Жулики. Книга 7

Глава 1

Невзирая на несогласие Нины Андреевны, Мишка с Катюшей все же отправились на недельку в Москву 18-го века, взяв слово с белошвеек, что они об этом будут молчать ровно год. Через неделю Катюша и сама запросилась обратно, вспоминая горячую воду в ванной:

– Мы-то привычны, а вот ребятишек подмывать и вообще там матушка уже, наверное, с ума сходит,– оправдывалась она.

– Солнышко, да мы назад минутой позже всего вернемся. Она же часа на два ушла. Успеем следы пребывания здесь ликвидировать. Отмоемся, как следует,– успокоил ее Мишка.

В Москве уже объявили о кончине Императрицы-Государыни и восшествии на престол нового Императора, которого ждали, в Первопрестольную, на коронацию. Москва гудела только об этом.

Серега, с которым Мишка не виделся почти месяц, появился в первый же день и по секрету сообщил, отведя в сторону, что Ксения Петербуржская именно Аннушку, у которой братья кузнецы, и имела в виду.

– Засылал к ней тут сватов один гусь из лавки скобяной – Путятин фамилия. Рожа прилизанная, с усиками погаными.

– И чем сватовство закончилось?

– Отшила их Анюта. А братья ей перечить не посмели. Она из них обломов, веревки вьет. Родителей-то нет. Так она им за мать. Как скажет, так и будет по еёному. Кремень девка. Навроде твоей Катюни. Даже, пожалуй, построже будет.

– Ну и ты что теперь?

– Не знаю. Пока на уровне ухаживания. Больно она строга. Прямо дотронуться боюсь. Вдруг промеж глаз как даст, а из-за угла братья сразу все трое выскочат,– поежился Серега.

– Ну, Серый! Если так, то оставь девушку в покое. Что ты все "братья, братья". Можно подумать, что если что, то ты им по шеям не накостыляешь.

– В том-то и дело что рука не поднимется. Потому как виноватым себя буду ощущать. Да где тебе понять-то. У твоей Катерины братьев кузнецов-то нет.

– Ну и что? Ну, были бы, если, так что я на ней жениться бы побоялся? Вот о ее родственниках я как-то в последнюю очередь думал. Увидел и сразу понял, что ОНА это. А ты что чувствуешь, когда на Аннушку смотришь?

– Чувствую, что "крандец".

– В смысле?

– Ну, "звиздец" в смысле. Что вроде ОНА, как ты сказал, но вот братаны ее чего-то мне, как-то охоту отбивают. Больно уж семейство серьезное. А я, сам знаешь, люблю людей юморных.

– Так, может быть, ты их пока плохо знаешь? Ты с братьями-то хоть один раз пообщался?

– Как же. Обижаешь. Познакомился. Старший на меня таким зверем глянул, что я на три дня аппетита лишился. Прямо не знаю, что и делать. И Аннушка опять же недотрога жуткая.

– Давай я с ней поговорю? Может быть ты ей не нравишься, а она боится тебя отшить, потому что ты вроде как родственник Екатеринин?

– Точно. Поговори. Только осторожненько. Поделикатней как нибудь. Подумает еще невесть что. А я, если ей не по нраву, потихоньку слиняю на годок другой, пока она за какого нибудь другого "путятина" с "кувшинным рылом" не выйдет.-

Мишка откладывать разговор с девушкой не стал и тут же поперся к ней, повод придумав самый незамысловатый. Пуговицу на камзоле попросил пришить, вырвав ее с мясом минутой ранее.

– Извини, Аннушка, что от работы отрываю. Пуговица вот отвалилась, а Катюшу не хочу беспокоить она прилегла с ребятишками,– обратился он к ней.

– Ну, что вы, Михаил Петрович,– обрадовалась девушка возможности помочь мужу обожаемой подружки.– Я скоренько. Снимайте одежку.

Мишка передал ей камзол.

– Слышал я, что сватов к тебе нынче осенью засылали, а ты их не приняла. Жених что ли негодящий оказался?– начал он, как ему показалось деликатно и издалека.

– Вас уж не Сергей ли Алексеевич попросил со мной поговорить?– огорошила его встречным вопросом Аннушка, взглянув вопросительно.

– Вот те на! С чего это ты взяла? Просто к слову пришлось,– начал выкручиваться Мишка.

– А лукавить вы, Михаил Петрович, вовсе не умеете. Вон и уши покраснели. Значит, угадала я правильно.

– Ну, ты Анюта, прямо ясновидящая, блин горелый. Ну, попросил. Мается ведь в неизвестности. Кажется ему, что ты его терпишь рядом с собой поневоле вроде как. Потому как он родственник Катюшин дальний, через меня теперь.

– Больно робок, Сергей-то Алексеевич,– вздохнула Аннушка, орудуя иглой.

– Вот как? А он говорит, что больно ты строга с ним. Прямо недотрога. Обидеть боится.

– Я недотрога?– фыркнула возмущенно девушка.– Да он дотронулся хоть разок-то?

– Погоди, погоди, погоди. Так тебе он нравится или наоборот глаза бы на него "робкого" такого не глядели бы? Говори как есть и не бойся обидеть никого. Перетерпит, зато под ногами у тебя путаться не будет. Может у тебя кто на примете уже есть, а он тут круги выписывает котом мартовским.

– Он… котом?– хихикнула Аннушка и, не удержавшись, засмеялась в голос на всю мастерскую.

Белошвейки прекратили стрекотать на машинках и радостно повернули все сразу головы в их сторону.

– Что за веселье?– спросила Марфуша.– Мы тоже посмеемся.

– Да вот, Михаил Петрович, Сергея Алексеевича с котом мартовским сравнил,– "сдала" Мишку Аннушка и все девицы покатились со смеху, будто невесть какую смешную шутку услышали.

– И что смешного?– обиделся Мишка.

– Да какой же он кот, Михаил Петрович? Робок больно,– продолжая хихикать, повторила слова Аннушки Марфуша.

– Да ну вас. Работайте и не отвлекайтесь. Швы кривые получатся, а виноватым потом меня объявите,– запустил Мишка булыжник в огород белошвеек.

– Ну, нет, мы этого делать не станем, Михаил Петрович. Мы распорем и снова перешьем,– успокоили его девушки.

– Ну, так что Сереге-то сказать?

– А я ему сама все сегодня вечером скажу,– шепнула ему на ухо Аннушка.– Вот ваш камзол, Михаил Петрович.

– Спасибо,– Мишка сделал реверанс на манер мушкетерского, рассмешив всю мастерскую еще раз. Так под хохот белошвеек и вышел.

Серега ждал его, как договорились в трапезной, изнывая от нетерпения.

– Ну, чего там? Что там за ржач поднялся? Надо мной что ли смеялись?– заподозрил он сразу неладное.

– Нет. Просто пошутил с девчонками. Они же, как дети смешливые. Палец покажи и ухахатываются сразу.

– А ты целых два показал? Вон как разобрало. До сих пор кудахчут. Ну, поговорил?

– Поговорил.

– Что сказал?

– Спросил деликатно, какого хрена недотрожничает?

– Что прямо так и ляпнул?

– Ну, ты, Серега, даешь. Нет, конечно. Вежливо и очень окольными, так сказать, путями подошел к теме.

– Ну и..?

– Сказала, что сама тебе вечером после работы все скажет.

– Держите меня семеро,– побледнел Серега.

– Сказала еще, что больно робок ты и с чувством юмора у тебя видать не все в порядке. А у них семейство веселое и тебя стесняются братья-то.

– Ну да?– улыбнулся недоверчиво Серега.

– Хочешь, я с братьями Аннушкиными на эту тему поговорю?

– Ну, уж нет. Хватит. Спасибо. Как нибудь уж сам теперь. Робок значит я? Ну, Анька, держись теперь. Я тебе покажу робок. А братцы значит юмористы все трое, только при мне юморить стесняются? Ну, я им сегодня устрою день смеха.

– Э-э! Друг ситный, ты чего надумал?– забеспокоился Мишка.– Не вздумай прикалываться над братьями-то.

– Да не собираюсь я ни над кем прикалываться,– Серега ухмыльнулся.– Сватов завтра к Аннушке зашлю. Пошел к Силиверстовичу, ну и Леонидович для такого дела в самый раз.

– Ты прямо как с цепи сорвался. Поговори сперва с девушкой. Может она тебя отшить хочет самолично.

– Я ей отошью. Блин. А Ксения забыл что сказала? "Твою жену сватают". А она не ошибается никогда.

– Уверовал, значит? Чего же тянул кота за хвост столько времени? Уже бы свадьбу отгуляли. Точно, Серега, – робок ты стал что-то в последнее время. Права Аннушка-то.-

Не известно о чем Сергей разговаривал с Аннушкой, провожая ее после работы домой, но вернулся он после этого разговора, радостно улыбаясь, и помчался, разыскивать Силиверстовича и Леонидовича, отмахнувшись от Мишкиных расспросов.

– Поспел никак Сергей-то,– сделала вывод Катюша.– Да и то, сколько можно вокруг да около, слоняться. Ровно мальчонка десятилетний помчался. Хворостины только не хватает для полного сходства. Значит, скоро на свадьбе гулять будем? Тут уж Нина Андреевна нас не удержит.

– Да она нас с тобой и не держала. Она мальчишек против, таскать туда-сюда. А нам-то можно.

– Вот и славно. Скажи Сергею, пусть заявится в Питер и пригласит при матушке. Чтоб чего плохого не дай Бог не подумала.

– Ох, и хитрющая ты у меня лиса, Катерина.

– Не хитрющая, а заботливая. Матушка-то переживать станет. А ей нельзя, она уже старенькая.

– Ты только ей это не скажи. Обидится жутко. Да и какая же она старенькая? Ты что, Катюш? Да ей все тридцать лет дают.

Батюшка вон ревнует ее до сих пор.

– Ревнует, потому что любит.

– Любит, конечно. Мотается вон за двести лет туда и обратно каждый день.

– Не правда, Мишань. Не каждый день мотается батюшка. Иногда и матушка мотается.

– Ну, какая разница? Они же друг без друга одной минуты не могут прожить.

– А ты без меня как живешь?

– Плохо живу. Не сплю, не ем. Кошмарная жизнь,– признался Мишка, обнимая жену.

– Потерпи чуток. Скоро детишки подрастут, и тогда всем семейством будем путешествовать.

– Спасибо, Катенька. Сядем на Лерку с Веркой и как махнем через пустыню Гоби.

– Погодь ка. Какие лошади, какая пустыня? Сядем на самолет и полетим к морю. А там песочек и волны зелененькие,– Катюша зажмурилась, размечтавшись.

– А еще на Бородинское поле поскачем. Я вам по пистолю агромадному выдам. Будете от басурман французских Москву оборонять.

– Какие пистоли, Миш? Ты что. Нельзя детям пистоли. Да и я не умею с ними обращаться. Не надо пистолей. Давай лучше к морю. Там эти,.. пальмы, там солнышко и в бассейне вода как щелок.

– Ладно, уговорила. Поедем к морю,– сдался Мишка.

– Какой ты у меня покладистый,– обрадовалась Катюша.– Пойду ужин готовить, скоро уж и Силиверстович с Леонидовичем заявятся. Батюшка-то домой отправится. У меня от вашей этой машинки скоро голова начнет кружиться. Как так может быть, что он туда отправится сегодня, а мы туда отправимся через день и все равно мы вперед него там будем, так что он сейчас туда попав, после нас там окажется?

– Да все просто. Мы время раньше в том дне выберем и все,– объяснил Мишка, поняв, что супруга хоть и кивнула, но ничего не поняла.

Силиверстович и Леонидович появились к ужину в сопровождении возбужденного до крайности Сереги.

– Вот, Миш, подтверди, что намерения у меня самые серьезные. Изволят сомневаться ископаемые наши старички,– обратился он к Мишке.

– А будешь дерзить, так вообще ни куда не пойдем, даже если намерения эти и в самом деле самые наисерьезнейшие,– обиделся Силиверстович.– Ишь слово какое подыскал – "ископаемые". Сам ты "ископаемое".

– Виноват, погорячился. Дедуль, ну прости Христа ради. Ты же сам все время понужал. "Женись, да женись, правнуков хочу", а теперь значит, что не хочешь больше? Федор Леонидович, помилосердствуйте.

– Ох, как припекло тебе видать,– вздохнул Силиверстович.– Ладно, уговорил. Завтра воскресенье вот и наведаемся к братьям. Не выгнали бы только. Я такого позора не переживу. Так и знай. Прямо за воротами из этой "Оспы" застрелюсь.

– Ну что ты, дедуль. Да ждут они уже. Мы с Аннушкой обо всем договорились,– Серега даже глаза прикрыл. Видимо вспоминая разговор со своей будущей невестой.

– А братья где в это время были?– поинтересовался Мишка.

– Братья? А сзади шлепали, метрах в пятидесяти, как всегда. Эскортом почетным. Я когда Аннушку на прощанье в щечку поцеловал, так им всем троим чуть плохо не стало. Смотрю, уже жердины из заборов выворачивают. Старший вообще березу из земли с корнями выдернул, вот такой толщины,– Серега показал диаметр ствола.

– Однако следов побоев не наблюдается. Как угомонил-то?

– Известно как, шуткой и юмором. Рассказал им пару баек. "Завесу", правда, на всякий случай надел. И правильно, кстати, сделал.

– Что бить все же стали?

– Хуже. Обниматься медведи кинулись. Каб не "Завеса" так точно все бы кости переломали.

– А чего это они кинулись обниматься-то? Пообещал что нибудь пади?

– Ну, не без этого, обещал кузницу семейную открыть. Так сказать семейный бизнес.

– Можно подумать, что у Силиверстовича их старшой зарабатывает плохо.

– Не понять тебе, Мишка, как ни тужься, сидя на сундуках допотопных, что значит для трудового кузнеца собственная наковальня. Сие только мы потомственные кузнецы можем постичь.

– Чего-о-о-о? С каких это пор "мы потомственные кузнецы" стали? Примазываешься к чужой славе, Серега. Не хорошо это. Грех.

– Силиверстович, подтверди про потомственных кузнецов. Кем мой прадед был Силиверстор Никодимыч?

– И верно кузнецом он был, Миш. Тут этот балабол прав, как ни крути. Да и мой дед Никодим, тоже вроде лошадей подковывал. А раньше ведь подолгу тянулись династии. Ремесло кому, если не своим детям в первую очередь передавать? Это я уж отошел от кузни. Подался в город на фабрику швейную, а уж Серега и вовсе о ремесле этом только здесь и узнал. Кузнец. Не смеши людей, потомок "ископаемый".

– Во-о-о-т она, зараза-то. Стоит слово выпустить и понеслось,– поморщился недовольно Серега.

– Мне разрешается, я старый уже. А тебе нельзя потому как молоко на губах не обсохло,– засмеялся Силиверстович.

– Старый? Да ты на себя когда последний раз в зеркало глядел?

– Сегодня глядел, а что? Когда утром брился.

– Да тебе никто сорок уже не дает и, ни кто не верит, что ты мой дед родной. Я уже вру что дядька. А Леонидович? Восемьдесят лет ему что ли сейчас? Тоже сороковник не больше. Вы бы на пилюли-то особенно не налегали. Неровён час процесс омоложения организмами, как нормальное состояние воспримется, нянчайся потом с вами. Пеленки, то се. Я, дедуля, на горшок тебя сажать не стану, так и знай.

– Типун тебе на язык,– испуганно перекрестился Силиверстович.– А что в инструкции пишут по этому поводу?

– Читать надо самому внимательно, прежде чем незнакомый препарат горстями заглатывать. Как дети малые, ей Богу! Дорвались до коробочки с леденцами,– потешался Серега над встревоженными Силиверстовичем и Леонидовичем.

– Ладно, балабол, мы читали все что нужно и ничего там про пеленки и ночные горшки не сказано.

– Ты уверен, дедуль? Нет. Потому что читал ты не внимательно. А я очень дотошно прошелся.

– Да говори уже "дотошный" ты наш. Задолбал,– рассердился Силиверстович.

– Так вот… там сказано, что препарат проходит испытательный период и до конца все его побочные действия на организм не изучены. Не изучены. Значит, все что угодно может произойти. Рога, например, вырастут или копыта с хвостом. А что,.. запросто. Будете на обуви экономить. Раз в полгода поставил новые подковы лошадиные и вперед.

– Сам ты "рога с копытами". Несешь, невесть что. Откуда им рогам-то взяться? Федор Леонидович, утихомирьте подлеца этого языкатого, интеллектом, у меня образования не хватает. Если не сумеете, тогда уж я подключусь со всем усердием, подручными средствами,– совсем расстроился Силиверстович.

– Ты, Сергей Алексеевич, не прав насчет того что не читали мы внимательно документацию по этому препарату. Я изучил самым внимательнейшим образом, до последней запятой. И даже вопросов возникших десятка два, высыпал администратору. Так вот, омолаживающий эффект изучен "допотопниками" очень даже тщательно. Они только этим и занимались по распоряжению Совета Старейшин. Эсэсовцы этим эффектом заинтересовались чрезвычайно. Целая группа была создана из ведущих ученых и подопытных они получили столько, сколько запросили. Что-то около тысячи человек было привлечено добровольцев. Волонтеров, так сказать. В результате выяснилось следующее. Омоложение происходит без негативных последствий и не до состояния эмбрионального, каковым ты тут нас пытаешся застращять. Организм возвращается к моменту начала старения, а именно к сорокалетнему возрасту. Дальше принимать его можно, но только для снятия эффекта поглощения энергии "Завесой" этой вашей. Принимать же его без нее бессмысленно. Не будет усваиваться организмом. Вам вот до сорока лет нет надобности в нем, без "Завесы". Только резкая потеря энергии заставляет организм искать резервы и тогда усваивается эта пилюлина. Ну а старость – это вроде общего заболевания, при котором организм работает на износ. Без "Завесы", как в "Завесе". Вот так-то. Напрасно, напрасно, обвинил ты нас, Сергей Алексеевич, в не компетентности.

– Ну, что ж, прошу покорнейше извинить меня, милостивые государи, коли вы такие начитанные. Не пора ли подумать о завтрашней церемонии? Что оденете, как пойдете?– сменил тему Серега, заговорив о насущном для него.

– А чего тут думать? Первый раз что ли? Полотенце повяжем через плечо и вперед,– взглянул на внука искоса Силиверстович.– Эка невидаль.

– Дедуля, какое полотенце? Ты что с дуба рухнул? Тут свои тонкости. Фразеология про купца и товар. Это нужно соблюсти всенепременно. Иначе выставят и дальше порога не пустят. Как бы не пришлось нам с тобой на пару из "Оспы" стреляться.

Глава 2

– Ну, что ж, нужно так нужно. Мишань, зови Катюшу. Если уж она не знает местных обычаев, то тогда уж их и никто не знает,– вынужден был признать правоту внука Силиверстович.

– Давайте за ужином все и обсудим,– внес предложение Мишка.-

Обряд сватовства оказался действительно не простым. Силиверстович с Леонидовичем за голову хватались, когда им Катюша принялась объяснять порядок. Как войти, что сказать, да в какой руке что держать и кому что дарить и чем посыпать.

– Нагородили предки от излишка свободного времени,– ворчал Силиверстович, а Леонидович принялся конспектировать лекцию о сватовстве.

– А импровизация допускается?– поинтересовался он у разошедшейся Катюши.– А вот здесь я записал, что родители будущей невесты выходят и в пояс кланяются сватовьям, а ежели нет их. Тогда как?

– Братья выйдут заместо них или крестные мать с отцом, или посаженные отец с матерью,– объяснила Катюша.

– А лобзаться троекратно обязательно со сродичами? Или можно рукопожатием обойтись?

– Обязательно, Федор Леонидович. Православные чай.

– А вот вы сказали, что родители подносят ковш меду. Это сколько в граммах? И что все выпить надо обязательно или пригубить только разрешается человеку не пьющему?

– Выпить обязательно досуха, иначе обида смертельная и отворот – поворот сватам таким. А ковшик небольшой, литра на два. И мед будет не шибко хмельной. Вроде кваса на меду. Вы с утра ничего завтра не ешьте и не пейте, чтобы не опростоволоситься.

– Два литра,– ахнул Академик.– Ох, подведу я вас, ребята. Не справлюсь с таким количеством. Может вы, Катенька, шепнете Анечке, чтобы она пожалела старика и дозу эту ударную чуток, ну раза в три, убавила. А я уж зато все остальное все как надо проведу. Даже барыню спляшу, коль потребуется.

– Хорошо, я попробую, но не обещаю. Дело-то в том, что встречать сватов и мед разливать не Аннушкина обязанность. Братовья выйдут. А с ними ох как не просто будет договориться. Вы, Федор Леонидович, лучше вон с Мишаней договоритесь. Пусть он перстами щелкнет, когда нужно.

– А ведь и верно,– обрадовался Академик.– Петрович, покорнейше прошу. Два самоубийства не допусти у ворот. Каких два? Три. Я ведь эдакого позора тоже не переживу.

– Леонидович, все будет в лучшем виде. Вы какой напиток предпочитаете?

– Воду минеральную без газа предпочитаю. А в детстве ситро любил. Знаете, разливали на улице из колб таких стеклянных.

– Нет, Леонидович, мы такой расцвет Советской власти уже не застали, но ситро так ситро. И сколько осилите?

– Пол литра не более. Остальное уж перелейте кому-нибудь из братцев Аннушкиных, чтобы добро не пропадало.

– А мне пивка жигулевского, пожалуй, тоже пол литра, племяш. Не сочти за труд,– подмигнул Мишке Силиверстович.

– Ну а ты,"купец", что пить будешь?

– Я увиливать не собираюсь, как некоторые несознательные господа. Мед – значит мед. Его ведь Аннушка готовит, вот и узнаю как у нее с этим делом.

– Как скажешь, а то гляди. Могу на валерьянку заменить.

– Чего это на валерьянку? Я и не волнуюсь нисколько,– хмыкнул Серега.– Валерьянку. Сам пей валерьянку. Вон пацаны скоро подрастут и устроят тебе экстремальную жизнь. Готовься заранее.

– Не волнуешься, значит? А чай мой тогда чего вылакал? Подливать из самовара не успеваю. Третью кружку уже влил. Кроме своей.

– А это твоя разве? Тьфу ты. А я-то думаю чего это мне как то нехорошо стало, уже минут пять как. А это оказывается, ты мне свою кружку стремную подсунул. На, забирай, что за манера? А чая я всегда много пью, между прочим,– выкрутился Серега.

Свататься отправились в полдень. Жило семейство Силиных рядом и решено было пройтись пеше. Катюша решила поддержать сватовство и, принарядившись, отправилась чуть пораньше, чтобы осмотреться на месте и проинструктировать братьев, которые по молодости лет вряд ли тоже знали обрядность сватовскую. Домик у Силиных, недавно отстроенный, больше походил на терем, чем на избенку. Старались братья, в два этажа возвели хоромины. Переполох поднялся жуткий, когда сначала заявилась Катюша, а потом в ворота постучались сваты.

– Ничего не понял из того что ты мне тут наговорила,– стонал старшой Матвей, теребя бородку.– Сколь меду-то наливать? Али пущай прямо из бочонка, кто сколь сможет, хлебают?

– Ты что, Матвеюшка, с дуба рухнул?– одернула его Катюша.– Чинно, в ковшичек расписной плеснешь полнехонько чтоб. Вот Егорша с Проней подержат, а ты лей. Да мимо смотри не проливай. Примета плохая. К ссорам.

– Ох, опарфунюсь. Руки на себя наложу. В кузне прямо. Голову на наковальню положу и самым большим молотом хряпну. Чтоб мозги тугие выскочили. Ничего не соображаю. Проня, тащи бочку с медом. Егор, давай ковши. Анюта, ты куда пропала? Господи!– метался по горнице Матвей.

– Все, угомонились!– прикрикнула Катюша.– Выходи встречать. Чего всполошились? Свои все. Если что не так скажете, то никто не осудит. Главное улыбайтесь, да радуйтесь. О погоде поговорите сначала. Что хороша, дескать, нынче.

– Да какая там хороша? С утра вон дождь зарядил, собака,– Матвей поспешно застегивал пуговицу верхнюю на праздничной косоворотке.

– Так принято у культурных людей. Про погоду только хорошо говорить. "У природы нет плохой погоды. Всякая погода благодать…" Идите уже. Мокнут ведь люди. Обидятся, подумают, что пускать не хотите, да и уйдут обратно,– подгоняла Катюша братьев.

Наконец вышли встречать сватов, которые действительно стояли под моросящим осенним дождиком со снежком вперемешку, сыпавшим с серого осеннего неба и недоумевали, почему им не отпирают резные ворота.

– Это там Катюша видать велела форс держать. Мол, видали мы сватов таких. К нам и получше захаживают из лавок скобяных, чуть не каждое воскресенье,– предположил Мишка.

– Мелешь незнамо что,– бледный от волнения Серега, топтался позади всех, надвинув треуголку офицерскую потуже, чуть не до самого носа.

– А чего это ты в мундир решил вырядиться? Собирался же сюртук надеть новый по такому случаю?

– Сжег сюртук,– признался Серега.– Погладить решил вчера после ужина. Ну и прожег на самом видном месте.

– Попросил бы Катюшу. Или меня.

– Ты что гладить этой чугуниной умеешь?

– Нет, гладить не умею, а вот дырки жженые устраняю запросто.

– Бли-и-н, у меня и из головы выскочило за этой суетней, что ты теперь на все руки перстами щелкать обучен. Ладно, теперь-то уж что? В мундире опять же солиднее.

– Ворота лязгнули засовами и, заскрипев, впустили сватов во двор. Прохор – младший из братьев Силиных, проворно поклонился в пояс и указал рукой на высоченное крыльцо, ступеней в десять, на котором уже стоял Матвей с бочонком медовухи и выдергивал из него зубами пробку. Бочонок был литров на двадцать и, пробка в нем была забита видать на совесть. Сваты двинулись к крыльцу и тогда Матвей зарычав, справился с проклятой пробкой и ринулся им навстречу, прыгая через три ступени.

– Здрасте, гости проезжие,– рявкнул он.– Угощайтесь с дороги. Погода-то нынче благодать. Пади в горле пересохло от такой лепоты. Егор, подставляй ковши,– Егор сунулся тут же с подносом, размером с тележное колесо, на котором красовались резные ковши, числом семь. Матвей, помня, что проливать мимо, примета худая налил аккуратно полные и Егор обнес сватов, которые послушно их приняли.

– Два литра,– прошептал Леонидович.– Тут три, никак не меньше. Петрович, давай.– Мишка кивнул, принимая свой трехлитровый ковш и тихонько щелкнул "перстами". Себе он просто убавил количество до приемлемого, остальным сделал, как просили. Поэтому Силиверстович, Леонидыч и он сам со своими ковшами управились быстро, а вот Серега свою порцию выпил с явным трудом. Но тоже гораздо быстрее братьев Силиных, которым пришлось пить и за себя и еще два ковша гостевые, которые дополнялись в их собственные по мере поглощения. Бедные братья даже взопрели все трое, но лицом в грязь не ударили и по пять литров все же одолели. Удивленно посматривая на сватов, которые метнули свои в две секунды и теперь ждали их.

– Здоровы же вы, однако, гости дорогие, меды пить,– признал бесспорный факт старший Матвей.– Прошу в избу.

– Славный медок,– похвалил Силиверстович напиток.– Кто готовил? Аль покупной?

– Сестрица у нас на все руки мастерица. Хозяюшка,– расплылся в улыбке Матвей.– Проходите, присаживайтесь. Да сказывайте по какой надобности заглянули в нашу избенку убогую?

– Ах да,– спохватился Академик.– Прослышали мы, что у вас есть классный товар, ну а у нас, стало быть, насущная проблема возникла маркетинг провести. На предмет задействования производственных мощностей. Простаивают, понимаешь без применения соответствующего, прямо беда.

– Что это вы, Федор Леонидович?– вмешалась Катюша. Не классный, а красный вы хотели, наверное, сказать и что купец у вас на него имеется?

– Ну да,– обрадовался подсказке Леонидович.– Красный, конечно же. Прошу простить меня. Совсем из головы все вылетело. Ну и купец само собой, молодой и вон румяный, красный какой,– кивнул Леонидович на бледного и вспотевшего, не смотря на осеннюю свежесть, Серегу.– Так что, ваш товар – наш купец,– Леонидович шлепнул ладонью по дубовой столешнице, застеленной белоснежной вышитой скатертью.

– Да какой же у нас товар?– прикинулся непонимающим Матвей.– Сроду торговыми делами не промышляли. Все больше с железом, да лошадьми дело имеем. Это вам надоть вон туда до уголка дойти. Там лавка большая и товара всякого припасено. Скобяная. Чего только нет.

– Нет, Матвей Евпатьевич, нам скобяной товар без надобности,– подключился к разговору Силиверстович.– Нам красну девицу подавай. Говорят, шибко у вас тут девица хороша выцвела. Вот мы и припожаловали с купцом – добрым молодцом. Вы не смотрите, что он на придурка сейчас похож. Это обман зрения, видать от меда вашего сомлел. А вообще парень толковый, если вовремя останавливать. Горяч больно и на язык не сдержан бывает, но это от лет молодых. Остепенится годам к сорока, ему бы супругу построже и тогда совсем молодцом станет,– понесло Силиверстовича,

– Серега морщился, но молчал, как и положено по сватовскому протоколу. А Мишка улыбался и радовался, что ему вот так же не пришлось сидеть перед родственниками Катюшиными,– "Повезло",– думал он, косясь на бледного друга.

– Дак мы купца-то вашего знаем давно. Как же. Наслышаны,– закивал Матвей.– Парень видный. Опять же не рябой и из носа не течет. Чего не отдать, да только ведь сестрица-то у нас одна и приневоливать мы ее не станем. Вдруг не поглянется купец-то ей? Спросить нужно.

– Ну, так и где она, краса ненаглядная? Зови, Матвей Евпатьевич.

– Катюша, позови подружку. Она, пади, за рукоделием сидит у себя в светелке и знать, не знает, что тут к ней купец заявился. Может, выйдет, оторвется от работы?– попросил Матвей, после пяти литров медовухи входя в состояние добродушное и шутливое.

– Сейчас поднимусь,– кивнула Катюша и упорхнула на второй этаж терема, по лесенке, затейливо изогнувшейся ступенями и балясинами резными. Появилась она минут через пять с Аннушкой, которая разрумянилась, в отличие от Сереги, но трясло ее не меньше чем "купца" и если бы не подружка, придерживающая ее за локоть, то, пожалуй, и спуститься бы на дрожащих и подгибающихся ногах не смогла самостоятельно.

– А вот и Аннушка наша, от рукоделия оторвалась на минутку,– пробасил Матвей.– Сестрица, тут к нам гости припожаловали с добрым молодцом. Вот, который зубами выстукивает и белый с лица. Просят, значит, тебя отчий дом оставить и стать мужней женой,– правильно я баю, Катюша?

– Правильно. Только больно слов много говоришь.

– А ну дак как? Вот ждут ответа. Что скажешь? Пойдешь за добра молодца?– Аннушка запунцовела еще больше и кивнула:

– Пойду, коль вы не против,– прошептала она едва слышно.

– Да мы то чего против будем, коль ты согласна? Хоть завтра свадьбу сыграем. Накрывай на стол, хозяюшки,

– Матвей, плюнув на все обрядности, полез к Сереге обниматься и, усевшись с ним рядом на скамье, что-то стал ему втолковывать. Серега кивал и бледность у него на лице плавно наполнилась румянцем. А по горнице метались появившиеся невестки Аннушкины, которые, как положено не высовывались до конца сватовства, подсматривая за действом из второй половины дома. Детишки забегали тоже, появившиеся откуда ни возьмись. В количестве просто избыточном даже для этого терема. Не меньше десяти.

– Это что же ваши все ребятишки-то?– удивился Силиверстович количеству детей.

– Да нет,– отвлекся от общения с Серегой Матвей.– Наших четверо. Мои двое и вон Егоровы девки, а остальные соседские. Мы еще поспеем с Настехой. Настеха у меня, Силиверстович, на все руки мастерица.

– Стол уже ломился от закусок, а хозяйки все несли и ставили на него всякую всячину. Всю ночь, наверное, готовились к сватовству этому.

– Куда же столько?– удивился Леонидович хлебосольству.

– Ниче, Федор Леонидович, как говорится. "Гость в дом – Бог в дом, что в печи на стол мечи",– Матвей принялся наполнять медовухой теперь уже не ковши, а чарки серебреные и не из бочонка, а из кувшина.

– Выпьем за помолвку, али как там оно называется? Вобчем за сватов и жениха с невестой,– Матвей усадил Аннушку рядом с Серегой и погрозил сестре пальцем.

– Не обижай парня. Узнаю ежели, ухи надеру. Эх, сестрица, как же мы без тебя-то теперь? Может, Сергей, у нас поселишься? Места много.

– Нет, Матвей Евпатьевич, не обессудь. Своим домом жить станем, но где нибудь рядом поселимся. Сегодня же займусь поиском продажного участка. Ну а пока у Катюши поживем, там тем белее места полно. И Аннушке удобно – на работу не опоздает никогда,– отказался от предложения Серега.

– С нами рядом есть дом на продажу. Домишко, конечно, снести придется, но поможем конешное дело. У нас для сестрицы приданое собрано, как положено. Ты не думай, не голь перекатная какая-нибудь. Тысячу рублей насобирали. Такой дом можно отстроить. Не хуже нашего.