоей можжевельника. По слабоволнистым склонам у самого берега моря разносился слегка резкий, но приятный аромат арчевника. Юношеские ступни мягко ступали среди жасминов, ирисов, колокольчиков, тюльпанов и астрагалов, редко знающих морозные дни и продолжительные снегопады. Справа, через разреженное редколесье, открывался вид на крутой спуск балки, заканчивающийся глубоким отвесным обрывом, обжитый грабом, держи-деревом, скумпией, калиной и редкими пушистыми дубками. Время от времени к дубкам подходили дикие свиньи, но, не успевши насладиться желанными желудями, звери убегали, будучи напуганными пронзительным свистом юных озорников. Слева, совсем близ удобного спуска к пляжу, усеянному твёрдыми валунами и более мягкими глыбами из известняка, возвышалась сосна-доминанта. Она, изогнутая и искорёженная, бесчисленные десятки лет познававшая суровость морских штормов, из года в год выступала любимым местом для отдыха пастуха и игр малышей, которые сейчас с удовольствием собирали её многочисленные шишки.

Старик-рыбак, известный всем ребятам своими интересными легендами, наконец-то развёл костер. На закате осмелевшие от сухости дров огоньки, перепрыгивающие с одной ветки на другую, будто бы вновь и вновь поджигали солнце на горизонте. Пламя набирало силу, а день терял каждую свою минуту. Бог Гелиос был последователен в своём стремлении отдохнуть. Его колесница не спеша двигалась туда, куда ей следовало прибыть.

Тем временем старик начал свое повествование.

«Многие века назад наши деды и прадеды из далекой Эллады прознали о чудесном Понте, или море, за несколькими проливами, изобилующем рыбой. Берега Понта, по рассказам очевидцев, испещрены дивными долинами садов диких яблонь, кустами кизила и малины. Земля столь плодородна, а дни – теплы, что лучшего места для виноградарства тяжело найти и в самой Элладе. В горных лесах земель, омытых этим морем, водится бесчисленное разнообразие дичи. Перепела и ржанки, кряквы и огари, взмывая над небольшими прудами, которыми усеяны горы у Понта, сами летят к вам в руки. Трудолюбивые и терпеливые горцы, проживающие на берегу моря, переселились с вершин в долины на плодородную землю и разбили свои поселения у самого берега.

Деды и прадеды из Эллады снарядили множество бирем и трирем. Нагрузили их разным товаром, бакалеей, зерном, тканями, маслом и вином и отправились в далекий и опасный путь. Шли дни один за другим, а берега всё не было видно. Грусть, а затем страх, обуяли наших предков, но вдруг сквозь туман еле-еле забрезжил вид тонкой линии мыса, уходящей вдаль. На миг появился берег перед вперёдсмотрящим и тут же пропал.

Море заискрилось цветами радуги, всё больше и больше переходя к самым холодным тонам. Резкий и неожиданный порыв пронзительного ветра поднял волну, вторую, третью. Девятый вал обрушился с неимоверной силой на легкие корабли эллинов. Валун за валуном срывались с тонкого мыса в бушующий Понт. Небо из серо-пепельного в считанные минуты превратилось в чёрный давящий купол. Пена морская у берегов и та озарилась мёртвым стальным светом. Исчезли все светила. Ни солнце, ни звезды не могли показать выхода из ненастья умелым морякам. Казалось, что природа напрягла все свои силы, чтоб не пустить купцов к местным народам горцев.

Эллины испугались, как никогда, и были вынуждены повернуть. Лишь некоторые, не поверженные пучиной галеры дошли обратно. Немногие вернулись в Элладу. Долго никто и ничего не говорил о далёком и злобном море за двумя проливами. Лишь Понт Аксинский слышалось через оскал неприязни от старых мореплавателей в адрес этого моря, негостеприимного моря.

Миновали года, десятилетия, и задумали вновь греки побывать на берегах далекого Понта. Хорошо помня случившуюся беду, в путь отправились не сотни алчных купцов с несметными множеством товаров, а простые греки: землепашцы, виноградари, плотники и каменотёсы. Пожелали эллины основать на берегу моря новое царство, где будет править закон и справедливость. Ни туман, ни шторм, ни другие ненастья не встретили смельчаков в плавании. Сам Посейдон обрадовался столь высоким намерениям наших предков. Спокойно подплыли семь первых галер к освещённой песчаной косе при дневном бризе, где их встретили гостеприимные горцы. Обменялись дарами гости и местные жители, заключили союз. Договорились вместе выращивать скот, табак и виноград, вести прибыльную и уважительную торговлю.

Поселились эллины среди горцев. Был отстроен город-красавец Пантикапей, столица нового Боспорского царства. На противоположной стороне пролива выращивали виноград близ полисов Фанагория и Гермонасса. Через воды Меотиды можно было дойти на судах до Танаиса. Вдоль побережья встречались поселения Горгиппия, Бата, Торик и многие другие.

Удивлялись долгое время потомки эллинов, почему это тёплое и ласковое море называется Понтом Аксинским – негостеприимным? И решили дать ему другое, более соответствующее название – Понт Эвксинский – гостеприимное море».

С тех самых пор так и повелось: кто идёт чрез Чёрное море с алчностью и сребролюбием, того оно встречает бурей и стихией. А кто открыт сердцем, с добрыми и мирными намерениями пребывает, для того оно всегда гостеприимное – Понт Эвксинский.

~~~

ГРЯЗЬ ИЗ ГЕРМОНАССЫ

Впервые Ксенофон, юный сын грека купца и женщины из племени меотов, увидел Пантикапей. Он прибыл сюда с необычным товаром. Его целью было продать грязь, которой изобилует его родные земли близ полиса Гермонасса на противоположном от столицы царства полуострове. Всякому покажется, что грязью торговать нельзя, она встречается везде и никому не пойдет впрок. Но это была не простая повсеместная грязь…

Юноша собрал ценную грязь и ил небольших вулканов и лиманов вдоль прибрежной полосы огромного моря-озера Меотида. С незапамятных времен этой грязью в его поселении знахари лечили всевозможные недуги, снимали боль, заживляли раны. По рассказам матери Ксенофона, грязь помогла многим мужчинам и женщинам из его племени легче пережить старческие недуги.

Никогда ранее не видел Ксенофон крупных полисов. Обычным для его глаза стали двух- или трехметровые вулканические сопки, сложенные глинами с прослоями ракушечников и песка. Каждая сопка открывалась неглубокими отверстиями с кипящей массой. Время от времени эта масса ила бурлила и выплескивалась. В разных направлениях в виде замысловатого узора растекались потоки более-менее остывшей целебной жижы. Крайне редко взрывы были мощны. Тогда на поверхность падали окатыши твёрдых горных пород, а воздух наполнялся зловонием подземного газа.

Растительность на большой площади не изобиловала. Повсеместно произрастали гусиный лук и бескильница, привезенные сюда из Тавриды. Если где-то и встречалось небольшое дерево или три-четыре кустарника, то они имели вид настолько бедный и непривлекательный, что всякая коза или овца обходили их всегда стороной. Только всезнающие мудрецы и смелые юнцы, к коим относился Ксенофон, приходили к сопкам за лечебным материалом.

В свою очередь Пантикапей показался авантюрному торговцу из Гермонассы величественным. Многие и многие минуты он стоял на месте и наслаждался живостью речи, мелькающими лицами, ухоженностью аллей с кадками высоких пальм и возвышающейся над полисом горой. По главной торговой улице, не замечая жидкой весенней грязи, сброда босяков и грузчиков-киммерийцев с орлиным пронизывающим взглядом, двигались обоз за обозом. Волы влачили нагруженные телеги, топотали ноги по деревянным настилам, яростно командовали рабами вездесущие капитанские помощники с прибывающих и отходящих судов. То справа, то слева хлопали бичи погонщиков, раздавалось ржание ретивых молодых жеребцов и фыркание старых тягловых кобыл.

Не спеша Ксенофон двигался со своей необычной ношей в сторону торговой площади. Не знал он, чем может обернуться его идея, но верил юноша в удачу и целебные свойства грязи. Пыльная площадь была унизана ларями с зерном и мясом, вином и маслом розы, орехами и фруктами, тканями и коврами из всех стран Востока и Запада. Пестрели халаты иноземных торговцев в огромных тюрбанах. Не редкость было встретить здесь грязно-рыжую громаду верблюда и взбудораженное суетой стадо овец. Торговая площадь шла от ряда к ряду амфитеатром и заканчивалась большой улицей с резиденцией смотрителя агоры, или рынка, в Пантикапее.

Верхний ярус выглядел наиболее чистым и спокойным. В самом доме-резиденции на открытой веранде восседал глава агоры – всемогущий эллин Капанеус, дальний родственник владыки Боспорского царства Спартокида. Он с наслаждением мечтал за чашей местного вина на длинном диване в пестром дорогостоящем ситце, тихо поглаживая спину любимой кошки. В очередной раз Капанеус оглядывал свои владения, пересчитывая пекарни, обувные мастерские и лавочки, заваленные медными болванами для глажения тог и туник. Даже облезлые собаки, всячески досаждающие лаем привязанным к цветущим платанам ослам, не могли остаться без внимания хозяина. Возле усыпанной молодым цветом листвы осины заметил смотритель агоры Ксенофона, резво поднимающегося по амфитеатру ларей для выбора места торговли. Их взгляды пересеклись. Жестом властителя, Капанеус подозвал к себе юнца из Гермонассы с большим чаном за спиной.

Ксенофон тут же поспешил в сторону веранды. Смотритель агоры, не спеша и с явным пренебрежением, осмотрел юношу с ног до головы, несколько раз причмокнул и нехотя задал вопрос: «Откуда ты? Что за спиной? Кто дал тебе право бродить здесь?». Ксенофон сделал попытку ответить, но самоуверенный смотритель агоры отстранил юношу от чаши и открыл крышку. Смрадом повеяло от голубовато-бирюзовой слегка затвердевшей массы. «Я повторяю: что это? Кто пустил тебя сюда, раб? – взревел Капанеус. – Убрать эту мерзость из моего дома, с моей площади, из моего города!!! Наказать раба, я найду тебе расправу! Плети, двадцать плетей, – не унимался смотритель агоры, – сорок плетей!». Ксенофон вжал голову в плечи и лишь содрогался перед власть имущим Капанеусом. Последний с размаха ногой опрокинул чашу, и та покатилась по ступеням амфитеатра вниз. Чудом чаша не разбилась, но практически всё содержимое разлилось среди пыльных дорожек у торговых ларей. Юноша из Гермонассы помчался за своей емкостью подальше от неистово ревущего Капанеуса. С легкостью подхватив чашу с остатками грязи, он еще быстрее побежал в сторону прохода от торговой площади к жилым кварталам Пантикапея. Капанеус столь же скоро успокоился и отвлёкся на другие перипетии работы агоры.

Долго бежал Ксенофон, изрядно устал, опасаясь злости эллина. Лишь через несколько кварталов он бездыханно упал у порога небольшого, но аккуратного дома с раскинувшимся позади него палисадом в несколько яблонь. Ноги юноши налились усталостью, сердце билось с неистовой скоростью, жажда и голод одолевали тело и разум Ксенофона. По своей простоте он постучался в дверь дома, который показался ему столь милым. В Гермонассе обычным делом считалось попросить молока и хлеба для уставшего путника в любом доме, даже самом простом и бедном. Вот и здесь, в столице, Ксенофон надеялся на доброту хозяев жилища. Дверь отворила невысокая пожилая женщина.

– Уважаемая хозяйка, – начал Ксенофон, – не будет ли у вас возможности и времени помочь мне? Меня зовут Ксенофон. Я прибыл сюда с противоположного берега пролива Боспора Киммерийского из небольшого полиса Гермонасса с торговой целью. Мне не удалось продать мой товар. Голод и жажда застали меня в пути. Быть может, я смогу воспользоваться вашим гостеприимством и немного отдохнуть?

– Я не хозяйка, а служанка в этом доме, – ответила приятным голосом женщина. – Здесь живет эллин-капитан большого судна, перевозящего оливковое масло из Эллады в Боспор. Как известно тебе, юноша, в наших землях оливковые деревья не растут. Капитан имеет хорошую прибыль от своей нелегкой работы. Хозяйкой же дома является моя госпожа, Анастасия, жена капитана. У неё доброе сердце и мягкий характер. Пойдём со мной, Ксенофон, в мою комнату. Я накормлю тебя, там ты отдохнешь. К вечеру хозяйка вернётся с детьми из гостей и, мне кажется, не прогонит тебя.

– Спасибо, добрая женщина. Мне будет достаточно лишь самой малости пития и хлеба.

– Ты будешь накормлен в полной мере. Наш дом всегда был открыт для честного путника. Пока я разогрею тебе кашу, расскажи, пожалуйста, о своем товаре. Мне кажется, в нём таится некоторый секрет.

Ксенофон в ожидании безумно приятно пахнущей еды поведал о своем товаре, злоключениях на рынке и негодовании смотрителя Капанеуса. Служанка не задавала вопросов, внимательно слушала и лишь изредка кивала. У неё не вызвало удивления или неприязни факт продажи грязи. Эта масса даже заинтересовала её. Пока Ксенофон вкушал скромный, но сытный ужин, служанка осмотрела остатки вулканического ила, помяла его, втёрла в руки вместе с припасенным розовым маслом, аккуратно смыла образовавшуюся корку. Тем временем Ксенофон уснул.

Поздним вечером юношу разбудили громкие голоса и стоны, суета и беготня служанки, звон металлических тазов и дребезжание склянок. Ксенофон предположил, что это сон, но возникшая чехарда была наяву. Домой вернулась хозяйка с детьми. По дороге домой крепкий весенний ветер, неожиданно поднявшийся у самого подъезда к Пантикапею, продул путешественников. Дети и хозяйка Анастасия мучились от ломоты в спине и суставах. Будто бы плеяда ледяных игл поминутно ранили нежную кожу, вызывая судороги и боль.

Ксенофон не растерялся и сразу же предложил панацею от мучений хозяйки Анастасии. Подогретые компрессы привезённой им из Гермонассы грязи вулканических сопок достаточно быстро сняли мучительную скованность тела. Тепло разошлось по всему организму, каждая капля крови перенесла живительную силу к ступням и локтям, коленям и спине. Через несколько часов переменных компрессов остатков целебного ила и теплых ванн, а также молитвы Артемиде подняли детей и их мать на ноги. Ксенофон с лихвой отплатил своим товаром за гостеприимство женщины.

Анастасия по заслугам оценила помощь нового юного друга. Она дала ему золота, съестных припасов и лошадь для обратной дороги. Ксенофон получил ёмкости для сбора вулканического ила и отправки его в Пантикапей для Анастасии. Её муж закупал грязь в большом количестве и торговал ею во многих полисах Боспора и Эллады. Люди по всему побережью узнали о целебных свойствах грязи из Гермонассы. Злому, недальновидному и надменному Капанеусу оставалось лишь кусать локти.

На сегодняшний день целебная грязь, или пелоиды, с Таманского полуострова известны всем своими лечебными свойствами. Из года в год на берега Азовского моря приезжают люди, чтобы сделать свой чудодейственный компресс и получить излечение от всех недугов.

~~~

ДАЛЬНИЙ СТАН

В дни раннего лета цвет небосклона над Боспорским царством был бледно-лиловый и лёгкий. Он не изменялся во весь день и был кругом одинаков. Нигде не густела туча и не темнел на грозу горизонт. Кое-где протягивались сверху вниз голубоватые полосы перистых облаков. С самого раннего утра небо ясно, а утренний восход не пылал жаром и разливался кротким румянцем. Солнце спокойно всплывало под узким и длинным небесным «покрывалом» горы, свежо сияя и погружаясь в лиловый туман.

Около полудня юному эллину пришлось отправиться в ореховый лес за сытными ранними плодами на продажу в полисе. На небосводе появились во множестве круглые высокие облака, золотисто-серые, с нежными и мягкими краями. Подобно островам в Понте Эвксинском, разбросанным по бесконечно разлившейся глади, они практически не трогались с места. Совсем далеко на горизонте облака сдвигались и теснились, синевы между ними уже было не видать. К небосклону они были также лазурны, как небо и насквозь проникнуты светом и теплом.

После сбора ореха к вечеру эти облака исчезли. Последние из них, черноватые и неточные, как дым, ложились розоватыми клубами напротив заходящего светила. На месте, где оно закатилось так же спокойно, как степенно взошло на небо, алое сиянье стояло недолгое время над покрывающейся темнотой землёй. Тихо мигая, как бережно несомая лучина, затеплилась на нём первая вечерняя звезда.

В такие часы краски все светлы и смягчены, но не ярки. На всём лежала печать некоторой трогательной кротости. В подобные дни и, особенно, вечера жар не бывал крайне силён. Иногда фён парил по скатам предгорий, но ветер сам же раздвигал и разгонял накопившийся первый зной. Вихри-круговороты, выступавшие бесспорным признаком устоявшейся погоды, высокими белыми столбами гуляли по тропам от орехового леса через пастбище. В чистом и сухом воздухе пахло полынью, тимьяном и другим разнотравьем. Даже за час до ночи юноша не чувствовал сырости. Подобной погоды желал всякий пастух, заночевавший со стадом в поле.

Эллин нашёл и насобирал в лесу довольно много ореха. Наполненные заплечные мешки немилосердно резали плечо. Дорога домой как никогда показалась долгой, сомнения посетили думы мальчика. Быстрыми шагами он прошёл длинную череду кустарника, взобравшись на холм для осмотра местности. Взору предстали ни привычные первые комы и хоры у самых стен пригорода полиса, а наоборот. Справа виднелась липовая роща, через которую протекал быстрый ручей, а слева – крохотный дальний стан, ночлег для задержавшегося на пастбище погонщика стада.

Вниз от холма тянулась обширная высокотравная сочная долина, переходящая к плотной стене корявого осинника и плотного ивняка. Дивясь своей ошибке, юноша проворно спустился с пригорка. Его тотчас охватила неподвижная и неприятная сырость, точно при посещении погреба. Густая и невероятно высокая луговая трава на дне долины белела ночью ровной скатертью. Идти по ней было как-то не по себе. Эллин поскорей вскарабкался на другую сторону предгорья и пошёл, забирая влево, в сторону дальнего стана. Летучие мыши и ночницы юрко носились над головой, зловеще кружась и дрожа на фоне звёздного неба. Прямо и резво пролетела в вышине запоздалая пустельга, спеша в своё гнездо.

Всюду попадались заросшие тропы. Всё кругом быстро чернело и утихало, а с вышины лилась темнота. Небольшая ночная птица, низко и неслышно парившая на своих мягких крыльях, почти наткнулась на эллина и пугливо боком нырнула в сторону. С трудом различались отдалённые предметы, громадными клубами вздымался угрюмый мрак. Добравшись наконец-то до наспех оборудованного ночлега, вдруг мальчик услышал рык, а затем увидел две большие и лохматые собаки, которые со злобным лаем бросились на него.

Женский звонкий голос, раздавшийся из хижины, окликнул псов. Навстречу юноше вышла девушка-пастушка и отогнала тотчас собак. Повелительным жестом она пригласила сборщика орехов к тёплому очагу, к разогретой трапезе. Эллин объяснил, что заблудился в долине, двигаясь из орехового леса в сторону полиса, и подсел ближе к согревающему огню. Картина в хижине была чудесная. Пламя, вспыхивая, изредка забрасывало за черту круга мелкие угольки. Кончик огня дрожал и замирал, упираясь в темноту. Тонкий язык света лизал голую слоистую кору старой лозы винограда и разом исчезал. Длинные и острые тени, врываясь на мгновенье в хижину, добегали до самых огоньков. Мрак боролся со светом.

Собаки еще долго не могли примириться с присутствием незнакомого человека. Сонливо щурясь и косясь на огонь, изредка рычали и скалились с серьёзным видом собственного достоинства. Девушка остановилась здесь на ночлег с целью продолжения следующим днём выпаса большого стада овец и коз среди обильного луга. Это была стройная эллинка, с красивыми и выразительными чертами лица, кудрявыми угольно-тёмными волосами, карими глазами и постоянной полувесёлой, полупренебрежительной улыбкой. Судя по одежде и манере поведения, она принадлежала к не самой бедной семье и выехала в поле не по нужде, а более от скуки.

Небольшой котелок с кашей стоял перед огнём. Рядом лежали несколько свежих лепёшек, головка копчённого сыра и жареная рыбёшка. Девушка села напротив юноши и начала тыкать щепкой, поправляя топливо в очаге. Понемногу они разговорились.

– Как угораздило тебя в столь безлунную ночь дойти до дальнего стана? – начала юная пастушка.

– Я заблудился и был вынужден искать ночлег, – ответил мальчик из полиса.

– Ничего интересного не пришлось встретить тебе по пути?

– Моё ночное путешествие, с полными заплечными мешками, прошло легко. День был прекрасным, а ночь – безветренной и спокойной.

– Говорят, в рощах этой долины, в ручьях у дальнего стана обитают духи и мифические существа.

Неожиданно вдали от хижины, со стороны тростника, опоясывающего водоём, послышался протяжный вой, второй, третий.

– Что ты знаешь о них? – испуганно вымолвил юноша.

– Старые пастухи рассказывали, будто бы здесь обитают гарпии, дочери морского божества Тавманта и океаниды Электры. Их имена связаны со стихиями и мраком, которые способны похищать и хватать. Гарпии способны и иным образом досаждать людям, налетая внезапно, как ветер, и так же непредсказуемо исчезая. Они напоминают сипов с женскими лицами и длинными распущенными волосами. Гарпии неуязвимы и зловонны. Вечно терзаемые голодом, который они не могут утолить, чудовища спускаются с гор и пожирают всё вокруг. Они отнимают пищу у заблудившегося путника или торговца во время долгого странствия, пока тот не погибнет с голода.

– Оставь эти суеверия. Старики любят выдумывать мифы.

Вдруг со стороны зарослей камыша, тростника и рогоза послышался громкий и протяжный вой, напоминающий крик цапли и вороны одновременно. Казалось, что он доносился из подземного царства Аида, настолько он был зловещ. Крик, перешедший в завывание, долго не прекращался и начал отдаваться эхом по вершинам прилегающих к долине холмов. Собеседники не на шутку испугались, прижались друг к другу, усевшись ближе к потухающему очагу. Молодая луна слабо освещала заросли тростника. Крик затих, и над ним взлетело вверх большое и взъерошенное пятно. Пролетев небольшой участок над камышами, пятно село обратно. Шло время, но пятно не подавало признаков существования. Становилось совсем жутко.

Так же внезапно, как и в первый раз, пятно поднялось из камыша и направилось в сторону хижины. Юноша схватил оставшуюся в очаге лозу, но она не понадобилась. Мимо пастушьего стана пролетела обыкновенная птица выпь.

Громко выдохнув, эллин вышел к месту для хранения дров. Быстро набрав несколько штук наиболее подсохшей лозы и валежника, он моментально вернулся в более безопасное место. В свою очередь, девушка не была столь испугана, либо не подавала вида, а, наоборот, продолжила свой рассказ.

– Быть может, никаких гарпий здесь действительно нет, но ходят слухи, что двуглавый пёс, великан Орф, охраняет коров Гериона именно в этой долине. Орф не так знаменит, как его младший брат Цербер, потому известно о нём крайне мало, а сведения весьма противоречивы. Некоторые очевидцы сообщают, что у Орфа, кроме двух голов, еще хвост в виде змеи.

– Вот это и впрямь бред. Всем известно, что Орфа давно убили герои с Олимпа, – уверенно возразил юноша, перепугавшийся как никогда.

В этот миг с холма донеслись душераздирающие вопли. Будто бы огромная стая мелких собак одновременно собралась в одном небольшом урочище. Сборщик орехов встрепенулся и прижался к девушке, но та была невозмутима. Две белые собаки моментально отреагировали на непрошенных гостей и смело прогнали их.

– Не бойся, это стая шакалов, – успокоила эллинка. – Ты прав, никакого Орфа в этой долине нет.

– А ты не боишься за своё стадо коз и овец?

– Нет, их охраняет местный грациозный и стремительный крылатый конь, или пегас. Днём и ночью он оберегает добродушных тварей. Ударом копыта может заставить бить ключом чистую и прохладную воду. Самых удачливых и беззлобных путников он подпускает совсем близко, но поймать пегаса не удавалось никому. В последний миг, когда кажется, что чуть-чуть – и ты дотронешься до него, неукротимое создание взмахивало крыльями и уносилось за облака. Ни один эллин не смог оседлать чудесного скакуна.

– А ты видела его?

– Нет. Я не сильно верю в эти мифы, – девушка иронично улыбнулась, подмигнула юноше и вновь подкинула дрова в огонь.

В этот момент месяц наконец-то взошёл. Собеседникам тяжело было его заметить: так он был узок и мал. Склонились к тёмному краю земли многие звёзды, еще недавно высоко стоявшие на небе. Всё начало просыпаться после неподвижного и крепкого предрассветного сна. Природа совершенно затихла кругом, как обыкновенно затихает естество ближе к утру.

Новый день зачинался, и свежая струя света пробежала по лицам собирателя орехов и пастушки. Ещё нигде толком не румянилась заря, но уже заиграли новые краски на востоке. Бледно-серое небо светлело, звёзды то мигали слабым светом, то исчезали. Кое-где стали раздаваться живые и приятные звуки, покрылась росой трава, поднялся легкий туман. Ранний ветерок начал порхать и бродить над долиной. Только к утру, обессилившие и замолкшие, юноша и девушка заснули у потухшего очага, охраняемые духами и мифическими существами Боспорского царства.

Много чудесного и необъяснимого можно повидать в лесах и долинах Причерноморья и Предкавказья. Вопрос только в том, какие силы встретит странник на своём пути: добрые или злые. Всё зависит от его помыслов и цели путешествия.

~~~

МЫС ЖЕЛЕЗНЫЙ РОГ

Волны одна за другой разбивались о берега крупного мыса Кишла, развернувшегося средь Понта Эвксинского на несколько сотен метров. Берега мыса были обрывистые и очень высокие, напоминающие мореплавателю, близко подошедшему к прибрежной кромке, трапецию. Геологические процессы сложили мыс горными породами из глинистых отложений с прослоями песков, ракушечников и алевролитов. Небольшие пропластки полупрозрачного гипса придавали необычный вид выступу земли, значительно отличающий его от соседних, менее крупных мысов. Главной особенностью мыса Кишла следовало считать бурые железняки в его ядре, скрепленные железистым цементом.

Издавна в окрестностях мыса началась добыча строительного песка и глины. На мелководье с морского дна рабочие поднимали обломки железной руды. В пляжевых песках ежедневно находили гранат, рыхлую охру для красителей, железный фосфат и редкие полудрагоценные камни с прожилками рутила и циркона. На всей территории мыса естественная растительность была уничтоженная хозяйственными работами.

Добычу строительного сырья и руды возглавлял трудолюбивый эллин Парамонас. Делом всей его жизни было расширение шахт, отсев пустой породы, измельчение камня в щебень и всё остальное, что связано с целью землекопа. Нельзя было сказать, что он отличался алчностью. Семь дней в неделю он не жалел себя и своих рабочих ни на минуту в погоне за новым и новым секстарием песка и глины для обжига кирпичей в Фанагории.

Глухо гоготали кирки и вагонетки на ручной тяге в логове главной шахты на мысе Кишла. Стадий за стадием в течение дня проходили облитые едким, грязным потом полуголые меоты и киммерийцы, нанятые Парамонасом. Бурый железняк с гулом нехотя откалывался со стен отвесной горы и падал с грохотом и брызгами в пучину Понта. Мыс весь дрожал от натиска человеческих рук, но не поддавался его желанию сковать земную кору в цепи, а затем отломить огромный валун желанной руды. Казалось, что сам Гефест не смог бы одолеть мыс Кишла.

В Фанагории дома у Парамонса была любимая семья – жена и две дочери Талия и Юмелия. Редко видел их Парамонас, занятый своей мечтой – разбить рудоносное ядро мыса. Роскошный дом в самом центре полиса, обширный сад, любимые собаки и кошки, прислуга, педагоги-мыслители из самой Эллады – все вокруг баловали детей. С грустью проводили вечера Талия и Юмелия, ожидая в очередной раз приезда отца. Парамонас часто обещал взять дочерей в путешествие в Пантикапей или Гермонассу, но уезжал к мысу Кишла на месяц и более, где по сантиметру раскалывал его на мелкие породы. Ссоры и обида начали царствовать в семье эллина.

В один пасмурный день Парамонас решил окончательно уничтожить злосчастный мыс, вырвать из его оболочки железистую начинку, столь ценную на рынках Пелопоннеса. Накануне праздника Дионисии в конце декабря засел Парамонас за расчёты и чертежи. По его идее все рабочие в едином порыве должны вбить кирки в середину трапеции Кишлы. Таким образом, мыс обрушился бы в очередной раз в мелководье, но не крупинками пород, а всей громадиной. Не беспокоила Парамонаса судьба наёмных меотов и киммерийцев, которые могли погибнуть под глыбами твёрдой руды.

Прознал об этом плане Парамонаса его главный помощник – инженер Солон – и решил одновременно нарушить ужасный замысел и сблизить мать и отца юных красавиц Талии и Юмелии. За день до празднования Дионисии Солон втайне привез всю семью Парамонаса в небольшой домик близ дороги к шахте и мысу. Жена приготовила для любимого мужа жареного гуся, фаршированного яблоками, сазана и судака из Меотиды, благоухающие каши из круп Боспора и, главное, виноградный сок и молодое вино – символ праздника Дионисии.

Вернулись с работ уставшие работники и Парамонас, одолеваемый мыслями о завтрашнем разрушении Кишлы. Голодные и уставшие люди вошли в комнату и были поражены. Стол ломился от яств. Вспомнили жители Боспора о конце декабря, и праздник начался. Девочки обнимали и целовали отца. Талия цвела от радости, а Юмелия, подобно мелодии арфы, наполняла комнату умиротворением и спокойствием. Мудрый Солон обратился к Парамонасу:

– Друг мой, оглянись вокруг. Посмотри на лица верных рабочих, любящей жены и игривые глазки дочерей. Ты ещё считаешь нужным разрушить мыс для желанного металла столь зверским способом?

– Нет, Солон. Ты, как и прежде, оказался прав. Впредь мы будем брать лишь глину и песок близ мыса Кишла. Брать в том количестве, которого хватает на обжиг кирпичей, строительства домов и крепости семей в Фанагории и Боспоре.

– Мыс Кишла может быть свободен от наших оков?

– Да, разумнейший Солон. Теперь, я полагаю, следует называть этот мыс – Железный Рог. Он боднул меня в правильном направлении к жене и дочерям, показав всю горечь боли и обид от моего непонимания. Его железистая основа тверда и неразрушима, как моя дружба с тобой и любовь к семье.

Парамонас обнял Солона, выпил с ним молодого вина и ещё раз поздравил всех с праздником Дионисии. С этого дня постоянными спутницами в жизни семьи эллина стали богини Харита и Эйрена – Обаяние и Мир.

Поныне от Таманского полуострова отходит массив земли, вдающийся вгладь Чёрного моря, именуемый мыс Железный Рог. Давно исчезли на нем шахты и цепи рудоискателей. Ровная площадка мыса, поросшая виноградом, является прекрасным местом отдыха для любящих пар и семей с детьми, приезжающих сюда, дабы полюбоваться неописуемо красивым закатом на Тамани.