«Илиада», «Одиссея» и сохранившиеся пересказы и обрывки «троянского» эпического цикла, а также некоторые другие источники, дошедшие до наших дней, дают уникальный материал о предыстории европейской цивилизации, ценность которого не должна поблекнуть ни от «аналитического подхода», который вот уже целый век расчленяет наследие Гомера на фрагменты и объявляет их просто переписанными сказаниями разных времен и народов, ни от фантазийного приобщения произвольно «раскрашенной» истории к потребностям современной публики.

«Аналитический» метод не щадит ничего – даже предмета своих исследований, оставляя после себя разнородные осколки, в которых уже нет никаких сюжетных линий истории, никакой тайны истории. Также и кинематографическое иллюстрирование древней истории, пренебрегающее деталями и надежно установленными фактами, подменяет историю веселыми картинками для инфантильного восприятия. Тому и другому может быть противопоставлен только «синтетический» метод, который использует древние источники, собирая из них целостную картину, не фальсифицируя ничего, как бы ни было соблазнительно придать древним сюжетам романтические черты.

Даже образованный обыватель ХХI века не особенно интересуется глубинами истории, пока какой-нибудь скандал не объявит, что гомеровская Троя находилась вовсе не там, где нашел ее Шлиман, а в другом месте. Или что очередные раскопки или лингвистические штудии показали, что Троя – это образец азиатчины, а напавшие на нее ахейцы – образец цивилизации. Но так история закрывается и подменяется фантазийными фальшивками. Лишь детальная реконструкция, в которой правдоподобие подкреплено достоверными фрагментами и концептуальными решениями, раскрывает нам тайны истории и дает поучительные уроки.

В реконструкции Троянской войны мы видим перекличку эпох, объясняющую современые нам события. Мы замечаем, что Россия временами становилась учеником Европы, но в XIX веке она закончила очередной этап ученичества и потому в следующем веке была растерзана революциями и войнами. Учителя не хотели, чтобы ученик превзошел их. И потому прервали естественное течение истории чудовищными военными преступлениями. Нечто подобное произошло и с Троей, которая начала возвышаться над микенскими государствами, у которых когда-то ходила в учениках. И тогда учителя организовали масштабную военную экспедицию, истерзали Трою войной, после которой она уже не смогла подняться. А микенская цивилизация закатилась, обрушившись в «темные века» беспрерывного кровопролития – пока новая цивилизация не пришла ей на смену, многое зачерпнув из самых светлых времен предшествующей эпохи.

Недоверие к достоверности описанных Гомером событий, а также к открытиям Шлимана и Блегена уничтожают саму возможность реконструкции эпохи – как ее светлых, так и темных сторон. Но «аналитика», доведенная до нигилизма, уничтожает и саму науку – обращает недостоверное, неполное знание против наиболее достоверного, наиболее полного. Широкий простор для домыслов дает фрагментарное знание и домыслы, основанные на сомнительных предположениях. Например, считается, что чем больше эпитетов у героя, тем его происхождение древнее. Такой подход может быть опровергнут простой мыслью о том, что эпитет просто разделяет героев, имеющих одинаковые имена – чтобы их не спутать. Для имени Парис не требуется никаких эпитетов, потому что оно уникально. А вот для прозвища того же героя – Александр – эпитеты требуются, чтобы не спутать его с носителями таких же прозвищ. То же касается Елены Прекрасной, которая аномальной частотой эпиклезы просто отделяется от множества других Елен.

При реконструкции Троянской войны мы должны опираться на здравый смысл: не соблазняться верой в богов ахейцев и троянцев. Эти боги, разумеется, никогда не существовали. Еще в древности мыслители осторожно предполагали, что это имена наидревнейших героев. Но поскольку их история полностью сказочна, мы должны отделять мифологические украшения от основы повествования. Предполагая, что эти украшения появись позднее – может быть, как раз во времена греческой архаики, когда божественные сюжеты подкрасили сухую летопись и сохранили ее в таком виде. Но, вполне возможно, они существовали изначально, поскольку без этого поэтика не закрепила бы в истории летописные факты.

«Аналитики» предпочитают видеть в украшениях текста – его основу, уличая Гомера (а реально – поздних рапсдов, ублажавших публику, и переписчиков, подправляющих тексты) в том, что вся божественная основа взята из самых разнообразных источников. Таким образом, гомеровский сюжет «прилипает» к мифологических изыскам и с их помощью растаскивается на бессвязные фантазии. Порочна не только такая методика работы с гомеровскими текстами, но и сама задача, которой служат подобные методики.

Чтобы реконструировать события Троянской войны насколько это возможно, мы должны прочесть, прежде всего, «Илиаду», пропуская все, что не укладывается в стиль летописи. Прочтение «Илиады» без мифологического пласта и эпических украшений позволяет видеть ткань событий без отвлекающих моментов. Противоречия, которые с древности обнаружились в «Илиаде», мы должны объявить как раз свидетельством ее достоверности: они не устранялись при переписке, поскольку библиотекари видели в них непостижимый смысл, который может быть открыт более поздними их последователями. В то же время, эти противоречия надо постараться разрешить, учитывая, что изначальная «Илиада» была расчленена рапсодами на отдельные песни, которые проще было заучивать. Потом они «сшивались» – в соответствии с запросами публики. А позднее, когда тексты Гомера канонизировались для целей афинской политии, наиболее удобная и полезная Афинам «сшивка» оказалась последней и завершающей. Хотя и дорабатывалась еще несколько веков – вплоть до переписчиков Александрийской библиотеки. Мы же теперь можем «сшить» сохраненные песни в ином порядке, стараясь убрать противоречия иным хронологическим порядком.

Целостность гомеровского эпоса мы должны ценить выше, чем фрагментарность преданий, которыми его пытаются опровергнуть. И в каждом случае опровержения искать истоки совершаемых при этом ошибок. А для начала – просто прочесть «Или-дау» как хронологическую запись событий, сконцентрировав внимание именно на реалистичных деталях и по возможности разъясняя фантастические моменты. Это мы и сделаем в первой части книги.

Реконструкция Троянской войны должна привести к изначальной «Илиаде» – конечно, не к самому тексту, который восстановить в принципе невозможно. Но хотя бы к близкому по смыслу тексту, расчищенному от напластований и повествующему именно о войне, а не о богах и знамениях – слишком уж привязанных к постмикенским временам и подчиняющим историю религиозным взглядам эпохи, наступившей несколько веков спустя.

Мы должны отнестись к Гомеру с благоговением – уже за то, что реализм его эпоса предельно ясен и высвечивает личность автора не как собирательной персоны, а как реально существовавшего человека, который соединил множество рассказов, поведанных ему очевидцами, и превратил их в тексты – скорее письменные, чем устные. Лишь последующая традиция внесла в них фольклорные элементы, которые так загипнотизировали исследователей, препарировавших Гомера в течение последнего века.

Гомер наверняка был воином – настолько подробно он описывает схватки на поле боя. А вот общую картину каждой битвы он рисует схематично – скорее со слов рассказчиков, которые в то время были очень молоды, и явно не числились среди вождей. Он всегда точно указывает, каким оружием и какой удар был нанесен, а также последствия удара для противника. Он даже описывает, какие мышцы и внутренние органы поражаются оружием, как ведет себя тот, кто отведал «острой меди». Может быть, Гомер сам не раз участвовал в бою – его эпоха (внуков поколения Троянской войны) была наполнена битвами и разорениями. И потому рассказы очевидцев сражений под Троей ему были близки и понятны. Скорее всего, он сам не раз оказывал помощь раненным воинам – лечил их и обладал необходимыми знаниями для этого. Легенда о слепоте Гомера – может быть, свидетельство о последствии ранения, от которого он стал терять зрение. Или своеобразная уловка автора: ничего от себя – только пересказ того, что довелось услышать. Прообраз такого способа донесения материала до публики – поэт Демодок, которого Гомер выводит в «Одиссее».

Пройдя по сюжетной линии, прочерченной Гомером и эпическим циклом, посвященным Троянской войне, мы обратимся к деталям микенской эпохи, которая в своих материальных носителях, обнаруженных археологами, демонстрирует неизменность. И здесь мы должны отметить, что искусственное удревнение главных микенских находок лишь напрасно усложняет подход к истории. «Клад Приама», который, как считается, древнее Приама на многие столетия, на самом деле вполне подходит к эпохе Троянской войны. Уже потому, что сокровища могли быть спрятаны в землю настолько глубоко, что нарушили археологические слои, ставшие предметом внимания современных исследователей. Если амфоры для хранения припасов в Трое зарывали в пол, то на дне этих амфор предметы оказывались глубже соответствующего культурного слоя порой на метр, а то и более.

Свидетельства неизменности микенских реалий – «восьмеркообразные» щиты, изображенные как на критских росписях, так и на оружии из микенских гробниц, а позднее получившие название «беотийские» и просуществовавшие до времен классической Греции. Другой пример – шлемы из клыков кабана, которые есть не только в миниатюрах Микен, но и в гомеровском эпосе. Наконец, имена героев «Илиады» оказываются сходными с теми, которые расшифровываются на критских и пилосских табличках. Что означает: реконструируя Троянскую войну, мы находимся в рамках одной и той же эпохи, артефакты которой представлены археологическими находками на Крите, в Микенах, в Пилосе и в других центрах микенской цивилизации.

Мы более подробно остановимся на образах ключевых героев Троянской войны, а потом обратимся к тем древним реконструкциям, которые принято считать фальшивками. В них мы обнаружим тех героев, которые были исключены из эпического цикла или появляются там мимолетно. Второй круг реконструкции использует эти «сомнительные» тексты, открывая в них множество полезного, сохраненного помимо эпоса. В итоге мы получим две реконструкции – «эпическую» (гомеровскую) и «прозаическую» (критскую), которые перекликаются между собой и взаимно дополняются. Мы не станем сливать их вместе, оставив некоторые вопросы нерезрешенными – как для будущих творческих усилий, так и уклоняясь от волевых решений в выборе равнозначных версий.

В заключение мы попытаемся понять место Гомера и Троянской войны в античной цивилизиации – по крайней мере, в том интеллектуальном богаже, который эпос позволил разработать величайшим греческим мыслителям Платону и Аристотелю. Что Гомер вложил в их мировоззрение? И что мы можем взять от древностей Троянской войны для современности? Мы увидим, что история сохраняется совокупными усилиями творческого гения лучших умов эпохи и прозорливостью дальновидных властителей.

* * *

Еще одно замечание, которое мы хотели бы предпослать тексту книги – о научном оформлении результатов исследования. Проблема Троянской войны относится к фундаментальным проблемам науки, но при этом гомероведение (и шире – антиковедение) превратилось в анахронизм классического образования, изнуряющий студентов, но не приносящий ни в науку, ни в образование ничего по-настоящему полезного. Сопряжение науки с университетским образованием и массификация слоя образованцев ведут либо к измельчанию исследовательских задач, либо к ложной фундаментальности, когда монографии становятся вторичным продуктом – исследуют исследования исследуемого.

Особенность гомероведения – огромная библиография, которая, казалось бы, не оставила без внимания ни одного слова из троянского эпоса. Но на деле общего понимания не складывается, а значит, вся эта паранаучная литературная работа бесполезна – она устилает замкнутый круг, по которому добраться до истины невозможно: разве что удается мельком миновать ее, не разглядев деталей. Именно по этой причине автор отказывается от библиографических штудий, игнорируя все те огромные напластования текстов, которые отгораживают исследователя от Гомера и его времени. Как и от ссылок, которые все равно никто не читает: непосвещенные просто верят в них, а посвященным они не нужны.

Часть 1.
По следам эпического цикла

«Киприи» – предисловие к «Илиаде»

Общеизвестные фрагменты истории и предыстории Троянской войны зафиксированы в «Илиаде», но присутствуют и в других сочинениях. В частности, в «Киприях» – кипрских песнях (возможно, записанных Киприем Галикарнасским), описывающих отрезок времени от похищения Парисом Елены Прекрасной до прибытия ахейцев в Троаду, а точнее – до начала событий, описанных в «Илиаде».

Мифическая история нам известна скорее именно из «Киприй» – от которых сохранились небольшие фрагменты (52 строки), упоминания (около 40 фрагментов) и пересказы-синопсисы. Считается, что «Киприи» были написаны в VII в. до н.э., но основа для них взята уж точно из преданий Троянской войны. Возможно, «Киприи» просто собрали те песни, которые не вошли в корпус «Илиады» и «Одиссеи», чтобы представить события, предшествующие войне. Они были гораздо менее популярны, чем поэмы Гомера, и не поддерживались афинской политикой, замкнувшей на себя наследие предшествующей эпохи. Поэтому «Киприи» были записаны в ограниченном числе экземпляров, последние из которых предположительно погибли во время пожара в Александрийской библиотеке в 273 году.

Пелей побеждает Фетиду в борьбе, выполняя условия заключения брака

Божественная подоплека событий, которые мы реконструируем, сказочна. Все начинается со свадьбы Пелея и Фетиды, отданной Зевсом замуж, чтобы самому не получить от нее потомства, которое, по предсказанию, лишит его власти (или же – просто по воле Геры, «официальной» супруги Зевса – подобные разночтения в мифологии нас не очень волнуют).

На свадебный пир забывают пригласить Ириду – богиню раздора. И она затевает ссору между богинями Герой, Афиной и Афродитой, заспорившими, кто из них красивее. Богини по воле Зевса отправляются на гору Ида, где юный принц-пастух Парис почему-то должен их рассудить. При этом каждая из богинь идет на подкуп, предлагая пастуху вознаграждение. То есть, богини не рассчитывают на добросовестную оценку своей красоты, и Парис в ней тоже не заинтересован. Он выбирает не красоту, а дар от одной из богинь. Больше всего ему (может быть, по молодости лет) приглянулось обещание брака с прекраснейшей из женщин – от Афродиты. Афродита празднует победу, достигнутую совсем не в честном соревновании, а Парис (царевич Александр, отосланный из дворца, чтобы его не убили, пытаясь не допустить свершения пророчества о том, что он станет причиной неисчислимых бедствий) строит корабли, чтобы отравиться в Спарту за Еленой Прекрасной. С ним отправляется его родственник Эней. Сестра Париса Кассандра пророчествует об ужасном будущем. Ей, разумеется, никто не верит.

Парис и Эней гостят в Спарте во дворце у Менелая, когда хозяин отправляется на Крит на похороны своего родственника – критского царя. И в это время Афродита сводит Париса с Еленой. Они собирают сокровища и ночью отплывают. Здесь предание сохраняет два варианта событий: либо беглецы уже на третий день с попутным ветром прибывают в Илион, либо буря заносит их в Сидон, который Александр захватывает, и уже оттуда отправляется на родину. Ну а Ирида занимается своим делом – распрями. И сообщает Мене-лаю о похищении его жены и богатств. Начинается подготовка к походу против Трои – формально за Еленой. Попутно в «Киприях» рассказываются более ранние предания – в порядке поучительных примеров, которые имеют место также и в других сказаниях о Троянской войне.

Гермес сопровождает богинь на суд Париса

Сбор вождей и войск в «Киприях» происходит очень быстро – как и в «Илиаде», время сжимается, чтобы уложить повествование в последовательных событиях без временных зазоров. Это правило эпоса – не допускать лакун, пусть даже и искажая реальные события. Перед отплытием флотилии ахейцев из Авлиды среди героев появляется юный Ахилл, который во время похищения Елены должен был быть еще ребенком. Следовательно, пропущено несколько лет, о чем свидетельствует «Илиада»: подготовка к походу заняла десятилетие.

Елена и Парис

Первое сражение Троянской войны происходит в Тевфрании (в малоазийской Мисии), где ахейцы высаживаются по ошибке. Здесь же происходит первый подвиг Ахилла. Разоренную страну пытается спасти ее царь Телеф, который убивает участника похода ахейцев Ферсандра – царя Фив. В битве Телефа ранит юный Ахилл. Ахейцам приходится отступить, и после отплытия их корабли рассеивает шторм. Корабли Ахилла относит к Скиросу, где он женится на Деидамии и от этого брака появляется на свет Пирр (Неоптолем). Согласно Аполлодору, Ахиллу в это время было около 15 лет. Возможно, в тот же период получает ранение в битве и Патрокл – друг Ахилла. В «Илиаде» этого эпизода нет, но он присутствует в греческой вазописи.

Судя по всему, на этом первый поход ахейцев заканчивается. Потому что Ахилл встречается с Телефом уже в Аргосе, где добронравно помогает царю Мисии исцелиться от раны. Возможно, исцелялась не столько физическая рана, сколько душевная. По другим преданиям, ради исцеления раны Телефа Агамемнон приносит жертвы в Дельфах, а требование исцеления приходит от самого Аполлона. Все это – в компенсацию за грабеж, который был совершен по ошибке. Смягчившийся Телеф обещает указать ахейцам путь к Илиону. Что само по себе странно, ибо путь к Илиону им наверняка известен. Во-первых, туда часто ходят торговые корабли, во-вторых, там бывали не только посольства, но и ахейские воины – всего за поколение до Троянского похода Трою разорял Геракл.

Через несколько лет ахейцы вновь собирают войско в Авлиде, но штормы мешают им отплыть к Илиону. Считая, что это гнев Артемиды, ахейцы приносят ей в жертву дочь Агамемнона Ифигению. В последний момент Артемида уносит Ифигению к таврам и указывает ей жреческое служение. Ифигения, скорее всего, ошибочно, называется невестой Ахилла – чтобы герой продолжал свое присутствие в эпосе, и не забывался в событиях, где его роль не была существенной.

После удачного отплытия ахейцы высаживаются на острове Тенедосе близ побережья Троады, где во время пира змея жалит Филоктета и потом его оставляют на Лемносе (следующей швартовке ахейского флота) – якобы из-за ужасного зловонья от его раны. Позднее история Филоктета имеет в эпическом цикле продожение – именно Филоктет, используя лук Геракла, убивает Париса. Без этого Трою взять было невозможно.

Ахилл перевязывает рану Патроклу

На Тенедосе происходит ссора Ахилла с Агамемноном из-за того, что вождь ахейцев задержался с приглашением юного Ахилла на пир. Скорее всего, это также прибавление в духе «Ахилле-иды» – превращения эпоса в цикл приключений ключевого героя. Для Агамемнона Ахилл пока что не может представлять серьезного интереса, тем более – чтобы перед ним извиняться, как повествуют «Киприи».

Там же на Тенедосе, скорее всего, происходит ссора Одиссея с Ахиллом, и этой ссоре радуется Агамемнон – она ослабляет строптивого Ахилла, готового схватиться за меч даже перед лицом великого вождя ахейцев. Смысл этой ссоры и ее разрешение нам неизвестны. Но последующее события в «Илиаде» говорят о том, что Одиссей определенно находится от Ахилла на дистанции, предпочитая во всем поддерживать Агамемнона, за исключением предложений об окончании войны.

Острова вокруг Троады, завоеванные ахейцами – Тенедос, Лесбос, Лемнос

Наконец, ахейцы начинают высадку у Илиона. Первый их погибший – Протесилай, которого убивает Гектор. Но троянцы отброшены, и здесь определенную роль играет Ахилл – быть может, наконец, начиная совершать на поле брани прославившие его подвиги. Затем происходит обмен павшими, и ахейцы снаряжают посольство в Трою. Вероятно – Менелая с Одиссеем (а также с Диомедом – по версии), о чем упоминается в «Илиаде». Они требуют назад Елену и украденные богатства.

Посольство терпит неудачу и начинается война – как и в Мисии, с опустошения ахейцами окрестностей столицы. Ахилл разрушает Лирнесс, Педас и другие города. В одном из эпизодов этой войны Ахилл убивает сына Приама Троила – то ли из засады, то ли взяв в плен и приказав задушить его. Также Ахилл похищает стада Энея и убивает другого сына Приама – Местора, пленит еще одного царевича – Ликаона (по Псевдо-Аполлодору).

Троил и Поликсена бегут от Ахилла

К тому же времени относятся и грабительские набеги ахейцев на островные государства, включая Лесбос. В них Ахилл захватывает Брисеиду, Агамемнон – Хрисеиду. И это впоследствии служит поводом для раздора между ними (в «Илиаде»). На Лесбосе Ахилл и Одиссей конкурируют в славе. Ахиллу достается слава покорения Лесбоса, Одиссею – слава победы над силачом Филомелидом (о чем сказано в «Одиссее).

В стане ахейцев единодушия нет. Порой они порываются отплыть домой, и Ахилл удерживает их. Диомед и Одиссей коварно убивают Паламеда – одного из самых деятельных сторонников войны со стороны ахейцев, который силой принудил Одиссея к участию в походе. Якобы, по воле Зевса, чтобы троянцы смогли продолжать защищаться, а ахейцы были ослаблены. Деяние друзей выглядит нелогично, ибо сами они – тоже представители «партии войны». Скорее всего, убийство связано как раз с изменением позиции Паламеда. На это указывает кризис в ахейском войске, с которого начинается «Илиада».

Паламед, возможно, был неформальным лидером ахейского войска. Предание приписывает ему лечение раненых, строительство маяка в ахейском лагере, доставку пшеницы из Фракии (после неудачной экспедиции Одиссея). Одиссей и Диомед наверняка ревновали к его славе и влиянию, а Одиссей ненавидел его за позор разоблачения его мнимого сумасшествия, когда с Итаки пришлось все-таки отправиться вместе со всеми собирать войско для похода на Трою.

Убийство Паламеда наверняка было санкционировано другими вождями. Потому что в ином случае убийцам грозили как минимум большие неприятности – что известно из истории убийства всеми презираемого Терсита прославленным героем Ахиллом – уже ближе к завершению Троянской войны. Здесь же речь идет об убийстве одного из вождей всего похода.

Предание гласит, что Одиссей подбросил Паламеду письмо Приама и золото – якобы, за предательство. Этим и было объяснено предложение Паламеда закончить войну. По одной из версий, Паламед был подвергнут суду и по его решению побит камнями. Возможно, после этого его труп был утоплен – в порядке позорного пренебрежения похоронным ритуалом. По другой версии, вопреки воле Агамемнона после казни тело Паламеда похоронил Аякс Теламонид. Возможно, также к этому поступку был причастен и Ахилл, а захоронение произошло на Лесбосе, ставшем местом резиденции Ахилла на некоторый период. Судя по характеру Одиссея, он все-таки больше выдумщик, чем душегуб. Может быть, письмо у Паламеда было неподдельное. А его стремление закончить войну было, наверняка, подлинным.

«Киприи» и другие предания доводят до нас существование конкурирующих групп в ахейском войске – близкие друзья Одиссей и Диомед всегда действуют вместе, чаще всего заодно и совместно действуют Нестор, Менелай и Идоменей (все трое близки к критским династиям). Аякс в «Илиаде» действует обособленно, потому что его друг и родственник Ахилл уклоняется от участия в битвах.