Песнь волчьей крови

1. Проблемы

Я сидела в своей комнате, в новом компьютерном кресле, за старым письменным столом, и, грызя простой карандаш, умиротворенно смотрела в окно. Вид был не самым волшебным – всего лишь выбеленная пятиэтажка, расположенная сразу через дорогу напротив нашего дома, являющаяся точной его копией, но мне всегда нравилось рассматривать лепные завитки, украшающие её фасад. Каштан, растущий под окном нашего дома, имел брата-близнеца по ту сторону дороги, отчего еще больше создавалось впечатление, будто я смотрю не в окно, а в громадное отражение своей стороны улицы.

Всю прошедшую неделю стояла сильная жара, раскрепощающая жителей Истборна*, но сегодня от солнечных лучей не осталось и следа (*Город и одно из любимейших мест морских купаний в Англии в графстве Восточный Суссекс на побережье Ла-Манша, образует административный район). Светло-серая пелена заволокла узкие улочки нашего города, прокравшись в него с ранними сумерками, и теперь едва ли согласится оставить свои позиции вплоть до конца сентября.

И всё же, моя умиротворенность была всего лишь видимостью, которую я неосознанно создавала всякий раз, когда сталкивалась со стрессовой ситуацией. Я всегда считала, что лучшее, что может сделать человек в очевидном критическом положении – это сосредоточиться, чтобы трезво взвесить все плюсы и минусы сложившейся ситуации и только после этого решать, с какого именно ракурса можно получить лучший обзор на складывающуюся мозаику. Не то чтобы у меня было много проблем (у дантиста-байкера со сломанными правой рукой и ногой, живущего через дорогу, проблем сейчас наверняка было больше), но их было достаточно, чтобы заставить меня зависнуть в пространстве на целых полчаса.

Проблема №1. Школа.

Чего врать, само слово “школа” во все времена ассоциировалось у несовершеннолетних со словом “проблема”, вот только у меня была не обычная школа и проблемы, связанные с ней, у меня всегда были не совсем обычными. С десяти лет я посещаю лицей для одаренных детей и вполне довольна данным фактом: со мной работает “золотой” преподавательский состав, я имею доступ к лучшему среднему образованию во всей Юго-Восточной Англии, у меня блестящие отношения с одноклассниками, много замечательных знакомых и отменные друзья. Я едва ли не самый счастливый школьник во всем мире. Вот только не на данный момент. На данный момент мне необходимо было положительно закрыть региональную олимпиаду по математическому анализу, к которой я готовилась всё лето, одновременно с олимпиадой по всемирной художественной литературе 18-20-ых веков, к которой я начала подготовку лишь две недели назад. И когда я говорю “положительно закрыть”, я вовсе не имею в виду войти в пятерку лучших, я имею в виду взятие первых мест, как я сделала это в прошлом году по географии, химии и всемирной истории. Вот только в прошлом году олимпиады по всем трем предметам разделял недельный отрезок, в то время как в этом году я должна буду успеть покончить с математическим анализом прежде, чем закончится литературная олимпиада, начало которой назначено часом позже. Фактически, я должна была погнаться за двумя зайцами и обоих схватить за уши. Такой интриги со стороны преподавателей математики и литературы я не ожидала, тем более с учетом того, что они не являются заядлыми врагами (они супруги), и кто-нибудь из них мог бы уступить меня другому, но не срослось…

Возможно, мне бы не казалось всё столь критичным, если бы прямо перед моими глазами не маячил чемпионат по смешанному волейболу между Восточным Суссексом, капитаном команды которого являюсь я, и Брайтон-энд-Хов. К этому чемпионату, в отличие от школьных олимпиад, я готовилась на протяжении всего года. В течение пяти лет к ряду Брайтон-энд-Хов обыгрывал Восточный Суссекс и только в прошлом году уступил нам со счетом 25:21. Это был первый год, когда я вступила в команду. После победы наш тренер еще месяц говорил о том, что золотой кубок достался Восточному Суссексу лишь благодаря тому, что я в последний момент согласилась принять участие в чемпионате, однако я была недовольна столь неубедительной победой. В итоге я согласилась остаться в команде еще на год, но сделала это лишь ради того, чтобы в следующий раз уверенно разгромить своих противников.

И вот теперь, когда до чемпионата осталось всего несколько дней, я должна заботиться об олимпиадах по матанализу и литературе, которые состоятся спустя сутки после игры… События накладывались слоями друг на друга, отчего я была совершенно не в восторге.

Проблема №2. Свидание с Генри.

С Генри мы познакомились на вечеринке в честь дня рождения. Мы оба были приглашены: я – наверное, потому, что являлась одноклассницей добродушно-веселого раздолбая, задницу которого периодически прикрывала по всем непрофильным предметам, он – наверняка потому, что был старшим братом этого самого раздолбая. Голубоглазый блондин с широкой улыбкой едва не опрокинул на меня тарталетки, чем и привлек к себе моё внимание. Этим же вечером он подвез меня домой на подержанном автомобиле своего отца, а уже утром написал мне сообщение, содержание которого я толком не помню, но его суть заключалась в том, что парень приглашал меня посетить с ним фестиваль воздушных змеев. Едва ли я могла воспринимать подобный поход в качестве свидания, однако, как позже выяснилось, так “легко” отнеслась к обычной прогулке только я – Генри и моя мать были кардинально противоположного мнения.

По моим негласным подсчетам, в нашем классе только я, серая мышка Кейт и недотрога Молли оставались девственницами, но даже у Кейт и Молли уже был опыт с поцелуями. Когда моя мать узнала, что девяносто восемь процентов моих одноклассниц уже живут половой жизнью, она всерьез обеспокоилась тем, что её дочь “отстает” от остальных. Что значит отстаю?! В чем?! Не важно… Уже спустя неделю после фестиваля воздушных змеев, я шагала рядом с Генри в сторону кафе-мороженого, так как моя мать, узнав, что я в очередной раз решила отказаться от встречи с голубоглазым блондином из-за внеочередного желания поднатаскаться по матанализу, буквально вытолкнула меня из квартиры. Она переживала. Всегда. По любому поводу, связанному со мной. Так что, когда она не переживала о моём преждевременном интеллектуальном развитии, она начинала трястись над моей “стагнацией” в половой жизни.

Генри мне нравился, но, по-видимому, маме он нравился куда сильнее. Почти каждый вечер она спрашивала меня о голубоглазом блондине, а когда понимала, что я не горю желанием о нем говорить, начинала говорить о нем сама, пересказывая мне давно известные факты из жизни парня. Больше всего ей нравилось говорить о его обучении в университете Брунеля, где он изучал азы международного бизнеса, и о том, что парень всего на четыре года старше меня (что, по сугубо личному мнению моей матери, было отличным параметром для начала взаимоотношений между парнем и девушкой).

В том, что Генри питает ко мне чувства, у меня не было сомнений. Ни у кого не было. Для того чтобы это понять, достаточно было изучить его подписи под десятью нашими совместными фотографиями, которые он выложил в своем аккаунте. Например, фотография, на которой мы стоим на пляже, полубоком к камере, подписана Генри как “#СчастьеБлизко”, а на фотографии, где мы сидим в компании его друзей в Макдональдсе, дорисованная стрелка справа от моей головы гласит “Обладательница самых красивых глаз”. Генри мне нравился, и, чего таить, он был весьма симпатичен, вот только я не чувствовала “бабочек в животе”, о которых моя мама так много мне рассказывала.

На этих выходных Генри должен приехать в город, и у нас уже намечена встреча в Хампдене* (*Парк), но, почему-то, меня это не заставляет прыгать до потолка. Предчувствие того, что на сей раз у меня не удастся предотвратить очередную попытку Генри совершить, первый для нас и отдельно для меня, поцелуй, заставляло меня сомневаться в том, что я действительно хочу целоваться с этим голубоглазым красавцем. Хотя все его друзья и, благодаря его брату – моему однокласснику, все мои друзья считали нас парой, я всё еще не могла понять того, как я умудрилась начать с кем-то отношения и даже не осознать этого. Эти отношения не казались мне скоростным локомотивом, с которого я не могла спрыгнуть, не переломав себе кости. Скорее они напоминали мне дебри, и чем дальше я в них заходила, тем больше запутывалась. Я терпеливо ожидала бабочек в животе и звёздочек в голове, но они не появлялись, что заставляло меня всерьез сомневаться в том, что я действительно влюблена. Прежде я никогда не влюблялась, поэтому не могла пойти по принципу сравнения – сравнивать было не с чем.

В итоге, я пришла к выводу о том, что этот красивый блондин мне очень нравится, но не более того. И уже в эти выходные мне предстоит либо наверняка приобрести себе парня посредством поцелуя, либо, наконец, избавиться от этой головной боли. Не знаю почему, но я разрывалась между двумя этими вариантами, так как и первый, и второй с одинаковой силой манили меня на свою сторону.

Проблема №3. Благотворительная вечеринка в поддержку начинающей местной поп-группы “Мармеладный Шоколад”.

Когда Мэдисон подошла ко мне в раздевалке после очередной тренировки, я думала, что она снова попросит помочь ей отработать нападающий удар мячом, но всё оказалось куда хуже. Девушка протянула мне листовку, на которой, из трех силиконово-пластических див, я смогла узнать её старшую сестру. Мэдисон была отличной девчонкой, выкладывающейся на тренировках на все сто, наверное, поэтому, как капитан команды, я не смогла отказать ей и в итоге сама не поняла, как дала своё обещание прийти на благотворительную вечеринку “Мармеладного Шоколада”. В результате Мэдисон была на седьмом небе от моего согласия, а я была где-то между небом и землей, стараясь улыбаться как можно более ровно. Уже позже я узнала о жестком дресс-коде и о том, что мне будет сложно его соблюсти.

В школе я была первой нарушившей негласное правило ношения девушками юбок. Наш лицей отличался красивой школьной формой бордового цвета, которая мне всегда безумно нравилась. Парни носили пиджаки с черными брюками, девушки же сочетали с пиджаками юбки в клетку, но неотъемлемой и моей самой любимой частью наших костюмов был клетчатый галстук. Я никогда не стремилась к мужеподобной красоте, о чем ярко свидетельствовали мои густые, темные, почти черные волосы длиной ниже лопаток, и тем более, я никогда не задумывалась о феминизме, но когда два года назад идиот из параллельного класса задрал моей однокласснице юбку, я не на шутку взбунтовалась. Уже спустя неделю после произошедшего, я, в серьезных дебатах с администрацией лицея, добилась официального разрешения на ношение девушками брюк, а еще через месяц большая часть лицеисток забросила свои короткие юбчонки в дальние полки школьных шкафов. Естественно о моем относительном подвиге, который я считала всего лишь выражением собственного мнения, написали в школьной газете, но позже сюжет перетек на первую полосу региональной прессы, после чего мне пришлось отказываться от предложений официально представлять права феминисток, подростковых сексуальных меньшинств и брошенных собак. Наверное, мне только защиту прав потребителей не предлагали возглавить.

Я решила активно игнорировать развернувшийся вокруг моей персоны информационный ураган, что поспособствовало ему утихнуть в достаточно сжатые сроки, однако позже преподаватели часто напоминали мне этот случай, когда хотели завлечь мою кандидатуру в очередные сообщества по вышиванию гладью или лепки из полимерной глины, которых я с пятого класса избегала как огня, считая подобные занятия утечкой моего драгоценного времени.

Итак, мне следовало до следующей субботы найти мини-платье либо мини-юбку, либо макси-ремень, который со стороны будет смахивать на мини-юбку, так как дресс-код “Мармеладного Шоколада” был жесток и беспощаден, а у меня не было ни единого платья выше середины бедра. Но худшим являлось даже не это. Репертуар “Мармеладного Шоколада”, творения которого я нашла в бескрайних просторах социальных сетей – вот что самое худшее во всей этой истории. Композиции были откровенно ужасны, что неплохо отразилось в названиях самих песен, таких как “Бей меня сильнее”, “Я забыла, где я есть” и, моя любимая, “Узнай меня крепче”. Мне определенно предстоял сложный вечер…

Проблема №4. Пижамные посиделки.

Мишель, моя соседка по лестничной площадке, поступила в Брайтонский университет на факультет биомедицинских наук. После мелкой аварии у нее развилось воспаление лицевого нерва, от которого она успешно отделалась легким испугом. Данное заболевание помешало Мишель выйти на учебу ровно в срок, отложив её переезд в кампус на пару недель, а так как она решила организовать небольшой праздник непосредственно перед своим отъездом, он должен был состояться уже через девять дней. По идее, количество гостей не должно было превышать отметки в десять баллов, однако вчера стало известно, что к общему веселью присоединятся плюс две кузины виновницы торжества. Я с рождения отлично находила контакт с незнакомыми мне людьми, благодаря чему в толпе незнакомцев всегда чувствовала себя словно рыбой в воде, так что проблемой данное событие я считала точно не из-за антропофобии* (* Социальный страх, выражающийся в боязни людей вообще и желании отдалиться от них как можно дальше ). Проблемой также не являлось отсутствие нормальной пижамы или необоснованное желание провести вечер в кромешном уединении. Проблемой стало печенье. По условиям вечера, каждая гостья должна была принести с собой печенье собственного приготовления и, не знаю какой такой лотереей, но мне выпало макарон* (* Французское кондитерское изделие из яичных белков, сахара и молотого миндаля). Так как остальные варианты уже были разобраны, мне ничего не оставалось, как только принять свою участь. Не то чтобы я не умела готовить – у меня получалось готовить куда лучше своей матери – вот только я ненавижу готовить то, что занимает у меня более получаса или то, что содержит много ингредиентов. По факту, я умею готовить, но не люблю. Можно было, конечно, купить печенье и выдать его за свое, как это сделает девушка из соседнего двора, о чем она в открытую предупредила (всегда уважала её за честность), вот только я не могла подойти к столь ответственному заданию с таким безразличием. Так что готовки мне было не избежать.

Во всяком случае, я всех предупредила о том, что в подобных вещах я профан, так что от меня уже не должны ожидать волшебства.

Проблема №5. Деньги.

Извечная проблема всех подростков. Вот только мне деньги были нужны не на банку пива, новые серьги или на поход в клуб. Пару месяцев назад один мой друг попросил присмотреть за своим четвероногим товарищем, вот только не предупредил, что ротвейлер склонен к порче имущества. В итоге я с легкостью, без всяких задних мыслей, согласилась взять к себе на пару часов эту милую тварь, параллельно решив выполнить поручение матери, которая ранее попросила меня купить к вечеру сливок. Я буквально на десять минут оставила пса дома, а когда вернулась, обнаружила эту довольную морду грызущей мой и без того дряхлый мольберт, которому в этом году должно было исполниться тридцать пять лет. Не знаю как, но пес буквально раскромсал орудие моего труда в клочья. Да на этом мольберте еще моя мать в младенчестве рисовала, и у него были все шансы дожить минимум до моих внуков!

Несвоевременная кончина мольберта стала сильным ударом для меня и моего кармана. Однако я стойко признала собственную вину, так как именно я приняла решение оставить зверюгу без присмотра, поэтому хозяин пса даже не узнал о произошедшем, так как, зная его, я была уверена в том, что парень, во что бы то ни стало, попытается возместить ущерб, чем изрядно мне надоест.

Вскоре выяснилось, что одалживать мольберт матери – это не вариант, так как он редко бывает свободен (хорошо еще, что пес не погрыз её станок!). Так что деньги мне сейчас нужны были на мольберт. Плюс ко всему и краски заканчивались, и кисти износились…

Всё еще смотря в окно и грызя простой карандаш, я умиротворенно раскладывала свои проблемы по полочкам, как вдруг раздался хлопок входной двери. Машинально переведя взгляд на миниатюрные настольные часы, я отметила, что сегодня мама пришла слишком рано. Уже спустя минуту услышав приближение шагов к своей комнате, я откинулась на спинку кресла и повернулась к вошедшей в мою комнату матери.

– Я тут подумала, – начала я, тарабаня карандашом по своей ладошке. – Можно взять твистер* на пижамную вечеринку к Мишель (*Подвижная напольная игра для активной компании).

– Что? – переспросила женщина, закатывая рукава своего карамельного свитера. Моя мать всегда предпочитала светлые тона и не только в одежде. Она никогда не позволяла себе темных аксессуаров (у нее даже солнечные очки были светло-серого цвета) и темных тонов в обстановке квартиры. Даже её короткая стрижка “каскад” была пшеничного цвета. Лиса неоднократно высказывалась против моего пристрастия к темным тонам в одежде, особенно к черному цвету, однако она никогда не навязывала мне своего мнения, тем самым открыто позволяя мне самовыражаться от длины волос, до стиля в одежде.

– Твистер, который ты подарила мне на двенадцатилетие, – приподняла бровь я, заметив, что моя мать сейчас думает о других вещах, из-за чего совершенно выпадает из диалога.

– Мои работы прошли конкурс, – с непонятными, но явно разрывающими изнутри эмоциями, произнесла мама. – Меня утвердили на поездку за границу.

– Круто, – замерла я, радуясь и одновременно страшась чего-то еще мне неведомого.

– Со мной хотят подписать контракт на год, – продолжала вдалбливать меня в счастье мать. – Он предусматривает собой полностью оплачиваемые расходы на моё содержание: медицинская страховка, номер в отеле, питание, досуг плюс заработная плата. Сразу после подписания договора мне выдадут на руки приличный аванс, чтобы я смогла подготовиться к переезду.

– Классно, – шокировано заулыбалась я. – Это классно. Когда выезжаем? – спросила я, и перед моими глазами мгновенно всплыла наша волонтерская работа в Серенгети* (*Национальный парк площадью 14 763 км² в регионе Серенгети, расположенный в Танзании). Моя мать всегда была энергичным деятелем, из-за чего нас регулярно бросало из стороны в сторону. Два года назад мы отправились в Серенгети, и всё моё лето прошло под палящим солнцем Африки, в веселой компании гепардов и каракалов. Крутой опыт, за исключением того, что я до сих пор с содроганием вспоминаю, как с меня слоями слазила обгоревшая кожа.

– Они не готовы оплачивать расходы родственников. Поехать может только участник.

Мой карандаш, прежде неритмично выстукивающий по ладони, повис в воздухе.

2. Маленький и уютный мир

Стоя у стойки регистрации в Гатвике*, я совершенно ни о чем не думала (*Второй по размеру аэропорт Лондона и второй по загруженности аэропорт Великобритании после Хитроу). За сутки перед этим я перерабатывала мысль о лимоне и лимонаде – если жизнь подбросила тебе лимон, сделай из него лимонад – и пришла к выводу, что я тот еще блендер и наверняка сотру этот цитрус так виртуозно, что от него даже мякоти не останется. Однако от этого легче не стало.

Естественно мама говорила о том, что откажется от этого проекта, и естественно я убеждала её в том, что её отказ – полное безумие. Пять месяцев назад, в рамках международного проекта «Невидимая сила», мы совместно приняли решение подать заявку на её участие в проекте по обмену художниками между двадцатью странами мира. Выиграть в подобном мероприятии с заоблачным конкурсом в сто два кандидата на место – это всё равно, что сорвать джек-пот. Не то, чтобы я не верила в нашу победу и тем более в материнский талант – я скорее не ожидала, что всё обернётся таким образом. Вернее сказать – я не обдумала последствия. И вот, после получасового уговора с обоснованными выводами, я убедила Лису Метс на подписание контракта, хотя была абсолютно уверена в том, что мои уговоры – это всего лишь формальность, без которой нам обеим было бы сложно в дальнейшем общаться друг с другом. Что-то мне подсказывало, что у нас было два пути развития событий: либо я поддерживаю мать, как делала это всякий раз во всех её заварушках, и мы не беспокоимся о благосостоянии друг друга, либо я несвоевременно начинаю проявлять несвойственный мне подростковый максимализм, после чего мы всё равно разлетаемся в разные концы света, но делаем это на плохой ноте, из-за чего на протяжении последующего года мучаемся мыслями друг о друге. На протяжении года! Целого года! Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно – выпасть из устоявшейся жизни на год, чтобы затем вернуться обратно.

За прошедшую неделю мы успели сделать всё, что обычно успевают сделать две взбудораженные курицы, носящиеся по вольеру в поисках своих яиц. Укладка вещей, решение проблем с ЖКХ, покупка дорожных сумок, сбор документов, лазерная эпиляция, возвращение долгов, масштабное обновление гардеробов из выделенных проектом денег – и это только верхушка айсберга, о который мне больше никогда не хочется биться своим многострадальным мизинцем.

Три последних дня солнце заливало Восточный Суссекс, так что, отчасти из-за резко испортившейся вчера погоды, моё настроение сегодня не было выше отметки “стабильно параллельное”. Забрав свой паспорт у регистратора, я подошла к матери, у которой посадка заканчивалась уже через двадцать минут. Я была рада за нее всем сердцем, честно, но я совершенно не радовалась своим перспективам. Вернее их отсутствию.

– Я тебя люблю, дорогая, – улыбаясь, уже стоя у выхода на посадку, выдохнула мама.

– И я тебя люблю, – попыталась улыбнуться я.

– Думаешь, я правильно поступаю?

– Я думаю, что мы правильно поступаем. Мы вместе.

– Забавно, но ты всегда была взрослее меня, – сконфуженно улыбнулась Лиса. Она всегда мне говорила о том, что я старше своего возраста, но она говорила это всерьёз, а не как большинство мамаш-наседок, которые говорят своим детям о том, что они уже взрослые, лишь для того, чтобы малолетки воображали из себя невесть что.

– Забавно то, что ты всегда хотела жить в Нью-Йорке, а будешь жить в Нью-Дели, – улыбнулась я, разведя руки в карманах своей распахнутой куртки. – Тебе пора. До окончания посадки осталось меньше десяти минут.

– Ты мой рассвет, – продолжительно провела рукой по моей щеке мама, и на ее правом запястье оголилась миниатюрная татуировка, изображающая зарю, подписанную витиеватыми буквами, складывающимися в слово “Рассвет”. – Будь на связи, – уже обнимая меня, попросила она, и в этот момент я всем своим существом почувствовала её искреннюю благодарность за моё понимание, которое было слишком натянутым. О чем, впрочем, знала только я.

– Позвони, когда доберешься до точки назначения, – выдохнула я, заключив свою художницу в крепкие объятья, и впервые заметила, что обошла свою мать ростом.

Я еще с минуту простояла у выхода на посадку к рейсу до Дубая, глядя в пустой тоннель, в котором скрылась моя мать. Ей, в отличие от меня, не так повезло с перелетом – придется делать пересадку в Дубае, из-за чего она окажется в Нью-Дели лишь спустя четырнадцать часов. Я же, за девять с половиной часов, прямым рейсом долетала до Канады. Однако на этом моё везение заканчивалось. Из аэропорта я должна была добраться до вокзала, который, к счастью, находился не очень далеко, потом меня ожидало десятичасовое углубление в малознакомое мне государство, затем пересадка на маршрутку, после чего мне предстоит пережить еще пять часов тряски и, вуаля, я в Грей Плэйс* – городе, название которого говорит само за себя (*Серое место).

До моего рейса оставалось немногим более часа, поэтому я направилась в зал ожидания, решив переждать в нем момент отрешения от происходящего. Из вещей у меня был всего лишь огромный чемодан на колесах, который я уже успела сдать в багаж, и внушительных размеров дорожная сумка из кожзама. Все вещи для своего выживания в течение года на другом конце света с собой взять я не смогла, поэтому взяла только самое необходимое, отправив остальное почтовой пересылкой за неделю перед вылетом.

Мои проблемы, которые до этого момента казались мне невероятно весомыми, внезапно рассыпались в прах и теперь смотрелись всего лишь пепельной крошкой на фоне того, что сейчас происходило в моей жизни. В итоге я отделалась от готовки печенья, чему была рада, хотя не так, как от отмененного похода на благотворительную вечеринку в поддержку "Мармеладного шоколада". Меньше радовал тот факт, что я зря всё это время готовилась к олимпиадам по математическому анализу и всемирной литературе, однако мне быстро нашли замену в лицах одноклассников, так что я почти не считала себя подставной личностью, утешая себя тем, что, в конце концов, обстоятельства оказались выше моих возможностей. Меньше меня утешала ситуация с Генри. Узнав, что я улетаю, парень едва ли не расстроился больше меня. В итоге я успокоила его тем, что за этот год я повзрослею и наконец “созрею” для серьезных отношений, после чего он вдруг пообещал, что дождется меня. Своим обещанием этот парень загнал меня в тупик, и мне буквально пришлось пообещать, что “я изо всех сил буду пытаться его дождаться”. По-моему Генри понял двусмысленность моей формулировки, но всё равно мы расстались так, как расстаются пары со стажем, словно ожидание окончания следующего года стала для нас обоих главной целью наших жизней.

Самым приятным из моих недо-проблем был чемпионат по смешанному волейболу – единственное, что мне удалось достойно решить. Мы выиграли с разгромным счетом 25:14, чего я и требовала от себя, и своей команды. Семнадцать из двадцати пяти мячей были забиты благодаря силе моего удара (восемь из них я выбила своей коронной подачей в прыжке), которую тренер противников официально провозгласил “феноменальной”. Игра состоялась за сутки до моего отлета, так что на вечеринку, организованную на следующий вечер в честь нашей победы, я так и не попала, хотя считалась непосредственной её виновницей, и меня обещали умыть тортом.

Тем не менее, все мои мысли сейчас были только о маме и о том, правильно ли я поступила, отпустив её одну на другой конец света. Она никогда не отличалась гипер-самостоятельностью, и так как прежде мы никогда не расставались, мне еще не приходилось столь сильно переживать из-за её таланта – находить приключения на свою голову.

Моя мать действительно была талантливым человеком. Но талант не всегда значит успех. По крайней мере, в случае с Лисой Милтон. Впервые она взяла в руки кисть в десятилетнем возрасте и с тех пор не расставалась с ней даже на прогулке – в её сумочке всегда можно было откопать разномастные кисти. Она родилась и выросла в сером, зачуханном городишке под названием Грей Плэйс, расположенном где-то в дебрях Канады. Её мать вышла замуж в двадцать “лет” за человека, который был старше её на двенадцать “зим”. Они прожили в браке всего четыре месяца, после чего мой дед погиб при несчастном случае. Моя бабка была на первом месяце беременности, когда это произошло. Затем родилась моя мать, а когда ей исполнился год, бабушка снова вышла замуж, на сей раз за девятнадцатилетнего эмигранта из США. Она взяла фамилию нового мужа, которой наделила и свою дочь, и еще через год родила мальчика.

После окончания школы мама уехала из Грей Плэйс в противоположный конец страны – в Брамптон, где и пыталась выстроить свою карьеру художника. И вроде бы у нее все получалось – за следующие десять лет она даже смогла самостоятельно накопить на квартиру, но всё равно того успеха, о котором она мечтала со школьной скамьи, она не получила. На сорок четвертом году жизни умерла её мать, еще через шесть лет отдал душу и её отчим, которого мама до сих пор вспоминает как отличного отца. К моменту смерти второго родителя, моя мать уже успела приобрести себе квартиру, так что дом, без малейших претензий на наследство, она оставила своему младшему брату. Дядя Джордан к тому времени уже работал хирургом в соседствующим с Грей Плэйс городе, хотя и оставался жить в родительском доме с женой и четырехлетним сыном.

Моя мать родила меня в тридцатилетнем возрасте. Она никогда не была замужем и никогда не рассказывала мне о моем отце. Несколько раз я пыталась узнать у нее о своем втором родителе, но всякий раз тонкая натура моей художницы замыкалась в себе, что заставляло меня отступать – я терпеть не могла, когда мама начинала теребить кончики своих коротких волос, что было явным признаком панического беспокойства, которое всякий раз накрывало её перед важным событием или после неприятных инцидентов.

Внешне мы с мамой были совершенно непохожи, и едва ли можно было проводить параллель между моими темно-синими глазами и её светло-голубыми, но в детстве мне хотелось думать, что я хоть чем-то похожа на свою красавицу-маму, поэтому я взяла за основу нашей схожести именно глаза. Однако я скорее была её противоположностью, нежели подражанием: мои длинные, черно-шоколадные волосы против её короткой стрижки пшеничного цвета; мои темно-синие глаза против её светло-голубых; мои относительно пухлые губы против её относительно тонких; мои скулы против её милых щек; мой курносый нос против её прямого; да и ростом я её немного обогнала – ровно метр семьдесят пять. Одна из многочисленных подруг матери однажды сказала мне, что мой отец наверняка был знойным красавцем, если судить о его внешних данных по моей внешности. После этого замечания я впервые попыталась составить воображаемый портрет своего отца, но у меня это совершенно не вышло, и больше я не забивала свой мозг разнообразным хламом на эту тему.

У моей матери были достаточно тяжелые роды, от которых у нее до сих пор мурашки по всему телу пробегают. Она не могла меня родить на протяжении девятнадцати часов, но, после долгих мук, я всё-таки появилась на свет и прокричала своё первое: “А-а-а-а-а!”. Иногда мама говорила, что я родилась с первым рассветным лучом, иногда утверждала, что я заплакала в момент проникновения этого самого луча в палату, но суть всегда оставалась одной – своё имя я получила именно от рассвета. Фамилия же мне досталась от биологического отца матери, не смотря на то, что сама мама носила фамилию отчима – ей очень хотелось, чтобы фамилия её родного отца не пропала, но свою фамилию она не хотела менять, так как считала это неуважением к своему второму отцу. В итоге Лиса Милтон принесла в свою квартиру в Брамптоне Аврору Метс, где они прожили еще семь лет. Именно в семилетнем возрасте я переехала из Канады в Англию, поменяв Брамптон на Истборн. Со временем я получила двойное гражданство, однако так сильно приобщилась к Британской культуре, что взаправду начала считать себя англичанкой. Для меня Канада стала ассоциироваться со вторым местом: государство, занимающее второе место в мире по площади; Монреаль – второй крупный франкоязычный город после Парижа; башня Си-Эн в Торонто – вторая по высоте башенная структура в мире, построенная человеком; Брамптон – вторая моя родина. Так сложилось, что Великобритания на пьедестале побед стояла у меня на первом месте: мои первые настоящие друзья; моя первая собственная комната; моя первая победа в волейболе; мой первый запуск воздушного змея; мои первые самостоятельные походы в кино; моя первая картина; мои первые уроки плавания; мой первый велосипед; мои первые попытки сконструировать модель самолета с мальчиком из соседнего подъезда; моё первое желание потрогать звезду и исполнение его мамой, посредством щупанья морской звездочки… Список бесконечен.