Падение 3. Когда охотник становится жертвой

Глава 1. Дежавю

Это странное ощущение дежавю начинает порядком подбешивать. Оно никогда не сулило ничего хорошего, теперь же это чувство щедро отдаёт кислым привкусом вынужденной благодарности. Эйса просыпается от затхлой вони давно заброшенного помещения. К запаху пыли примешивается запах ржавого железа, мужского пота и почему-то крови, хотя Эйса цела, не считая зверской головной боли. Похоже её здорово приложило в аварии.

Она чувствует, что ни черта не выспалась, только хуже стало. Приподнимаясь на локте, Ривера брезгливо осматривается. Вытертый, продавленный диван, облезлые стены в плесени и потеках, пыльный цементный пол, железный верстак, старый ящик с инструментами и серебристый футляр, в котором Ривера видит перчатки, шприцы и ампулы. Несложно догадаться, что это за набор. Когда в комнатушку через щель приоткрытой двери врывается сдавленный стон боли, Эйса убеждается, что не ошиблась.

Маячившая за дверью тень чутко реагирует на движение – в помещение входит молодой мужчина с бритыми висками. Он весь в цветастых татуировках, как чёртова клумба, и здоровенный, как обожравшийся стероидов бык на мясоферме.

– Она следующая? – спрашивает он кого-то за дверью. Странно, но мужчина смотрит на неё с каким-то сочувствием, будто он по принудиловке её тут караулит и всё это дерьмо, происходящее за его спиной, ему особого удовольствия не доставляет.

Эйса невольно вжимается в диван, когда видит за дверью, в соседней клетушке с решетчатыми окнами под потолком Лару Кинг, привязанную к стулу. Её губы сшиты железными скобами, глаз заплыл, с рук, сцепленных за спиной, мерно капает кровь. У неё под стулом этой крови целая лужа. Ривера волком смотрит на мужика в цветастых розах. Ей не хочется на место Лары Кинг от слова совсем. Да и с какой стати, чёрт бы его побрал?

– Не-е-ет, она моя. – В фокусе её взгляда появляется Данэм. На нём рубашка с закатанными рукавами и резиновые перчатки, а в руках строительный степлер сплошь в бордовых, подсыхающих пятнах. На идеально-белую рубашку не посадил ни капли – аккуратный, чёртов мясник.

Эйса выдыхает и позволяет себе чуток расслабиться. Препарировать её никто не собирается, а этот цветастый, наверное, просто не в курсе. Рангом, видимо, не вышел.

– Расставь своих парней по периметру и свободен, – не глядя в его сторону, приказывает Данэм. – Коул? – Оливер резко поворачивается к нему, видя, что тот мешкает.

Опять этот обеспокоенный взгляд. Эйса ловит его на себе, а в ответ мысленно желает этому самому Коулу убраться поскорее. Пусть спасает кого-нибудь другого, она не дама в беде, а от чужого сочувствия у неё случается изжога, что бы за этим сочувствием не стояло. Эйса привыкла, что обычно всем друг на друга срать, а помощь всегда имеет цену. С Данэмом ей теперь за всю жизнь не расплатиться, для других она уже не кредитоспособна.

– Ага, – кивает Коул и исчезает в коридоре.

Тем лучше.

– Ты в норме? – бросает он из-за плеча, аккуратно поддевая пальцем упаковку со шприцем и ампулу.

– Бывало и лучше, – едко отвечает Ривера, усаживаясь на вонючем, замасленном диване в самую непринуждённую позу, хотя на деле ей хочется вскочить с него, пока клопы не облепили, и принять душ. Показывать Данэму свою растерянность и нервозность она не станет, он и так себя героем чувствует, можно не сомневаться. Облизывать ему пятки Эйса не собирается, даже если он и впрямь герой. Гораздо приятнее думать, что он с завидным постоянством вытаскивает её из дерьма, в которое сам однажды макнул от всей души. – Ты мне скажи, нельзя было как-то попроще всё организовать? У меня башка не железная.

– Прости, дорогая, я мог положить тебя рядом с Беккетом, чтобы ты перестала, наконец, путаться у меня под ногами, но, как видишь, я этого делать не стал, – невозмутимо отвечает он, снося пальцем стеклянный наконечник.

– Нахрен ты кокнул федерала?

– Конечно же, потому что он тебе угрожал, дорогая.

Бессовестное вранье, хорошо приправленное издёвкой, Эйса внутренне напрягается, подбирается, готовясь к ответному выпаду. Хочется эти блядские шуточки пресечь на корню и плевать что не в её положении выпендриваться.

– Не слышу благодарностей, – он улыбается, надавливая на поршень шприца. Тоненькая струйка препарата взмывает в воздух, описывая над его головой дугу. Очень двусмысленно.

– Иди нахуй, – цедит сквозь зубы Ривера.

– Ну, вот так всегда. Умоляешь, клянчишь, подставляешь зад, а потом – иди нахуй. – Данэм занимает собой всё пространство комнаты – он тяжёлый, липкий, как запах крови, которым тянет из-за приоткрытой двери в пыточную. От его ядовитой улыбки у Эйсы темнеет в глазах – снова хочется взять и двинуть по этой ухмыляющейся роже. Хуже уже не будет. Ривера не помнит, в какой момент перестала его бояться. Наверное, после той случки в машине она почувствовала какое-то подобие власти над ним. Чем чёрт не шутит, может правда? Иначе она не была бы здесь.

– Иди нахуй ещё раз, – огрызается она в ответ своим мыслям. Данэм скользит взглядом по её острым, голым коленям, подбитым ссадинами и молча возвращается к Кинг. Дверь остаётся открытой.

– А потом всё пошло не по плану и Беккет вывел вас на ваш же товар? – Эйса слышит, как он продолжает прерванный допрос. Она неспешно поднимается с дивана, чтобы скрипом старых пружин не перебить звук его голоса. Ривера жадно вникает в каждое слово. Ей хочется знать всё. – Назови мне имя и я облегчу твою боль, Лара? Или Луиза? Как тебе больше нравится?

Агент Лара Кинг, эта крутая баба с кулаками начинает часто дышать, когда Оливер выпрямляется и медленно заходит ей за спину. Эйса чувствует себя отмщенной, когда видит её красные от боли глаза. Лара Кинг смотрит на неё с ненавистью, с изумлением тому, что Ривера её обыграла при минимальных на то шансах. Как же мало ей было нужно, чтобы сломаться – пара вырванных ногтей и один откушенный секатором палец. Ривера чувствует моральное удовлетворение, когда видит ужас в её глазах. Ужас от ожидания новой порции боли. Эйса самодовольно улыбается ей в ответ. Выкуси, сука.

Она не видит, что Оливер делает за спинкой её стула. Глухой щелчок, озверевшие от боли глаза Кинг и частая капель, звонко бьющаяся о полиэтиленовую подстилку особого простора для фантазии не дают. Обыкновенный строительный степлер в руках Оливера Данэма превращается в орудие изощренного искусства пыток.

– Если передумаешь, скажи. Хотя вряд ли ты сможешь говорить с этим, – выпрямившись, он проводит пальцами по неровному ряду из пяти скоб соединяющих губы Лары Кинг в одну тонкую кровавую линию. – И не смотри на меня так, иначе сошью тебе веки.

Грубым движением он наклоняет ей голову в сторону и забивает ей в шею короткую иглу.

– Это чтобы ты раньше времени не откинулась от заражения, – он бросает пустой шприц в мусорное ведро, обернутое голубым пакетом с коричневыми пятнами по ободку, хлопает её на прощание по щеке, словно собаку, снимает перчатки, отправляя их следом за шприцем. На лице Кинг остаются алые отпечатки её же собственной крови. – Не скучай.

Он выходит из комнатки, закрывает чемоданчик и щёлкает замком, берёт со стола ключ от машины и телефон, не обращая внимания на Риверу, стоящую у него за спиной.

– Ты слил федералам наркоту? Зачем? – цепляясь за ускользающий от неё смысл разговора, спрашивает она.

– Ты лучше спроси, наша она или нет.

– Зачем тебе эта баба?

– Так много вопросов, – лениво тянет Данэм, разворачиваясь к ней лицом. Он устойчив на широко расставленных ногах в то время как Ривера, словно голая ветка на ветру, в положении беззащитном и крайне невыгодном. Обладание информацией понижает шансы остаться не у дел, вот только Эйса мечется между её крупицами и не знает, с какой стороны зайти. Она чувствует себя бесполезным куском дерьма на чужой милости и это чувство совсем не нравится ей.

– Рассказывай, – Ривера бесстрашно перекрывает ему путь. Маленькое препятствие, хлипкая, фанерная створка против тарана из твёрдых, тренированных мышц. Либидо не подскакивает, страха нет, ощущение опасности не заставляет её прикрыть рот, как то бывало раньше. Эйса не чувствует сейчас ничего, кроме запаха крови вперемешку с древесными нотками его одеколона – в голове мутно после удара о стойку, а желчь ползает по пищеводу от горла до пустого желудка. Хреновее некуда.

– Поехали, жрать охота, – он берёт её за плечо, разворачивает спиной и лёгким шлепком по заднице задаёт направление прямо по коридору. – Ты мексиканскую кухню уважаешь?

– Итальянскую предпочитаю, – фыркает она в ответ через плечо. Подкисших фахитос и тухлых буррито из помойки она наелась до блевоты в родном Синалоа. Пока есть выбор, она всегда выбирает лучшее. А жрать действительно хочется.

– Годится.

Пока они спускаются вниз по железным ступеням из решетчатого полотна, Данэм звонит в ресторан и делает заказ. Три бутылки неплохого красного вина в конце длинного списка блюд заставляют Риверу улыбнуться в предвкушении – разогнать кровь хорошей порцией алкоголя кажется весьма неплохой идеей. Голова станет яснее. Он называет адрес доставки, Эйса этого адреса не знает.

Когда они выходят на улицу, Данэм открывает ей дверцу старого «Фольксвагена» – видимо, свой шикарный «Мерседес» он решил не светить. Когда они молча выезжают за ржавые ворота с табличкой «Частная территория» Эйса оглядывается назад, пытаясь вычислить, где они только что были. Здание, где осталась подыхающая от боли Лара Кинг, похоже на заброшенный завод. «Авиамоторы Кеннет-Брауна» – очертания здоровенных отвалившихся букв на фасаде становятся видны лишь когда они отъезжают на четверть мили.

Они едут не больше десяти минут. Малоэтажка из красного кирпича находится рядом с железной дорогой, в паре кварталов от завода. Стратегически верно – не слишком далеко и не слишком близко на случай, если придётся уходить.

– Любишь ты клоповники, – Эйса входит следом за Оливером в квартиру и брезгливо озирается. Номер дешёвого мотеля, в котором они были с ним в Вегасе, кажется ей в разы лучше.

Квартира после пожара, на стенах копоть, лопнувшее окно в кухне наглухо забито сизой от плесени фанерой. Обеденный стол и мягкая мебель кажутся вполне новыми, наверное, кто-то пожертвовал погорельцам. С желтого, местами подкопченного потолка свисает пыльная, обсиженная мухами лампочка на длинном проводе – она покачивается прямо у её лица, паркет раздулся от воды и рассыпался в щепку, плотная полиэтиленовая плёнка изображает дверь в туалет.

– Ты ещё на голой земле не спала, – хмыкает Оливер, наверняка припоминая своё армейское прошлое. Эйса многозначительно хмыкает в ответ.

– Откуда ты знаешь?

Она спала на камнях, нагретых солнцем за день и воровала корм из коровников до тех пор, пока Энрике не вывез их в город и не помог остальным братьям пристроиться в картель. Мать зарабатывала, как могла: спала с мужчинами за деньги, пока её красота и молодость ещё котировались, меняла мужей, чтобы те кормили её детей, попутно делая ещё детей. О предохранении в их деревне никто не слышал. Эйса не знала, что после третьего ребёнка Мария желала каждому следующему сдохнуть, ей рассказала об этом Лупе. Но они оказались слишком живучими, кто ж виноват?

Данэм смотрит на неё пристально, изучающе. Он ничего не говорит ей на это, но в его глазах Ривера видит понимание.

– Лара Кинг, она же Луиза Мария – ещё хренова туча имён – Ортега Диаз работает на твоего бывшего босса, а Франко, как ты помнишь, начал борзеть и продолжает это делать – значит, за ним кто-то стоит, – он расстегивает пуговицы рубашки, бегло перебирая пальцами по кромке ткани, стаскивает ее с плеч, комкает, метко бросая её в угол дивана. – Эта сделка прошла мимо нас. Я позвонил своим людям в АБН и те закинули удочку Беккету. Ну, а звонок тебе стал эдаким финальным штрихом. И я немного подыграл тебе, чтобы твоя якобы полезность не пошла прахом, иначе, сидеть бы тебе, дорогая, в мексиканской тюрьме. Я слышал, условия там так себе, – он улыбается, на лице у него выражение хитрожопого благодетеля. В совокупности с идеально скроенным телом это похоже на вызов. Но Ривера его не принимает, оставаясь стоически невозмутимой. Да и что она может? Затрахать его до смерти? – Я слил партию, чтобы посмотреть, у кого гореть начнёт. Беккет тупой до мозга костей законник, он не при делах, а эта дамочка, как я предполагаю, не последнее звено в цепи.

– Человека хотят подсидеть?

– Хотят, – Данэм открывает свою незаменимую дорожную сумку, достаёт чистую рубашку, идёт в сторону ванной. – Беккет плотно сел ему на хвост. Ублюдок не побоялся подкинуть в «Таити» наркоту, чтобы задержать его хотя бы за это. Но босс успел уйти.

Зашумела вода. Эйса останавливается в коридоре, переваривая сказанное. Плёнка вообще ничего не скрывает – полосы воды скользят по его телу, собирая тёмную дорожку волос от пупка и ниже в извилистую змейку. Его вялый член в облаке пара выглядит ярким светлым пятном. Эйса вдруг отчётливо вспоминает ощущение его внутри, от этого по спине пробегает лёгкая дрожь и жар.

В дверь звонят. На пороге стоит кудрявый пацан с лицом сплошь в ямах от акне. На нём бейсболка с логотипом «Солерно Траттория».

– Прими заказ. Наличку возьми в чемодане, – кричит ей Данэм из душа.

Эйса просит парня подождать минуту. Она склоняется над распахнутой сумкой, с азартом проверяет каждый карман. Два паспорта, чеки, талон на парковку, свернутые тугими рулетами боксеры, носки, три белые рубашки, джинсы, ноутбук в чехле. В отделении поменьше – флакон «Хьюго Босс», спиртовой гель для рук, пачка презервативов и антисептик на случай, если резина не выдержит нагрузок. Эйса усмехается. Продуманный, зараза. В нижнем отделении две обоймы для пистолета, лежащего на кухонном столе, в маленьком кармане под замком – золотое кольцо и два армейских жетона.

«О. Данэм» «М. Холт»

«М. Холт». Ривера задумчиво вертит в руках. Дохрена сентиментально носить с собой жетон своего босса. Если это, конечно, его жетон. А ещё кольцо…

– Ты заблудилась? – Данэм, в полотенце, обернутом вокруг пояса, заходит в комнату. Парнишка с коробками мнется на пороге, явно желая поскорее получить деньги и убраться из этого неприглядного дома. Одним чётким отработанным движением уличной воровки Эйса прячет жетон между пальцев, прикрывает цепочку ладонью, передаёт Данэму бумажник, а после аккуратно бросает жетон обратно в родное отделение. Он ничего не заметил, иначе вряд ли бы промолчал.

Салат, цыпленок, ризотто, нарезка из сыров и ветчины, овощи на гриле, джелато на десерт, вино и бутылочка лемончелло в качестве комплимента от ресторана – услужливый доставщик с резиновой улыбкой складывает весёлые цветные коробки на комоде в прихожей. Эйса берёт бутылку вина и открывает его ржавым штопором, найденным на дне кухонного ящика. Она прикладывается к ней прямо из горла. Чистота местных стаканов вызывает у неё сомнения.

– Что, даже свечей не зажжём? – глумится Данэм, видя, как Ривера на ходу цепляет два ломтика сыра с плесенью и закидывает в себя следом за большим глотком вина.

– Здесь уже однажды зажгли, похоже. Ну их к чёрту, – она многозначительно обводит взглядом подкопченный потолок, игнорируя очередной данэмовский подъеб.

– И то верно, – Данэм плюхается на табурет и вгрызается в ножку цыпленка.

Эйса не понимает, что именно не даёт ей покоя: переделка сфер влияния где-то на недостижимом для неё верху, её собственные перспективы или тот жетон в чемодане. Она подходит к окну, вглядывается в мутные сумерки через щель в фанере, пытаясь сообразить, с какого боку зайти. Алкоголь пьётся, как вода, легко и приятно, ненавязчиво растворяется в крови, развязывает язык и, как ни странно, убавляет головную боль и собирает мысли в кучу. Налицо первые признаки алкоголизма – без бутылки хреново думается, но это волнует Риверу в последнюю очередь.

– И что потом? Ты узнаешь имя, и что потом?

– Всё то же.

Эйса резко оборачивается к Оливеру, видя, как тот невозмутимо облизывает жирные после цыпленка пальцы. Он приехал сюда убивать. Убивать того, кто посмел встать на пути Человека. Одним трупом Беккета и перспективой трупа Кинг дело не ограничится. Ривера не понаслышке знает, как далеко он готов зайти.

– А если он не один? Если он тебе не по зубам, что тогда?

Закон противодействия никто не отменял, особенно учитывая то, как крепко взялись за Холта федералы. Правительство США не рядовой мексиканский наркокартель, его не напугать парой заказных убийств. Эйсе до дрожи в руках хочется знать, что будет, если всё рухнет. Если эта пищевая цепочка с Человеком во главе перестанет существовать. И что будет делать Данэм, если это случится.

– Что ты хочешь?

Оливер оставляет коробку и смотрит на неё взглядом, не сулящим ничего хорошего. Но Эйса, как скоростной состав, летящий с горы с отказавшими тормозами, уже не может остановиться.

– Хочу знать, что у вас с ним? Что у вас с Человеком? – она со скрипом отодвигает стул и садится напротив. Найденный жетон не даёт ей покоя, и пусть Данэм от этих вопросов явно теряет аппетит. Она глядит на него в ответ нагло, с вызовом, как дворовая кошка, которую пригрели по зиме и которая теперь считает себя полноправной хозяйкой квартиры. Ей нечего терять, кроме гордости. Да и её уже почти нет.

– Переживаешь, кто будет спасать твой зад, если план не сработает? – Оливер чётко считывает её волнение, облекает в слова причины, по которым она вообще завела этот разговор и которые сама никак не могла обозначить. Славный у них тандем, ничего не сказать, вот только обстоятельства, при которых он сложился, дерьмовее некуда.

– Я не верю, что ты с ним, потому что он вытащил тебя из-под трибунала. Тебе всё это нахер не надо. Ты бы жрал, пил, курил, трахал шлюх, а после героически захлебнулся бы собственной блевотиной где-нибудь под мостом.

– Не будет его, не будет меня. Всё просто, – Данэм пожимает плечами, со стоическим спокойствием выдавая очередную отмазку. Но что-то ей подсказывает – дрогнувший мускул на лице или на мгновение помрачневший взгляд – что в ней есть доля правды.

– Слишком даже, – фыркает Ривера, подтаскивая к себе одну из коробок. Не прерывая с Данэмом зрительного контакта, она втыкает в вилку в салат, словно в сердце заклятому врагу.

– Милая, ты не сможешь продать эти сведения. Они ничего не стоят. Займи лучше свою голову чем-нибудь другим, – выдаёт Оливер, заставляя Риверу подавиться воздухом от возмущения.

– Не думай, что знаешь меня хорошо.

– Ты тоже.

Данэм встаёт из-за стола, отнимает у неё бутылку и делает несколько больших глотков. Вина остаётся меньше половины, Эйса смотрит в сторону второй, нераспечатанной, понимая, что одной сегодня ограничиться не выйдет. Их чудовищно сложные взаимоотношения напоминают сделку, в которой стороны никак не могут сойтись в цене, и Эйса впервые не может предложить свою ставку. Она утыкается в салат, решив, что проигранный раунд аппетиту не помеха.

Данэм берёт ключи и мобильник, явно намереваясь покинуть квартиру.

– Попытаешься уйти, сама знаешь, что с тобой будет, – предупреждает он, и Ривера разворачивается к нему всем корпусом, зло бросая вилку на стол.

– Тебе в кайф, что я от тебя завишу, да?!

– Мне забавно, как ты пытаешься всеми силами доказать, что это не так, – с едкой улыбкой он закрывает за собой дверь. Ривера насилует штопором бутылку до тех пор, пока пробка не превращается в крошево.

***

То, что происходит между ними, похоже на безумие.

Утро лениво наползает на город, солнце проникает сквозь задернутые шторы, погружая спальню в мягкий, рассеянный полумрак. Ветер приносит с океана запах соли, а с улиц – асфальтовую пыль и жар разгорающегося дня. Лень дотянуться до пульта и лень надавить на кнопку, чтобы включить кондиционер, несмотря на то, что по спине уже течёт пот. Кайлу не хочется возвращаться в реальность ради мелких бытовых вопросов, ему хочется провести в этом безумии как можно больше времени.

Кали жарко, но она словно расплавилась, растеклась по промокшей простыне и по подушке, не в силах пошевелиться. Она давно потеряла счёт времени. Уже забыла, каково это вообще, когда колени сомкнуты, а ноги сведены вместе. Как это ходить без опоры на чью-то руку и как это вообще ходить, а не лежать. Безумие давно выбило её из реальности, Рейес не представляет, как будет вытаскивать себя на улицу – она ощущает себя одичавшей, словно год прожила в лесу.

Не вынимая из неё пальцев, Кайл отвлекается, чтобы коснуться губами внутренней стороны её бедра. Кали там самая чувствительная – от одного невесомого поцелуя она ахает и вздрагивает, от следующего смеётся, пытаясь вырваться, потому что щекотно. Его горячий язык возвращается обратно, раздвигает налитые кровью складочки, начинает двигаться быстрее, настойчивее. Кали чувствует, что у неё шумит в голове и сохнет в горле, до разрядки остаётся пара ударов сердца. Тело рефлекторно вздрагивает, рот кривится в беззвучном крике – у неё, кажется, начинает пропадать голос. Колени сгибаются, поджимаются к груди, тело гнется дугой и мечется по постели, Кали едва сдерживает себя, чтобы не отпихнуть Кайла ногой – организм инстинктивно защищается от слишком сильных ощущений.

Его пальцы липкие, а губы сладковатые от её смазки – когда он возвращается к ней, Кали сцеловывает с них свой вкус.

– У меня такого не было никогда, чтобы пару минут… – и чтобы так часто и так бурно. На остаток фразы Кали не хватает дыхания, слова срываются на бессвязный шёпот. – Ты мне снишься, тебя не существует.

– Кали… – он словно забывает что хотел сказать. В голове абсолютная пустота, редкие вспышки сознания заполняются её дыханием, ощущение горячего, мокрого тела под его телом, её ладонями, ласкающими его лицо, её голосом, произносящим его имя так, что можно сойти с ума.

Расставив колени по обеим сторонам её головы, Кайл имеет её в рот так глубоко, как она позволяет. Её беззащитность вместе со взглядом грязной, пресытившейся девки сводят с ума, раззадоривают ещё сильнее, как и то, что Кали такая для него одного. Он кончает ей на шею, на лицо, на приоткрытые губы, стараясь не попадать на веки, иначе зальет глаза, они покраснеют, как после хорошего удара. Вряд ли Кали это понравится. Хотя какое там старается, соображалка ни черта не работает.

– Кали, ты нечто. Просто нечто.

Она смешно фыркает, стирая вязкие капли со своего лица прямо ладонью, улыбается, говоря, что эта штука вроде как омолаживает кожу. Кайл улыбается тоже, хватая забытое на столике кухонное полотенце, чтобы помочь ей.

– Когда тебе на работу? – Кали обнимает его, кладёт голову ему на плечо. В этом её движении ощущается необъяснимая грусть. Реальность неумолимо надвигается, обязательства напоминают о себе, мир вокруг никуда не девается, как бы ей того ни хотелось. Придётся расстаться, пусть даже на время его смены.

– Завтра. К шести утра.

Кали обнимает его крепче. Кайл, прикрыв глаза, выдыхает аромат её волос, гладит по спине. Опустошенность, умиротворение и лёгкая грусть от того, что безумие отступает – Кайлу хочется отмотать время назад, чтобы пережить его снова или наоборот, погнать вперёд, чтобы узнать, что будет дальше.

– Хорошо, – она чмокает его в губы, поднявшись на вытянутых руках. – Надо бы в прачечную бельё закинуть.

Это верно. Если простынь хорошенько просушить, её можно будет ставить, облокотив о стену, как кусок фанеры.

Кали встаёт с постели, лениво протягивается, вставая на носочки. Её тёмные волосы сильно кудрявятся от влаги. Когда она поднимает над головой руки, её округлая, упругая грудь становится ещё привлекательнее. Немыслимо красивая девчонка.

– Мне нужно в бар заглянуть, – заметив, как посерьёзнел его взгляд добавляет. – Я знаю, тебе это не очень нравится, но сам понимаешь, – она пожимает плечами, надеясь, что объяснять не придётся. Лезть в бутылку и доказывать свою независимость смысла не имеет никакого, Кали просто не хочет, чтобы он взваливал её проблемы на себя. – Что делать с ключами?

– Оставь себе. Я вторые у брата возьму.

Неплохо бы забрать ещё одни у Риты. Ей-то они точно уже не нужны, да вот пересекаться с ней ради такой мелочи совсем не хочется. Он давно отпустил её с миром, теперь здесь живёт Кали. В его квартире и в его сердце.

– Спасибо за то, что помогаешь мне. Я ценю это. Очень, – говорит Кали начистоту, словно чистосердечное признание делает, которое, как известно, облегчает вину. А она чувствует вину. Стоило сказать это раньше, а не изображать из себя каменную стерву, которой она вовсе не была. Но всё случилось, как случилось, и хорошо, что именно так.

– Я знаю, – отзывается Кайл. Такое бывает, когда видишь человека впервые и сразу же понимаешь, что он твой. Наверное, в тот день, когда он впервые увидел её, произошло именно это. Наверное, будь это не так, он забрал бы Суареса и никогда больше не вернулся в её бар.

– Ты яичницу с беконом любишь? У меня здорово получается. – По пути в душ Кали заглядывает на кухню. – Кстати, не помнишь, куда я пучок зелени сунула? Мне кажется, в машине остался.

– Кали. Выходи за меня. – Вырывается изо рта само, как результат сентиментальных размышлений, которыми до отказа заполнился размягченный после секса мозг. Кайлу вдруг начинает казаться, что всё это уже было с ним, что Кали всегда была здесь, что они знакомы всю жизнь. Он хотел бы чтобы Кали родила ему детей. Он любил бы их больше жизни.

– Ты спятил? – с кухни доносится удивлённый голос. Кайл готов согласится с этим утверждением. Пусть это глупо, не вовремя и не в их положении. Кайл уверен, что никогда ничего правильнее в жизни не говорил.

Трель телефона обрывает затянувшееся молчание. На экране высвечивается телефон Коула.

– Через час у Рори в «Раз, два». Этот говнюк согласился только на своей территории, когда я ему про тебя сказал. Зассал, что ли? – хмыкает в трубку брат. Кайл косится на дверь ванной – Кали успела проскочить туда без него. Завтракать ей придётся одной, он успеет только душ принять. И конечно же, куда и зачем он едет, он ей не скажет.

– Я понял.

– Только давай сначала к нам, – Кайл отключается и сгребает постельное белье на пол. В прачечную действительно стоит заскочить на обратном пути.

***

– Рассказывай, – лениво роняет Кайл, падая на диван мягкой зоны. Следов крови здесь больше нет, обивку сменили, сменили стулья. В груди зудит какое-то паршивое чувство. Здесь недавно умер человек, а ему хоть бы хер.

Кайл никогда не считал, сколько трупов разной степени разложения перевидал на своей работе – успел привыкнуть, очерстветь. Даже будучи в банде он столько дерьма не видел, сколько видел сквозь прицел табельного пистолета. В первый год стажерства его пару раз вывернуло прямо на асфальт, а потом всё пошло по накатанной. И всё это как-то грустно. Как грустно и то что он, по сути, снова возвращается к истокам. Назначенная «стрела» с Диего тому подтверждение.

– Данэм, короче, собирался этот товар слить, у них там многоходовка какая-то наверху. Говорит, так надо было. – Коул плюхается напротив, остервенело тряся шейкером с протеиновым коктейлем. Он рассказывает ему о той заварухе с наркотой, из которой «Хантеры» едва ушли на своих ногах. Но не все. – Человек, говорю, мой погиб, нельзя было предупредить? Он, сука, сказал мне, что не натурально бы вышло. Им там наверху вообще похуй на нас, хоть все мы тут передохнем, – Коул едко, зло усмехается, глядя куда-то в сторону. Наверное, прокручивает в уме разговор. – Двести кусков дал на всех. Мы, конечно, матери его большую часть скинули, – он неосознанно бросает взгляд на место, где умирал его человек, опустошает шейкер в три больших глотка и с грохотом ставит его на стол.

Кайл краем глаза замечает, что в бар начинают сходится любители промочить горло с утра пораньше. Их обслуживает миловидная блондинка. Новенькая. Наверное, очередная любовница брата, такие куклы в его вкусе. В последнее время. Отчего-то Кайл вспоминает первую любовь брата – Андреа Маршалл. Она была темненькой, долговязой и худой, как мальчишка. С тех пор, как она исчезла из их жизни, Коул стал избегать таких типажей. *

– Он сейчас там бабу одну допрашивает. Знаешь, что он с ней сделал? – Коул кривит рот, пропускает сквозь зубы комок слюны, смачно плюёт в пепельницу. В подробности не вдаётся. – Упырь долбаный.

Кайл мрачнеет. Всё это звучит как-то неутешительно. Без протекции Старших «Хантеры» были сами по себе, плавали мелко, зато знали, за что огребают и что, в случае чего, их ждёт. Сейчас брат и его парни становятся тупым мясом, которое не жаль отправить на бойню. Банду они создавали, чтобы выжить и чуть упорядочить то дерьмо, в котором им приходилось существовать. У них были идеалы. Сейчас же цели «Хантеров» изменились. Болезнь с симптомами «пожрать, навариться, потрахаться» заразила и их. И Коула, похоже, подтачивает тоже.

– Ладно, погнали. Мне с амиго Диегито тоже побазарить надо, – Коул поднимается с дивана, Кайл следует его примеру.

– На предмет?

– Отмашку дали. Кончать Гарсию, убирать их нахуй с улиц. Нам людей подгонят. Оружие, если надо. Я тебе сейчас всё это говорю, чтобы ты в курсах был. И ещё, – Коул заводит брата в оружейную, звенит ключами, набирает код, открывает железный сейф, стоящий прямо на полу, в углу.

– И я вот ещё что прихватил, когда эта заваруха началась с федералами. Моральный ущерб, чтоб его, – он вертит в руках чёрный прямоугольник размером с кирпич, обмотанный чёрным полиэтиленом. – Я хер знает сколько тут точно, но кусков на триста минимум.

– Да ты охуел?!

При виде здоровенного бруска наркоты Кайл взрывается. В «Логове» никогда ничего подобного не держали. Да и вообще не связывались с этим, потому что наркота – удел Старших. Такой объем Коулу в руках держать-то не положено, не то, что хранить. Кайлу отчего-то хочется, как в детстве, хорошенько съездить брату по уху, чтобы вставить мозги на место. Пока ещё не слишком поздно.

– Ты в моей тачке это гавно вёз? По улице с ним шёл? У тебя башка вообще есть?!

– Выключи ты копа. Всё нормально.

Коул то ли слишком самонадеянным стал, то ли расслабился, почувствовав вкус власти. Скоро на улицах снова начнётся стрельба. Работы будет до чёртовой матери. И как бы Кайл не желал Гарсии сдохнуть, эта перспектива его мало радует. Как и два кило героина в руках у брата.

– А если кто прочухает? – Кайл не собирается сдаваться, несмотря на то, что это бессмысленно. Если только самому из рук вырвать и в унитаз спустить. Только вот ему даже касаться этого дерьма не хочется. – Выкинь эту дрянь.

– Я его в пять пакетов завернул, средством от моли пересыпал, ни одна собака не учует, – Коул суёт свёрток обратно в сейф, обращается к брату, присаживаясь на краешек стола. – Слушай, я в курсе, что делаю. Это подушка безопасности. Сам видишь, херня случается. Вот ты выпендриваешься сейчас, а сам сто пудов согласен со мной, – Коул говорить беззлобно, не спорит, не доказывает. Он спокоен, будто действительно знает, что делает.