Мой дом – это моя гармония,
Где каждый раз от жизни отдыхаю,
Себя как новую симфонию
Там заново по нотам собираю.
Как хорошо не быть ответственной
За модный вид и яркий макияж,
И хоть чуть-чуть побыть естественной,
Не как пустой, раскрашенный муляж.
Когда в разлуке с ним бываю,
То рассыпаюсь на кусочки,
Но снова дерево сажаю,
И прорастают в нем листочки.
Ручей мне пропоет балладу,
Расскажет басню дождь тягучий,
Гроза ударит канонадой
Из-за сердитой темной тучи,
И глядя на огонь у печки,
Что лижет огненною лаской,
Забьется радостно сердечко
И сочинит другую сказку…

Бессмертная твоя любовь
К земле, её цветам и водам,
Перебирая год за годом,
Ты воскрешаешь вновь и вновь
Душой наполненные дни,
Тревожишь памяти глубины,
И вот являются они —
Неповторимые картины…

И заглянула осенью
Ко мне в окошко роза,
А за стеклом с дождинками
Смешались ее слезы.
Того, что роза плачет,
Никто и не заметил,
А стук ее колючек
Глушил осенний ветер.
В моем осталась кадре
Красою ненаглядной,
И жизнь с тех пор мне стала
Не столь уж безотрадной.
И зимнею порою,
Когда ударит вьюга,
Я посмотрю и вспомню
Доверчивого друга…

Мастер и роза

Жил-был Мастер. Он был влюблен в красоту и дарил ее людям. Каждый день он выезжал на своем автомобиле и искал другой, прекрасный мир, непохожий на нашу повседневную жизнь.

У Мастера было немало врагов, это люди с грубой душой и черствым сердцем. Зато друзья восхищались его картинами, которые невозможно было назвать просто фотографиями. Они исцеляли, потому что в каждой из них была частичка любви Мастера.

Он был очень одинок и иногда грустил. Но однажды осенью заглянула к нему в окошко роза. Она была вся мокрая и дрожала от холода. Пораженный необычной красотой, Мастер запечатлел ее в своем объективе. Но он забыл открыть окно и впустить в дом погибающую розу. Напрасно пыталась она уколоть его через стекло своими шипами, он был недосягаем.

Вскоре Мастер стал известен всему миру. Роза принесла ему славу и успех. Она отдала ему свое сердце. А он отдавал свое сердце любимому делу.

Мастер и чайка

Одним погожим осенним утром Мастер вышел на крыльцо своего дома и заметил на крыше гаража чайку. Она отдыхала после трудного перелета. Мастер был мудр по природе и сразу понял, что это не простая птица. Он тотчас пригласил ее в дом и угостил свежей рыбой.

Чайка с увлечением рассказала ему о своем путешествии: как преодолевала высокие горы с острыми вершинами и не испугалась окутанных тьмой морей и океанов. А Мастер поведал ей об огне, воде и медных трубах, которые ему пришлось испытать в своей жизни.

Эта чайка имела особенность чувствовать чужую боль и всем сердцем приняла ее как свою. Каждое утро улетала она на озеро, чтобы встречать восходящее солнце и отдавать ему эту боль. Солнце высушивало ее слезинки, и она возвращалась к Мастеру, чтобы дарить ему тепло, которое получала от солнца.

У чайки был один недостаток: когда Мастер был погружен в работу, она садилась к нему на плечо и надоедала своими разговорами и умничаньем. А однажды она и вовсе вывела его из себя, когда уронила на его чистый стол несколько последних оставшихся у нее слезинок. В приступе раздражения он поранил ей крыло. Тихая и задумчивая сидела чайка в уголке комнаты, а Мастер досадовал на себя, что обидел беззащитную птицу. Он не понимал, что чайка не знает, что такое обида. Наоборот, она была полна благодарности за его заботу и внимание.

Когда крыло зажило, чайка вылетела на прогулку и вернулась только через неделю. В клюве у нее была маленькая бутылочка с маслом горной лаванды. Она смазала своими перышками ступни Мастера, нашла там волшебные точки и мягко надавливала на них. Потом своими крылышками нежно прошлась по всем другим местам, и к Мастеру вернулась его драгоценная мужская сила, отнятая злыми людьми.

Вскоре пришло время чайке улетать, ведь птицы никогда не отклоняются от своего пути. Но они возвращаются. – Если тебе будет плохо и совсем невыносимо жить, позови меня, и я прилечу с любого конца Земли. Мы будем с тобой врозь, но всегда вместе, – шепнула она на ушко Мастеру. Потом тихонько клюнула его в щеку, стремительно взмахнула крыльями и стала набирать высоту. Мастер стоял на крыльце, смотрел в небо и видел, как, удаляясь, чайка превращалась в женщину. А в его ушах звучала песня, которую он услышал в тот день, когда чайка впервые появилась в его доме.

Гимн мастеру

Певец ветвей росистых и цветков,
Старинных храмов, сказочных лесов,
Птиц перелетных в розоватом далеке,
Родной слезинки у мамы на щеке,
Ночей коротких и синичек озорных,
Людей веселых, старых, молодых.
Там роза вся в слезах, глядящая в окно,
Дом потемневший и забор от старости давно,
Осенние луга и зеркала озер,
Все может охватить пытливый взор.
И аисты вблизи костела гнезда вьют,
Как будто ищут в небесах приют,
И лебеди летят на звон колоколов,
А сколько чудных натюрмортов и цветов,
Парящих в воздухе молочной чистоты.
Где был бы шарм их без прозрачной пустоты?
В саду последних яблок редкие плоды,
И брошенные кем-то лодки у воды,
И первые шаги зимы, и праздничный салют.
Да разве можно перечислить тут
Все, чем душа художника полна,
Пока в ней чувство есть, жива она.
Вселенную свою он дарит нам
И льет в сердца живительный бальзам.

Сокровище Мастера

В доме у Мастера был темный чулан, в котором скопилось много хлама. Там стоял весь в пыли почерневший от времени сундук. Это был непростой сундук, в нем хранились золотые монеты. Каждая монетка означала год прожитой жизни. Мастер ревностно охранял свой сундук, и день за днем чахнул над своим золотом. Часто по ночам он не мог уснуть и ворочался с боку на бок, сундук не давал ему покоя. Он вставал и заходил в чулан. Ему хотелось открыть сундук, но он не решался, пока не потерял от него ключ.

Однажды ему приснился вещий сон: у изголовья кровати сидела ласточка и держала в клюве веточку сосны. Она показала ему, где находится ключ, и сказала: «Очисти свои монетки и отдай их людям, потому что твоя жизнь – это бесценное сокровище и оно не должно пропасть даром». Проснувшись, Мастер обнаружил рядом с собой на подушке свежую веточку сосны. Значит, это был не сон, – подумал он.

Когда Мастер открыл сундук, он ужаснулся грязи, которая покрывала его драгоценные монетки. С усердием стал он оттирать их. Каждая очищенная монетка превращалась в лебедя и вылетала в окно.

Когда была сделана эта нелегкая работа, в душу Мастера пришло небывалое счастье. Прошлое потеряло над ним силу, и боль ушла.

Он запряг коней в большую золоченую карету и поехал по королевской дороге между высокими деревьями. Мастер больше не хотел жить в доме, где из каждого угла смотрели на него призраки прошлого. Он ехал туда, куда его тянуло всю жизнь. А рядом с ним сидела та, которая полюбила его всем своим преданным сердцем.

Жители городка вышли из своих домов, чтобы проводить Мастера и пожелать ему счастья. Они восторженно кричали ему вслед, бросали цветы и посылали воздушные поцелуи. Враги скрежетали зубами, пытаясь преградить ему дорогу, но никто не обращал на них внимания. По небу летели лебеди, медленно и величаво взмахивая крыльями. Оркестр играл музыку, в которой больше не было грусти.

Мастер поселился в чудесном домике, вблизи костела «Сердца Иисуса» и до конца дней прожил счастливо с той, о которой история умалчивает и предоставляет читателю догадываться об этом самому.

Я тоскую по тебе,
И тоскую безнадежно.
Надо ль плакаться судьбе,
Коли мука неизбежна.
Пред иконой слезы лить,
На меня глядящей строго,
Умереть мне или жить,
Счастье ль вымолить у Бога?
Нет ответа на вопрос,
И вопрос сей неуместен.
Кто смиренья не принес,
Пусть с собою будет честен.
Счастье ты мое и боль,
Захватившие нежданно,
Изменившие мой мир,
И теперь он слишком странный.
В нем живет цветущий луг,
Где травы едва касаясь,
Мы летим с тобой, мой друг.
За любимой нашей стаей.
Стаей белых лебедей,
Нас ведущей в бесконечность.
Это символ наших дней
И любви блаженной вечность.

(2015 г, 10 декабря)

На прощание перед дорогой

Пусть останусь я твоей травинкой
Или скромной незабудкой синей,
Вспомни иногда с грустинкой,
Когда ляжет на деревьях иней.
Что увижу зимними ночами,
Удержу ли крылья за плечами,
Получу ли весточку от друга —
Средство от любовного недуга.
Дни, недели, месяцы иль годы,
Нет часов сердечных у природы.
Впереди у нас одна дорога,
Все в руках всевидящего Бога.

Мастер и солнечный зайчик

Осенним утром не хочется вставать рано, особенно если ждет надоевшая за всю жизнь работа, которую все равно никогда не переделаешь. Поэтому Мастер повернулся на другой бок и решил поспать еще часок-другой. Но вдруг через его закрытое веко проник лучик света, и Мастер приоткрыл один глаз. Прямо перед ним на стене прыгал и весело улыбался солнечный зайчик. Мастер хотел прикрыть его ладонью, но зайчик прыгнул ему на щеку, потом на одеяло и снова на стену.

– Ах, ты! – рассердился Мастер. Но сон уже прошел, и ему пришлось встать и приняться за работу, даже не поев. А солнечный зайчик тут как тут, куда бы ни пошел Мастер, он снова оказывался рядом с ним.

Тогда Мастер надел очки от солнца и перестал обращать на шалуна внимание. Так они и жили. Мастер не говорил с ним, но постепенно привык к озорнику и не имел ничего против светящейся рожицы, которая как часы встречала его каждое утро на стене.

Наступила зима, долгая и темная. Солнце почти не появлялось на небе, словно впало в зимнюю спячку, и солнечный зайчик вдруг исчез. Мастеру стало грустно, ведь у него не было близких друзей. В канун Рождества выдалась лунная ночь, и он отправился на поиски маленького дружка. Он долго шел, устал и, наконец, набрел на пещеру. Это было очень кстати, так как завывающий ветер предвещал снежную бурю. Мастер подстелил под себя еловые ветки и уснул.

Ему приснилось, что в пещере, в окружении овец и пастухов спал чудесный младенец, а рядом с ним сидела его мать, Дева Мария. Над головой младенца сиял божественный нимб. Мастер проснулся и вышел из пещеры на улицу. Буря утихла, а на небе сияла восьмиконечная рождественская звезда. Он слышал о ней, но никогда не видел и поэтому не верил в ее существование. Луч звезды коснулся сердца Мастера, и оно оттаяло, стало живым и горячим.

Мастер возвратился домой, и до самой весны ему было хорошо и спокойно. Однажды утром он снова увидел на стене улыбающуюся рожицу.

– Где ты был? – спросил он у солнечного зайчика.

– Я живу в твоем объективе, и когда мало солнца, всегда прячусь.

– Почему же ты мне ничего не сказал?

– Чтобы ты пошел меня искать и увидел рождественскую звезду.

С этими словами зайчик опять куда-то исчез.

– Ну, хватит играть в прятки. Выходи, я тебя хоть сфотографирую.

– Меня нельзя сфотографировать, потому что я – твое вдохновение. Оно то появляется, то исчезает. – И солнечный зайчик прыгнул на ладонь Мастера. Тогда Мастер взял свой объектив, завел машину и поехал в лес, который уже давно ждал его.

(Рождественская сказка, 7 января, 2016г)

Зимний этюд

В легком беге у машины
В тишине пропели шины.
Крепок зимний сон полей,
Не звенит давно ручей,
Что полянку огибает
И под мостик убегает,
Над поляной дом стоит,
Но огонь в нем не горит.
Чтобы был уютным дом,
Печь должна топиться в нем,
Потому вздыхает он
И хозяйке шлет поклон.
Не печалься, мой Домок,
Потерпи еще чуток,
И весной с тобой вдвоем
Мы на славу заживем.

Первая проба зимы

На куст облепихи синичка присела,
Попробовать ягодку птичка хотела,
Хозяин увидел ее из окна,
Как в музыке цвета застыла она.
Схватил он немедленно свой объектив,
Чтоб не упустить этот зимний мотив,
И вышло такой красоты полотно,
Как будто бы золотом шито оно.
Картинку впервые увидели мы
С названием «Первая проба зимы».

Молчание зимы

Когда душа утомлена,
В зиме нуждается она,
В халате белом с тишиной
Приносит нам она покой.
Нас учит стойкости мороз,
А снегопад терпению,
Нет у нее осенних слез,
Капризных гроз весенних.
Как грустен наш притихший дом,
Но он молчит в надежде
О том, что все переживем,
И будет все как прежде.

Ты настоящий,
И как лес у моих берегов стоящий,
Крепок ты и мудр, безусловно,
И я теку спокойно и ровно.
Укротил ты меня своею силой,
И буду я твоей милой.
Каждое слово твое веско,
Без лишнего и пустого блеска,
Трудный путь твой прост и прекрасен,
И смысл его для меня ясен.
Молча, несешь ты пласты горя,
А любовь твоя на дне моря.
Я сложу на груди ладони,
За то, что ты ко лжи непреклонен.
Все это вместе и есть причина,
Чтобы любить тебя, ты МУЖЧИНА.
Только, пожалуйста, не умирай,
Кроной могучей любовь защищай,
Потому что она – ранимая штука,
Для нее от Бога нужна наука.

Семейка

Февральским лютым вечером,
Когда метель метет,
А делать, в общем, нечего,
И только грусть гнетет,
Смотрю я на «Семейку…»
В картинке на стене
И жду: что неумейке
Она расскажет мне.
Я – маленькое солнце,
Невинность, доброта,
Необычайно нежная,
Без крика, красота.
Я укажу тропинку,
Напомню о мечтах,
Чтобы прошел противный
И вечно глупый страх.
Нам в беленьких рубашках
Простых так хорошо!
Ведь наш вопрос ромашкин (любит – не любит)
Давно уже решен.

Твой гидрокоптер над рекой
Как будто сердце над судьбой,
То вниз к воде оно прильнет,
То к небу ввысь его несет
Как эти всплески талых вод
И в них глядящий небосвод.
Бьется оно, но тупик везде
Память – это круги по воде.

Отклонение

Жил Он. И жила Она. Она шла по темному лесу с фонарем в руках, шла с трудом, стараясь не сбиться с пути, к опушке леса. Наконец, деревья стали расступаться, вдали показался свет. На окраине леса Она увидела озеро и, утомленная дорогой, села возле него отдохнуть. Ее охватила нестерпимая жажда, и Она зачерпнула рукой немного воды, чтобы напиться. Вода оказалась горьковатой на вкус. Вдруг все вокруг изменилось, Она не узнала окружающей местности и стала искать свою дорогу. Часами кружила Она по лесу, опускалась в подземные пещеры, поднималась наверх, но снова и снова возвращалась к озеру, пока не превратилась в ручей, впадающий в озеро.

Он тоже когда-то шел. Но остановился и стал озером. Спокойно лежал Он в своих берегах и любовался отражающимися в воде солнцем, облаками и деревьями. Но постепенно озеро стало мелеть, и ему грозила опасность стать болотом. Однажды утром Он проснулся от звука журчащего ручья, который нес чистую живую воду в его водоем. Озеро наполнялось радостью, отступал страх, и снова можно было глядеться в зеркало своей воды и любоваться вечной красотой на радость людям. А ручей стал родником и его целебная вода с тех пор никогда не иссякала.

Весна еще не наступила,
Но в нас она уже живет,
Ее таинственная сила
Лишь только знака свыше ждет.
Тоски задумчивой томленье
Под гладью озера лежит,
Но пусть не вводит в заблужденье
Его усталый серый вид.
Меж облаками солнца блики
Уже надежду подают,
И все весенние улики
Лишь адвоката жизни ждут.

Все то же озеро, и этот же костёл,
Уж сколько раз его мы обсуждаем,
И нового под солнцем нет, мы знаем,
Но утра свет иль вечера блеснет,
Неповторимой прелестью все одаряет,
Как в день последний сердце чуда ждет,
И всем, что есть, сегодня обладает.

* * *
Вся жизнь твоя – тугой клубок
Обиды, боли, униженья,
Край нити выхватит крючок,
Чтоб привести ее в движенье.
Я буду кружево плести,
Роняя слезы над узором,
Чтоб легче память отпустить,
Обремененную укором.
Ты держишь нить, а я крючок,
У моря с небом вечный спор,
Пока не кончится клубок,
Не завершится разговор.

Небесный кораблик

Я подожду еще чуть-чуть,
Подумаю перед дорогой,
Мне предстоит небесный путь
И конференция у Бога.
Хочу вопрос ему задать,
«Как поживаешь, Как здоровье?
А главное, хочу узнать:
Что делать мне с моей любовью?
Зачем Ты мне ее послал
На склоне лет моих спокойных?
Для этой цели на Земле
Есть более людей достойных».
Ответил ласково Отец,
Передо мной наполнив чашу:
«Чтоб никогда огонь сердец
Не иссякал в молитве вашей».

Мы с тобой не потанцуем,
Не побродим при луне,
Все, что молодость волнует,
Не грозит тебе и мне.
Нас влечет лишь та дорога,
Что на взлетной полосе,
Рев пропеллеров, тревога
И полет во всей красе.
Над людскими облаками,
На руках у тишины
Там застынут страсть и пламя,
Что при жизни нам даны.

Счастье Мастера

В доме у Мастера на столе стояло большое серебряное блюдо, накрытое серебряной крышкой. Там хранилось счастье Мастера – красивый пирог, украшенный фруктами и цветами, которые издавали непередаваемо чудесный аромат. Часто Мастер бросал крошки от пирога птичкам, которых было много в его саду, и они пели ему гимны. Иногда он раздавал кусочки проходящим мимо людям, и они улыбались ему в ответ. Так он делился своим счастьем, и чем больше он его отдавал, тем больше его оставалось. Пирог не только не уменьшался, а наоборот прирастал.

Но как-то Мастеру захотелось иметь свое счастье все время перед глазами, и он заменил серебряную крышку стеклянной, прозрачной. Тут же со всех сторон посыпались ему заказы и предложения, за каждый кусок пирога он получал бумажные деньги, разрисованные яркой чепухой. Деньги он аккуратно складывал в шкатулку, на черный день.

Некоторое время спустя Мастер вдруг заболел. Беспомощный лежал он на своем диване не в силах пошевелиться, и даже птицы больше не услаждали его своим пением, потому что покинули сад. С большим трудом удалось Мастеру дотянуться до шкатулки, чтобы взять немного денег на еду и лекарства. Но шкатулка была пуста, деньги оказались фальшивыми и исчезли. Тяжело вздохнул Мастер и снова опустился на свой диван. Он посмотрел в окно, но весенний день не радовал, потому что был серый, холодный и больше походил на позднюю осень.

Вдруг из объектива выглянул верный друг Мастера – солнечный зайчик, который никогда не покидал своего укрытия, если не было солнца. А тут он не выдержал, выскочил и возмущенно воскликнул,

– Ну, разве так можно?! Ты слишком добр и доверчив, тебя растащили по кускам и съели. Посмотри, как мало осталось от твоего пирога, спаси хотя бы этот последний, драгоценный кусочек счастья. Где твоя серебряная крышка?

Крышка валялась в углу под столом и нашлась не сразу. Когда она заняла свое место на блюде, все возвратилось на круги своя: выглянуло солнце, в саду снова запели птицы, Мастер выздоровел, а люди улыбались ему просто так и больше не старались купить его счастье.

Утро на Нарочи

Всей радугой цветов, что существуют
В руке у Живописца всех красот,
Он вечной кисточкой своей рисует
Сегодняшнего утра небосвод.
Спешу я к братцам – соснам на свиданье
И глажу их почтенные стволы,
И слышу в них органное звучанье,
И ощущаю аромат смолы.
Два лебедя у берега сидели,
Склонив свои головки над водой,
На озеро родное прилетели
С начавшейся весеннею страдой.
Я булкой их кормила в умиленьи,
Так грациозны были и нежны,
И бережны друг к другу их движенья,
Так мило и заботливо дружны.
Вода и сосны – редкое слиянье,
Союз их крепок как у лебедей,
И как породы нашей оправданье
Бывает так, но реже, у людей.