Белая собачка, или Карнавальная неделя

© Нежданова А. А., 2021

* * *

– Привет, босс! Пропади ты пропадом, чудовище! – судя по сдержанности выражений, Лоренс сегодня в добром расположении духа. Снимает плащ еще в дверях – снова признак хорошего настроения. Приветствует меня широкой ухмылкой. – Еще одна бессонная ночь, а ведь совесть чиста столько долгих лет, что я уже позабыл сладость греха… это старость, Берни, старость. Не трать время попусту. Да отвяжись же от меня, наконец!

Лоренс скрывается в дверях кухни.

Небо за окном наливается чернотой, тяжело переваливаются громады туч, их карманы набухают и вот-вот треснут по швам. Будет гроза.

– Кисонька моя! Ну прекрати, прекрати! Совершенная беда с парковкой! Пришлось заехать в подземный гараж. Привет, дорогой! – Бернардетт, она же Одетта, целует меня в щеку. Как все-таки я люблю эту старую окипету^[1]. Нрав, конечно, не из простых, но от нее так и веет теплом и уютом домашнего очага. А может, мне просто нравится ее имя.

– Я принесла тебе сахарное печеньице, – непонятно кому адресована фраза, мне или этой божьей оплошности – грязно-белому клочкастому рахитичному созданию, которое вертится у ее ног, замирает от обожания и заискивающе заглядывает в глаза. Бернардетт склоняется над страдальцем, тщедушное существо разевает непропорционально большую пасть, и я усмехаюсь, понимая, что на этот раз судьба не на моей стороне. Бернардетт кивает на пузатую тучу за окном: – Хорошо бы прослезилась!

Приходят девочки, и пространство сразу же наполняется веселым щебетанием и гомоном. Отбиваясь от атакующего пса, они успевают одновременно делиться впечатлениями о прошедшем вечере, сегодняшнем утре и планах на день. Учитывая, что они сестры и живут в одном доме, кажется, что разговаривают эти девицы между собой только на работе – с таким неподдельным интересом происходит обсуждение. Отлично знаю: сейчас обе займутся личными делами, пока не получат по подзатыльнику от Бернардетт. Ни грамма трудового энтузиазма!

Тем временем Айри несется встречать Маурицио. Это – его любимец. В обязанности парня входит как минимум утренняя прогулка с собакой.

– Берни, я возьму ваш зонт, – предупреждает Маурицио, и они выходят на улицу.

Поэтому появляющийся через минуту Винсент избегает нападения из-за угла, и это определенно спасает его элегантные шелковые брюки. Сегодня наш Шеф при полном параде: в отличном костюме, изящном шарфе и даже с тростью на локте, что не мешает ему прижимать к груди большой пакет, наверняка с ингредиентами для какого-нибудь кулинарного шедевра.

– С днем рождения! – хором приветствуем его мы. Винсент довольно раскланивается и благосклонно принимает поцелуи дам.

Но уже через пять минут он облачается в рабочую одежду и фирменный колпак. Я снимаю табличку «Извините, мы закрыты» и открываю дверь. Ровно в этот момент первая увесистая кап ля падает с неба на мостовую.

Мы любим дождь. Для нашей каменистой земли он всегда благодатен. Когда несколько месяцев задыхаешься от жары и пыли, зимний ливень стеной воспринимается как дар небес: приносит жизнь, дарит свежесть, делает небо прозрачным, окрашивает холмы зеленью молодой травы, помогает цветам пробиться сквозь сухую корку земли, дает напиться маленьким зверушкам в долинах и скалах. Ну и конечно, загоняет в наше кафе дополнительных посетителей.

Вот и сегодня, несмотря на ранний час, туристы и случайные прохожие спешат укрыться под крышей и заодно выпить чашечку кофе. Промотивированные Бернардетт девочки шустро бегают с подносами от столика к столику. Чарлин – как всегда обворожительно улыбаясь и чуть покачивая бедрами; Джозетт – нахмурив брови и поглядывая на клиентов с явным недоверием. Вот тебе и близнецы. Яркие красавицы с одинаковыми лицами, но совершенно противоположным подходом к жизни. Таких разных характеров не встретишь и у обитателей отдаленных планет. Дочери моего приятеля, они пришли летом подработать на месяцок и неожиданно прижились. Приходится по-семейному мириться не только с их достоинствами, но и с недостатками. Впрочем, мы все здесь – большая семья, поэтому терпение и деликатность являются непременными добродетелями, цементирующими союз разных характеров и темпераментов.

А вот и постоянные посетители. Мы все заранее знаем их предпочтения и вкусы.

Конечно, Анджело: капучино и яблочный пирог. Каждое утро он начинает за столиком нашего кафе. Для нас он давно уже не клиент, а друг. Несмотря на свои шестьдесят с хвостиком и одинокий образ жизни, всегда опрятен, ровен в общении и интересен в беседе. Глядя на него, невозможно поверить, что большую часть своей жизни Анджело провел в тюрьме. Столь длительный срок он получил за убийство жены. Надо заметить, что за хорошее поведение ему неоднократно предлагали досрочное освобождение, но он предпочел отбыть срок от начала до конца. После выхода из заключения работал на судоремонтных верфях, а затем вышел на пенсию. Я знаю, для непосвященных это звучит кощунственно, но мне в жизни не приходилось встречать более приятного человека.

А вот синьор Федерико – продавец из ювелирного магазинчика по соседству: яичница с беконом, бургер с курицей, минеральная вода без газа. Всегда заходит к нам перед работой.

Две студентки из Германии, учат английский язык: зеленый салат, маффины с шоколадом и латте.

А эта привлекательная блондинка лет сорока с сыном были у нас позавчера. Заказывает капучино и маковый торт, а мальчик выбирает апельсиновый сок и фруктовое ассорти. На вид – туристы из России или, может быть, Восточной Европы. В прошлый раз весь персонал потешался над Шефом, когда он мимоходом углядел в зале эту даму. Надо сказать, наш главный повар имеет удивительную особенность каким-то внутренним нюхом чуять появление красивых женщин. Вот он занят по уши у себя на кухне и недовольно огрызается на каждого, кто смеет отвлекать его своими пустяками. Но когда в зале появляется какой-нибудь объект, стоящий его внимания, у него удивительным образом возникает жгучее желание на минутку выйти к публике. Если девочкам не удается вовремя заслонить собой потенциальный объект восхищения или отвлечь его внимание каким-либо другим способом, Шеф выбывает из строя надолго. Он даже внешне преображается. Куда-то пропадает усталая морщинка на лбу, живот втягивается, могучие плечи расправляются. Лоренс уверяет, что даже лысина Винсента начинает мерцать умиротворяющим гипнотическим светом. Хо-хо! Вот и сейчас собственноручно несет мальчику десерт из желе с кремом в подарок от заведения. Джозетт просто испепеляет его взглядом, ее клиенты ждут не дождутся своего заказа.

– Одетта, заполни собою брешь, – зовет из кухни Лоренс, и Бернардетт спешит ему на помощь.

В кафе входят двое мужчин выраженного скандинавского типа. Коротко стриженые, в похожих куртках. Они тоже уже заходили вчера. Сидели за самым дальним столиком, лениво потягивали пиво и зорко шарили глазами по посетителям заведения. За все время и десятка слов не обронили. Вот эта пара меня очень и очень настораживает.

Небо, пролившее за четверть часа месячную норму воды, светлеет, и народ потихоньку рассасывается. Винсент, не замечая, что колпак у него съехал на левое ухо, продолжает изливать свое остроумие перед туристами. Теперь ему уже мало этой аудитории и он охватывает своим обаянием клиентов за соседними столиками. Впрочем, посетителям обычно нравится такое неформальное общение с Шефом, поэтому я не спешу призвать его к порядку.

В двери заглядывает молодой брюнет. Чарлин перехватывает его взгляд и, как мне кажется, несколько растерянно поправляет волосы.

– Я на минутку, – бурчит она мне, ставит поднос на стойку и, не одеваясь, выходит с парнем за дверь.

Мне остается только вздохнуть и отнести ее поднос на кухню.

– Вроде немного потише, – констатирует Лоренс. – Бернард, нам нужна посудомойщица.

Бернардетт молча кивает.

– Давай сам пока помою, – вздыхаю я и направляюсь к груде грязной посуды. Преимущества и недостатки маленького заведения – все могут заменить всех.

– Когда будем поздравлять Винсента? – спрашивает Бернардетт. – Сегодня или на вечеринке? Уточняю, вечеринка назначена на завтра. Закроемся пораньше?

– Закроемся, – соглашаюсь я, – какая уж тут работа. Наутро бы кто вышел.

В дверь просовывается голова Маурицио:

– Я пошел в банк, скоро буду.

– Зайди в магазин, купи средство от блох, – кричит ему вдогонку Бернардетт.

– У нас блохи? – невозмутимо интересуется Лоренс, не поднимая глаз от доски, на которой кромсает зелень.

Бернардетт только сердито фырчит в ответ.

С довольным видом возвращается Винсент. Животик снова на свободе и колпак на месте. Шеф рвется к работе. Мурлыча какую-то легкомысленную мелодию, он отбирает у Бернардетт нож и вдохновенно берется за кусок вырезки.

Бросив на него многозначительный взгляд, Бернардетт снимает передник.

– Пойду покурю.

– Морщины, Одетта, у много курящих женщин появляются ранние морщины, – все так же, не поднимая глаз, роняет Лоренс. – Желтеет кожа, выпадают волосы и зубы. Теряется привлекательность. Портится настроение. Пропадают впустую драгоценные минуты рабочего времени. Возникают проблемы с администрацией. Страдает материальное благосостояние. Этак придется семейные драгоценности продавать…

Бернардетт демонстративно достает из кармана платок, вытирает им глаза, так же демонстративно громко сморкается в него и выходит за дверь.

– Я начинаю подумывать о женитьбе, – задумчиво бросает Лоренс вслед.

Джозетт приносит новые заказы и на некоторое время все сосредотачиваются на работе.

Утренние звуки зала не похожи на вечерние. Они мягче, приглушеннее, ровнее. Нет взрывов эмоций, смеха, жизнь не бурлит, а проистекает. Сплошные полутона. Монотонный гул голосов, звяканье столовых приборов, сигналы мобильных телефонов сливаются в один привычный умиротворяющий шумовой поток. И аромат кофе… Искушающий, чарующий, волшебный аромат, несравнимый ни с чем призыв к жизни, обещание яркого дня.

Внезапно снаружи раздается истошный вопль. То ли мужской, то ли женский голос застывает на высокой пронзительной ноте. Сразу за ним поднимается страшный гвалт, раздается целый хор криков, взвизгов и стонов. И как апогей весь этот гам довершает жуткий протяжный утробный собачий вой.

* * *

Утро не предвещало ничего необычного. Февральское небо нависало хмурью над самой головой. Хорошо бы пошел дождь. Покружив вокруг Валлетты с полчаса и так и не найдя свободного места, Бернардетт вернулась к подземной парковке и оставила машину там. Дальше пришлось идти пешком.

«Надо бы на днях зайти в церковь», – размышляла Бернардетт, испытывая острое чувство вины. С момента последнего разговора с братом прошла уже неделя. Он бодрился и пытался шутить, но голос его был усталым и как будто вылинявшим. Надя, с которой они тоже перекинулись парой слов, не скрывала своей тревоги. Видимо, дело шло к концу. Бернардетт с братом не были особенно близки. Он уехал в Канаду, когда ей было всего 10 лет, и с тех пор они не виделись. За океаном дела у Кевина пошли не так гладко, как хотелось бы. Поначалу он был сельскохозяйственным рабочим, потом работал сантехником и почтальоном, мотался с места на место, пока не встретил Надю. Брак их оказался счастливым, но бездетным. «Наверное, родовая карма», – думалось Бернардетт. В первое время известия от Кевина приходили крайне редко. Кому же хочется признаваться в своих неудачах. Лишь в последние годы жизнь его немного наладилась: он наконец нашел нормальную работу на фабрике, и они с женой даже купили маленький старый домик в окрестностях Каслгара. Но приехать на могилы родителей Кевин так и не собрался. Правда, звонил сестре раз в несколько месяцев, осведомлялся о ее новостях и приглашал в гости. Некоторое время назад у него обнаружили рак. Это известие оказалось для Бернардетт неожиданно болезненным – Кевин да ветхая от старости тетя Жослин, живущая в Тулузе, – были последними членами ее семьи. Наверное, было бы правильным взять отпуск и все-таки слетать повидаться с братом.

Подходя к дверям кафе, Бернардетт взглянула на вывеску и привычно подумала о том, как символично его название для всех людей, которые работают под этой крышей. «Последний приют» и его хозяин Бернард Бордж объединили их всех – непростых и не очень уютно чувствовавших себя в объективной реальности. Иногда ей казалось, что все они – персонажи какой-то гротескной пьесы, что вот-вот занавес опустится, и каждый из них снова погрузится в свое, только ему назначенное одиночество. Но как ни странно, такие разные, собравшись вместе, они существовали очень гармонично. Бернардетт с любопытством наблюдала, как израненные жизнью вновь прибывшие, замкнувшиеся в своей оболочке, не доверяющие звукам собственных шагов, постепенно оттаивали, снова обретали способность доверять окружающим и свободно самовыражаться. Через три-четыре месяца они менялись до неузнаваемости.

Бернардетт пришла в «Последний приют» несколько лет назад, через полгода после той гадкой истории, о которой она не любила вспоминать. Оставаться в юридической конторе, где она до этого служила, стало просто невыносимо из-за болезненно любопытного внимания коллег, которым ее окружили после произошедшего. Кроме того, многие стали откровенно сторониться ее, побаиваясь славы истерички, которую она приобрела. Последней каплей послужил следующий случай: однажды она неосторожно тихо подошла сзади к одной из сослуживиц и задала ей какой-то невинный вопрос. Девушка так испуганно шарахнулась в сторону, что это вызвало бурный восторг окружающих. Конечно, Бернардетт не собиралась ее пугать. Да и девица не была настроена враждебно по отношению к ней. Сыграли свою роль обычные стереотипы. Раз у человека голова не в порядке – держись от него подальше, нормальный инстинкт самосохранения. Она и сама понимала, что психика ее не в лучшем состоянии, вспышки гнева и раздражения чередовались с приступами повышенной плаксивости, когда слезы начинали течь по поводу и без повода. Но Бернардетт никогда не была слабой. Жизнь нужно было налаживать, и она решила для начала сменить работу. На что-то совсем непохожее на то, чем она занималась до сих пор. Конечно, это ставило крест на ее карьере юриста по гражданскому праву, но она нисколько не сожалела об этом. Знакомый привел ее в «Последний приют».

Бернард тогда только открылся и набирал персонал. Они понравились друг другу с первого взгляда. Бернардетт не соответствовала вакансии совершенно, не умела делать ничего из того, что требовалось. Но он принял ее сразу, без испытательного срока. Бернард всегда уверял, что совпадение имен послужило решающим фактором, но Бернардетт знала, что настоящей причиной было ощущение внутреннего родства, сразу возникшего между ними. Она решила сразу расставить все акценты и честно рассказала обо всем, что случилось в тот роковой день. Бернард воспринял все это с таким спокойствием, и даже хохотал над ситуацией так искренне, что Бернардетт вдруг и сама начала смотреть на произошедшее несколько иначе. А через некоторое время с изумлением обнаружила, что просто перестала вспоминать об этой истории. По крайней мере, перестала вспоминать о ней каждый день.

Одновременно с ней в кафе пришел и Лоренс. С его лица еще не сошли синяки и ссадины. Но никто не задавал никому лишних вопросов. Не только из деликатности. Просто прошлое здесь не имело никакого значения. Может быть, поэтому все они так ценили эти отношения и были так преданы друг другу.

О Бернарде она тоже знала немного. Не знала даже, какая национальность прописана в его паспорте. Слышала, что он жил сначала в Швейцарии, где приобрел специальность искусствоведа (вот ведь профессия для мужчины!), потом долгое время во Франции, где закончил еще и исторический факультет. Иногда он делал замечания, по которым можно было понять, что ему хорошо знакомы и Испания, и Германия, и даже Венгрия. А однажды он так увлеченно рассказывал о Занзибаре, что Бернардетт была ошарашена. Была, вроде бы, какая-то жена, которая, похоже, рассредоточилась в пространстве и времени. Когда Бернард перебрался на Мальту, то решил открыть кафе.

То, что Бернард продолжал оставаться холостяком, было немного странно, учитывая его холеную внешность, утонченные манеры и повышенное внимание женщин, которое они и не думали скрывать. Некоторые из подруг Бернардетт неоднократно выражали желание свести знакомство с интересным кавалером. Бернардетт обычно ограничивалась приглашением дам в кафе, объясняя это субординацией отношений с боссом. Интуитивно она чувствовала, что все их попытки бесперспективны. Бернард всегда с искренним вниманием относился ко всем искательницам приключений, но дальше бесед за стойкой бара дело не заходило. Однажды, правда, он поверг ее в величайшее изумление, неожиданно оплатив одной из ее подруг довольно дорогостоящее лечение ребенка в Германии. И даже договорился о реабилитационном курсе в одной из больниц. Вопреки подозрениям подруг, отношения помощницы и босса не имели под собой романтической основы. И Бернардетт ценила их настолько сильно, насколько редки подобные дружеские отношения между мужчиной и женщиной.

Постепенно кафе развивалось, приобретало популярность, приходили новые работники, устанавливались новые связи. Бернард продолжал набирать людей, исходя из ему одному понятного принципа. Пожалуй, только Винсент действительно был настоящим профессионалом своего дела. Его можно было даже назвать маньяком кулинарии и кондитерского ремесла. Вроде бы с боссом они были знакомы по Парижу, и Бернард переманил Шефа на Мальту в это небольшое и, в общем-то, обыкновенное кафе, пообещав ему полнейшую свободу творчества.

Люди прибавлялись, отношения развивались. Однажды кто-то сказал, что у них необыкновенно сплоченный и дружный, прямо-таки семейный коллектив. И Бернардетт, немного подумав, согласилась с этим. Это действительно была семья. Со своими проблемами, со своими скелетами в шкафу и со своими уродцами. Но семья, где все любили и ценили друг друга, несмотря ни на что. И главой этой семьи был он, Бернард Бордж.

Вырвавшись из объятий пса, Бернардетт поцеловала босса в щеку, отметив, что сегодня он еще отрешеннее, чем обычно. Она сосредоточилась на утренних хлопотах. Подколола вчерашние бумаги в папку. Разобрала коробку с моющими средствами. Придала ускорение Чарлин, зависшей у компьютера. Нашла телефон мастера по вентиляционным системам, чтобы вызвать на время после обеда. Отвлеклась, только чтобы встретить Винсента, сегодняшнего именинника. В это утро он выглядел настоящим парижским щеголем. Завтра вечером решено было отпраздновать событие у него дома. Надо придумать поздравление пооригинальнее. Пошел наконец дождь, значит, сейчас начнется оживление. Проверив, хорошо ли заперта дверь в подсобку, за которой томился Буэнос-Айрес, решила пойти в зал и помочь девочкам.

Чарлин в своем репертуаре – улизнула за дверь с кем-то из ухажеров. Винсент распускает перья перед приятной блондинкой, сидящей за столиком у окна. Сын блондинки, мальчик лет десяти, приветливо ответил улыбкой на кивок Бернардетт. На днях они уже приходили в кафе. Сердце Бернардетт болезненно сжалось, – как всегда, когда она видела симпатичных детей. Если бы у нее был сын, она хотела бы, чтобы он был похож на этого мальчика – такой же бесхитростный взгляд и открытое лицо. Слезы немедленно начали наворачиваться на глаза, и она быстро отвернулась, делая вид, что протирает стойку бара. Наверное, нужно снова начать принимать желтые таблетки…

– Бернардетт, заполни брешь, – прокричал Лоренс, и она поспешила помочь на кухне. Маурицио наконец-то повел на прогулку пса. Сколько раз можно повторять, что бедное животное не может терпеть так долго! Кстати, нужно взять домой и подлатать фартук, который Марселина вчера успела отобрать у Айри, до того как пес умудрился привести его в негодность окончательно.

Наконец, рабочий темп немного замедлился. Бернардетт отдала нож Винсенту, вернувшемуся с видом победителя побежденных, и собралась выйти покурить. Она направилась к парадному входу, а не к задней двери. Заодно и подогнать Чарлин, если та все еще прохлаждается, вместо того чтобы усердно трудиться.

Однако в зале ее перехватила незнакомая посетительница. Лет тридцати, в синем плаще и невзрачной шляпке, почти надвинутой на глаза, прикрытые очками в толстой оправе, выглядела она несколько странно – мялась, жалась, прежде чем решилась задать главный вопрос: нельзя ли ей увидеть господина Кассара? Бернардетт с ужасом представила себе, что Шеф займется сейчас еще и этой серой мышью, а значит – выйдет из строя еще на добрых полчаса. Поэтому, ни минуты не сомневаясь, она преспокойно солгала, что господин Кассар отлучился по личным делам и, возможно, вернется не скоро, а может быть, не появится сегодня вовсе, потому что как раз сегодня у господина Кассара день рождения.

– Я как раз по этому поводу, – выдавила из себя мышь и, отводя глаза, пробормотала: – Не могли бы Вы, синьора, передать ему небольшой сувенир?

Сувенир оказался тщательно упакованным в целлофан свертком средних размеров, в котором прощупывалось нечто мягкое. «О мадонна! – подумала Бернардетт. – Не иначе, плюшевый медведь».

Отделавшись от дарительницы, она сунула сверток за стойку бара и протиснулась, наконец, в дверь. Здесь и произошла заминка. На крыльце собралась целая толпа: Чарлин, прощающаяся со своим кавалером, блондинка с сыном, вышедшие из кафе, Маурицио с Айри, пытающиеся в кафе войти, почтальон, уточняющий у Маурицио нужный адрес, и сама Бернардетт. Все дальнейшее произошло в считаные секунды и было таким неожиданным и нелепым, что поначалу показалось нереальным киношным эпизодом. Сначала раздалась череда звуков, похожих на щелчки, одновременно с этим стоявшая рядом блондинка как-то несуразно дернулась, проходящий мимо мужчина в сером пальто вскрикнул и схватился за плечо, в соседнем магазине посыпались стекла, каменная ваза у входа раскололась пополам, и земля вперемежку с цветами просыпалась на мостовую. И тут блондинка, аккуратно подобрав под себя ноги, медленно опустилась на мостовую прямо перед Бернардетт. На мгновение все остолбенели, и сразу же раздался громкий женский визг, подхваченный множеством других голосов. Платье упавшей женщины начало быстро пропитываться кровью. Айри, рвущийся из рук Маурицио, запрокинул голову и истошно завыл.

* * *

Сегодня мы ходили с мамой в кино. Я выбрал легкую французскую комедию, какие она любит. Я сидел в шестом ряду, а мама в одиннадцатом. Вообще-то, сегодня была моя очередь сидеть позади, но мама была так взволнована вчерашним происшествием, что я подумал, лучше ей уступить – любование на мой затылок успокаивает ее.

Честно говоря, я и сам почти не смотрел на экран, а все еще переваривал события вчерашнего дня. О маньяке, устроившем стрельбу на улице Валлетты, сообщили все мальтийские и даже некоторые зарубежные телевизионные каналы. К сожалению, в наше время по всему миру подобные инциденты стали почти привычным явлением. На следующий день о таких новостях забывают, и они остаются лишь в памяти потерпевших и их близких. На этот раз пострадавших было двое: женщина из России, она была серьезно ранена в грудь и бок, и мужчина из Швейцарии, он отделался ранением в правое плечо. Врачи «Mater Dei» заявили, что угрозы для жизни нет, но обоим придется пройти курс лечения и реабилитации. Пострадали также двери нашего кафе и витрины соседнего магазина. Пришлось срочно заниматься заменой стекол. Штукатурку решили подправить позднее. Маурицио предложил оставить следы от пуль на вечную память для привлечения клиентов, но Бернардетт быстро охладила его пыл.

Одетта в экстремальных ситуациях чувствует себя, как мурена в бассейне с золотыми рыбками, и теперь она немедленно взяла инициативу в свои руки. Пока мы с Лоренсом общались с прибывшими полицейскими, она проследила за отправкой раненых в центральный госпиталь, быстро распорядилась на кухне и, выбив полицейскую машину с дежурным офицером для солидности, отправилась в русское Посольство устраивать судьбу мальчика. Ребенок, – конечно, пребывавший в шоке, – приник к ее впалой, но такой надежной груди, как к спасательному кругу. Не знаю, как ей это удается, какие аргументы, угрозы или чары она использует, но Одетта всегда получает то, что хочет. Вот и сейчас, всего через несколько часов она, добившись личной встречи с российским послом, развернула ситуацию так, как ей того желалось. Подозреваю, что Посольство приняло решение вопреки инструкциям и разрешило мальчику остаться на попечении нашей старой девы до определенного момента. Приняв на себя полную ответственность за ребенка, взяв на себя все расходы по его содержанию, подписав нужные бумаги, уже через несколько часов Бернардетт с видом довольной горгульи явилась в кафе в сопровождении мальчика. Игоря, – так зовут ребенка, – немедленно принялись обхаживать все наши работники. Винсент приготовил ему сразу четыре невероятных десерта, Чарлин тут же отобрала у него два из них, заботясь о состоянии желудка мальчика, Маурицио понесся в магазин за компьютерной игрой, а Джозетт – за новой майкой, чтобы сменить старую, забрызганную кровью. Буэнос-Айрес запрыгнул на колени к мальчику и рычал на каждого, кто пытался его отогнать. А Бернардетт принялась названивать в госпиталь, осведомляясь, когда им разрешат посетить раненых. Винсент с Лоренсом собрали две большие корзины с деликатесами, хотя лично я сомневаюсь, что в ближайшее время пострадавшим будет дело до угощений.

Полиция опросила всех возможных свидетелей, оцеплять квартал не стали, так как по горячим следам преступника задержать не удалось. По всему острову объявили план перехвата. Было установлено, что стреляли из окна пустовавшей квартиры на втором этаже дома на противоположной стороны улицы. Судя по всему, стрелявший был один. По тому, как беспорядочно велась стрельба, предположили, что это действия свихнувшегося маньяка. Поскольку он продолжал представлять собой угрозу, полиция была сильно обеспокоена.

Обо всем этом я и думал во время сеанса. После окончания фильма я проследил, чтобы на рецепшен вызвали такси для мамы и, заказав чашку кофе в соседнем баре, наблюдал за тем, как она уезжает.

Сегодняшнее утро прошло буднично. Завсегдатаи кафе, конечно, обсуждали происшествие, некоторые даже специально заглянули, чтобы ясно представить, как все происходило, но большинство клиентов даже не подозревали, что находятся в столь интригующем месте. Начинающийся карнавал привлек в Валлетту множество туристов, и нам тоже было не до пустой болтовни. Тем более что сегодняшний вечер оказывался потерянным из-за празднования дня рождения Шефа. Но мы давно решили: бизнес бизнесом, но наши работники – это святое. Поэтому в шесть вечера «Последний приют» закрывался.

Праздник устроили на шикарной вилле Винсента в Аттарде. Шеф, конечно, получает у нас неплохие деньги, но на аренду «Улисса» ему никогда бы не заработать на нашей кухне. Ему повезло, папаша Кассар оставил своим детям достойное наследство. Начав когда-то карьеру в качестве кассира в маленьком магазинчике в предместье Парижа, благодаря неимоверному трудолюбию, энтузиазму, вере в себя и, разумеется, улыбке Фортуны, он закончил свой трудовой путь владельцем сети продуктовых супермаркетов, магазина элитных французских вин и небольшого мясоперерабатывающего заводика. Поняв, что сын вовсе не расположен продолжать его дело, отец сконцентрировал свое внимание на старшей дочери Женевьеве, которая и заняла впоследствии его кресло во главе совета директоров. Но старик был мудр и на сына в обиде не остался, предоставив ему возможность проторить в жизни собственный путь, тем более что парень вовсе не был бездельником. Винсент подумывал об открытии в будущем сети собственных ресторанов. С отцом и сестрой он находился в прекрасных отношениях, несколько раз в год летал проведать их.

Сейчас всю его энергию поглощают несколько главных увлечений. Он одержим сразу четырьмя маниями, которые всецело направляют его жизненный путь. Последним в списке я бы поместил интерес к женщинам. Это интерес, между прочим, носит большей частью эстетический характер. Винс вполне способен целый вечер превозносить красоту и очарование дамы, петь всяческие дифирамбы, читать стихи Виньона и Шенье, а потом, поцеловав даме руку на прощанье, мгновенно переключиться на заваривание чая по особому японскому рецепту. При этом не возникает никаких обид. Разве можно всерьез сердиться на этого жизнерадостного великана с невинно-обаятельной улыбкой и вечным выражением творческого поиска на лице. Второе увлечение Шефа – путешествия. Он совершенно по-детски радуется привезенным из экзотических стран сувенирам и начинает планировать новую поездку, едва вернувшись из предыдущей. Стены его виллы завешаны масайскими копьями, испанскими веерами, невероятными тропическими бабочками в застекленных рамках, произведениями индонезийских резчиков по дереву, коврами ручной работы. Полки прогибаются под тяжестью путеводителей и статуэток. И из каждой поездки он привозит рецепт национальной кухни, поскольку третья страсть, обуревающая нашего друга – кулинария. Но об этом уже много сказано. Есть еще одна навязчивая идея, но поскольку она имеет несколько криминальный оттенок, то знаем об этом только я и Лоренс, и предпочитаем публично ее не упоминать. Шеф уже вызвал в свое время некоторый интерес у французской полиции. Скажу только, что целый погреб под домом переоборудован для того, чтобы предаваться этому двусмысленному увлечению.

Первыми приехали я, Винсент, Лоренс и Марселина – третья из наших официанток. Большая часть угощений уже была приготовлена, и мы принялись накрывать на стол.

– Вот так всегда, – проворчал Лоренс. – Мужчины, вместо того чтобы сидеть у камина, потягивать пиво и разговаривать о женщинах, расставляют бокалы и раскладывают салфетки. А женщины в это время, наверное, прихорашиваются.

– Потому что вам достаточно лишь наполировать ваши лысины, – парирует Марселина. – И вы выглядите на все сто.

– Положим, у меня лысина только намечается, а благородная седина всегда к лицу, – обижается Лоренс. – Детка, сюда лучше поставить мясное ассорти – ближе к соусу.

– Тогда не умещается блюдо с рыбными гнездышками.

– Ну передвинем паштет. Винсент, ты не боишься, что мы все останемся у тебя ночевать? После такого количества еды никто не сможет сдвинуться с места.

– Тебя не оставлю, Марселину – пожалуйста.

– Берни, принеси, пожалуйста, мидии.