Консервированные дни

© Анна Динельт, 2018

ISBN 978-5-4490-2443-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие от автора

«Консервированные дни» – это три истории, объединённые главной героиней Анной Штольц. На их создание меня вдохновили некоторые события моей жизни, которые я решила не доверять памяти, а законсервировать в тексте. Эмоции и впечатления, выраженные в словах, превратились в трилогию о любви и взрослении.

В самом широком смысле «Консервированные дни» можно назвать путешествием в поисках смысла. Описанные места выбраны неслучайно: с гор Кавказа в первой части «Мост Мира» героиня спускается на равнину Парижа в «Поцелуе», а после погружается в сибирские подземелья в «Повешенном». На своём пути она встречает людей, которые становятся для неё проводниками в мир чувств.

Трилогия построена в обратном хронологическом порядке: в «Мосте Мира» представлен более поздний период, чем в «Поцелуе» и «Повешенном». Такая структура позволила связать эпизоды в единый сюжет, однако каждая история сама по себе является законченным произведением, и читатель может решать самостоятельно, с чего начать.

Благодарю за поддержку в создании трилогии мою семью и друзей. Ваши внимание и советы позволили мне воплотить задуманное.

10.12.2017

Новосибирск

Мост Мира

Мы – истинные страны.¹

С некоторыми городами, как и с некоторыми людьми, отношения начинаются с середины. Так получилось у меня с Тбилиси. Я прилетела сюда из Сибири в поисках ответов на вопросы из семейного прошлого, а нашла свою историю.

Моя фамилия Штольц. «Ш» как школа, «Т» – Толя, «О» – Ольга, «Л» – Лена, мягкий знак, «Ц» – цапля. Нет, в конце нет «тс», только «ц». Вот так уже почти 30 лет я произношу эти шесть букв – последнее видимое доказательство немецких корней. Каждый раз, когда мне на глаза попадаются тексты живущих за границей соотечественников, где они грустят по поводу труднопроизносимых для иностранцев русских имён, я думаю о том, что самые близкие каждому человеку слова – важная часть кода, которая сразу обозначает границу. Вы можете прекрасно знать язык, но стоит только назвать фамилию, и в вас увидят чужого. Эту теорию я проверяю на практике всю жизнь.

Россию немецкой фамилией не удивишь. Императоры начиная с Петра I приглашали немцев, выделяя им землю и обеспечивая освобождение от податей и воинской службы². В ответ на щедрость семьи из Вюртемберга, Бадена, Пфальца, Гессена честно трудились, возводили дома и целые деревни; выращивали всё, что можно было вырастить, – от пшеницы до винограда; создавали крепкие хозяйства, на радость себе и приютившему их государству. Тысячи колонистов обосновались в Поволжье, на берегах Днепра и в Закавказье. В Сибири шмидты и мюллеры построили свои кирхи во время столыпинских реформ. Но всё-таки большинство, как и мои предки, оказалось здесь после постановления 1941 года о переселении лиц немецкой национальности. Так переменчивый ветер истории перенёс моего прадеда Михаила Карловича и его семью из солнечной Гянджи в сибирские морозы.

С середины XX века немецкое прошлое тщательно старались забыть – не сохранилось ничего: ни языка, ни легенд, ни традиций. Благодаря волшебной силе Facebook и нашедшей меня по архивной фотографии троюродной тёте полгода назад я с большим удивлением узнала о том, что жена Михаила, Екатерина Лобода, родом из Тбилиси, и, похоже, этот город познакомил дочь жандармского чина и приезжего немца.

«Надо ж так, встретиться с немцем в Грузии», – мысль показалась мне отличным каламбуром для круга друзей, который я не преминула использовать.

Но вернёмся к началу моего путешествия. От Тбилиси я хотела получить метрические записи о моей прабабушке и её брате и, конечно, отдых после долгой зимы.

В конце апреля первым рейсом Новосибирск – Тбилиси, совершенно не подгадывая, я прилетела в столицу Грузии. Чемодан, ноутбук, рюкзак – тщательная подготовка, ведь в Сибири осталось так много дел, которые я хотела на досуге завершить. Это было моё заблуждение. Ритм и атмосфера Тбилиси располагают ко всему разнообразию жизни, но точно не к работе. В первый день я напоминала себе Фродо³ с выражением лица Элайджи Вуда под действием Кольца Всевластия, даже воздух шептал: «Положи свой компьютер, и пойдём погуляем по этому городу».

Прежде чем отправиться на исследование Тбилиси – надо же с пользой проводить время, обозначенное в программе «отдых в гостинице» – я встретилась с организатором тура. Мераб, красиво седеющий южный мужчина, оказался приятным человеком и интересным собеседником. За чашкой кофе по-турецки мы обсудили мои планы, визит в архив и, конечно, стереотипы, с которыми приезжает в Грузию каждый россиянин. Добрые друзья перед поездкой пожелали мне «вернуться живой» и «чтобы в горы не унесли горячие джигиты». Мераб со всей искренностью заверил меня, что Средние века давно миновали и бояться здесь стоит, возможно, только солнца, да и его не надо: самое пекло летом, а май и сентябрь – бархатные месяцы. Мой куратор с большим уважением отнёсся к исторической миссии:

– В Грузии мы знаем свой род до седьмого колена, – с гордостью отметил он. – Это очень важно, ведь нам нельзя вступать в браки с родственниками. Именно поэтому грузины такие красивые.

– Какая интересная традиция, – улыбнулась я.

Меня поселили в маленьком отеле «Шерлок» в центре, в номере с говорящим названием «Долина страха», хорошо хоть не «Пляшущие человечки»⁴. Самым примечательным в нём был небольшой внутренний дворик с многочисленными балконами – место, где можно находиться бесконечно и наблюдать, как жители соседних домов болтают, курят, развешивают бельё.

Вооружившись новыми знаниями и загруженным в голову во время полёта «Красным гидом», я отправилась на свою первую прогулку по Старому Тбилиси. Дойдя до Майдана и посмотрев серные бани и набережную Куры, я повернула на площадь Свободы с золотым Георгием и наконец удалилась в сторону от центральных улиц, встретив на своём пути бесконечный цветочный торговый ряд.

Утомление после перелёта, три часа разницы во времени привели меня в отель. Смыв дорожную пыль и удобно устроившись в домашнем на кровати, я решила изучить обитателей Tinder. Приложение задумалось и выдало мне турецких и иранских мужчин, среди которых попадались и местные жители. Нередко на фотографии профиля брутальный брюнет держал на руках грудного ребёнка, как бы говоря: «Да, я использую Tinder, но в первую очередь думаю о семье». Ничего интересного: палец автоматически смахивал картинки влево. Вдруг мой взгляд задержало одно изображение: парень с римским профилем и белым попугаем на площади залитого солнцем средиземноморского города. Подпись гласила Mattias, 32, вместо обычных «люблю путешествовать, играю на гитаре» стояла цитата Дугласа Адамса: «I may not have gone where I intended to go, but I think I have ended up where I needed to be»⁵. Честно говоря, у меня не было сил на понимание глубины высказывания, оно просто показалось мне изящным, а Маттиас (итальянец, похоже) с молуккским какаду – забавным, и я нажала like.

Через секунду Tinder сообщил, что у меня есть пара. Завязался традиционный разговор:

«Привет, Анна. Ты откуда?»

«Я из Сибири, Россия. А ты?»

«Из Дрездена. Что делаешь в Тбилиси?»

«Как это, из Дрездена?» – мелькнуло в голове одновременно с осознанием того, что я не дочитала информацию в профиле парня с попугаем: Dresden, Germany, 194 height⁶.

Мы прилетели в Тбилиси в один день. Он – по работе, я – в поисках истории. Начало своего пребывания в городе Маттиас решил отметить в баре: «Приходи, это же совсем близко от тебя». На экране моего телефона замигала точка геолокации.

Любопытно, конечно, но ноги были свинцовыми, поколебавшись немного, я написала:

«Нет, я очень устала после перелёта».

«Жаль, конечно, но я могу тебя понять. Делай как удобно».

Мне было непривычно получить такой ответ, он как бы говорил: «Я забочусь о тебе». Обычно мужчины начинают всеми способами упрашивать и настаивать, давить на жалость, взывать к пониманию и сочувствию. Подход немца мне понравился.

Запланированный на утро завтрак с Маттиасом отменился: Мераб устроил мне поездку на Казбек, из которой я вернулась уже поздним вечером c повышенным содержанием кофе и вина в крови и фотографиями снежных вершин в телефоне.

После такого активного отдыха требовались спокойные занятия, поэтому идея пойти 1 мая в архив была встречена мной с радостью.

Настоящим подарком стало утро без звонка будильника. Сидя в плетёном кресле во внутреннем дворике гостиницы, я листала гид, вспоминая места, где уже побывала. Рядом со мной вальяжно развалился рыжий кот. В ответ на приветствие «кыс-кыс» он подошёл и начал тереться о мою ногу. Однако когда я попробовала перейти на новую стадию отношений с полосатым знакомым и погладить его, он беззлобно указал на необходимость сохранения дистанции.

Доверчивые собаки и кошки Тбилиси разительно отличаются от своих настороженных российских собратьев. Они, например, могут устроить сиесту прямо посередине улицы, зная, что не получат пинка от проходящего человека. Первые дни в Грузии я чувствовала себя боязливой сибирской кошкой, тщательно ища подвох во всём, пока не убедилась: не ударят. Город и его люди приручили меня.

Решив, что в моём графике нет режима «с горы и в гору», я сменила наряд туриста на костюм горожанки. Белую широкую юбку и белую же футболку с надписью Hope changes everything⁷ дополнили серебристые кроссовки – в таком виде меня встретил первый майский день.

Посещение Единого центра госуслуг, расположенного в современном здании, напоминающем гигантские грибы, не заняло много времени – мы написали заявление на предоставление данных. Увы, в электронной базе оказались только метрики лютеран, основная же масса информации по 33 церквям Тбилиси начала XX века сохранилась на бумажных носителях. Пришлось отправиться в исторический архив Грузии, начальница которого поедала меня глазами, в них читалось нескрываемое любопытство: видимо, гости из России здесь редки.

Отдав дань прошлому семьи, я погрузилась в настоящее – оно было тёплым, даже жарким, вкусным и неожиданным. В обед мой WhatsApp разорвался от извиняющихся сообщений Маттиаса: в этот раз уже у него случилась чехарда с планами. Затея со встречей начала казаться мне сомнительной. К тому же количество оставшихся дней отпуска таяло на глазах, а неоконченные дела копились: нужно было ещё увидеться с родственниками и друзьями – парень с попугаем стремительно падал в рейтинге моих приоритетов.

Как будто чувствуя смену моего настроения, Маттиас написал: «Давай в 16:00 у надписи I love Tbilisi⁸. Я никак не могу получить ключ в своём отеле, чтобы оставить вещи».

Грустный смайлик в конце сообщения выглядел правдиво, я написала «Окей».

Ни в 16:05, ни в 16:10 гостя из Дрездена не было, зато был увлекательный онлайн о поиске хозяйки его квартиры. Немецкая пунктуальность сломалась о грузинский ресепшен.

А в 16:15 на площади Майдана появился весь 1 метр 94 см извиняющегося Маттиаса. Фотография из Tinder была правдивой, но она не передавала грации моего нового знакомого, в которой было что-то от большого золотистого лабрадора-ретривера. Как ни пытаюсь я сейчас вспомнить первые слова разговора, ничего не выходит. Наверное, это были дежурные приветствия, а возможно, мы и не начинали нашу беседу в тот день.

– Ты точно из России?

– Да, а что?

– Как же каблуки? – Маттиас окинул меня взглядом, остановившись на спортивной обуви.

– Просто не совсем сумасшедшая, хоть и русская.

– Где ты уже была в Тбилиси?

Я перечислила. Список оказался значительным.

– А на фуникулёре каталась?

– Ещё нет.

– Тогда начнём с него, – и мы направились в сторону парка Рике.

По дороге мы не замолкали ни на минуту, не было неловких пауз, мучительного поиска слов и вопросов.

– Так почему ты путешествуешь одна?

– Сложно состыковать планы с друзьями и подгадать свободное время, – ответ мне самой показался вызывающим сомнения, но не рассказывать же всю свою жизнь.

– Что за историю ты здесь ищешь? – в переписке я упомянула про прошлое семьи, которое было связано с Кавказом.

– Мой дед, Георгий, родился в Гяндже, это недалеко отсюда, в Азербайджане. Я всегда считала нас азербайджанскими немцами. Но оказалось, что прабабушка Екатерина из Тбилиси и именно здесь она встретила своего немецкого мужа.

На лице Маттиаса появилась чуть заметная улыбка.

«Это я сейчас сказала?» – пронеслось в голове.

Дальнейшее повествование о переселении семьи в Сибирь вызвало у Маттиаса недоумение:

– Но какое отношение они имели к тем немцам? – спросил он.

Я развела руками. За шесть букв фамилии досталось не только моему прадеду, но даже отцу и мне. Любимым занятием маленьких хулиганов в детском саду, а затем в начальной школе было придумывание обзывалок исходя из железной логики: Белов – будешь «Белым», Сергей – значит, «Серый». Со мной всё было непросто, однако всегда находился изощрённый, но очевидный вариант из фильмов про Великую Отечественную. Правда, к третьему классу, в 1991-м, иметь европейскую фамилию стало даже как-то престижно, и мои страдания остались в прошлом.

Любопытство Маттиаса по поводу моих архивных изысканий имело под собой почву: оказывается, его предки были немецкими колонистами на Украине. В одночасье они лишились всего во время коллективизации. Не дожидаясь трагичного исхода и поняв, что роман длиной в 100 лет со страной, ставшей родной, закончился, семья вернулась в Германию.

В очереди на канатную дорогу мы пересказывали друг другу учебник истории с примерами судеб своих близких. Среди сотен определений термина «история» для докладов и курсовых в студенческие годы на истфаке я всегда выбирала короткое и ёмкое высказывание: «История – это жизнь людей во времени»⁹. Лёгкое для запоминания, оно не было простым для понимания, особенно если видеть в науке набор фактов, дат и имён великих людей. За одним тире в исследовании стоят тысячи встреч и расставаний, за определениями в энциклопедиях – личные выборы.

Глобальные события и индивидуальные решения прихотливо сплелись в жизни наших семей. И вот потомки искателей лучшего из немецких земель стоят в парке Рике и болтают на английском языке.

Наконец мы были в кабине фуникулёра.

– Есть несомненный плюс в нашей встрече: у меня теперь появился персональный фотограф, – сказала я, попросив Маттиаса сделать пару снимков на фоне города.

– Эй, только мы сейчас не на саммите ЕС – Россия. Не будь такой официальной, – начал командовать руководитель съёмочного процесса.

За несколько минут на канатной дороге мы добрались до крепости Нарикала.

«Помимо крепости и вида из неё на Старый Тбилиси, поблизости есть ещё две достопримечательности. От крепости вы сможете пройти по гребню хребта Сололаки к монументу „Мать-Грузия“. Если же спуститься от крепости по лестнице вниз, то вы попадёте в ботанический сад», – говорил мой путеводитель.

– Пойдём в ботанический. Где тут он? – предложил Маттиас, выбирая дорогу по Google Maps.

– Хорошая идея для такой жары, – и мы двинулись по стрелке навигатора, который завёл нас в туннель автострады.

– По-моему, мы не туда свернули, – мой спутник уткнулся в телефон.

– Похоже. Зато здесь есть вот это, – я взобралась на бетонный бордюр, который сравнял меня по росту с Маттиасом. – Теперь я выше тебя.

– Молодец! Классный трюк! Но больше не повторяй, – сказал он, помогая мне слезть с возвышения.

После недолгих поисков мы вернулись на исходную точку. Под нами лежал манящий ботанический сад. Решив не тратить время, мы пошли по самой очевидной дороге к «Матери-Грузии».

– Чем ты занимаешься здесь? – наконец-то я набралась смелости и спросила.

– Имеешь в виду, как я успеваю путешествовать и работать одновременно? – переспросил Маттиас.

– Типа того. Очень любопытно.

– Начнём с того, что я юрист.

– Многообещающе, – заметила я.

– У меня проектная работа, консалтинг в области прав человека в разных странах. Сейчас это Грузия, где-то на месяц, в сентябре – Сербия, в начале года были Молдавия и Албания.

– Насыщенный график.

– Да, и несовместимый с семьёй, – добавил он. – Что про тебя, про твою работу?

– Реклама. Небольшой частный бизнес вместе с моим партнёром.

– Значит, ты тоже всегда на связи?

– Так и есть. Сложно представить, как я вырвалась сюда.

– Что будет, если ты решишь остаться здесь на пару недель дольше?

«К чему сейчас был этот вопрос?» – мой внутренний аналитик увидел подозрительный, но приятный подтекст.

– Не думаю, что это обрадует моих коллег.

За разговором мы не заметили, как оказались у подножия монументальной скульптуры женщины с чашей и мечом.

– Чаша – для тех, кто пришёл с миром, а меч – для врагов, – процитировала я прочитанную накануне книгу.

– Мы, несомненно, предпочтём местное вино, – резюмировал Маттиас.

Вина в окрестностях не продавали, мы довольствовались лимонадом. Я выбрала на свой вкус, это был «Тархун».

– Выглядит странно, но освежает, – новый знакомый впервые открыл для себя любимый напиток моего детства.

Мы заговорили про прошлогоднее путешествие Маттиаса на Украину в поисках дома деда.

Расположенная вдали от крупных центров деревушка была спрятана от приезжих не только неприступными дорогами, вернее, их отсутствием, но и языковым барьером. Чем глубже заходил он внутрь страны, тем менее приветливым было население. Когда люди узнавали, что гость приехал из Германии, становилось только хуже.

– Со мной просто не хотели говорить, показывая всем видом, что делать мне здесь нечего, – печально заметил собеседник.

Я вопросительно посмотрела на него.

– Да, я тоже сначала не понял, потом только нашёл в Google, что в этих местах всех жителей села убили солдаты вермахта. Вот откуда была неприязнь, и вот почему там не покидало ощущение, что война закончилась вчера.

В детстве я любила фильмы о Великой Отечественной, у меня была даже сумочка с красным крестом, с ней я воображала себя медсестрой, спасающей раненых с поля боя. Чаще всего в роли раненого выступал серый плюшевый кот Василий. Киноленты рождали в моём детском сознании много разных «почему?», с которыми я неизменно приставала к бабушке. Именно она как-то сказала мне простые, но от этого не менее важные слова: «Не все немцы – фашисты». Сейчас я уже не помню, о чём был тот разговор. Возможно, так заканчивалась одна из бабушкиных историй про войну, которые я слушала вместо сказок. В них злодей Гитлер даже перед смертью творил особенно страшные в глазах четырёхлетнего ребёнка вещи – травил ядом собак, а бабушка-девочка, не боясь того, что её отругает мать, подкармливала немецких военнопленных морковкой, купленной на центральном рынке Новосибирска. «Жалкие они были, голодные, вот и отдавала я им еду», – буднично завершала бабушка не похожий на героическое кино рассказ.

Одиссея в прошлое Маттиаса всё-таки увенчалась успехом: ему удалось найти дом деда и даже сфотографировать его для матери.

Нашу беседу прервало препятствие: мы стояли перед возвышением, на вершине которого расположились остатки древней защитной башни.

– Как в Сибири относятся к спорту? – в серых глазах моего спутника зажёгся огонёк азарта.

– Хорошо. Только я предпочитаю пить глинтвейн, пока мои друзья покоряют очередную гору, – честно ответила я.

– Понятно, – усмехнулся Маттиас, поднявшись по остаткам лестницы и подавая мне руку.

С каждым шагом тропинка становилась всё уже, а подъём круче. Наконец после усилий мы стояли на самой высокой точке.

Перед нами лежал город. Вдалеке словно нарисованные пастелью горы соприкасались с белыми облаками, пики церквей стремились в небо, коричнево-красные крыши старых домов соседствовали со стеклянными отливами новостроек, безмятежно текла река, перетянутая броским поясом моста Мира.

– Самые лучшие фотографии получаются, когда выходишь за пределы, – мой двухметровый проводник ловко перелез через ограждение, отделявшее от обрыва.

Я не спешила следовать за ним. С видом профессионального репортёра Маттиас искал лучший ракурс.

– Хочешь, сфотаю тебя? – предложила я.

– Не очень-то люблю, но давай, – Маттиас протянул мне смартфон.

Миновав ржавый барьер, я сделала несколько снимков. На них молодой мужчина, сидя на обрыве, смотрит на залитый солнцем Тбилиси.

Мне в голову пришла забавная идея:

– Ты знаешь проект #fallowmeto¹⁰?

– Нет, но поищу в Google.

– Сейчас ты фотограф, – я взяла Маттиаса за руку и потянула по направлению к обрыву.

Кадры получились удачными.

– Скинь мне их на WhatsApp, – попросила я.

– Кто сказал, что немцы добрые? – лицо Маттиаса выражало крайнюю степень нахальства.

– Не забывай, друг, я хоть и на 1/8, но немка, – мне удалось легко парировать. – И уже начала продумывать план мести.

– Чёрт, точно.

Дорога обратно по полуразрушенным ступеням была не менее сложной, чем подъём. Я старательно цеплялась за уступы, подметая белой юбкой пыль веков.

– Давай-ка сделаем по-другому, – Маттиас спустился на два пролёта ниже и взял меня на руки.

Из мыслей в голове были только «Блин, блин, блин». Но факт оставался фактом: меня несли на руках из высокой башни средневекового замка.

Наконец мы вышли на ровную поверхность. На зелёной полянке у подножия крепости бело-рыжий пёс увлечённо грыз старый башмак.

– Привет, – собака никак не отреагировала на наши заигрывания и продолжила своё дело.

Маттиас обожал животных, и в этом мы были схожи. В каждой стране его ждали подопечные – в общей сложности восемь хвостов. Я же после смерти кошки Шуры, подобранной в подъезде и страдавшей всеми возможными заболеваниями, не заводила питомцев.

– Почему? – поинтересовался мой спутник.

– Это ответственность и привязанность. А мне иногда кажется, что я не знаю, где окажусь завтра, – честно ответила я.

– Понимаю, о чём ты, – в голосе Маттиаса прозвучала грусть.

По дороге к серным баням мы разговаривали о странах: о том, как прекрасен Дрезден в хорошую погоду, и мне, конечно, не повезло в тот дождливый день семь лет назад, и надо повторить; ещё туда постоянно летают самолёты из России – так решил Путин; что горы Алтая манят своей дикой красотой, Санкт-Петербург – особой атмосферой, а в городах Золотого Кольца захватывает дух от тысячелетия, которое смотрит на тебя с блестящих луковиц церквей.

В отличие от истории география в школе не была моим любимым предметом. Раскрашивание абстрактных очертаний в контурных картах навевали скуку, я механически запоминала названия и границы, чтобы сразу после урока забыть. С возрастом мои контурные карты стали другими: жизнь наносила на них людей, события и чувства. На берегу Индийского океана под светом полной луны я со страхом думала о будущем; на тропинках весеннего Версаля расставалась со старым другом и иллюзиями; на клеверном поле Переславля залечивала душу.

Самолёт действует на меня лучше любого психоаналитика. Стоит только оказаться на борту – само собой приходит понимание, что важно и кто важен, чьего звонка или сообщения будешь ждать, а чему настало время потеряться среди облаков. Тбилиси в первый день мая делал всё, чтобы остаться самым ярким воспоминанием на карте памяти.

Жизнь рядом с куполами крыш серных бань кипела: сновали туристы, группка любителей капоэйры¹¹ показывала свои пластичные па на зелёной траве, в ресторане на возвышении шло кавказское застолье, музыканты в традиционных одеждах горцев исполняли «Миллион алых роз»¹² на грузинский манер.

– О чём они поют, ты понимаешь? – спросил Маттиас.

– Грузинский я не знаю, но это очень известная песня. Художник Нико Пиросмани был влюблён в актрису и, чтобы завоевать её, продал свой дом и купил на все деньги цветы. Взаимности он так и не получил и умер в бедности, – пересказала я известный сюжет.

– Очевидно, выдумка, – Маттиас включил немца.

– Говорят, что правда, – улыбнулась я.

Культура Грузии полна легендами о любви. Каждый шофёр с удовольствием вам расскажет о том, что Шота Руставели¹³ в отчаянии от неразделённого чувства к царице Тамаре¹⁴ написал великолепную поэму, прославившую его в веках. Часть обязательной экскурсионной программы в Тбилиси – могила Грибоедова¹⁵ с высеченными на камне словами жены Нино: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?». Потеряв мужа в 17 лет, княжна до самой своей смерти носила траур.

Искусство не рождается из уюта семейной жизни, оно растёт из боли расставаний и потерь. Незавершённые истории становятся поэмами и романами, по ним снимают фильмы, пишут картины и создают музыку, но я уверена: герои, чьи судьбы легли в основу произведений, были готовы обменять всё великолепие земной славы на то, чтобы просто быть вместе.

За время нашей прогулки я совсем забыла о своей обычной осторожности. Крем от загара скучал в номере отеля, а щёки предательски горели. Мой спутник выглядел не лучше: на солнце его кожа приобрела красноватый оттенок. Обычная плата за светлую масть. Северянин Маттиас не был героем моих девичьих грёз, в которых я всегда отдавала предпочтение южному обаянию Жана Дюжардена¹⁶ перед холодной точёной красотой Александра Скарсгарда¹⁷. Подростком я заворожённо смотрела на глянцевые фотографии Клаудии Шиффер¹⁸ и Дэвида Копперфильда¹⁹ – абсолютно разные, как день и ночь, вместе они казались идеальной парой, хотя чувств там было столько же, сколько в рекламном ролике про йогурт.

– Похоже, пора искать убежище, – предложила я, когда мы наконец дошли до водопада, скрытого за серными банями.

– Давай найдём какое-нибудь место, чтобы посидеть, правда, времени остаётся совсем немного, – Маттиас посмотрел на часы. – У меня ещё одна встреча с человеком из посольства.

На пути нам попался местный клон Starbacks, который и стал нашим выбором.

Мы заказали холодный чай, лимонад и лепёшку, похожую на мутировавшую кесадилью. Пока я рылась в сумочке в поиске рассыпавшихся лари, мой новый знакомый оплатил заказ с ироничным видом и словами «слишком поздно».

– Окей, следующий счёт – мой, – во мне заговорил победивший феминизм и подозрительность.

«Странный немец, очень странный. Постоянно порывается платить за меня. Может, он проверяет действие правил обольщения русских женщин?» – резонёр внутри искал подвох, но впереди его ждала ещё большая пища для анализа.

Пока Маттиас завершал дела на кассе, я впервые за долгое время взяла в руки смартфон: на меня вывалились сообщения из всех мессенджеров.

– О, приветы из Tinder, наверное, – лицо собеседника изобразило смесь хитрости и любопытства.

– Ничего подобного, – почему-то его слова смутили меня.

– Ты замужем? – похоже, кто-то решил выполнить план первого свидания.

Удивительно, но за несколько часов мы успели обсудить всё, но только не личную жизнь друг друга. В нашем времени вместе были лёгкость и глубина, не прозвучало ни одного стандартного вопроса из анкеты сайта знакомств.

– Нет, – ответила я.

Перенимая эстафету честности, Маттиас заявил:

– Ты должна знать важную вещь обо мне. Я вегетарианец. Вот.

«Конечно, дорогой, на ужин мяса не будет», – ёрничал мой внутренний голос.

Признавшись друг другу, мы продолжили разговор о разнообразии культурных традиций. В этот раз речь зашла о Tinder.

– В России это приложение, скорее, о встречах за чашкой кофе без продолжения, – поделилась я своими наблюдениями.

– Здесь по-другому, мне кажется. Ты же видела этих парней с детьми в профиле? – лицо Маттиаса изобразило пренебрежительную гримасу.

– О да. Очевидно, что они не о долгих разговорах мечтают, – поддержала я мысль.

В целом проведённые здесь несколько дней показали мне, что Грузия была вполне безопасна для женщин, путешествующих в одиночестве. В отличие, например, от курортных районов Турции, где хочется спрятаться за непроницаемой стеной от сальных взглядов. Уставшие на родной земле от спасения изб и коней, мои соотечественницы на отдыхе дают волю чувствам, на радость измученным строгими запретами мусульманским мужчинам. Итогом стал стойкий стереотип о русских Наташах, который порядком портит жизнь тем, кто не ищет страстей.

В ответ на мой монолог об опасностях, подстерегающих женщину в пути, Маттиас понимающе покачал головой:

– Какие твои цели в Tinder? – спросил он.

– Общение, ничего личного.

Слова прозвучали уклончиво, и собеседник заметил с тенью лукавства:

– Ты покраснела.

«Мы что, сейчас флиртуем?» – в моих аналитических программах наметились сбои из-за переизбытка информации за один день.

Выйдя из кафе, мы погрузились в Старый Тбилиси. С приближением вечера ритм города менялся: появлялись новые звуки и движения, на углу молодые люди разучивали традиционный танец, шумная компания курила кальян, уличный музыкант пел что-то из Земфиры.

– Мне пора, – сказал Маттиас.

– Конечно.

– Предлагаю проститься по-немецки, – на этих словах он обнял меня.

Только в номере гостиницы я поняла, что поставила рекорд по пешим прогулкам. Пустоту в голове заполняла Dani California²⁰.

Who knew the other side of you

Who knew what others died to prove

Too true to say goodbye to you

Too true, too say, say, say…²¹

Около 23:00 пришло сообщение от Маттиаса: «Не спишь?».

«Ещё нет. Как твой вечер?» – написала я.

«Нормально. Договорились о будущих проектах в Дрездене. Что делаешь? Устала?» – сквозь экран чувствовалось его сомнение.

«Ничего особенного. Валяюсь, слушаю музыку», – я поддержала диалог.

«Это вовсе не ничего. Не найдётся ли местечко для меня?» – после вопроса стоял подмигивающий смайл.

Пауза.

Мои резонёры собрались на совет в Филях, где происходило примерно следующее:

– Так хорошо начиналось.

– Да. А он всё портит.

– Что ответим?

– Проигнорируем.

Мой английский выдал: «Мы замечательно провели день. Но не хочется торопить события».

Поняв замешательство, Маттиас успел за время подготовки стратегического сообщения изобразить штук пять объяснений:

«Честно говоря, я не могу заснуть. Вот и подумал, что лучше погулять и поболтать, чем переписываться».

«Конечно. Я буду рада тебе», – одной рукой я уже «рисовала» лицо.

«Через 10 минут у твоего отеля», – смайлик в конце предложения торжествовал.

Молниеносно собравшись, я вышла в тёплую ночь. У крафтового бара напротив толпились люди, звучала музыка и смех. Маттиас, ссутулившись как врубелевский Демон, сидел в оконной нише. В этот момент он показался мне бесконечно одиноким и потерянным во всеобщем веселье.

Меняя города и страны, Маттиас легко заводил друзей. Их счастливые лица на фоне очередной достопримечательности собирали десятки «лайков» и восторженных комментариев в Facebook. Довольные собой и приключением, новые знакомые возвращались к привычной жизни и к близким, а Маттиас шёл в отель – отличное место для работы и необременительных встреч, но совершенно неподходящее для усталости, наполненной мыслями, переходящей в бессонницу.