На круги своя…

© Андрей Щупов, 2020

ISBN 978-5-0051-8332-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НА КРУГИ СВОЯ…

«Мира не ждут, мир завоевывают».

И. В. Сталин

Глава 1

Маленькая кружка кваса стоила три копейки, большая, полулитровая, – шесть. От кваса шибало хлебом и редькой, граненые кружки ласкали ладонь литой тяжестью.

А еще в продуктовой палатке можно было купить шоколадный батончик за полтинник и пирожное «Турбинка» за двенадцать копеек. У старика же узбека, торгующего с лотка через дорогу, они покупали сушеных абрикосов, рахат-лукум или парварду с козинаками. Жизнь была дешевой и сладкой, несмотря на обилие военных, несмотря на близость громыхающей границы. Впрочем, сам Аркадий от шоколада с абрикосами воздерживался. Обычно покупал квас, который бережливо переливал в большую литровую бутыль. Зато его приятель по «учебке», сын казаха и таджички Джабар, с удовольствием запасался шоколадками и мучным. Порой у любителя сладкого уходили на это последние деньги, но о деньгах тогда не жалели. Другие были интересы и другие ценности. Неторопливо и с удовольствием они выцеживали по кружечке кваса, после чего уходили в скверик и отдыхали в тенечке. Когда время приближалось к нужному часу, поднимались и шли на тренировку к Лосеву…

Аркан и сейчас готов был благодарить Бога, что одним из преподавателей на учебном курсе у них оказался Тимофей Лосев. Собственно, благодарить надо было ту случайную (или не случайную?) пулю, что, прилетев издалека, прошила руку мастера айкидо. Так вот и получилось, что, поправляя здоровье в приграничном Термезе, Тимофей вполне добровольно заткнул брешь в штатном расписании педагогов, на несколько месяцев превратившись для новобранцев в идола и кумира.

Он учил их ставить мины и растяжки, рассказывал, как эти же гостинцы ставят сами духи. Демонстрировал красивые многоцветные ручки, плееры, часы и зажигалки, которые «охотники востока» нашпиговывали черным пакистанским пластитом. Приманка для жадных и глупых срабатывала безотказно. А еще Лосев знакомил их с новинками военного прогресса – неизвлекаемыми минами и шрапнельными бомбами на мини-парашютах, с трофейными английскими винтовками и «электронными ушами», позволяющими отслеживать шорох шагов и шепот на дистанции до двух километров. Рассказывал о достоинствах и недостатках советской «брони», объяснял, как легко и просто моджахеды прячут оружие в густом подбрюшье овец, а наркотики в верблюжьих желудках, просвещал, что можно купить за афгани в местных дуканах и от чего лучше держаться подальше. Само собой, хватало историй про хождение на «боевые» – с анализом тактики противника и охраны караванов, про холод и жару в томительных засадах, про умение выслеживать засевших в горах снайперов. Все свои примеры он брал исключительно из жизни, и будущие сержанты слушали его, раскрыв рты. И все же главное действо разворачивалось не в классах, а в спортивном зале, где свисающая с перевязи раненная рука ничуть не мешала Тимофею повергать наземь набрасывающихся на него бойцов.

Должно быть, в давние времена с таким же восторгом ходили на цирковые выступления борцов. Поддубный, Лурих, Заикин – все они когда-то выступали на цирковых подмостках, бились друг с дружкой и храбрецами из зала. Нечто подобное творилось у них на татами. Огромный и кажущийся неповоротливым, Тимофей Лосев легко преображался, превращаясь по собственному желанию либо в бешеную мельницу, либо в вооруженного невидимой катаной самурая. Капелькой ртути он сновал взад-вперед, тасуя учеников, словно колоду карт, укладывая их на маты в аккуратном порядке, стараясь ненароком не покалечить. Единственная заминка произошла у него с Аркадием, но и здесь мастер не потерял своего лица; после нескольких минут беготни за юрким малышом он остановился и изобразил почтительный поклон. Далее будущему спецназовцу было предложено оставаться с учителем на дополнительные занятия в вечерние часы. Малорослый герой дня, конечно, согласился. В ту минуту оба искренне полагали, что им есть, чему поучиться друг у друга.

Только позже выяснилось, что стыковаться им крайне сложно. Физическая мощь Лосева не шла ни в какое сравнение с силенками малорослого Аркадия, однако Тимофей катастрофически проигрывал своему противнику в скорости. По всему получалось, что сила, способная в иных обстоятельствах переломить хребет любому качку и громиле, оказывалась неэффективной против Аркадия. Ученик уподоблялся мухе, которую сложно припечатать ладонью, и никакие мускулы здесь роли не играли. Это был тот редкий случай, когда виртуозная техника айкидо начинала пробуксовывать, а знание Аркадием «летальной» анатомии превращало единоборство в фарс. Тем не менее, они учились, хотя кто у кого учился в большей степени, еще следовало уточнить. По доброте душевной Аркадий пытался приобщить к вечерним занятиям своего тогдашнего напарника Джабара, но, увы, затея провалилась. Мастер спорта по самбо, юркий и смышленый Джабар, оказался не в состоянии вписаться в их дуэт. Если сравнение с Лосевым он проигрывал по части силы и техники, то дотянуться до Аркадия ему мешала все та же «медлительность». И все-таки шестью месяцами позже именно Джабар попытался в одиночку вытащить контуженного Аркадия из-под огня душманов. Сначала он вытянул товарища из горящей машины, потом умудрился стащить с дороги и одолеть заминированный участок зеленки. Увы, на этом его удача и завершилась. Джабар не сумел спасти Аркадия от плена, хотя и сохранил ему жизнь. Когда «духи» их засекли, он прикрыл друга от пуль. Будь у противника наши «акаэмы», прошили бы насквозь обоих, но пробивающей мощи у американской «М-16» хватило только на одно тело. Он так и остался там, у обгрызенных пулями деревьев, – Аркадия уволокли в горы. Возможно, окажись он выше и тяжелее, его добили бы контрольным выстрелом, но маленького и щуплого бойца было несложно тащить на плече. Возможно, кому-то он показался забавным трофеем, и, обреченный умереть, Аркадий не умер.

Началась тягостная и душная жизнь в плену, и две вещи, о которых он чаще всего вспоминал, это кружечка хлебного кваса и лицо погибшего Джабара. Сын казаха и таджички оставался красивым даже после смерти. Сам Аркадий не сомневался, что в следующей жизни Джабару повезет больше. Силы Сансары могли подарить ему иное тело и иной цвет кожи, но Аркан готов был биться об заклад, что Джабар уже не угодит в эпоху перемен – ту самую, о которой еще древние китайцы поминали с пугающими гримасами.

***

Укол оказался болезненным, и желание подремать моментально улетучилось. Аркан открыл глаза, марево воспоминаний рассеялось.

– Терпим, терпим… Умирать всегда больнее… – Игорь Александрович ловко выдернул иглу из вены, придавил ватным тампоном. Подмигнув Аркану, бросил шприц в мусорный пакет. – Ну? Как дышится, джигит?

– Главное, что не через дырку в груди.

– Шутишь? Уже молодец. А насчет дырки извини. Хирургического шелка не нашлось, растворимой лесочки тоже. Так что зашил тебе обычным кетгутом.

– И что это значит?

– Значит, что придется тебе потом самому выдергивать нитки.

– Ничего, справлюсь.

– И смирись с мыслью, что останется шрам. Даже два шрама – спереди и сзади.

– Тоже не страшно. Я слышал, есть заведения, где подобные шрамы делают за большие деньги.

– Вот видишь, какая везуха! А тебе, считай, даром все досталась.

– Ерунда, деньги есть. Так что если надо…

Игорь Александрович отмахнулся.

– Тебе, парень, они будут нужнее. Так мне почему-то думается… Отлежаться-то найдешь где?

– Найду.

– Вот и славно. У меня, сам видишь, условия не фонтан, а через пару дней еще и коллеги из отпуска выходят, ремонт возобновится. Так что извини, прятать тебя больше не смогу.

– Все нормально. Я же понимаю, какой это риск.

– Не знаю уж, кто из нас больше рисковал, но тоннель в тебе пуля просверлила изрядный. Только лопаточная кость и остановила.

– Выходит, пульку с той стороны пришлось доставать?

– С той самой! Или ты хотел, чтобы я тебе грудину вскрывал и шел по каналу через все тело? – Игорь Александрович хмыкнул. – Скажи спасибо, что у нас свой рентгеновский аппаратик есть, так что пульку из тебя извлечь оказалось нетрудно. Кстати, если хочешь, забирай ее в качестве сувенира. Могу даже дырочку в ней просверлить, чтоб на шею повесить.

– Не надо. Я такие украшения не люблю.

– Твое дело, служивый. Главное, постарайся соблюдать режим. В первые недели не усердствуй, не забывай о паузах. Одолел лестничный пролет, перекури, прошел сто метров, присядь отдохни… Ты говорил, что спишь на животе? Это хорошо, – и дальше так продолжай… Раны водой не мочи, чаще перебинтовывайся, давай коже подышать. – Доктор мягко стиснул его запястье, опустил глаза на часы.

– Ну что, тикает?

С некоторым запозданием Игорь Александрович кивнул.

– Нормально. Если учесть, что после операции прошло всего три дня, картинка обнадеживающая. Говоря проще – идешь на поправку, боец.

– Вашими молитвами…

– Не молитвами, а усердием! – доктор заставил его поднять голову, пощупал шею. – Ну вот, и анализа никакого не надо. Без тонометра ясно, что давление выровнялось, железы еще малость припухшие, но тоже не страшно, сердчишко не скачет… Однако крепкие у вас там ребятки в «Кандагаре». Любо-дорого лечить!

Аркан улыбнулся.

– Чего улыбаешься? Думаешь, шучу? – доктор покрутил головой. – Нет, брат, лечить тоже бывает приятно. И даже не лечить, а вылечивать. Не поверишь, иногда жалею, что ушел из хирургии. Там ведь, на столе, такие драмы порой разворачивались! И бьешься, как боец в арьергарде, – до последнего вздоха. Зато, если победил, если пациента с того света выдернул, – это, брат, кайф! Был труп, и нету трупа! В том смысле, что ожил, начал в курилку бегать, еще и тебя поучает разным глупостям. А ты слушаешь, и рот до ушей. Потому как знаешь: все это – твоих рук дело. Разве не здорово?

– Зачем же ушли?

– Это не я ушел, меня ушли. – Игорь Александрович приблизился к умывальнику, привычно ополоснул руки, глядя в настенное зеркало, пригладил на голове аккуратный ежик волос. – Время-то вон какое настало: то обвал, то инфляция, то ГКЧП какое-нибудь. Больницы на честном слове держались, зарплаты по полгода не видели. Опять же новым из-за бугра повеяло, – технологии, инструментарий. А новое – это, Аркаш, всегда драка. Знаешь, сколько ортодоксов в медицине отирается?

– Наверное, столько же, сколько и в армии.

– Вот-вот! Значит, ты меня понимаешь. И ведь все со степенями крутыми, не подкопаешься! Так и получилось, что воевать было себе дороже, – решил переквалифицироваться в стоматологи. У них работенки и тогда хватало. Очень уж зубастое было время, без клыков – никак… Словом, подучился малость, сколотил собственную фирмочку, обзавелся лицензией, и пошло-поехало. Кстати, именно тогда ваши парни поддержали меня первый раз. Рэкетиры-то, как танки, перли, налогами обкладывали все, что двигалось. И главное – условия, паскудники, выставляли такие, что прямо за голову хватайся. В общем, сидели тогда с коллегами, репу чесали и всерьез думали о том, чтобы разбежаться. И что ты думаешь! – в те же дни припожаловал к нам в гости Дим-Димыч…

– Харитонов?

– Ну да. Он тогда в передрягу попал, чуть челюсть ему кто-то не своротил. Словом, добавили парню проблем. Ну, а мы подлечили его, а попутно и половину ваших бойцов. Поговорили по душам, и все! Года три «Кандагар» нас крышевал, и ни одна тля сюда не совалась. Да и мы расширились, вместо трех комнаток целый этаж заняли, со временем и профиль поменяли. Со взрослых – на детишек перешли.

– Их что, легче лечить?

– Смеешься? Конечно, труднее. Им же, малюткам, страшно. Значит, надо работать и качественно, и быстро. Еще и психологом быть. Игрушки за отвагу дарить, сказки уметь рассказывать… Так что хороший стоматолог, тем более, детский, – просто обязан быть универсалом. Потому что должен не сверлить и рвать, а лечить, смешить и возвращать красивые улыбки… Видал? – за бумажный хвостик Игорь Александрович извлек из нагрудного кармана конфету. С шутливым пафосом пояснил: – Подарок от счастливого пациента. И неважно, что пациенту всего семь лет, – можешь мне поверить, такая конфетка перевесит дюжину коробок «Ассорти». Мы, Аркаш, помогаем детишкам в святом деле поглощения шоколада! За одно это нам можно ставить памятники.

– Завидую. – Аркан улыбнулся. – Не памятникам, конечно, – другому…

Брови Игоря Александровича смешливо дрогнули, он хотел что-то спросить, но удержался. Наверное, понял, что имел в виду гость.

– Нет, правда, хотел бы я чего-нибудь похожего, – продолжал Аркан, – чтобы рядом с детьми и чтоб никакого боевого счета.

Доктор улыбнулся.

– Ну, в этом ты, положим, не прав. Мы свой боевой счет тоже ведем. Если хочешь знать, через эти самые руки прошло более десяти тысяч человек. Десять тысяч имен и десять тысяч распахнутых ртов, можешь себе представить?

– Звучит впечатляюще.

– Еще бы! А в пересчете на вылеченные зубы и пломбы – еще круче. Считай, тысяч тридцать или сорок. Раньше летчикам за сбитые самолеты «героев» присваивали, – и нам бы могли что-нибудь такое придумать: скажем, выдавать по медальке за каждую тысячу. И ходил бы я сейчас с иконостасом на груди!

Оба рассмеялись.

– Нет, братец ты мой, стоматолог – это звучит гордо! Особенно – хороший стоматолог. Если хочешь знать, о здоровье нации судят по здоровью зубов. Имеются здоровые зубы, значит, есть здравый смысл, заставляющий заботиться о зубах, есть желание улыбаться друзьям и внукам. Потому что зубы и клыки – это по большому счету антонимы. Мир, к сожалению, этого еще не понял, но будем надеяться, прозрение не за горами… Ладно, ты сиди пока здесь, носа не высовывай, а я сгоняю на разведку.

Вновь став серьезным, Игорь Александрович вышел за дверь, предусмотрительно повернул в замке ключ. Поглядев ему вслед, Аркан подумал, что медалей братья стоматологи, действительно, заслуживают. И почему не вернуть старые советские традиции, когда любили награждать дипломами, грамотами, медалями? А все связанное с детьми пометить особым «грифом». Не секретности, ясен пень, а государственной важности. Чтобы любому генералу и последнему дворнику была ясна разница между бытом и будущим.

Осторожно поднявшись из кресла, Аркан неторопливо приблизился к окну, прислушался к собственным ощущениям. Рука и плечо чуть ныли, но в общем и целом чувствовал он себя сносно. Три дня, проведенные в клинике Игоря Александровича, пошли на пользу. Правда, пришлось повозиться с рентгеновской установкой, приспособленной исключительно для обзора человеческих челюстей, но что-то такое Игорь Александрович, в конце концов, измыслил. А после, не мешкая, провел самостийную операцию, выдернув пулю из подлопаточной зоны, точно коренной, проросший в неположенном месте зуб…

Раздвинув жалюзи, Аркан принялся наблюдать за дворовой суетой. Там, за стеклом, творились сущие пустяки: сновали мамы и бабушки с колясками, ковырялись в песочнице дети, лениво трусили от забора к забору тощие дворняги. Тем не менее, ему, сумевшему пережить непростую неделю, казалось манной небесной и эта малость.

Клиника была не самой крупной и располагалась на первом этаже углового здания. Второй этаж только начинали осваивать, но именно здесь до поры до времени Игорь Александрович скрывал от глаз посторонних тайного пациента. Затянувшийся ремонт смежных комнат во многом тому способствовал, – было, где отсидеться, а ночью даже и полежать. Доктор советовал больше отдыхать, «не усердствовать», и Аркан ни за что бы ему не признался, что этой ночью уже выходил наружу. Выходил, отомкнув замки и даже сумев отключить сигнализацию. Очень уж тянуло ощутить над головой открытое небо, вдохнуть полной грудью вольного воздуха. Кроме того, имелось одно дельце, которое также занимало его мысли. Поэтому первое, что он сделал, выбравшись из больницы, это еще раз проверил взятую у покойника карточку. К его удивлению, счет до сих пор не закрыли, и аппарат с равнодушным жужжанием выложил ему десять купюр по тысяче рублей в каждой. Он даже не сразу решился притронуться к ним. Такого расклада он не ждал, а потому и не стал он больше доить банкомат. Были бы силы, постоял бы на отдалении, понаблюдал за улочкой, но за отсутствием оных пришлось возвращаться обратно. Ей богу, не стоило подставлять клинику. Тем более, что нынешнее его убежище и впрямь можно было считать надежным. Очень уж давние отношения связывали Игоря Александровича с его друзьями. Кроме того, мало кто знал, что в прошлом зубной врач был хирургом, а посему можно было блаженствовать и отдыхать…

Что характерно, никаких подробностей доктор у него не выпытывал. Не удивился он и просьбе не созваниваться ни с кем из «кандагаровцев». Значит, помнил еще прежние горячие денечки «под крышей», когда жить приходилось в полувоенном режиме, барахтаясь в паутине законов, понятий и тотальной лжи. Аркану он, во всяком случае, поверил, и это тоже обязывало вести себя по возможности осторожно…

За спиной глухо скрежетнул замок, стремительно отворилась дверь – чересчур быстро для доктора. Аркан обернулся.

Нет, это был все-таки Игорь Александрович, но встревоженный, напряженный.

– Что-нибудь не так?

– Гости, – негромко выдохнул доктор. – Хорошо, медсестра успела предупредить. Трое быков. Похоже, по твою душу…

Глава 2

Гости вышагивали подобием птичьего клина – впереди Боря Жук, позади и слева – слоноподобный Губан, справа – шепелявый Макс. Все трое были злы и взвинчены. Причин для подобной взъерошенности хватало с лихвой. Пацанов достали ежедневными гонками. Список адресов и фамилий казался резиновым, – всех надо было обежать, кого-то припугнуть, к другим присмотреться издалека. Рекомендации печатались мелким шрифтом – все на тех же листах с чертовым списком, а потому пиво теперь пили только на ходу, закусывали в основном бурдой из пакетиков. Неудивительно, что на шуточки больше не тянуло, – все трое были здоровенными малыми, и каждый привык есть за двоих, исключая Губана, который проще простого опустошал до шести порций. То есть, мозгами он уступил бы среднему шестикласснику, зато безоговорочно выигрывал по части сала и мяса, – вязал узлом строительную арматуру, а в тяге отрывал от пола более трехсот килограммов. Вот и сейчас, топая позади всех, он шуршал целлофаном и наверстывал упущенное – поглощал очередную отраву от фирмы «Фаст-Фуд». Следовало признать, общую картину он несколько портил, но подобные шествия давно уже не приносили Жуку радости. Это в прежние мальчишеские времена он дурел от восторга, когда получалось попадать в свиту к районному бригадиру или кому покруче. За сто шагов народ чуял их приближение, торопился уступить дорогу. А когда на трех или четырех тачках приезжали на стрелку да еще с громобоями, Жук и вовсе забывал обо всем – даже о своих любимых ирисках. По-актерски выскакивал, бдительно озирался, когда надо целился и жал курок. Впрочем, до серьезных ристалищ дело обычно не доходило. Имя Кнута срабатывало безотказно. Если же появлялась нужда в обильной крови, начальство находило ребяток поопытнее. И Боря Жук не обижался. Потому как самолично пришлось подержаться за бронзовые рукоятки гробов с пацанами. А уж последних он перехоронил на своем веку прилично. Пожалуй, из надгробий могла бы получиться приличная аллейка. Зато и ума прибавлялось, – с каждыми новыми проводами в нем росло понимание того, что обижаться на судьбу глупо. Да, он не пер в козырные, зато и жрал свои ириски, оставаясь живым и здоровым. То есть, от сладкого болели зубы, но этим его потери и ограничивались. Синяки и ломаные ребра не в счет, так как это считалось мелочью. Нетрудная жизнь да еще при таких крутых князьях, как Дюша и Кнут, его вполне устраивала.

То есть устраивала до недавнего времени. Пока не появился на сцене пакостливый недомерок по фамилии Малышев. И разом все пошло кувырком, словно вернулось старое гробовое время. Снова пошли трупы и зуботычины, на свет вынырнули стволы и мойки. А хуже всего, что началась гонка за собственной тенью. Недомерок исчез, и они искали его по всему городу, бегали с высунутыми языками и шерстили начальство. Это была пахота, о которой пацаны давно забыли, – с ежедневными заданиями, выморочными непонятками и постоянными нервами. Результата не было, за что и доставалось ежедневно по шапке. Пацаны надували губы, но перечить не смели. И конечно, потихоньку зверели, поминая «недомерка» последними словами.

– Тут же это… Типа, одни малолетки. – Макс с удивлением ворочал стриженной головой.

Боря Жук и сам видел, что в коридоре на лавочках сидят мамаши и бабули с детишками. В основном – лет семь-восемь, чуть реже – ребятишки постарше. Но адресок был черным по белому пропечатан в приказном листе, а значит, обсуждению не подлежал. Более того, на утреннем сборе Дюша скользнул по списку глазами и утомленно ткнул в номерок с клиникой пальцем.

– Вроде Эльмаш? Так… Улица Пермяковская. Значит, оттуда сегодня и начнешь.

– Я хотел сперва на Центральный сгонять. – Удивился Жук. – Там разом три адресочка рисуется.

– А ты нарисуешься здесь! – с нажимом повторил Дюша. Прозрачные его глазки глянули так, что спорить немедленно расхотелось.

– Надо, значит, сделаем… – пробормотал Боря Жук.

– Сигнальчик один поступил, – снизошел Дюша. – Засветился клиент.

– Малышев?

– Скорее всего… Вроде как в этом самом районе. Денежки, падла, снимал. А там всего-то три банкомата.

– Так мне что, банкоматы проверять? – ляпнул Жук, и Дюша, конечно, постучал себя пальцем по голове.

– А ты мозгой пошевели. Адрес-то есть? Вот и соображай, – стал бы он из центра пилить через полгорода, чтобы снять бабки? Конечно, нет! А если этому козлу еще и шкурку попортили, тем более… Короче, больничку пощупай и бугра тамошнего за цугундер тряхни. Ниточка дохлая, но мало ли что?..

Теперь Боря Жук делал, что велено, и, вышагивая впереди помощников, хмуро припоминал прежние свои щенячьи восторги от той малой власти, что давало ему сегодняшнее сопровождение. Но дети – не взрослые. Иные паскудники просто не выучились еще бояться. Показывали стервецы пальцами на Губана, без стеснения хихикали. Еще и зуб после очередной ириски разболелся. От него заныли соседи, и, казалось, вся челюсть полыхает и плавится на незримой жаровне…

Какая-то грымза в белом халате попыталась их остановить, но все тот же Губан, не переставая жеваться, поймал ее свободной граблей за локоть, отодвинул в сторонку.

– Я… Я милицию вызову… – пролепетала женщина.

– Не дергайся, мы оттуда. – Боря Жук козырнул алыми корочками, и «грымза» скисла. Настроение Жука чуточку поднялось. Корки были, разумеется, липовыми, но главный фокус в том и заключался, что привлечь за них было нельзя. Внешнее сходство перечеркивала абсолютно издевательская надпись, идущая по ободку печати. МВД там расшифровывалось, как «Мужицкую Власть Даешь!», а вместо внушительного «Удостоверения» значилось «Удовлетворение». Другое дело, что вглядываться во все эти буковки у простого обывателя, как правило, не хватало времени. Тем более, что фотография была на месте, и обладатель «ксивы» вполне походил на свой черно-белый образ.

А еще через пару минут они уже входили в кабинет заведующего. Ветров Игорь Александрович (как значилось на золоченой, прибитой к двери табличке) оторвался от подноса с инструментами, встретил их недоуменным взором.

– Чем обязан?..

– Обязан ты, действительно, будешь. – Мутно пообещал Боря Жук. Дурачком лепила не выглядел, а потому корочками махать не стоило. Но и мудрить, как советовал Дюша, Боря тоже не собирался. Если с каждым из списка разводить турусы, жизни не хватит. Выдернув из кобуры револьвер, он шагнул к доктору, поднес ствол к докторскому лицу. – Где он?

– Не понял… О чем вы толкуете?

– Тебе объяснить? – Жук стволом ткнул под челюсть лепиле. – Или, думаешь, я тебя зажигалкой пугаю?

В данном случае, он и впрямь не блефовал. То есть, почти не блефовал. Разрешенных стволов у ребят Дюши хватало, однако попробуй испугай сегодняшнего лоха крохотулей «ПМ»! В особенности, если возьмет его своей лапищей Губан! Реакцией будет, скорее, смех, а не страх. Поэтому, идя навстречу пожеланиям братвы, оформляли более экзотические пушки вроде «ТТ» и «Наганыча». А уж знать, что оружие сие носит наименование «травматического» и клепается из металла не самого крепкого и благородного, тем же лохам знать вовсе необязательно. Тем более, что пластиковые пули тоже лупили пребольно, и были случаи, что убивали наповал. Словом, психологический фактор не стоило списывать со счетов, и именно «Наганычем» угрожал сейчас Боря Жук врачу.

– Где Малышев? – он оскалился. – Шнифты вышибу, говори!

Не будь у Игоря Александровича прежней закалки, подобный прессинг мог и сработать. Но перестроечные годы учили не только громил, – многое намотали на ус и обычные граждане.

– Не понимаю, о ком вы? Я здесь один.

– А вот сейчас и проверим. – Жук кивнул Губану. – Осмотрись-ка… А ты, Макс, в коридорчик выгляни. Там вроде еще пара комнаток находилась.

– Только не измажьтесь, – предупредил доктор.

– Чего?

– Там у нас ремонт, кругом краска, клей, шпатлевка… Старые обои только-только отодрали.

Боря Жук нажал стволом посильнее.

– Че ты гонишь, фуфломет! Где Малышев?

Глаза доктора из серьезных неожиданно сделались сердитыми. Решительно отодвинув от шеи револьверный ствол, он заговорил уже с иной интонацией, которая Жуку совершенно не понравилась:

– Значит, так, милейший! Никакого Малышева я не знаю! Это во-первых, а во-вторых, хочу напомнить, что это детская поликлиника. Если вы ошиблись зданием, это не дает вам права вести себя по-скотски. А в-третьих, все детские учреждения находятся под особым контролем городского ОМОН. Так что не вздумайте устраивать здесь погрома.

От изумления у Жука полезли на лоб глаза, и даже Губан, двинувшийся было к двери, остановился.

– Ты чё, в натуре? Ты нас пугать вздумал? – Макс, самый заводной из троицы, драчливо пригнулся, расставив кулаки, ринулся к доктору. Боря Жук едва успел ухватить его за ворот. Все-таки главным в их команде был он, а насчет погрома и прочего лепила был, возможно, прав.

– Не кипешись, Макс!

– Да он же фуфло гонит, урод такой! Только глянь на него! Чего ты лыбишься, падла! Ты нас, в натуре, лечить вздумал?

А доктор, в самом деле, улыбался.

– Язык у вас больно веселый, – пояснил он. – Я ведь, правда, лечу, а тут прямо какие-то смысловые перевертыши. Вся словесная этимология летит к черту.

– Ты ща у нас сам перевернешься!

– А ну хорэ! Расчирикались, понимаешь… – Боря понял, что нужно срочно менять тактику. Это Макс мог духариться, сколько душе влезет, а он-то видел, что лепила их явно не боится. Еще и зубки показывать вздумал. К слову сказать, не такие уж шутейные зубки. А ну как вызовут его медсестрички тот же ОМОН, и начнется веселье по укороченной программе… Дюша, конечно, отмаячит куда надо, и всех освободят, но ведь прежде потопчут, как петушки курей. Дубинками пофехтуют, и почки с печенью в фарш превратят. Уж это они умеют и любят. Потому как знают, что судьи с адвокатами против братвы хвоста не поднимут. Вот и правят беспредел – спешат, суки, до суда покалечить…

– Короче, так: ты нам вола не вкручивай, и головенку реально напряги. – Авторитетно заговорил он. – Мы лишака одного ищем. Фамилия Малышев, по жизни – мокродел. За такого мазу держать в падлу, сам должен догонять. А потому, если он здесь…

– Я уже сказал: никакого Малышева здесь нет и быть не может.

– Что ж, ты сказал, мы проверим. На все, как говорится, добрая воля. – Боря Жук мотнул головой. – Давай, Макс, осмотрись в тех вошебойках. И аккуратненько. Не поломай там ничего.

Губан в это время обошел кабинет, опасливо косясь в сторону стоматологического кресла, побренчал кюветой с какими-то железками, нюхнул из случайной склянки. Сам Жук приблизился к двери в смежную комнату, неторопливо заглянул туда. При этом продолжал следить за физиономией лекаря. Однажды ему объяснили, что это верный способ поймать на вранье. И ведь в самом деле, с торгашами такой ход нередко оказывался удачным. Получалось находить и закуркуленную прибыль, и товар, и даже прячущихся в картонных коробках вьетнамцев! Во всяком случае, «штирлицей» среди торгашей водилось немного, – обычно физиономия грешника чем-нибудь себя да выдавала.

– Так… А тут у нас что?

– В этой комнате обычно сидит моя помощница, но сейчас она в отпуске.

– Помощница? Чего она, интересно, тебе помогает? – Боря Жук осклабился, но всего на чуток. Уже в следующую секунду он рассмотрел во второй комнате еще одну дверь. – А это что? Еще один кабинет с помощницей? Не много ли их у тебя?

– Там у нас что-то вроде кладовой. – Пояснил доктор. – Но комната маленькая, так что мы хотим сделать из нее биксовую.

– Чего? – Губан хохотнул. – Чего вы хотите из нее сделать?

– А что вас смутило?

– Не-е, ты, в натуре, назвал ее биксовой?

– Кажется, опять что-то не то с лексиконом? – догадался доктор. – Вас смутил термин «биксовая»?

Говорил он по-прежнему насмешливо, но Жуку показалось, что в глазах лепилы мелькнул огонек беспокойства. Или только показалось?

– Про бикс, братан, только кастрированные не знают… – великодушно пояснил он. – Короче, в Москве они на Тверской толкутся, а у нас в аккурат за автовокзалом. Догнал, о ком я толкую?

– Если вы имеете в виду…

– Их самых, чудила, кого же еще. – Продолжая сжимать в руке наган, Боря Жук направился к помещению «биксовой». – Вот ты, значит, где их прятать надумал. Никак для особо жирных клиентов?

– Никого я не прячу!

– Вот и проверим по ходу…

Жук снова отметил некоторую тревожность в голосе лепилы. И вдруг впервые подумал, что случись им встретить маломерку-беглеца лоб в лоб, то не спасет, пожалуй, ни травматический ствол, ни кулачища Губана. В голове всплыло воспоминание о бегущем по улице Малышеве. Как он тогда, падла, улепетывал! И ведь боевыми шмаляли в него, не пластиком. И все одно – ни хрена не достали. А потом, в торговом центре, – тоже ведь кончилось все полным палевом. И их троих сделал, и других пацанов. Четверых ведь тогда отправил к Аллаху!

Чувствуя, что лоб и виски стали подозрительно влажными, он с сомнением покосился на револьвер в своей руке. Еще сильнее заныла челюсть. Чертов зуб прямо-таки пульсировал от боли. Но показывать при посторонних накатившую слабость Жук не собирался. Качнувшись вперед, он ногой распахнул дверь.

Внутри царил полумрак, пространство было загромождено металлическими стойками и какими-то емкостями. Помещение и впрямь напоминало крохотный чуланчик. Если бы кто-то здесь отсиживался, не увидеть его было бы сложно.