#Зерна граната

© Анна Коэн, текст, 2018

© Shutterstock Inc., фотография на обложке, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2019

***

Анна Коэн – автор романа «Зерна граната», второй части трилогии.

#1. Хрустальный гроб

Каждое рутинное действие можно превратить в ритуал, наполнить каждое мгновение особым, сакральным смыслом, приблизить его к таинству. Возможно, она не думала об этом. Возможно, наполняя кувшин теплой водой, переливая ее в фарфоровый таз для умывания, погружая в нее губку и поднося ее к прозрачно-тонкой руке лежащего, она лишь хотела выразить невыразимое – любовь к единственному, что у нее осталось, что еще не отняли. Она никому не могла доверить эти простые заботы.

Лиловые веки чуть вздрагивают. Антуан спит и, быть может, видит сны. Ни в одной старинной сказке принцессе не приходилось сидеть у хрустальной гробницы своего принца, околдованного сонным ядом. Только наоборот. Но Агнесс уже давно перестала воображать себя героиней сказки.

В тот день, когда смерть едва не забрала ее короля в свои владения, сама она опоздала, непростительно опоздала. В резиденции Спегельрафов Агнесс не застала даже Клемента, который должен был задержать Антуана и уговорить его принять помощь. Теперь король лежит, неподвижный и беззащитный, опутанный, точно терновником, трубками из жил и серебряными иглами. И больше всего походит на один из хитроумных аппаратов из собственной лаборатории.

Когда омовение было закончено, она взяла в руки черепаховый гребень, украшенный крохотными речными жемчужинами, и принялась расчесывать длинные светлые волосы Антуана. Врачи хотели остричь его, но она не позволила.

Люди называли его Отравителем и Чудовищем за его дела, но она еще любила и верила в его душу, не способную желать зла.

Шипела и всхлипывала помпа, качавшая воздух в легкие, беззвучно проворачивались шестерни, выполнявшие работу слабого сердца, заставляя его пропускать через себя кровь. Еще десять лет назад Антуан был бы мертв без всех этих устройств. Он был бы мертв и теперь, не будь он Спегельрафом.

Через несколько мгновений, наполненных лишь звуками медицинских механизмов, Агнесс поняла, что смолкла музыка из шкатулки, поставленной ею у кровати. Отчего-то стало вдруг так холодно и страшно, что она задержала дыхание. Чтобы стереть нелепое наваждение, Агнесс подошла к окну и отворила обе высоких створки. Жаль, отсюда не видно ни моря, ни гор, ни лесов. Только город. Как бы ей хотелось увезти Антуана подальше от Хестенбурга, туда, где никто не сможет навредить им! Но он еще слишком слаб для путешествий.

И тут, далекие и оттого приглушенные, со стороны пристани послышались залпы орудий.

Агнесс вздрогнула и приложила ладонь к горлу. «Что бы это ни было, оно не пройдет стороной», – подумала она.

***

Вечером горничная доложила ей о визите некоего господина. По ее словам, у него был срочный и чрезвычайно важный разговор к королеве Агнесс. Подобное обращение, к которому она так и не имела возможности привыкнуть, заставило ее напрячься: человек, называющий ее законной правительницей Кантабрии, не мог быть безобидным.

После недолгих колебаний она решила принять его в чайной комнате – покинутый хозяином кабинет Фердинанда Спегельрафа до сих пор пугал ее. На его дверь хотелось повесить замок размером с рыцарский шлем и запретить к нему приближаться, как к зачумленному двору. Возможно, именно там у герцога возник и развился план убийства ее отца, короля Иоганна.

В соответствии с этикетом она позволила себе задержаться, а гостю – освоиться в ее доме. Через четверть часа она была готова к беседе: надела простую, но изысканную юбку из золотисто-розового атласа с жилетом того же цвета и белую блузу с пышным жабо. Волосы Агнесс оставила свободно ниспадать на плечи.

Высокий брюнет в строгом деловом костюме ждал, не проявляя ни малейших признаков раздражения или нетерпения. Когда она вошла, мужчина встал из-за невысокого резного столика с гнутыми ножками, поклонился и поцеловал ее протянутые в милостивом жесте пальцы.

– Ваше величество…

– Кто вы? Одно то, что вы пришли ко мне как к королеве, а не герцогине Спегельраф, дает мне повод для сомнений. – Агнесс отчаянно старалась, чтобы ее голос звучал уверенно и ровно, ни единой фальшивой нотой не выдавая ее тревог и страхов.

– Преданный слуга Короны, Кристофер Баккер, заместитель главы Дома Весов, к вашим услугам, моя королева. – Он выпрямился, и в свете газовых светильников сверкнули его очки в тонкой золотой оправе.

Вполне вероятно, что Агнесс видела его раньше, еще при жизни отца, но тогда подобные ему не привлекали ее внимания, а имена и лица стирались из памяти, не успев оставить след.

– Присядьте, герр Баккер. Что привело вас ко мне в этот вечер? И если королеве простится некоторое злонравие, то почему преданный слуга Короны именно сегодня решил заявить о своей преданности? – Она выгнула бровь.

– Не могу называть злонравием то, что принято считать умом и проницательностью, – с подчеркнуто любезной улыбкой ответил Баккер и слегка склонил голову.

«Льстец, – подумала Агнесс. – Ему что-то от меня нужно. Но у меня ничего нет!»

– В таком случае объяснитесь. Вы не можете заставлять даму строить догадки и домыслы.

Объяснений пришлось дожидаться еще пару минут – подали ароматный олонский черный чай. Агнесс не решилась взять в руки крохотную чашку, чтобы не выдать волнения дрожью пальцев. Наконец они с заместителем главы Дома Весов остались наедине.

– Если позволите, я буду выражаться без витиеватостей, присущих придворным разговорам.

– Иного мне и не нужно, – кивнула Агнесс. – Говорите кратко.

– Как вам будет угодно, ваше величество. – Баккер сделал глоток обжигающего напитка и отставил чашку. – Президент убит. Сегодня утром. Солдаты дали залп чести – скорей всего, вы тоже его слышали. Но, к счастью, огласки пока удалось избежать. Разумные люди помнят, что случилось пять лет назад, и не хотят возобновления беспорядков.

– Убийца – герцог Спегельраф? – внутренне похолодев, уточнила она.

– Нет. Покушение герцога потерпело неудачу, как и прочие его начинания. – Баккер позволил себе холодную усмешку. – Произошла банальнейшая ссора между герром Мейером и его ближайшим сподвижником, графом Траубендагом. Оба мертвы – убийца расстрелян на месте.

– Значит… Жоакин Мейер мертв! Вы хотите сказать… – Ей все же не удалось сохранить маску спокойствия. – Если я правильно вас поняла, то стране предстоят новые выборы. Надеюсь, претенденты будут хотя бы вполовину так же достойны, как предыдущий президент. Насколько мне известно, он многое сделал для простых людей.

– Ровно столько же, сколько для разорения аристократии, – возразил Баккер. – Не могу не оценить вашей утонченной дипломатичности, но вы кое-что упускаете из виду, Ваше величество.

«Вот оно! – догадалась Агнесс. – Сейчас он скажет, зачем пришел и чего добивается».

Баккер не спешил. Это пугало сильнее заряженного револьвера. Каждый его жест говорил – он является подлинным хозяином положения.

– Не скрою, – наконец продолжил представитель Дома Весов, – есть влиятельные люди, которые ратуют за сохранение республики, за новые выборы и так далее. Но гильдии – на вашей стороне. Все до единой.

Настал черед Агнесс выдерживать паузу. Теперь, когда все прояснилось, каждое сказанное слово будет иметь особый вес. Обожаемой дочери короля прочили балы, пышные приемы и безделье в компании безукоризненных фрейлин. Ее не учили править и вести переговоры. Пришло время осваивать эти науки самостоятельно.

Несмотря на то что разговор протекал в идиллической тишине, которую не нарушал даже вездесущий городской шум, мысли проносились в голове Агнесс стаями птиц, перепуганных выстрелами. Что будет, если она согласится? А если откажется? Что станет с Антуаном?..

– Сколько у меня на раздумья? – наконец спросила она.

– А разве это стоит хоть малейших раздумий? Ваше величество, вы единственный законный правитель, который может быть у Кантабрии. Вас уже короновали почти год назад. Вы произнесли клятву при свидетелях. Как все мы знаем, ваш супруг не может выполнять свой монарший долг, поэтому вы должны править вместо него.

– В день нашей коронации династия была свергнута, а Великая Кантабрия стала республикой, – возразила Агнесс. – Кто признает королеву после такого позора? Я не хочу вновь проходить сквозь толпу.

– Позором будет отречься от престола, – с нажимом произнес Баккер, перебирая заостренными по последней моде ногтями. – Вам известно, что сила королей заключается в том, чтобы менять историю, ваше величество? И не только то, что должно произойти, но и то, что уже свершилось.

– Что вы хотите этим сказать?

– В историю войдет только то, что вы захотите там видеть. Если не откажетесь от этой чести. – Мужчина склонил голову и приложил ладонь к сердцу, будто принося присягу. – Но, боюсь, вам стоит поторопиться, моя королева. Совет состоится завтра в полдень, и, если вы не заявите свои права на кантабрийский престол, даже Гильдии не в силах будут вам помочь.

Агнесс встала, давая понять, что разговор окончен.

– Благодарю за визит, герр Баккер. Я приму решение к рассвету и буду готова о нем объявить. Где состоится Совет?

Баккер улыбнулся.

– Восточное крыло дворца уже восстановлено. Дома Зодчих и Мастеров немало сил вложили в этот проект.

Она сдержанно кивнула.

– Я буду там завтра в полдень. Какое бы решение ни приняла.

***

Гуннива Амберхольд пришла за час до полуночи.

Без записки, вложенной в надушенный конверт, без предупредительного звонка бронзового дверного колокола. Без лакея и охраны.

Тихонько постучала в дверь кухни, скрытую густым тенистым кустарником в недрах сада Спегельрафов. Назвала свое имя – и покорно ожидала, пока о ней доложат, согревая пальцы с обкусанными до мяса ногтями об оловянную кружку с кофе. Разумеется, ей, назвавшейся герцогиней и фрейлиной, не поверили.

На счастье Гуннивы, Агнесс не спала. Она не могла спать.

Ей в руки хотели вложить ношу, которую не смогли удержать ни ее отец, ни муж, ни Жоакин Мейер – а его боготворила вся страна, от Золотого Порта Галлии до Мыса Льдов. И дали только ночь на размышления. Что значили слова Баккера об истории, которую можно переписать? Неужели то, что даже год изгнания можно стереть из памяти народа, превратив его в нечто иное? Немыслимо…

Известие о таинственной гостье застигло ее врасплох – Агнесс почти решилась малодушно ретироваться в Виндхунд, оставив судьбу страны другим и посвятив остаток жизни заботам об Антуане.

Хотя сонная горничная умудрилась несколько раз ошибиться в имени незнакомки, Агнесс тут же поняла, кто ждет ее в полутемной кухне, считая минуты, веря и не веря.

Она помнила Гунниву совершенно иной. Давным-давно это была утонченная придворная куколка, созданная для светских бесед и лукавого флирта, наперсница ее шалостей и детских интриг.

За выскобленным столом сидела, сгорбившись, заплаканная светловолосая женщина с тусклым безразличным взглядом. У Агнесс в груди скрутился болезненный узел. Она осторожно подошла и присела рядом, не нарушая молчания, которое было красноречивей любых слов. Взгляд невольно остановился на нескольких продольных царапинах на припухших щеках гостьи, какие может оставить только исступленная скорбь.

– Ты уже знаешь о нем? – Голос Гуннивы был глухим и хрипловатым.

Агнесс не понадобилось задавать вопрос, чтобы понять, о ком идет речь.

– Узнала пару часов назад, – честно ответила она. – А утром слышала стрельбу.

Ее не удивило и тем более не оскорбило то, что бывшая фрейлина не обратилась к ней соответственно титулу, не раскланялась, даже не произнесла слов приветствия. Мрак в желтоватых отблесках угасающего очага и единственной керосиновой лампы уравнял их, как уравнивал всех женщин, трудившихся в кухонном чаду изо дня в день.

– Я там была. Я была женщиной Мейера, – зачем-то уточнила Гуннива. Только слепой бы не понял этого.

– Сочувствую твоей утрате. – Агнесс с готовностью приняла роль утешительницы и протянула руку, чтобы коснуться острого плеча Гуннивы, но та отпрянула.

– Не думаю, ваше величество. Прежде чем жалеть меня, извольте выслушать всю правду. Если быть предельно откровенной, я бы никому не хотела этого рассказывать, но опасаюсь, что ваша милость узнает обо всем от злых языков, а я окажусь лгуньей. Поэтому лучше я сама…

Ее рассказ был долгим, а речь – прерывистой. Агнесс узнала о том, как благородная дочь герцога прошла через череду публичных домов, цепляясь за жизнь и остатки достоинства, как была вызволена из рабства Мейером и как была ему благодарна. Но едва она смогла расправить плечи, ассистент Жоакина начал угрожать, что расскажет президенту об аристократическом происхождении фаворитки – и тот откажется от нее.

Но подлец не успел воплотить свои угрозы. Он сделал нечто худшее.

– Говорят, он не мучился, – простонала Гуннива. – Хотела бы я, чтобы ублюдок страдал за двоих, но нет! Его даже не судили!

Агнесс не знала, что ответить. Она даже не могла поднять глаз на подругу юности. Подобные чувства она испытывала много лет назад, когда ее любимец, коротколапый песик Дарси, возвращался с прогулки перемазанным землей и выкашливал на хозяйскую постель нечто многоногое, пойманное в саду, скользкое от слюны и еще почти живое. Она не переставала любить его, но брезговала гладить, пока питомца не отмывали дочиста.

Настенные часы пробили час пополуночи.

– Презираете меня?

– Нет, – прошептала Агнесс, смахнув выступившие слезы стыда, – что ты, нет. Чем тебе помочь? Боюсь, я могу не так много, но комнат здесь достаточно, и ты вполне…

– Королева Кантабрии может все! – Глаза Гуннивы вдруг загорелись отчаянным огнем. – Если Жоакина признают преступником, и если… если… я не принимала отвар уже несколько месяцев, – она понизила голос. – Понимаете?.. Если… тогда я погибну! Это хуже публичного дома… Это государственная измена!

Агнесс была королевой считаные секунды – от первого и до последнего слова клятвы, произнесенной в ратуше. Она не чувствовала себя королевой. Она ничего не должна была людям, погубившим ее отца, дом и юность. Но что-то подсказывало ей: если сейчас она откажется от короны, то загубленных жизней будет намного больше.

Пересилив себя, Агнесс взяла Гунниву за руку.

– Расскажи мне о Жоакине Мейере. Все, что знаешь. Тогда, возможно, я смогу что-то сделать.

***

Не раз за многовековую историю женщины восседали на троне Кантабрии и носили ее тяжелый изумрудный венец. Почти все они были вдовами, и многие становились ими по своей воле. К услугам правительниц были стилеты, яды, шелковые удавки и несчастные случаи. Сольвейг Справедливая избавилась от четырех супругов за двадцать лет своего правления, пока ей не перестали навязывать новых претендентов. Но это только легенды, верить которым – удел челяди.

Агнесс не была вдовой и не хотела ей быть. Но ее платье, маленькая шляпка с пером ворона и даже перчатки, которые она выбрала для появления на Совете, были черными, с павлиньим зеленым отливом. Так она выглядела старше и, как ей казалось, решительнее.

Экипаж проехал по разрушенному Золотому кварталу и остановился у распахнутых чугунных ворот. Агнесс вышла и осмотрелась. Прежде здесь был ее дом.

Когда ей говорили о реставрации дворца, Агнесс представлялись гравюры, изображавшие постройку древних пирамид или замков из камня: истощенные работники вереницами волочат громадные глыбы по деревянным подмосткам, и щелчки десятков кнутов подгоняют их. Но в действительности все оказалось иначе.

Агнесс никогда не видела такого скопления машин в одном месте – клокоча котлами и выпуская клубы пара, они перемещали к верхним уровням стропил каменные блоки и деревянные брусья. Кроме простых строителей в ярко-синих комбинезонах и льняных рубахах, там были архитекторы и инженеры, корпевшие над столами с чертежами под навесами от солнца. Рабочий день был уже в разгаре, но она не увидела того недовольства и усталости, которых ожидала.

Усмехнувшись своей наивности, она подобрала юбку и направилась к восточному крылу. На полпути ее встретил молодой человек в узком жилете и доложил, что ему велено препроводить королеву в Зал Совета. Она не приняла галантно поданной руки, но последовала за ним.

Восстановленная часть дворца была похожа на оригинал, но Агнесс не хватало цветов, картин, портьер, запахов, звуков… и отчаянно не хватало людей. На одном из подоконников она заметила чьи-то акварельные эскизы, среди которых была и зарисовка ее бывшего зимнего сада.

Наконец провожатый остановился у высоких, почти до потолка, дверей, чьи створки были украшены кантабрийским гербом – черный восьминогий конь Слейпнир на белом поле. Юноша хотел было отворить их, но Агнесс покачала головой и жестом велела ему уйти.

Когда он скрылся за поворотом, она прислушалась к происходящему в зале – не из любопытства, скорее из осторожности. Кто знает, что эти люди задумали на самом деле? Что она вообще о них знает?

«Не доверяй никому. Особенно герцогу».

Верховного судьи Спегельрафа наверняка не было на этом Совете. Но люди, которые взяли на себя решение судьбы королевства, должны быть равны ему по уму, силе и коварству.

Невнятный шум распался на отдельные реплики и голоса. Их было много, и все – мужские.

– …абсурд! Оправдывать подобное – преступно!

– Если вы были столь не согласны с его политикой, то почему никогда не выступали против нее? – произнес, судя по голосу, Кристофер Баккер.

– Учились нейтралитету у Гильдий. Можно подумать, вы пытались что-то ему противопоставить. За ним была армия!

– Мощь страны – в армии! И у руля должен быть военный! Канцлер! Генералиссимус! Латной перчаткой держать вас, крыс бумажных! Что вы со своими бумажками против пули?

«Не доверяй военным, Агнесс. Их купили тогда и купят снова».

– Мы считаем, что Кантабрия уже не может быть прежней. Это республика, и мы требуем выборов. Невероятно, что вы отвергаете очевидное, – это, должно быть, говорил представитель Комитета по правам рабочих, правящей партии Парламента.

– А у вас есть кандидаты? – снова Баккер.

– Нет, но…

– Вот и молчите! – рявкнул военный.

Голоса вновь слились в мешанину вскриков, ударов кулаками о стол и бормотания.

Итак, основные мнения ей уже известны. Если дождаться, пока Баккер упомянет о наследнице престола, – станет ясно, что она подслушивала. Допустить подобное было нельзя.

Двери из выбеленного дуба открылись мягко, почти беззвучно, но все в зале мгновенно умолкли и повернули к ней раскрасневшиеся в пылу спора лица.

– Господа, ее королевское величество Агнесс Линдберг-Спегельраф, – медленно и отчетливо произнес заместитель главы Дома Весов. – Всем встать.

Многие из них уже стояли, опершись на стол руками, будто пытаясь дотянуться до оппонентов. Остальные также поднялись со своих мест, оправив строгие пиджаки и украшенные галунами мундиры.

Почти двадцать человек расположились по обе стороны длинного стола из лакированного красного дерева, а во главе разместился герр Баккер, ее вчерашний гость. Он демонстративно отступил от своего стула с высокой спинкой и жестом предложил его Агнесс.

«Все это – часть игры, которую затеяли Гильдии. Если не пойму правил, то я пропала», – пронеслось в голове девушки, пока она медленно приближалась к дальнему концу стола.

Теперь все облеченные властью мужи словно выстроились перед ней в две ровные шеренги. Судя по всему, Баккер хотел подчеркнуть этим ее статус.

– Перед вами единственная законная правительница Кантабрии. Ее короновали, и все вы присутствовали при этом, – закончил он.

– Но позвольте… – начал было тот, что говорил от лица Комитета.

– Не позволю, – вдруг прервала его Агнесс. Она вспомнила, что подобным образом ее отец, Иоганн Линдберг Четвертый, пресекал споры. – Я буду говорить, а вы слушать. После того как я закончу, у вас будет возможность высказать свое мнение, но не раньше. Королева или нет, прежде всего я дама. Надеюсь, вы более не станете выходить за рамки этикета. Садитесь, господа.

Они повиновались. Не так быстро и одновременно, как отреагировали на ее появление, но все же повиновались.

– В первую очередь я хочу выразить соболезнования по поводу безвременной кончины герра Мейера. Он был преданным слугой Кантабрии и, пожалуй, лучшим премьер-министром, который мог у нее быть.

По залу прокатился приглушенный ропот – они не поняли, что она хотела сказать, назвав бывшего президента премьер-министром.

– В трудный час, – продолжила она, слегка повысив голос, – когда мой супруг, король Антуан, был поражен болезнью, герр Мейер поддержал Корону, взяв на себя заботы о народе. Теперь, когда нет ни его, ни достойной ему замены, я возлагаю эту ношу на себя. Таково мое законное право. И мой долг.

– Гхм, ваше величество… но ведь он поднял бунт! Он причастен к убийству короля, – возразил плечистый генерал с бульдожьей челюстью.

– Это ложь. И у меня есть тому доказательства. Я знаю, что такое преступления против Короны. Назвать вам настоящих преступников? – Совет безмолвствовал. – Герцог Фердинанд Спегельраф – преступник. Он организовал убийство короля и поджог дворца, а после – похитил меня. Он также покушался на жизнь премьер-министра, – Агнесс снова сделала ударение на должности Мейера. – Также доподлинно известно, что на его сторону встала часть военных. К сожалению, их имена утеряны. – Она посмотрела в сторону генерала. – Но это не значит, что я не прикажу провести следствие.

– Ваше величество, – тихо обратился к ней невысокий молодой мужчина с лицом ребенка, – насколько я понимаю, вы пытаетесь предотвратить беспорядки в столице и стране, подправив истину?

– Если этого не сделать, не только Жоакин Мейер – все члены Комитета будут виновны. Им грозит… то, что решит глава государства. Если этим главой буду я, Комитет не прекратит свое существование.

Он удовлетворенно кивнул.

Агнесс ожидала, что они вновь начнут спорить и препираться, но этого не произошло. Насколько она поняла, на Совете присутствовало несколько коалиций: четыре советника, в том числе и новый Верховный судья, семь глав Гильдий, трое от Комитета и трое военных. Среди людей в мундирах она узнала и Вульфа, того, кто защищал их с Антуаном во время свадьбы.

Герр Баккер снова взял слово:

– Поскольку мнения разделились, а Кантабрия еще считается республикой, я предлагаю провести открытое голосование в рамках данного Совета. Итак, президент или монарх?

Один из представителей Комитета, нахмурившись, резко выпрямился.

– Мы не можем согласиться на такое! Нужно время, чтобы появились другие кандидаты!

– Времени у нас нет, – глухо заметил полный молодой человек, который представлял Дом Мастеров. – Еще чуть-чуть – и разразится небывалый скандал. Людям только дай повод выйти на улицы, и они сметут все на своем пути. Или вы забыли, как это бывает? У нас нет права на такой риск. Я готов голосовать.

Больше возражений не было. Агнесс молчала, не считая, что ей нужно еще что-либо говорить. Только ждать.

– Начнем. – Баккер встал, чтобы лучше всех видеть. – Пусть те, кто за новые выборы, поднимут руку.

За республику проголосовали семеро. Как и обещал Баккер, ни один гильдеец не поддержал этот вариант.

– Теперь… – Баккер выдержал паузу. – Пусть встанут те, кто признает законную власть королевы Агнесс Линдберг-Спегельраф.

Гильдейцы встали как один. Новый Верховный судья и генерал Вульф остались сидеть, но и рук не подняли.

Последним неуклюже выбрался из кресла с гнутыми подлокотниками невысокий представитель Комитета, который ранее задавал Агнесс вопросы.

– Как же так, герр Йохансон, – вскричал другой политик из Комитета, – вы не можете! Не можете предавать идеалы, за которые сражался герр Мейер!

Йохансон расправил плечи и посмотрел в глаза Агнесс.

– Второго Мейера нет. И не будет. Королева заявила о том, что будет лояльна к Комитету как к партии. Если она не сдержит слова… мы знаем, что предпринять, чтобы с рабочими считались.

– Я даю вам слово при свидетелях, герр Йохансон, что так и будет, – поспешила заверить его Агнесс. Даже в устах нелепого коротышки эти слова звучали серьезной угрозой. – Кроме того, в парламенте пройдут выборы на должность премьер-министра. Вполне возможно, им станет кто-то из вашей партии.

Переглянувшись, поднялись на ноги еще двое из Комитета. Удивительно, но мнение Йохансона было важнее их претензий.

– Голосование окончено. Абсолютным большинством голосов решено – Кантабрией правит королева Агнесс, – резюмировал Баккер. – Слава королеве!

Все выпрямились, как на параде.

– Слава королеве! – повторили они.

***

– Все так, мой милый. Но я чувствую, что меня не любят. Да и о какой любви может идти речь?.. Народ будет носить на руках того, кто обеспечит им сытость. Военные – больше полномочий. А всем этим советникам только и нужно, чтобы я улыбалась и помалкивала. Нет, любить меня не будут. – Агнесс вновь коснулась прядей Антуана, тонких, как паутина. – Уже завтра моя ложь будет во всех газетах. Ее будут скармливать всем подряд. Но кто в это поверит? Разве что те, кто еще не родился.

– Все это слишком безрадостно, – продолжила она. – Слишком мало было радости в последнее время. Может, хочешь стихов вслух? Музыки? Нет?.. Я знаю, что ты не ответишь. Я ведь не безумная…

Поднимается и опускается резиновая помпа, шипит воздух.

Королева устало сгорбилась.

– Теперь мне придется говорить только с ними.

Антуан не мог ее поддержать. Ни сейчас, ни ранее, ни позже. Возможно, он даже не слышал ее. Возможно, он был в своем идеальном мире, который создал его воспаленный мозг. Ни один доктор не смог в точности определить, очнется ли он когда-нибудь от этого сна.

«Королева Кантабрии может все», – сказала Гуннива. Королева, возможно, да. Но Агнесс только предстояло ей стать. В этот вечер она чувствовала себя бесконечно слабой.

Как и в прошлые дни, когда тоска переполняла ее, она потянулась к музыкальной шкатулке, игравшей ее любимый вальс. Кроме крохотной балерины в пачке из проволочного кружева, шкатулка хранила главное средство, придававшее Агнесс силы.

Щелкнул бронзовый механизм, и снизу выдвинулся миниатюрный ящичек. В нем лежало письмо, написанное на тонкой папиросной бумаге. Листок, исписанный мелким изящным почерком с сильным наклоном, скручивался в трубочку, как осенний лист. Писали тупым грифельным карандашом. Агнесс до сих пор вспоминала, в какое недоумение ее поверг мятый конверт с криво, будто в спешке, наклеенными марками. И как поразило ее содержание загадочного письма.

«Моя дорогая Агнесс, моя названая сестра!

Больше никого не осталось в этом мире, кому я могла бы доверить эти строки. Одной только тебе.

Пришло время узнать, какой интригой тебя опутали и во что вовлекли. Я не хотела, чтобы гнусная правда коснулась тебя, но теперь у меня не осталось выбора.

Времени осталось немного, поэтому не стану облекать истину в мягкие формы.

Смерть короля Иоганна на совести моего отца. Моего и Антуана. Он устроил бунт, казнь и пожар. Ничто на свете не может оправдать его подлости.

Антуан болен душевно, и его эксперименты причиняют страдания людям. Он отравляет их и себя. Это нужно прекратить немедленно – или найдутся те, кто сделает это по-своему. Да, его хотят убить. И я ничем не могу ему помочь.

Как только ты выберешься из Виндхунда, тебя попытаются использовать в своих целях, как пытались использовать меня. Прошу тебя, не доверяй никому. Особенно герцогу. Не доверяй военным. Их купили тогда и купят снова. Не верь их словам о том, что ты глупа и ни на что не годишься. Это ложь, призванная заставить нас молчать и бояться.

Я не смогу написать тебе снова. Не знаю, останусь ли я в живых. Но я хочу, чтобы ты помнила обо мне и моих словах.

Прощай.

Твоя подруга, Луиза Спегельраф».

Агнесс бережно свернула письмо и спрятала его в потайной ящичек шкатулки. Так кусок папиросной бумаги может стать могущественным талисманом, придающим сил.

Затем, чтобы заполнить тишину, она откинула ажурную крышку, и заиграла мелодия. Барабан механизма спотыкался на каждой ноте и побрякивал. Разумеется, это не живая музыка. Но и не гнетущее молчание комнаты, где спал ее очарованный принц.

Мелодия текла, запинаясь о подводные камни. Впредь Агнесс будет окружена людьми, а оттого – еще более одинока. Если бы только Луиза была здесь. Хрупкая, но храбрая, не сломленная годами в бедности и безвестности, она вновь исчезла.

Луиза, где же ты теперь?..