Что такое Вселенная? Вселенная – это ничто. Пыль. Космическая пыль. Но как красива Вселенная! Да, пусть будет именно так, будем считать так. Так нужно считать, так лучше. Как красива Вселенная!

Жалкий человечек, на краю Земли, на её тёмной стороне, стоит, задрав лохматую голову вверх, и видит тысячи звёзд. Как холоден этот мир. И как тепло на Земле, летней короткой ночью. Но глаза человечка горят. Внутри его головы пробегают электрические разряды – белые искры во мраке мозга. Это Вселенная зовёт человечка. Он слышит её зов. И он не так жалок, чтобы не принять его. Он готов…

Голубая планета. Вот что-то входит в твои плотные слои атмосферы. Горит. Удар. Всё, Земля.

Перед нами яркий пейзаж планеты. Голубое небо с раскалённым в зените Солнцем; край зелёного леса; поле в буйных травах; искрящаяся вода быстрой реки; блестящие мокрые камни; всё погружено в подвижное марево зноя, жара. Но так ли ты приветлива, Голубая планета?

Сколько миллионов лет ты вертишься? О, нет! ты нисколько не постарела! Может быть, чуть-чуть устала. Ведь сколько миллионов лет… Ага, вот на опушке леса появились два человечка, слышен их говорок, вот они, преломляясь, медленно исчезают в мареве зноя. Да, здесь живут человечки, и уже давно.

Сначала их было мало, и это были скрюченные волосатые существа – первобытные человечки. Они постепенно распрямились, стали голыми, но так и остались какими-то узловатыми существами. Человечки скоро начали считать себя самыми красивыми, и начали считать себя венцом творения Вселенной.

Сначала их было мало, но постепенно их становилось всё больше и больше. Они стали вылезать из своих пещер и строить себе дома. Появились города.

Сначала человечки строили белые, как мел, города. Они гармонично вписывались в твой яркий пейзаж, Голубая планета. Чувствовалось, что здесь жили твои дети. И они любили тебя, как дети любят мать. И на улицах белых городов слышалось радостное ликование человечков.

Но время шло, и города стали серыми, как пепел, с узкими тёмными улочками, обнесёнными крепостными стенами. Увы, человечки, жившие в этих городах, уже не любили тебя, Голубая планета – они любили Бога. И на смену радостному ликованию пришёл тихий шепоток, расползавшийся по серому городу.

Но время шло, и на тебе, Голубая планета, появились пёстрые города, похожие на мусорную свалку. Там всё было пестро, но преобладали грязные цвета. Чёрные заводы ощетинились трубами в твоё голубое небо. Вот мутно блестят зеркальные колонны небоскрёбов, а в глубине улиц туда-сюда снуют человечки. Не слышно ни радостного ликования, ни тихого шепотка – всё слилось в сплошной гул. И человечки, жившие в пёстрых городах, похожих на мусорную свалку, не любили ни тебя, Земля, ни Бога – они любили только себя.

Да, всё это время человечки любили и ненавидели друг друга. Они постоянно воевали между собой.

В эпоху белых, как мел, городов, они убивали друг друга лёгкими ударами железных палочек, и умирали легко.

В период серых, как пепел, городов на смену лёгким белым одеждам воинов пришли тяжёлые доспехи. Человечки заковались в блестящий металл и также убивали друг друга ударами железных палочек, но удары стали тяжелее, и воины умирали тяжело.

Во времена пёстрых городов, похожих на мусорную свалку, человечки стали убивать себя металлическими шариками, вылетавшими из металлических трубочек. А скоро они изобрели страшное оружие. Это оружие могло уничтожить тебя, Голубая планета. В твоё ясное небо поднялись железные механизмы, несущие на своих крыльях смертоносный груз. Эти же механизмы, но без крыльев, ползли по земле, среди буйных трав, среди запахов этих трав. Они двигались по синей глади твоих океанов, и неслышно, как огромные чёрные рыбы, скользили под водой. Воины же оделись в одежды защитного цвета. В отличие от белых воинов и от железных, эти хотели, чтобы ты, Земля, спрятала их от смерти. Да, большинство человечков боялось смерти.

Но было чувство, которое иногда побеждало страх и заставляло человечков жить мирно. Это любовь. У человечков было принято считать любовь самым прекрасным и высоким чувством. И человечки любили, строили дома, занимались науками и вышли даже в космос. Но не думай, Голубая планета, они ещё нескоро смогут покинуть тебя навсегда, да и смогут ли вообще. Пока они привязаны к тебе, к твоему теплу. Но даже и тогда, когда они всё-таки покинут тебя, они всё равно останутся землянами. А пока… жалкий человечек, на краю Земли, на её тёмной стороне, стоит, задрав лохматую голову вверх, и видит тысячи звёзд. Как холоден этот мир. И как тепло на Земле, летней короткой ночью. Но холодный и безмолвный мир зовёт к себе человечка. Он слышит зов Вселенной. И он не так жалок, чтобы не принять его. Он готов…

Однако и это время прошло. Потому что всё когда-то проходит. И не видно уже того лохматого человечка на краю Земли, задравшего голову вверх. Вселенная перестала быть недосягаемой для него, и перевелись мечтатели. На смену пёстрым городам, похожим на мусорную свалку, пришли стеклянные, как лёд, города. Всё здесь было прозрачно и чисто. Да, человечки очистили тебя, Голубая планета, от грязи, потому что они стали чистоплотными. Но они не любили тебя, они не любили Бога, не любили они и себя. Человечки, жившие в стеклянных, как лёд, городах вообще ничего не любили – они только думали. И не было слышно ни радостного ликования, ни тихого шепотка, ни гула, ничего – наступил полный покой.

Хотя человечкам уже неведомо было чувство ненависти, они продолжали воевать, так как войны имеют и объективные причины. Правда, не было видно в твоём небе, планета, железных механизмов, несущих на свои крыльях смертоносный груз; не ползли эти механизмы среди твоих буйных трав, среди запахов этих трав; свободно дышали океаны, и не встретить было в их бездонных глубинах неслышно скользящих чёрных рыб. Нет. Начались бесконечные звёздные войны – безмолвная смерть в холодном мире Вселенной. А на Земле было по-прежнему тепло и уютно. Спокойно работал мозг в светлых лабораториях научно-исследовательского института. За стенами шумели своей хвоей сосны и стучал дождик по бетонным дорожкам.

Но время шло. На Солнце начал выгорать последний водород. Оно стало остывать, краснеть и всё больше увеличиваться в размерах. На Земле наступил долгий тёплый вечер. Человечки стали покидать Голубую планету. И вот последний человечек поставил ногу на трап звездолёта, прощальным взглядом окинул ещё яркий пейзаж планеты. В его глазах отразился край зелёного леса, поле с буйными травами, с запахами этих трав, синяя искрящаяся вода быстрой реки, блестящие мокрые камни и ещё голубое небо с плывущими по нему лёгкими белыми облаками… Хлопнула крышка люка, и какая-то огненная точка медленно исчезла в небе Голубой планеты.

Да, ещё долго продолжался тёплый вечер на Земле. Но опустели стеклянные, как лёд, города, не было здесь больше человечков, лишь доживали свой век старые роботы, да бешено метались мутанты в светлых лабораториях научно-исследовательского института.

Сумерки постепенно сгущались. И если бы в этот момент выглянуть из разбитого окошка заросшего травой домика на краю того самого леса, то можно было бы увидеть огромный диск красного Солнца, садящегося за край горизонта, и… умирающую землю.

Голубая планета скоро сгорела в солнечной короне, завершив, таким образом, последний круг своего существования. Что же касается человечков – землян, то они рассеялись во Вселенной и совершенно затерялись в её холодном и безмолвном мире.

1996 г

Компьютерная поездка

Он сидел в автомобиле, совершенно спокойно. Звучала лёгкая ритмичная музыка, больше ничего слышно не было. Машина стояла возле аккуратного белого домика с палисадником, единственное росшее там деревце переливалось на солнце яркой зелёной листвой. Странно, что не было слышно шума листвы на ветру, звучала лишь лёгкая ритмичная музыка. Небо было светло-голубым, где-то вверху, за пределами переднего ветрового стекла светило полуденное солнце, но тепла он не чувствовал. Впереди, вдоль улицы, тянулись два ряда совершенно одинаковых белых домов, точно таких же, возле которого он стоял. Было видно, что улица, заканчиваясь, выходила на шоссе, где туда-сюда проносились редкие точки автомобилей. Это перемещение точек, да игра переливающейся на солнце зелёной листвы было единственным движением во всей этой, словно нарисованной, неподвижной картине полдня.

Ладно, пора. Прокатимся.

Его рука сама собой включила зажигание. На фоне звучащей лёгкой ритмичной музыки послышалось сердитое урчание работающего двигателя, которое стало почему-то внушать некую неопределённую надежду и уверенность. Надежду на что? Уверенность в чём? Он нажал на газ, отчётливо щёлкнула автоматическая коробка передач, и машина тронулась. Его руки плавно вывернули рулевое колесо влево, улица с двумя рядами одинаковых белых домиков поплыла вправо, и автомобиль мягко выехал на дорогу. Через несколько секунд езды, от которой он начинал испытывать удовольствие, улица закончилась. Он миновал автобусную станцию с застывшими там людьми и, пропустив перед самым носом длинный рефрижератор с несколькими рядами колёс, вырулил на шоссе.

Стрелка спидометра поползла вправо, застыв на отметке шестидесяти миль в час. Населённый пункт с аккуратными белыми домиками, автобусной станцией и красной водонапорной башней скоро исчез из виду, как яркая картинка с открытки. Серая полоса асфальта прямой лентой уходила вдаль. По её сторонам бесконечной чередой тянулись зелёные поля с редкими фермами и группами деревьев. На светло-голубом небе появились белые угловатые облака, которые невидимый ветер гнал куда-то на запад. На шоссе попадались немногочисленные встречные автомобили, часто совершенно одинаковые. От всего этого постепенно становилось скучно.

Он проехал уже около тридцати миль, но ничего не происходило. У него совсем было испортилось настроение, когда он, наконец, обратил внимание на зеркало заднего вида. Там уже несколько минут виднелась оранжевая точка какого-то автомобиля. Это был первый попутный автомобиль, который он заметил, и этот автомобиль неуклонно приближался. Возникло ощущение, что здесь что-то не так, что что-то должно было случиться.

Ещё через десять миль пути подозрительная машина уже достаточно приблизилась, чтобы её можно было рассмотреть во всех подробностях. Это был большой кабриолет. В нём находилось, наверное, человек шесть, которые активно размахивали во все стороны руками. Странно? Он решил подпустить кабриолет поближе и уже через несколько мгновений сквозь звучание лёгкой ритмичной музыки, сердитое урчание работающего мотора и шуршание покрышек об асфальт расслышал тупые хлопки. Теперь стало понятно: шестеро мужчин в тёмных костюмах, в шляпах с широкими полями, находившиеся в оранжевом автомобиле, не просто махали во все стороны руками – они стреляли во все стороны из револьверов. От этого открытия у него похолодели ладони, на лице появилась нервная улыбочка. Он судорожно нажал на газ как раз в тот момент, когда все шестеро мужчин разом начали стрелять в его сторону. Но он успел. Ничего не произошло. Кабриолет начал медленно отставать, затем он резко уменьшился, очевидно, затормозив, свернул на пересекавшую шоссе дорогу и быстро скрылся из поля зрения зеркала заднего вида.

Он перевёл дух и, может быть, в первый раз вслушался в лёгкий ритм звучавшей музыки. Это его расслабило. Он заметил и некоторые перемены в окружающей его картине. Исчезли белые угловатые облака, небо из светло-голубого превратилось в синее. Наступал вечер. Чаще стали попадаться сложные развилки дорог, какие-то дорожные знаки и указатели, которые он никак не мог разобрать. Всё говорило о том, что впереди приближался крупный населённый пункт, скорее всего, большой город.

Промелькнул знак, вполне определённо указывающий на приближение автозаправочной станции. Он сбавил скорость. Вот показалась и сама заправка с красными бензоколонками. Когда до неё оставалось совсем немного, от группы стоявших там автомобилей отделился человек и побежал к шоссе, размахивая чем-то в руке. Опять эти махания руками! Его нога сама собой надавила на газ, стрелка спидометра быстро поползла вправо. Фигура человека, который уже успел добежать до шоссе, промелькнула мимо, и в следующий миг раздался взрыв. Он успел заметить его огненное зарево в зеркале. Машину резко занесло. Сердце лихорадочно билось. Руки дрожали. Но, не сбавляя скорости, он всё же сумел справиться с заносом, чуть было не слетев с дороги. Чёрт, кажется, пронесло.

По-прежнему звучала лёгкая ритмичная музыка. Синее небо становилось всё темнее и скоро превратилось в густо-сиреневое. Только над далёкой линией горизонта светилась жёлтая полоса заката, но самого солнца видно не было. Зато взошёл белый диск луны. Такой огромной луны он ещё не видел. На ней отчётливо можно было разглядеть тёмные моря и крупные кратеры. Стало как-то тревожно. Он даже не заметил, как на фоне жёлтой полосы заката появился чёрный силуэт города, возвышавшийся в центре зловещими пиками небоскрёбов. Он сбавил скорость и через некоторое время въехал в чужой для него город.

В городе было довольно темно и мрачно. Серые однообразные дома зияли чёрными провалами окон. Лишь кое-где в них горел электрический свет, да иногда, между коробок домов, выглядывала луна, заливая улицу бледным фосфорическим светом. Стали попадаться одинокие прохожие на тротуарах, часто совершенно одинаковые, с бесстрастными, застывшими лицами.

Ближе к центру города от подсвеченных витрин магазинов, огней рекламы, мигания светофоров стало светлее. Увеличился поток машин на улицах, возросло и число пешеходов. Внезапно пошёл дождь, вмиг омывший асфальт. К звучанию лёгкой ритмичной музыки, сердитому урчанию работающего двигателя, шуршанию покрышек прибавился мерный стук дождя о верх его машины. Он включил дворники, которые с лёгким скрежетом стали освобождать переднее ветровое стекло от струек воды. Сделалось как будто уютнее, только удивляло одно: откуда мог взяться дождь, если по-прежнему из-за серых коробок домов то и дело выглядывала огромная луна?

Вскоре стали появляться и новые звуки, делавшиеся всё более настойчивыми. Первым был вой далёкой полицейской сирены, поразивший его своей заунывностью и оторванностью в этом ночном городе. То тут, то там раздавались хлопки пистолетных выстрелов, треск автоматных очередей. От кучек людей, скопившихся у дверей баров, доносились какие-то крики, которые он никак не мог разобрать. Был ещё один, периодически повторявшийся звук, источник которого он долго не мог определить. Это был душераздирающий вопль, после которого раздавалось отвратительное чавканье и хлюпанье. Однако загадка разрешилась банально. Это оказался вопль сбиваемых машинами прохожих. И всякий раз жертвой становился какой-то парень в клетчатых штанах, пытавшийся перед самым носом автомобиля перебежать дорогу. А машины даже не тормозили, сбивали его на полном ходу и как ни в чём не бывало продолжали движение. Вообще, как он понял, водители в этом городе не стремились соблюдать правила дорожного движения, и ему приходилось быть всё более осторожным. Это начинало утомлять.

На улицах стали попадаться разбитые горящие машины. Уже несколько раз он мог наблюдать потасовки у дверей баров, а один раз даже видел, как застрелили какого-то парня с длинными волосами, одетого в кожаную куртку, прямо на улице. Изредка попадались совсем тёмные перекрёстки, посередине которых негры в грязных майках и вязанных шапочках жгли костры. И каждый раз, когда он проезжал мимо них, они бежали за его машиной, показывали средний палец, плевались и что-то кричали, что – непонятно. Он встретил и своих старых знакомых. Как-то он стоял на перекрёстке в ожидании зелёного сигнала светофора. Послышался звук приближающейся стрельбы. По пересекавшей перекрёсток дороге промчался белый лимузин, а следом за ним – большой оранжевый кабриолет. Шестеро сидевших в нём мужчин, в тёмных костюмах, в шляпах с широкими полями, наперебой стреляли в лимузин из револьверов. Через несколько секунд кавалькада с пальбой скрылась из виду. Он ещё несколько раз, в разных концах города, встречал белый лимузин и преследующий его оранжевый кабриолет. И было непонятно: те же это машины, несущиеся в бесконечной погоне по ночному городу, или это были совершенно другие машины?

Он начал уставать. К городу, где творился какой-то беспредел, он уже привык, ничто его здесь уже не удивляло. Становилось скучно. Казалось, что его никто здесь не хотел замечать. Он решил заехать в бар и свалить из города.

К бару он подъехал как раз в тот момент, когда снова убили парня с длинными волосами, одетого в кожаную куртку. Он остановил машину, но двигатель глушить не стал. Дождь по-прежнему барабанил по крыше, дворники со скрежетом освобождали переднее ветровое стекло от струек воды, звучала лёгкая ритмичная музыка. Всё это окунуло его в мягкий покой. На фоне светящихся окон бара снова происходила потасовка, оттуда до него доносились крики людей. Но в какой-то момент картина изменилась. От толпы отделились несколько фигур, у одной из которых в руке он заметил пистолет, и двинулись к его машине. Крики стали громче, он уже мог разобрать несколько слов: «Твою мать! Сука! Я тебе сейчас мозги вышибу!» О, чёрт! Он резко рванул машину. Сзади раздались выстрелы. Только через несколько кварталов, когда бар остался далеко позади, он заметил на переднем ветровом стекле две пробоины от пуль. Значит на этот раз его всё-таки задели. Всё, пора сматываться из этого города.

Но удача покинула его. Он сам это почему-то почувствовал. Наверное, потому, что удача и усталость – вещи несовместимые. Да, он страшно устал. На одном из поворотов он, видно, не рассчитал скорость, или даже не хотел её рассчитывать. Его машину сильно занесло и ударило о какой-то одиноко припаркованный автомобиль. Всё как бы замерло. Снова звучала лёгкая ритмичная музыка, о верх машины барабанил дождь, снова он оказался перед баром, где творился какой-то беспредел. Однако он заметил и перемены. Не было слышно сердитого урчания заглохшего двигателя и скрежета неподвижно застывших дворников. Сквозь водянистую муть, покрывшую переднее ветровое стекло, он уловил уже знакомое движение. От кучки людей у бара отделились несколько фигур и двинулись к нему. Он не стал ждать, когда они подойдут, открыл дверцу и спокойно вышел из машины. Он слишком устал, чтобы не быть спокойным. Ему было уже всё равно.

Первое, что он заметил, выйдя из автомобиля, была абсолютная тишина. Звучание лёгкой ритмичной музыки вдруг прекратилось. Он даже замер от изумления. Но через несколько секунд звуки стали возвращаться. Послышалась новая музыка, сначала тихо, затем всё громче и громче. Она напоминала шум прибоя: волны то накатывались на берег, то медленно отступали. Это ему понравилось. В следующий миг до него долетели крики приближающихся людей, он снова разобрал слова: «Твою мать! Сука! Я тебе сейчас мозги вышибу!» Раздалось несколько выстрелов. Выйдя из оцепенения, он двинулся к углу дома, сначала шагом, нащупывая в кармане пистолет, о существовании которого он до последнего времени даже не подозревал, затем бегом. Завернув за угол, он оказался на тёмной пустынной улице. Здесь он остановился. Ему вдруг захотелось пострелять. На фоне светящихся окон бара чётко вырисовывались тёмные силуэты его преследователей. Он сделал несколько прицельных выстрелов, испытывая от этого удовольствие. Одна фигура упала.

Он решил бежать и побежал. Даже сильно уставший человек иногда совершает разумные поступки. Он бежал, из-за спины до него долетали крики людей, хлопки выстрелов. Он сам несколько раз останавливался, оборачивался и стрелял куда-то в темноту, затем снова бежал. Он бежал до тех пор, пока звуки погони, становившееся всё глуше и глуше, не прекратились совсем. Значит оторвался. Он пошёл шагом.

По-прежнему была ночь, лил дождь, волны то набегали на берег, то медленно отступали. Тёмная улица оставалась совершенно пустынной, он не встретил ни одного прохожего, мимо него не проехала ни одна машина, лишь изредка в подворотнях, среди нагромождения мусорных баков, шныряли огромные крысы со светящимися красными глазками. Одну такую крысу он даже пристрелил от нечего делать. Ему уже надоело идти, улица казалась бесконечной, да и куда идти, зачем? Снова навалилась страшная усталость, кроме этой усталости он больше уже ничего не чувствовал. Он остановился.

Неизвестно, сколько прошло так времени, когда он услышал шуршание шин о мокрый асфальт. Приближался автомобиль. Он обернулся только тогда, когда машина была уже совсем рядом. Он заметил в открытом окне боковой дверцы тёмный овал лица и руку с пистолетом. Он не успел ничего сообразить, или не хотел ничего соображать, как прогремело несколько выстрелов. Что-то ударило его в грудь и прижало к сырой стене дома…

Он медленно сползал по стене вниз. Шум прибоя прекратился, было слышно лишь как стучал дождь, и ещё, на какое-то мгновение, он снова расслышал вой далёкой полицейской сирены. Значит, его всё-таки достали. Он не чувствовал боли, и усталости он тоже больше не чувствовал. Перед тем, как картинка окончательно погасла в его глазах, он почувствовал лишь лёгкое сожаление. О чём он тогда пожалел, он и сам не знал.