С глазами цвета хаки

Перекати-сон

Я не убивал.

Египетская Книга мёртвых

* * *

От дней Адама

и до наших смут

с войной по странам

всё идут, идут, идут.

* * *

Мой друг Анатолий Кравченко бывал в небе,

когда его освещали отнюдь не салюты,

и выли ветры смерти, а не ветры из лютни,

тот не слышит, ктотам не был;

слова скупы, глаза не голубы у пилота,

слышу дрожь дюраля, где пропадала не наша,

и страшно, и пить охота.

Опускаемся во дворик, где две лавки и столик,

за которым играют в домино или,

сегодня или – вино и селёдка,

не пьёт тот, кому не налили.

Небо не видно зарытой в окопы пехоте,

стреляющему в утку охотнику

или из подводной лодки.

Время Бони эм на счётчике,

пьём вино со сбитым лётчиком.

Солдат и смерть

Последнему воину

В одних – томленья тяжесть, туга,

в других бессмертия печать.

Так близко видели друг друга,

что перестали – замечать.

* * *

Земляку

Он площадь через не могу

с "ура!" и "мамой" на бегу

берёт, как Курскую дугу.

В ушах минуты мерный гул.

И солнце чёрное в снегу.

И спирт из фляги:

"Всех сожгу…"

* * *

Себе, рождённому в 45-м

С войны вернулся командир,

посмертный орден у соседа.

Страна тиха, как монастырь.

Рожайте, женщины. Победа.

* * *

Я песню утра начинаю рано,

когда на юг лечу и плачу клином,

над белой хатой поднимаюсь дымом

и опускаюсь рыжим солнцем к травам.

И день хрипит уже во всю октаву,

ни журавлей, ни тающего дыма.

Душа звенит невозвращённым клином,

и пыль дороги валится на травы.

Сиянье севера, востока прана,

судьба текущих по ладоням линий

в песок сольётся дырочками синими,

живущими неверием и тайной.

И пишется тоска от Иоанна

до новых улиц Иерусалима.

Не знаю как: убьют ли под Берлином

или вернут медалью из Афгана.

* * *

Сон жизнью, жизнь была войной,

был сладок спирт перед атакой,

и мы блевали под стеной

расписанного в пыль рейхстага.

* * *

Труп Гитлера

это уже труп человека.

Наступаю на пепел.

* * *

Уже не стреляли.

Приходили в себя растения.

Оставшиеся после голода галки

возвращались в города на охоту.

Родился и я в сугробе 45-года

эпохи Вырождения.

Зеркало Гефеста

В зеркале не увидишь зеркала.

Там были сцены жизни. Виноград

хмелел от солнца, танцевали греки,

грудь Афродиты, её толстый зад

заценивал Парис, катили реки

память Стикса, ржал Троянский конь,

ржавели копья, в бога честь огонь

горел, светились будущего горизонты,

и Шлиман был ещё сперматозоидом.

Закончил щит Гефест.

Спит мирно Польша. Вечер

темнел над газовою печью,

и расползался дым окрест.

* * *

Война кончится —

патроны останутся.

ТрёхТишия

Я не приказывал убивать.

Египетская Книга мёртвых

* * *

Новый год.

Майдан.

Сопли на морозе.

* * *

О чём шумим, лихие братцы?

Бабло с баблом договорятся.

Сушите вёсла.

* * *

Не свет солнца порождает тени,

а мы,

стоящие на пути света.

* * *

Остановись, артиллерист,

вытри кровь на глазах, посмотри:

бабочка на моём окне.

* * *

Закройте глаза убитым,

в них пустое небо и наши глаза.

Не закрывайте глаза живым.

После обстрела

Утром обязательно появятся

люди на улице:

убрать убитых.

* * *

На открытой планете И.Х.Ц.И.

не стреляют.

Потому что там не умеют умирать.

* * *

В эти дни вибрирует и

вся пуповина, обрезанная

в день творения.

* * *

Делят неделимое– власть.

Потому и размазаны

дом, сознание, жизнь…

* * *

Успел выпрыгнуть из-под воя снаряда

сохранив жену и

русскую мову.

* * *

Медсестра, которая вчера мне сделала укол,

сидит на неразорвавшемся снаряде

и поёт песенку о царе Ироде.

* * *

И дома наши без кровли.

И сердца наши без радости.

И земля наша – плоть без кожи.

* * *

Минное поле – как дерьмо, разлившееся повсюду.

Не пройти, не запачкавшись.

Разве только по воздуху, оторвавшись душой от тела.

* * *

Первый призыв.

Второй, третий…

Где вы, пацаны?

* * *

В этом году

птицы улетели

на месяц раньше.

* * *

А кто остался,

копает окопы для тех,

кто не остался.

Разрыв снаряда

Ты слышишь, как

не хватает пространства материи

и она раздирает сознание.

* * *

Мёртвые присваивают тишину.

Песни поют живые.

Когда уходит война.

* * *

Хожу между

светлыми могилами.

Осенние дожди.

* * *

Солнце выжигает глаза,

ветер подрезает горло.

Ужас когда-тоуходит.

* * *

Сижу в окопе

под вишней у хаты.

Гудуть баллистические шмели.

* * *

Президент олигарх и нищий пенсионер

имеют общее богатство

и не имеют общего языка.

* * *

Ваши банальные посылы с неба

«бах! бах!» буквально разбивают

элементарное представление об органе. —

Себастьян Бах.

* * *

Кресты на погосте,

как опущенные тени

высоких истребителей.

* * *

Он убил человека

и теперь живёт, мёртвый,

среди мертвецов.

* * *

Неужели мы последние

со сладкой плотью,

разделённые на «я» и «ты»?

* * *

Кто не выдюжил, уехал,

оставив надежду

и мёртвых.

* * *

Я не бежал из Марьинки,

меня выбросили

взрывной волной.

* * *

Наш чиновник

сдаёт страну ежедневно

за тридцать деревянных.

* * *

В моём Донецке война и холод.

В твоём Донецке тебе всё едино.

А для вас такого города нет.

* * *

Эхо от взрыва катится по улице,

пока не находит

тонкие стёкла домов.

* * *

Осень в солдатской шинели.

Костры во дворах зданий.

Возня собак на мусоре.

* * *

Чернила высохли.

Есть иная печаль,

время мудрости и скорби.

* * *

День поднимается на востоке,

падает на западе

и 12 часов ходит по нашим головам.

* * *

Задрав голову,

смотрю на дождь, а он

лупит в меня трассирующими.

* * *

Не расстрелянными остались

четыре полки книг,

выпавших из четвёртого этажа.

* * *

Никому не сказали,

что будут стрелять, а крысы

уже грызли хвосты в другом городе.

* * *

Подвал. Свеча.

Раскладушка. И вой

снаряда, как пьяной женщины.

* * *

Ночь навалилась на землю.

Только звёзды отделяют

безумие от рассудка.

Солдат:

Война ходит за мной

от селения к селению,

от пепелища к пепелищу.

* * *

Государство насилует —

и граждане

рожают солдат.

* * *

Наказ по цепи:

«На майдане

не ссать!».

* * *

Страна дала мне

Героя, славу, памятник.

Верни мне память.

* * *

Смотрю из окна.

Дорога подняла пыль.

Данайцы? Скифы? Татары?

* * *

Косой взгляд

и осколок снаряда —

равно опасны.

* * *

Иду по струне.

Шаг в сторону и —

взлетишь на «растяжке».

* * *

В одной жизни – я.

В другой жизни – родные.

В третьей – стреляют.