Алкоголик

Текст
Из серии: Алкоголик #1
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Алкоголик
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Воронин А., 2014

© Подготовка, оформление. ООО «Харвест», 2014

* * *

Глава 1. Полный абзац

Он сошел с электрички на пустой перрон и сразу поставил торчком воротник черной брезентовой куртки. Утро выдалось сырым и промозглым, в воздухе висел туман, густой, как молочный кисель, и такой же отвратительный. Он оседал мелкими каплями на волосах и одежде, оставляя на губах неприятный привкус мокрого железа. До восхода солнца оставалось еще добрых полчаса, и, хотя заморозков пока не предвиделось, по утрам уже было довольно прохладно, чтобы не сказать холодно.

Абзац облизал влажные от тумана губы, поморщился от железистого привкуса и сплюнул. Утренний холодок пробирал до костей, поскольку, выходя из дома, Абзац не сообразил одеться потеплее. Он знал, что день будет жарким, и как-то не подумал о том, что до наступления жары еще нужно дожить.

Засунув руки глубоко в карманы линялой штормовки, Абзац огляделся. Последние из его немногочисленных попутчиков уже спустились с перрона и успели раствориться в молочном киселе тумана. Туман проглотил их целиком, разом обрезав голоса и звуки шагов. Перрон был упакован в туман, как в сырую вату, и Абзацу были видны лишь проступавшие из этой мути станционные строения да грязно-зеленая стальная змея застывшей у перрона электрички. Потом двери вагонов закрылись с шипением и глухим стуком, электричка свистнула, взвыла, залязгала и уползла в туман, оставив Абзаца одного.

Абзац поправил лямки висевшего на правом плече рюкзака, в котором не было ничего, кроме полупустого пластмассового ведра, и неторопливо двинулся вдоль перрона в ту сторону, где смолкли голоса его попутчиков. Туман был ему на руку – по крайней мере, в данный момент.

Не останавливаясь, Абзац зябко поежился и пошевелил в карманах закоченевшими пальцами. Голова у него все еще слегка кружилась, под ложечкой неприятно посасывало, а перед глазами при каждом неосторожном движении плыли светящиеся цветные пятна. Состояние было знакомое и, в общем-то, привычное, но в сочетании с туманом, сыростью и холодом давало просто убийственный эффект: Абзацу казалось, что теперь эта похмельная муть останется с ним навсегда и он будет вечно блуждать в холодном тумане, пряча в отсыревших карманах окоченевшие ледышки.

В силу своих профессиональных занятий Абзац давно привык жить не сегодняшним днем, а каждой конкретной минутой. Какой смысл строить планы на завтра, если никакого завтра у тебя может просто не быть? Живи, пока живется, и, если в данный момент тебе кажется, что твоя жизнь лишена смысла, значит, она действительно его лишена. Через несколько секунд все может измениться, и смысл появится, но случится ли это на самом деле – никому не известно. Так что нечего суетиться и трепать себе нервы.

Абзац спустился с перрона по сырым бетонным ступенькам. Примерно на середине спуска его слегка качнуло, и он коснулся локтем мокрых железных перил. На линялом желто-зеленом брезенте рукава осталась темная мокрая полоса. «Плохо, – подумал Абзац. – Качает. Корабль наш упрямо качает крутая морская волна. Поднимет и снова бросает в бурлящую бездну она… Штормит, в общем. Но каковы стишки! Казалось бы, популярная песня, а как вдумаешься в слова. «На этой дубовой скорлупке железные люди плывут.» В море плывут, между прочим. Тьфу! Заржавеют и потонут, и на этом их морская служба закончится».

Он миновал игрушечный, в два окна, кирпичный домик путевого обходчика, окруженный таким же миниатюрным садиком с десятком плодовых деревьев, и вошел в лес. Здесь запах железа и мокрых шпал наконец-то исчез, уступив место пьянящему аромату хвои, мокрой древесной коры и грибной прели. Абзац вдохнул этот свежий запах полной грудью, и голова у него закружилась так, что он был вынужден сделать остановку и переждать приступ.

Когда мельтешение цветных пятен перед глазами прекратилось, он осторожно перевел дыхание и укоризненно покачал головой. Пожалуй, накануне ему не стоило заводить дело так далеко. Это было не первое похмелье в его жизни, и притом далеко не самое тяжелое, но он впервые потерял контроль до такой степени, что позволил себе выйти в подобном состоянии на работу. Хорошо еще, что не проспал.

Он честно попытался припомнить подробности вчерашнего вечера, но они тонули в тумане гораздо более густом, нежели тот, что ленивыми серыми прядями стелился над лесной дорогой. Он отчетливо помнил, как по пути домой завернул в свой любимый бар на Сивцевом Вражке, чтобы на скорую руку пропустить пару стаканчиков. Кажется, он обсуждал с барменом Игорьком последние новости из Чечни, хотя уже тысячу раз обещал себе не говорить и даже не думать на эту тему. Как всегда, они крепко поспорили, и Абзацу потребовалось все его красноречие, чтобы если не переубедить упрямого бармена, то хотя бы заставить его замолчать. По натуре Абзац был не слишком разговорчив, особенно в трезвом виде, так что его красноречие нуждалось в постоянной подпитке. Судя по его теперешнему состоянию, «подпитки» было хоть отбавляй, и сколько он ни напрягал память, ему так и не удалось вспомнить, чем закончился спор и как он вообще попал домой. Вспоминалась стойка бара – какая-то совершенно незнакомая стойка, за которой он никогда прежде не сидел, – пьяная, в дым растрепанная шлюха на соседнем табурете, горько и бессмысленно глядящая в перепачканный губной помадой пустой стакан с тающими на дне кубиками льда, болтливый жуликоватый таксист и – почему-то – заставленная разнокалиберными бутылками витрина круглосуточного продуктового магазина. Кажется, именно там, в магазине, ему удалось избавиться от белобрысой шлюхи, которой он уже успел признаться в любви и даже предложить руку и сердце. Видимо, у него по какой-то причине случилось временное прояснение, и он смылся от своей избранницы, оставив ее скандалить с продавщицей и набежавшим охранником.

Абзац попытался с досады сплюнуть, но слюны во рту не оказалось. Он вынул из кармана правую руку и поднес ее к лицу, растопырив пальцы. Рука заметно дрожала. Это было не просто плохо, а чертовски плохо. Пытаться выполнить работу в таком состоянии было смерти подобно. Разумеется, против его «болезни» существовало проверенное веками народное средство, но Абзац давным-давно принял твердое решение ни при каких обстоятельствах не пить на работе и придерживался этого правила всю свою сознательную жизнь.

Рука, которую он все еще держал перед глазами, помимо воли скользнула за пазуху и нащупала там некий плоский, удобно изогнутый предмет. Пальцы коснулись нагретой теплом его тела тисненой телячьей кожи и любовно сомкнулись на прикрытом винтовой пробкой горлышке. Абзац вздохнул и снова покачал головой. Все когда-нибудь происходит впервые. Выходя из дома, он отлично понимал, что этот момент наступит, иначе зачем ему понадобилось брать с собой фляжку? И потом, в таком состоянии он наверняка завалит дело, каким бы пустяковым оно ни казалось.

– Какого дьявола? – вслух сказал Абзац. – Муки совести у него, видите ли. Алкаш чертов.

Сырой туман проглотил его слова, которые упали в сырую ватную тишину, как камешки в стоячую воду, и исчезли в ней без следа. Абзац вытащил из-за пазухи плоскую флягу, обтянутую тонкой тисненой кожей, решительно свинтил колпачок и, зажмурившись от приятных предвкушений, сделал первый за сегодняшнее утро глоток.

Это оказалось даже лучше, чем он думал. Отдающий дубовой бочкой жидкий огонь обжег гортань и пылающей струйкой потек вниз по пересохшему пищеводу, распространяя по всему телу приятное тепло. Озноб и противная похмельная дрожь исчезли словно по волшебству, плясавшие перед глазами огненные круги погасли. Абзац втянул ноздрями сырой лесной воздух и, не успев остановить себя, сделал еще один основательный глоток из фляжки, на сей раз надолго задержав виски во рту, чтобы не потерять ни капли удовольствия.

Абзац утер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза и усилием воли заставил себя завинтить фляжку. Фляжка у него была богатая, с тонкой отделкой, и совершенно не вязалась с резиновыми сапогами, засаленной кепкой, сильновытянутыми на коленях черными джинсами и старым рюкзаком. Впрочем, в облик Абзаца не вписывался и нарочито скромный наряд грибника, и обшитая кожей никелированная стальная фляжка, и обманчиво простая на вид серебряная зажигалка, которую он вынул из кармана джинсов вместе с пачкой «Мальборо». Люди с внешностью Абзаца обычно не ходят по грибы и очень редко пользуются услугами общественного транспорта. Как правило, такие люди перемещаются в пространстве, сидя за рулем новенькой иномарки, и одеваются в самых дорогих и престижных бутиках.

Единственное, что его все же отличало от завсегдатаев роскошных бутиков, так это его приверженность черному цвету. Как правило, он покупал модные черные рубашки и джинсы, носил черные куртки, а в прохладную погоду – длинный черный плащ с неизменной черной шляпой.

Закуривая, Абзац ухмыльнулся. Он отлично знал, что внешность в некоторых случаях выдает его с головой, но ничего не мог с этим поделать. Соблюдать хорошую физическую форму и содержать себя в чистоте было естественно, как дыхание. Как-то раз, выполняя деликатное поручение, которое требовало изменения имиджа, он не брился целую неделю, но это привело только к тому, что он стал как две капли воды похож на бродягу-супермена из рекламы сигарет «Кэмел», и женщины, вниманием которых он и так был не обделен, стали липнуть к нему как мухи. Кроме того, отрастающая борода немилосердно чесалась, и Абзац поспешил сбрить ее.

И только одно он мог бы при желании изменить в своем внешнем облике – прическу. Волосы у Абзаца были густые, иссиня-черные, прямые, как у индейца, и такие же длинные. Он собирал их в конский хвост на затылке, перевязывая черным кожаным шнурком, еще с полузабытых институтских времен. То, что было хорошо в семнадцать лет, было неуместно в тридцать восемь, но Абзац спокойно игнорировал полунасмешливые взгляды людей, с которыми ему приходилось общаться. Его прическа не была данью моде и не имела никакого отношения к тактике завлекания в свои сети представительниц прекрасного пола. Просто ему нравилось носить длинные волосы, и он их носил, хотя конский хвост был тем, что на милицейском сленге называется «особой приметой». Что же касается косых взглядов и насмешливых реплик, то в Москве было очень мало людей, которые могли позволить себе высказать Абзацу в глаза свое мнение о его прическе. Помимо длинных волос, у Абзаца имелись широкие плечи, сильные руки с красивыми длинными пальцами, твердо очерченный подбородок и выразительные серые глаза, работавшие лучше любого дальномера. Эти глаза безошибочно находили цель, умелые руки привычно наводили на нее оружие, а длинный и сильный указательный палец с безупречно ухоженным ногтем без малейшего колебания нажимал на спусковой крючок. Из вороненого ствола выплескивалось пламя, пуля отправлялась в полет по точно рассчитанной траектории и безошибочно ложилась в яблочко. Точка. Абзац.

 

Он уже не помнил, кто придумал эту кличку, которая в девяноста процентах случаев заменяла ему имя. Людей, которые знали, как его зовут на самом деле, можно было пересчитать по пальцам, и все они были уверены, что его давным-давно нет в живых. Иногда, особенно с похмелья, Абзац подолгу ломал голову, пытаясь припомнить свое настоящее имя, и это удавалось ему не всегда. Это раздражало его, он включал стерео, и под звуки незабвенных «Битлз» имя само собой проступало в мозгу, как переводная картинка или проявляющаяся полароидная фотография: Олег. Олег Андреевич, если быть точным. Олег Андреевич Шкабров, уроженец города Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга, блудный сын полковника внешней разведки и научного сотрудника Эрмитажа. Научным сотрудником была мама Олега Андреевича, которая умерла от рака в начале девяностых. Полковник внешней разведки Шкабров бесследно сгинул в одной из своих таинственных командировок тремя годами раньше, так что теперь Абзацу некого было стесняться и не на кого оглядываться. Каждый выживает как умеет – эта истина справедлива для всех, и в особенности для одиноких мужчин тридцати восьми лет от роду.

Зажав в углу рта тлеющую сигарету, Абзац нерешительно повертел в руке флягу и сунул ее за пазуху. В конце концов, он приехал сюда не дышать свежим воздухом и предаваться воспоминаниям в обнимку с флягой.

Он поддал локтем сползающий рюкзак и решительно зашагал по заросшей травой колее, не обращая внимания на мелькавшие по обочинам дороги шляпки грибов. Лето выдалось богатым на грибы. Боровиками и подосиновиками торговали в городе на каждом углу, и на вокзалах было не протолкнуться от навьюченных пластиковыми ведрами и плетеными корзинами скверно одетых людей, которые хвастались друг перед другом своими трофеями. Абзац был горожанином до мозга костей, и идея употреблять в пищу нечто, никогда не подвергавшееся обработке в фабричных условиях, не упакованное в целлофан, не прошедшее санитарный контроль, не взвешенное и, главное, не оплаченное наличными, а просто подобранное с земли посреди леса, вызывала в нем брезгливое недоумение.

Он миновал участок сырого и заболоченного смешанного леса, где под ногами чавкала жирная черная грязь, а воздух звенел от комарья, прошел через березовую рощу и оказался в сухом сосновом бору. Дорога стала твердой, подошвы резиновых сапог стучали по ней, как по дощатому полу. Туман как-то незаметно исчез, а через несколько минут взошло солнце, сразу потеплело, и Абзац расстегнул штормовку. Лежавшая во внутреннем кармане фляга заманчиво булькала при каждом шаге. Абзац решительно двигался к намеченной цели, не обращая на это бульканье внимания, но игнорировать усиливающуюся жажду становилось все труднее.

С запоздалым раскаянием Абзац подумал, что ему ничего не стоило наполнить флягу не виски, а обыкновенной водой из-под крана. Тогда к фляжке можно было бы прикладываться хоть каждые пять минут, утоляя жажду и вдобавок теша себя иллюзией, что пьешь не банальную Н2О, а что-нибудь позабористее. Впрочем, ему было хорошо известно, что таким примитивным способом организм не проведешь. Пересохшая гортань требовала не хлорированной водопроводной водицы и не той жалкой пары глотков, которой он пытался обмануть похмелье. По мере того как солнце карабкалось вверх по белесому от остатков тумана небу, жажда Абзаца усиливалась, становясь нестерпимой. Он знал, что эта жажда живет не столько в гортани, сколько в отравленном спиртовыми парами мозгу, но легче ему от этого не становилось, похмелье наваливалось на него с новой силой.

Углядев справа от дороги сухой сосновый пень, Абзац сошел на обочину и со вздохом облегчения опустился на шершавый, уже успевший потемнеть от непогоды теплый срез.

– Сяду на пенек, съем пирожок, – с иронией пробормотал он, вынимая из-за пазухи фляжку.

После трех хороших глотков ему полегчало. «Ничего страшного, – успокоил он себя, убирая фляжку на место и закуривая сигарету. – Правил без исключений не бывает. Зато теперь я в полном порядке и могу подстрелить на лету комара. Может быть, среди публики есть желающие проверить это утверждение? Нет желающих? Что ж, я почему-то так и думал. Значит, нечего тыкать мне в нос своими правилами. Тем более что это мои правила, а не ваши. Я их сам придумал. Хочу – выполняю, а не хочу – не выполняю. Вопросы? Нет вопросов. Ну и правильно. Ваше здоровье!»

Фляга каким-то непостижимым образом снова оказалась у него в руке. Абзац пожал плечами, вынул изо рта сигарету и глотнул виски за здоровье присутствующих.

Через сорок минут он добрался до места, сделав по дороге еще одну коротенькую остановку. Самочувствие у него было просто отличное, настроение как-то незаметно поднялось. В голубом небе вовсю сияло солнце, все вокруг было желтое, зеленое, медно-рыжее, сверкающее и жизнерадостное. Где-то стучал дятел, свистели невидимые пичуги, разогретый воздух пах хвоей и живичным скипидаром. Становилось жарко. Абзац снял тяжелую штормовку и затолкал ее под лямку рюкзака, предусмотрительно засунув изрядно полегчавшую фляжку за пояс. Он чувствовал себя способным своротить горы и никак не мог взять в толк, почему до сих пор истязал себя, придерживаясь каких-то нелепых правил. Не пить на работе. Да такую чушь можно было придумать только на трезвую голову! А на трезвую голову, если хотите знать, в наше время думать противопоказано.

Впереди уже в течение долгого времени что-то шумело. Этот шум напоминал звук пробегающего по верхушкам деревьев сильного порывистого ветра. Задумавшись, Абзац не обратил на этот звук никакого внимания и был очень удивлен, когда, продравшись сквозь густые заросли молодого и очень колючего сосняка, с ходу вывалился прямо на горячий асфальт шоссе. Мимо, обдав его тугим пыльным ветром, пронесся тяжелый грузовик. Абзац спохватился, тряхнул головой и, отпустив короткое ругательство, вернулся в колючие заросли.

Он попятился, окончательно спрятавшись в сосняке, и огляделся по сторонам, пытаясь скрыть смущение. Виски в жару, похоже, сыграли с ним злую шутку, заставив напрочь забыть о деле. Это была очень опасная забывчивость. На мгновение Абзацу стало неуютно, словно разгоряченного тела вдруг коснулась струя ледяного сквозняка. Впрочем, он сразу успокоился, увидев справа, в каких-нибудь трех метрах от себя, неглубокую рытвину. Рытвина напоминала одиночный окопчик для стрельбы из положения лежа и была доверху завалена сухим хворостом с рыжими метелками прошлогодней сосновой хвои. Эта находка неопровержимо доказывала, что он способен придерживаться заранее разработанного плана в любом состоянии – хоть трезвый, хоть пьяный. Да и дело-то ему предстояло пустяковое – прижать к ногтю гниду, до которой до сих пор как-то не дошли руки.

Он снова натянул штормовку, чтобы сосновые ветки не полосовали оголенные до плеча руки и не кололись через тонкую черную майку. Рюкзак он поставил в сторонке, после чего, присев, собрал в охапку хворост и выволок его из рытвины. Под хворостом обнаружился продолговатый сверток из мешковины, обернутый для надежности полиэтиленом и перетянутый в нескольких местах клейкой лентой. Абзац уже протянул руку, чтобы взять сверток, но вовремя спохватился и вынул из кармана прозрачные пластиковые перчатки, купленные накануне на бензоколонке.

Солнце пригревало все сильнее, в тяжелой штормовке было жарко. Воздух в сосняке, казалось, превратился в густую горячую канифоль. Во рту у Абзаца снова пересохло. Откуда-то налетела приставучая мелкая мошкара и принялась липнуть к потному лицу. Разрезая клейкую ленту перочинным ножом, Абзац вспомнил, что поначалу намеревался шлепнуть своего клиента в театре, до которого тот был большим охотником. Но, помимо клиента, в деле фигурировал еще и заказчик, который хотел, чтобы происшествие имело вид несчастного случая. Засевшую в черепе пулю трудно было бы списать на несчастный случай, и Абзацу пришлось пойти на эту утомительную прогулку по Подмосковью.

Он аккуратно свернул шуршащий пластик и размотал мешковину, под которой обнаружилась мелкокалиберная винтовка с оптическим прицелом. Это было несерьезное оружие, слишком легкое для стрельбы на дальние дистанции и недостаточно скорострельное для ближнего боя. Однако большего в данном случае не требовалось. Абзацу был нужен один-единственный точный выстрел, и он не сомневался, что сумеет его сделать, потому что был профессионалом.

Из рытвины открывался отличный вид на шоссе – вернее, на его небольшой отрезок перед самым мостом. Мост был перекинут через широкий и глубокий бетонированный ров, по дну которого текла ленивая струйка грязноватой воды. Ажурные бетонные перила моста не выглядели слишком прочными. Потерявший управление на большой скорости шестисотый «мерседес» должен был пройти сквозь них, как пуля сквозь картон, и красиво, как в кино, воткнуться своей широкой мордой в бетонный откос. После такой аварии живых в машине не останется, а организовать ее проще пареной репы: достаточно в точно рассчитанный момент прострелить переднее колесо. Покрышка разлетится в клочья, и клиент перед смертью успеет насладиться восхитительным чувством свободного полета. Искать пулю никому не придет в голову, а если даже и придет, то черта с два они ее найдут здесь – на лоне природы, среди травы, камней, деревьев и песка… Хмурый инспектор ГИБДД составит акт о несчастном случае, и это будет то, что требовалось доказать.

Абзац улегся поудобнее, пристроив винтовку у локтя, и стал смотреть на дорогу, делая вид, что не замечает, как слипаются веки. На дороге не было ничего интересного. Сначала в сторону Москвы, громыхая железными бортами, проехал пустой фургон для перевозки скота, за которым тянулась волна отвратительного запаха. Через десять минут в противоположном направлении, приседая на ухабах, просвистела приземистая «ауди», прозванная в народе «щукой» за длинный узкий капот. Она была нагружена так, что чуть не задевала асфальт выхлопной трубой. Со своего наблюдательного поста Абзац разглядел, что ее заднее сиденье до самой крыши завалено туго набитыми клетчатыми сумками и какими-то картонными ящиками. Вслед за «ауди» протарахтел мотоциклист в просторном брезентовом плаще и архаичном красном шлеме, похожем на божью коровку. От нечего делать Абзац поймал этот шлем в перекрестие оптического прицела, проводил его стволом винтовки до самого моста и негромко сказал «бах!», когда древний «Днепр» с коляской въехал на мост.

Как всегда во время работы, Абзац был абсолютно спокоен. Перспектива одним выстрелом отправить в мир иной сразу несколько человек его нисколько не беспокоила, словно речь шла не о людях, а о надоедливых насекомых наподобие мошек, которые продолжали бестолково мельтешить у него перед глазами. Собственно, иного отношения эти люди и не заслуживали. Пользы от них было гораздо меньше, чем от мошек, зато вреда они приносили больше, чем любое стихийное бедствие. Абзац был специалистом высокого класса и мог сам выбирать себе клиентов. Он никогда не спускал курок, не убедившись предварительно в том, что на мушке у него стопроцентная мразь, со смертью которой мир изменится к лучшему. Некоторые считали такой подход наивным, кое-кто полагал, что Абзац просто зажрался и слишком много о себе воображает, но сам Олег Шкабров по кличке Абзац не придавал этим мнениям никакого значения. Его принципы были его личным делом, как и его прическа, а соваться в свои личные дела Абзац не позволял никому, даже маме, когда та еще была жива.

Сам он считал свою позицию единственно правильной. Авторы «Декларации о правах человека» не ошибались, утверждая, что каждый человек рождается свободным и обладает при этом равными правами со всеми окружающими его людьми. Другое дело, что из этого совершенно справедливого утверждения были сделаны абсолютно неправильные выводы. Ключевым здесь было слово «рождается». Все мы рождаемся одинаковыми, вопрос в том, какими мы становимся. Кое-кому было бы лучше умереть во время родов, но эти люди продолжали жить и губить жизни других людей, которым и в подметки не годились. Здесь была какая-то ужасная ошибка, и судьба Олега Шкаброва сложилась так, что исправление этой ошибки стало главным делом его жизни.

 

Он посмотрел на часы. Времени у него в запасе оставалось навалом – целых тридцать пять минут. Клиент был точен, как швейцарский хронометр, по его передвижениям можно было сверять часы. Через тридцать пять минут плюс-минус минута из-за поворота вынырнет сверкающий черный «мерс», под завязку набитый негодяями, и выйдет на короткую финишную прямую, в конце которой его будет поджидать вечность. Вечность уже была здесь, надежно закупоренная в цилиндрической латунной гильзе, готовая вырваться из длинного черного ствола и поставить точку в затянувшейся карьере бизнесмена и политика, любившего армянский коньяк, финскую баню и русских манекенщиц.

Абзац дружески похлопал ладонью по затвору винтовки, перевернулся на спину и закурил. Мошкары вокруг сразу поубавилось. Он закрыл глаза, на ощупь отвинтил колпачок фляги и сделал экономный глоток. Он знал, что пить больше не следует, но верил в то, что все будет хорошо. Ему подумалось, что сопляк, впервые севший за руль мощного автомобиля, одержим такой же верой, когда до самого пола утапливает податливую педаль акселератора. И кретин, упрямо карабкающийся вверх по обледенелому отвесному склону, на котором угробилось уже несколько поколений профессиональных скалолазов, тоже верит в свою удачу до тех самых пор, пока его нога не сорвется со скользкого уступа.

«Каждый из нас до смешного уверен в собственной исключительности, – подумал Шкабров, медленно затягиваясь сигаретой. – Каждый верит, что над его головой простерта некая невидимая длань, хранящая его от бед и помогающая справиться с последствиями совершенных глупостей. Большинство из нас даже не успевает как следует удивиться, обнаружив, что никакой длани над нами нет, а есть лишь огромный вентилятор, на который рано или поздно опрокидывается не менее огромный чан с дерьмом.»

Он приоткрыл один глаз и посмотрел вверх, словно и в самом деле рассчитывая увидеть над своей головой то, о чем только что подумал. Но ни вентиляторов, ни призрачных ладоней над ним не обнаружилось, кроме голубого неба с легкими клочьями перистых облаков да мерно раскачивающихся сосновых ветвей.

– Эй, там, наверху, – негромко позвал Абзац, салютуя флягой, – дернуть не желаешь?

Небеса равнодушно промолчали, и Шкабров выпил сам. Завинчивая флягу, он заметил, что та сделалась совсем легкой. На дне плескалось глотка три, не больше.

– Ты, главное, не бойся, – снова обратился он к небу. – В смысле, не переживай. Я все сделаю в лучшем виде. А может, споем? Что-нибудь из «битлов», а? Как тебе нравится «Мистер постмен»?

Снова не дождавшись ответа, он полез в карман за сигаретами и с удивлением обнаружил, что в левой руке у него слабо дымится истлевший до самого фильтра окурок. Абзац присвистнул. «А ведь дело швах, – подумал он. – Похоже, я уже порядочно набрался. Все забываю, а главное, уже начал разговаривать с заоблачными сферами. Скоро начну петь «Мистера постмена» и доказывать всем, что Маккартни – просто хитрый паразит, присосавшийся к нашей памяти и сколотивший себе на этом капиталец. Нет, в самом деле, каков наглец!»

Он ощутил внутри сознания неприятное царапанье, словно там, в самой глубине мозга, сидела какая-то заноза. Что-то не давало ему покоя, что-то, связанное с этим сосновым лесом и временем. Помнится, у него было тридцать пять минут свободного времени, а потом. Что же потом?

Он рывком сел, бросил короткий взгляд на часы и резко развернулся на сто восемьдесят градусов, встав на одно колено и безотчетным движением схватившись за винтовку. В самое последнее мгновение его внутренний сторож поднял тревогу, заставив вспомнить, зачем он явился в этот лес. К сожалению, было поздно: черный «мерседес» был уже здесь. Он промелькнул мимо на огромной скорости – сверкающий, приземистый – и влетел на мост.

Для Абзаца это стремительное, длившееся не больше двух секунд движение выглядело как серия последовательно демонстрируемых цветных слайдов. Он даже слышал короткие щелчки, которыми сопровождалась смена кадров. Его взгляд превратился в дальномер, в мозгу бешено запрыгали светящиеся цифры, отсчитывая тысячные доли секунды. Руки плавно вскинули к плечу винтовку, большой палец толкнул рычажок затвора. Абзац видел, что безнадежно опоздал, но все-таки выстрелил и увидел, как пуля, которая должна была прострелить переднее колесо, пробила отверстие в тонированном стекле задней дверцы.

«Мерседес» резко затормозил, прошел несколько метров юзом, оставляя на асфальте дымящиеся черные следы, и замер посреди моста, развернувшись поперек дороги. Его дверцы распахнулись, и на асфальт, пригибаясь, выскочили трое охранников в белых рубашках и строгих черных брюках. Все трое щеголяли в галстуках, и именно галстуки почему-то взбесили Шкаброва больше всего. «Интеллигенты хреновы, – зло подумал он, передергивая затвор. – Только пенсне для полноты картины не хватает.»

«Интеллигенты» засели за бетонными перилами моста и открыли огонь. Абзац удивился: охранники палили наугад, но пули при этом ложились в опасной близости от его укрытия, словно он их притягивал. Он нервно затянулся сигаретой, выпустил дым через ноздри, и немедленно на него обрушился целый шквал свинца. Один выстрел был нацелен так точно, что пуля ударила в винтовку, едва не вырвав ее из рук. Шкабров зашипел от боли в пальцах и моментально протрезвел. Он выплюнул сигарету и поспешно упал на живот, вдавив тлеющий бычок в песок левым локтем.

– Кр-р-ретин, – прорычал он. – Пьяная тварь, философ доморощенный.

Охранники, прикрывая друг друга огнем и прячась за перилами моста, начали короткими перебежками продвигаться к его убежищу. Вокруг фонтанами взлетал песок пополам с прошлогодней сухой хвоей, сверху сыпалась кора и сбитые пулями ветки. Как на грех, дорога была пуста, словно дело происходило не в сотне километров от Москвы, а в глухой зауральской тайге. «А как было бы здорово, – подумал Шкабров, – если бы сейчас из-за поворота выскочила груженая фура и протаранила эту немецкую жестянку!»

Он прицелился и выстрелил. Неосторожно высунувшийся из-за перил охранник с размаху хлопнул себя ладонью по лбу, словно убивая комара, и исчез из виду. Абзац толкнул большим пальцем рычажок затвора и поймал в перекрестие прицела треугольник рубашки, белевший в фигурном просвете бетонных перил. Он увидел, что попал – в белоснежной ткани появилось темное рваное отверстие, – и повел стволом винтовки, отыскивая новую цель.

Мишень обнаружилась сразу. Широколицый крепыш с ненатурально белыми волосами и розовой кожей, присев за перилами, торопливо вставлял рожок в автомат Калашникова. Похожий на длинноносого комара автомат был утяжелен уродливым горбом подствольного гранатомета, и Шкабров понял, что дело зашло далеко. Клиент был слишком хорошо подготовлен к неожиданностям и не брезговал применением тяжелой артиллерии. Это было немного странно для легального бизнесмена и набирающего силу политика, но сейчас Абзацу было не до разгадывания шарад. Он поймал в перекрестие прицела голову автоматчика и спустил курок.

Выстрела не последовало. Абзац передернул затвор и снова нажал на спусковой крючок, уже понимая, что из этого ничего не выйдет. Только теперь он вспомнил, что в магазине его винтовки было всего три патрона. Поначалу он намеревался ограничиться одним, чтобы не было соблазна ввязаться в перестрелку, но все-таки взял три штуки на всякий пожарный случай.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»