Между

Либерис, с благодарностью

© Альвдис Н. Рутиэн, текст, 2020

© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2020

Альвдис и ее «Между»

Выставочный зал в здании Рижского вокзала. Белые стены, купеческие приземистые полуколонны, по стенам развешаны кимоно. Стены и кимоно смотрят на друга в некотором недоумении. В центре зала – хозяйка коллекции, рассказывает собравшимся вокруг нее гостям про цветовую символику в японской одежде. Входят новые посетители, хозяйка заканчивает рассказ и направляется к ним. Через несколько минут уже из другого конца зала доносится: «Аглон». Концентрация миров на единицу площади начинает зашкаливать.

Работа, творчество, вся жизнь – между мирами. У Альвдис персонажи Толкина цитируют Шекспира, лекция по японской литературе переходит на Достоевского и обратно на буддизм, а мифы народов мира лучше любого психолога объясняют, что творится у современного подростка в лохматой голове между наушниками.

И это всё – не постмодернистский коллаж. Фрагментарность обернута вокруг жесткой логики-оси, структурированной, как хорошая лекция (преподавательский стаж – он такой). Слои цитат и аллюзий – это не про «смерть автора» (мало кто так знает и уважает букву и дух первоисточников), а про древнее-древнее видение бытия мира как нелинейного и даже еще не цикличного – такого, в котором собственнические вопросы «кто» и «когда» в принципе не имеют смысла.

Поэтому в текстах Альвдис весело. Дорога вдаль и вдаль ведет, куда Гэндальф Фродо не гонял, и каким ты вернешься обратно, никто не знает. Кто не пристегнулся – не жалуйтесь, вас предупреждали.

А еще с текстами Альвдис непросто. Она обращается с мирами и персонажами настолько по-хозяйски, что первым делом автоматически возмущаешься: посягают же на твое, родное, передуманное-перечувствованное! Остыв, конечно, видишь, что нежно любимым первоисточникам ничего не противоречит и внутри текстов все идеально логично. Можно не соглашаться с тем, какая логика была выбрана, но это уже вопрос не к автору.

Вообще тексты Альвдис очень… воспитательные. Приучают не только со-чувствовать персонажам, но и думать про замысел мастера – не в школьном смысле «Что хотел сказать автор», а «Почему автор сказал это именно так?» Это работает не только с художественными текстами. Нон-фикшн книгу «Все тайны мира Толкина. Симфония Илуватара» можно критиковать за ненаучность изложения – а можно еще раз внимательно посмотреть на обложку. Кто указан как автор? Не Александра Леонидовна Баркова, кандидат филологических наук, профессор, а Альвдис Н. Рутиэн. А почему? Потому что цель у книги – не приращение научного знания, а просвещение. Науку нигде не обещали, обещали ответы на вопросы. Ответы там есть, концентрированные (если бы нужно было сдавать экзамен по толкиноведению, эта книга была бы отличным пособием для подготовки) и обоснованные. Да, можно не соглашаться с логикой обоснования, но в ее отсутствии или нарушении автора упрекнуть нельзя.

Один умный человек говорит, что есть два способа читать книги: можно общаться с героями, а можно общаться с автором. У Альвдис можно и нужно общаться со всеми, читать и строки, и между строк.

«Между» – так называется эта книга в авторской версии. История о Тристане и Изольде рассказывается между четырьмя частями-«ветвями», сплетенными вязью кельтских узоров и дивной красоты заколками-аллюзиями на кого только не.

Первая ветвь – самая древняя. Море разбивается о берега Корнуолла, ветер колышет траву у покрытых узорами камней. Услышать, как бьется сердце Дракона. Разглядеть за полустертой вязью рисунка мудрость, у которой нет времени.

Вторая ветвь – самая юная. Восходит солнце, взлетает ввысь птица, рвется из груди сердце, звенит тетива, поет арфа.

Ветвь третья – самая волшебная. Переплетение нитей в полотне, ветвей в шалаше, путей в бездорожье, времен в вечности.

Ветвь четвертая – самая человеческая. Как человеку дано соединять в себе противоположности, так эта ветвь соединяет легенды разных времен друг с другом, делает невозможное – чудом, сон – явью, дорогу вдаль – путем домой.

Четыре ветви – по кромкам между фэнтези и энциклопедией по мифологии^[1], между прозой и стихами, между «Мабиногионом», Мэлори, Толкином, русскими классиками и много кем еще.

С этим романом тоже весело, непросто и воспитательно. За шпильки в адрес Джоан нашей Роулинг можно уже в первом томе влюбиться и в книгу, и в автора. А как Альвдис беседует (периодически не на жизнь, а на смерть) с Львом Николаевичем – ну загляденье же!

Непросто было видеть контраст между формой и содержанием в первом издании романа. Мало того, что четыре ветви в трех томах (почувствуйте боль перфекционистов), так еще новое название. Допустим, «Между» – не самый удачный вариант для публикации на бумаге. Но «Чаша любви»?! На впечатление от текста это, конечно, не повлияло, но было обидно – автор не отстояла свое произведение.

А воспитательно было вернуться к книге через три года после первого издания и еще раз подумать над названием. С любовью всё понятно. А чаша? Обыденный посюсторонний предмет. Но наполненная, она становится зеркалом – вместилищем отражений. Чаша соединяет противоположное – ось и круг, вещество и пустоту. Чаша тоже – между. Что и требовалось доказать.

Теперь «Между» переиздается, священный порядок восстановлен, спасибо за это издательству. И спасибо автору – за правильные вопросы и мудрые ответы, за новую судьбу дорогих персонажей, за доброе-доброе, совсем не воландовское, «всё будет правильно». За то, что всё было правильно и недаром, что всё получилось, и врата миров еще долго будут открыты.

Александра Орловецкая

Ветвь битвы
Марх, сын Мейрхиона

Кромка прибоя

Самое первое…

Я выхожу на берег, отряхивая морскую воду с гривы.

Выхожу на берег будто впервые. Хотя… какой же это первый раз? Я и раньше выходил – забавляясь с народом матери, с бессмертными, и с народом отца – с людьми.

Тогда это были просто забавы. Я мог из мальчишки оборачиваться жеребенком, мог возить их на своей спине, мог бегать с ними наперегонки, не задумываясь, на двух или четырех ногах бегу.

Я плыл по морю, играя с прибрежным народцем, я бежал по волнам, я и был – волнами, белогривыми, буйными; я бился об утёсы грудью, я вскакивал на скалы, в последний миг сменив облик и уцепившись тонкими мальчишечьими руками за острые камни…

Я мчал бок-о-бок с Манавиданом – моим отчимом, другом и вечным соперником… два коня, два юноши, два океанских шквала. Скорее названые братья, чем бывший муж Рианнон и ее сын. Мы двое, противники и неразлучные друзья – мы резвились, то шутя недобрые шутки, то спасая людей, таких беспомощных перед морем; мы уходили на самое дно, забавляясь тем, что будили спящих веками чудищ и поспешно удирали от них; мы ласкали подводных дев, соперничая из-за их любви и позволяя им вплетать жемчуг в наши гривы; шторм и штиль, удача и рок – всё это были мы двое.

Всё море было нашим домом: отмели и глубины, заповедные воды Рианедд и владения Ллира Лледиата – как нет границ волнам, так не было и запретов для нас.

О таких люди говорят «не разлей вода». Много лет мы и были – водою, и ни одно течение не осмелилось бы послать свои воды туда, где резвились мы двое.

Но я выхожу на берег, и вода течет с моей гривы.

Не оборачиваюсь.

Зачем оборачиваться? Я всё знаю, я слышу. Там, посреди моря, ржет серый жеребец, встав на гребень волны, словно на скалу. Он ржет и бьет воду копытами.

Манавидан не простит мне, что я избрал землю моей матери. Избрал народ не отчима, а отца.

Народ людей.

Я выхожу на берег. Серые волны бьют об утесы, будто хотят сокрушить эту землю.

Землю, которой я нужнее, чем безбрежному морю.

Меня ждут. Люди… я еще не знаю их имен, кроме одного: Динас. Он поможет мне стать правителем народа людей.

Я меняю облик. Пока это легко, но мать объясняла мне: как только я изберу свой путь, больше не превращаться мне так спокойно, как человек меняет одежду.

Одежда… их одежды на мне нет. Кажется, это неправильно? – надо спросить у Динаса, ему еще предстоит научить меня быть человеком.

Но сейчас это неважно.

Я простираюсь на этой земле, земле людей. Я – выбравший. Я – человек.

– Я, Марх, по воле своей матери король Корнуолла…

Кромка прибоя: Манавидан

Итак, сын Рианнон, ты выбрал.

Выбрал – землю.

Я ли не рассказывал тебе о тех кошмарах, что подстерегают нас на земле? Я ли не говорил о том, как женитьба на твоей матери превращала меня долгие годы то в охотника, то в пахаря, то в седельника, то в сапожника? И я, могучий сын Ллира, брат самого Бендигейда Врана, был принужден обучать людей этим ремеслам, доколе не было снято заклятие!

Я, властитель моря, трудился как раб – и для кого?! для жалких людей!

А теперь ты, Марх, сын моей жены, по собственной воле идешь, чтобы стать таким же рабом. Тебя назовут королем, но не оставят тебе и дня воли. Я презирал бы тебя, будь ты мне чужим. Будь ты просто сыном Рианнон, как Придери. Но тебя я взрастил как сына – и покараю тебя как отец.

Ты человек теперь? Что ж, тебе доводилось видеть, как часами и днями забавляются волны с потерпевшим крушение человеком!

Ты узнаешь это сполна, предатель. Нет пощады сыну, пошедшему против отца.

Отныне морю никогда не быть твоим домом. Беду и только беду принесет тебе море!

Вороной конь выходит из моря – и превращается в нагого могучего юношу со спутанной гривой длинных рыжих волос.

Белоснежная кобыла скачет на берег с холмов. Нет, не кобыла – всадница на белой лошади. Нет, не всадница – знатная госпожа в белом платье бежит по камням навстречу сыну.

– Матушка.

– Сын мой! Я знала – ты не останешься безучастным к моей мольбе.

– Разве оставлю я тебя в твоей тревоге?

– Тревоге? Придери и был моей тревогой. И вот он мертв! Убит Гвидионом. Нет больше второго короля Аннуина…

– Матушка, не плачь. Я сделаю всё, что ты скажешь, но только прежде исполни одну мою просьбу.

– Какую? Чего ты хочешь?

– Расскажи мне, что произошло. Я не спутаю пучины Рианедд с буйными волнами Манавидана и с лишенными ярости бесконечными водами Корины, но Гвидиона от Аннуина мне не отличить. Я слишком мало прожил на земле, ты же помнишь.

– Разве Динас не рассказал тебе?

– Из его слов я понял лишь одно: случилась беда. Большая беда. Я нужен тебе, и гнев Манавидана ничего не значит перед твоим горем.

Кромка отчаянья: Рианнон

С чего мне начать мой рассказ? Не с тех ли времен, когда могучий Ху Кадарн пришел сюда, в Прайден, с первыми людьми? Когда родился Араун, владыка Аннуина?

Или с других времен, когда опустилась суша, связующая Прайден с бескрайней землей на юге, когда хлынули воды Ворруда, отрезав наш остров от иных земель?

Тогда случилось и иное, сын мой: разделились не только суши, но и миры. Наш мир начал отдаляться от мира людей. Раньше любой из нас мог легко придти к людям, раньше для любого человека был открыт и Аннуин, и Авалон, – потом же это стало доступно лишь избранным и лишь в отдельные дни.

Ты спрашиваешь меня, сын мой, почему это плохо? Узнаю слова Манавидана – тот так и не простил, что ему долгие годы пришлось жить среди людей. Он был бы рад вечной границе меж мирами…

Я отвечу тебе так, сын Мейрхиона: как вода, если ей не дают течь, превращается в болото, как дерево от избытка воды гниет и падает, так и наши два мира лишатся жизни, будучи разделены.

И когда Араун, владыка Аннуина, понял, какая беда нам грозит, он нашел Аннуину второго короля. Человека. Его звали Пуйл. Он стал править Аннуином, миром волшебства, Араун же – миром людей.

Так заново возникла едва не утраченная связь.

А потом, когда Пуйл вернулся к людям, я стала его женой. И родился Придери, второй человеческий король Аннуина.

Придери держал врата миров открытыми.

Но теперь он убит Гвидионом.

– Погоди, матушка. Не всё сразу. Скажи теперь: чего ты хочешь от меня? Мести за Придери?

– Когда-нибудь ты отомстишь за него. Но сейчас ты должен не дать оборваться связи смертных земель и Аннуина. Ты – мой сын, но ты – сын человека. Твой отец Мейрхион был владыкой Дал Риады, дальней северной земли. Ты можешь стать человеком, как он. И тогда кому как ни тебе быть вторым королем в Аннуине, наравне с Арауном?

– Стать человеком… Динас говорил мне об этом. Но что это означает? Короткий век смертных?

– Нет, век твой останется долгим. Но ты будешь жить их тревогами и радостями, подчиняться их законам, разделять их страхи, недоступные нам, властителям Аннуина. Тебе придется полагаться на силу твоих рук и мудрость сердца, почти не пользуясь той чародейной силой, что дана тебе мною от рождения. Сможешь ли ты поставить законы людей над собственной волей, сын мой?

Сын Рианнон встал. Ветер трепал его просоленные волосы, обсохшие за время этого разговора.

Невысокий, но плечистый, в священной наготе, еще не ведающий человеческого стыда, он походил сейчас на некоего бога… да он и был им – сын богини и короля людей.

Больше не оборачиваться конем ради забавы. Выучить непонятные законы людей. Сжать себя до того слабого существа, которое зовется человек.

И тем помочь и миру смертных, и миру таких, как он, его мать, Манавидан…

Он оборачивается к матери и говорит:

– Я уже назвал себя человеком. Я уже выбрал. Только я… я пока ничего не умею. Человеческого – ничего.

Кабан

Кромка берега: Динас

Пойдем, Марх. Пойдем прочь от моря. Поднимемся хотя бы к рыбацкой хижине: оденешься, съешь горбушку хлеба, глотнешь пива.

Издалека посмотришь на черную громаду Тинтагела – твою столицу, которой еще только предстоит стать действительно твоей. В замке живет другой король – уже бывший король Корнуолла, но всё еще очень опасный. Араун и Рианнон лишили его власти, они отдали страну тебе – но тебе еще предстоит иметь дело и с этим противником.

Ты станешь хорошим королем, Марх. Лучше чем тот, что в бессильной ярости заперся в Тинтагеле, пытаясь удержаться за землю, уже вышедшую из-под его власти.

Я это просто вижу.

Я же сенешаль этой страны.

Сквозь серые тучи – рваные желтые линии. Не сразу поймешь, что это – низкая поздняя луна. Огромная.

– Динас, расскажи мне о Корнуолле. Сколько лет ты живешь здесь?

– Это меряется не годами, Марх. И не веками.

– А чем?

– Народами. Первые пришли сюда с Ху Кадарном. Не приплыли – пришли посуху. Когда этот остров был частью огромной суши. Они строили кромлехи, возводили менгиры, сооружали длинные курганы – ты же знаешь эти бесконечно долгие коридоры из каменных плит.

– Куда они делись?

– Ушли курганами. В Аннуин… или в другие миры. Я не знаю. Круитни – их последние потомки.

– Но ты – не круитни.

– Но я и не человек.

– Кто ты, Динас?

– Я слуга властителя Корнуолла. Я – часть этой земли. Я есть, пока существует Корнуолл.

– У тебя нет ни отца, ни матери?

– Я их не знаю. И довольно обо мне. Ты хотел узнать о своей земле – так слушай.

Кромка миров: Динас

Корнуолл всегда был частью скорее Аннуина, чем мира людей. От равнин Ллогра его отгораживает жуткое пристанище нечисти: болота Девона. От полной чудес Кимры – устье Северна. Страна, у которой только два берега, западный и южный.

Страна, отделенная от всего Прайдена.

Вглядись в эти скалы, Марх, – и ты увидишь очертания древних стен. Стен, где каждый камень высотою почти в рост мужчины и в два роста длиной. Не спрашивай меня, что за исполины сложили их. Я не знаю. Это было прежде меня. Не спрашивай о возрасте этой кладки, я знаю лишь одно: когда светлейший Бели, мудрый Бендигейд Вран и проклятье Прайдена – Сархад Коварный – возводили Хоровод Великанов, тогда стены Корнуолла уже были седой древностью.

Корнуолл – это словно огромный дракон, уползший с Прайдена в море… и уснувший в водах Рианедд. Века изъели его плоть, оголили кости, исполинское чудище кажется мертвым, но оно живо, Марх. Под окаменелыми костями бьется сердце корнуольского дракона.

Научись дышать в ритм с ним – и ты станешь королем Корнуолла.

Они шли вдоль скальных стен. Рядом лежала еще одна плита… больше всего это походило на то, что древние строители приготовили еще один камень для своей стены, но раздумали класть.

Марх с Динасом шли мимо, и сын Рианнон невольно сосчитал шаги…сять, одиннадцать, двенадцать.

Дюжина шагов в длину камня, оставленного без надобности.

Марх свернул, измерил шагами ширину камня. Семь. И высотой ему по грудь… это не так уж и много – сын Мейрхиона не мог похвастаться большим ростом.

Вот такой ненужный камень. Вокруг пышно растут папоротники.

Марх положил на него руки, прислушался. Нет, ночь была тихой, только море вздыхало внизу. Марх слушал иное. Он ощущал дыхание спящего дракона, неразличимую глазом жизнь этих скал, видел мельчайшие искры жизни, до сих пор пронизывающие стены древнейшего из народов…

– Расскажи… – выдохнул он. – Что я должен делать? Я ведь еще не король, хоть моя мать и называет меня так.

– Да, – кивнул Динас. – Ты пока не король. В Прайдене королем может стать тот, кто выдержит схватку с одним из Великих Кабанов.

– Что за Кабан?

– У каждой земли он свой. На востоке – в Ллогре – на Кабана охотится король со своей дружиной, гоняясь по всем бескрайним равнинам, на севере – в Кимре – одолеть Кабана может лишь тот, кто заручится поддержкой великих чародеев, а здесь…

– Что?

– Тебя научат твои эрлы. Научат тому, что поможет тебе в схватке с Кабаном. Но против него выйдешь ты один.

– Хорошо, – напряженно отвечает Марх. – Если я смогу победить – что тогда? Я король?

– Не совсем… Королем ты станешь только после того, как спустишься в древний Каэр-Ллуд, к верховному королю Прайдена Бендигейду Врану. Он должен признать тебя властителем Корнуолла.

– Это всё? Или будут еще какие-то ухищрения?

– Не ухищрения, Марх…

– Говори!

– Градлон.

– Кто это?

– Король в Тинтагеле. И король подводного Исса. Прежний властитель Корнуолла. Рианнон и Араун отказали ему в праве на власть, но…

– Но он не сдастся без боя, ясно. Кабан, Вран и морской правитель – это всё?

– Кажется, да.

– Ну что ж, – сын Рианнон улыбается в золотистую бородку и припоминает слова древней саги. – Я с легкостью сделаю это, хоть это и кажется трудным.

* * *

Человек в дорогой одежде с золотой пряжкой на плече строил обычную кожаную лодку. Марх сбежал по тропке вниз со холма.

– Нечасто встретишь знатного человека, что не гнушался бы простой работой, – улыбнулся сын Рианнон.

– Уж не вздумал ли ты осуждать меня, юноша? – поднял голову тот.

– И не осмелюсь! Я ищу Лосося из Ллин-Ллиу, и думается мне, ты поможешь в моих поисках.

– И зачем же тебе понадобилась эта рыбина? – усмехнулся корабел.

– Проситься в ученики к мудрейшему из речных эрлов Корнуолла. Возьмешь?

Великий Лосось отвлекся от работы:

– Как ты нашел меня?

– Это было нетрудно: спроси у любой текучей воды – и получишь ответ.

Древнейший прищурился:

– Так это тебя сулят нам в короли?

Марх кивнул.

– Ну что ж… садись в мою лодку. Поплывем вместе.

Кромка чар: Лосось из Ллин-Ллиу

Внимай велениям воды, вслушивайся в ее веселые возгласы. Вверх, вверх, вверх!

Посмей пройти против течения.

Властный – вверх! Веселый – вверх! Великий – вверх!

Вымокший – вверх всё равно!

Победа – в преодолении порогов. Победа – в пути вопреки преградам.

Выше! Веселее!

Меряй мерзавцев мрачностью! Суди по смеху о сильном!

Рвись против рутины! Вверх!

Челнок, повинуясь песни мага, летел против течения, а Лосось пел, и Марх жадно вслушивался в его голос.

Потом лодка зашла в заводь. Сын Рианнон выскочил на берег, поклонился.

– Нашел ли ты ту мудрость, за которой приходил ко мне, мой король? – спросил Лосось.

– Надеюсь, что да.

– Пройдешь ли один против течения?

– Пройду! – озорным блеском сверкнули глаза Марха.

Он поклонился Лососю еще раз и умчался вверх по склону.

Властитель рек одобрительно улыбнулся.

Старуха, величественная как королева, пряла, сидя на выступающем корне древнего дуба.

Марх опрометью выбежал на поляну – и замер, стыдясь невольной непочтительности.

Он низко поклонился ей.

– Что нужно здесь юному Жеребенку? – потребовала ответа она.

– О Сова из Кум-Каулойд, прости меня за дерзость. Я искал тебя.

– Мне об этом известно. Треск на весь лес стоял.

Марх припал на одно колено:

– Я пришел просить тебя: возьми в ученики.

Она покачала головой:

– Юности не нужна мудрость старости.

Он дерзко взглянул ей в глаза:

– Я не слишком мудр, это правда. Но я и не глупец, считающий себя умнее всех.

Кромка чар: Сова из Кум-Каулойд

Медленно меняется мир, медленно – и неумолимо. Умей увидеть неизменное в смертном, меняющееся – в монотонном.

Мудрость и мера. Умерь стремление. Вожделея власть – смири себя. Жестокий жеребец, ужели забоишься железной уздой взнуздать злость свою?

Только тот торжествует, в ком чутка человечность, чисты чувства, честно сердце. Сумей сломить свою ярость, стань сильнее себя. Победи свои пороки.

Поймешь ли, что нет победы превыше, чем преодоление себя?

Марх уходил от Госпожи Лесов смущенный. Сын своего отца, рыжеволосого ирландского пирата, ставшего королем и мужем богини, Марх всегда считал, что победа бывает только над врагом. О победе над собой он не думал… прежде.

И сейчас он не знал, как ему вести битву за Корнуолл и что будет победой в ней.

Лишь в одном Марх не сомневался: он обязан стать королем. Как именно – разберемся.

Дорога вывела его из леса на простор. А в небе реял…