Альманах «Современная поэзия»

© Интернациональный Союз писателей, 2019

Анна Байрашная

В поселке Береславка Калачевского района 29 августа 1993 года в одной небогатой семье родилась девочка – Байрашная Анна Сергеевна.

Старт ее карьере дал весьма трагический случай: от онкологии умер младший брат Анны. Ребенка пытались спасти его отец вместе с фельдшером скорой помощи, но, поскольку они не имели при этом ни лекарств, ни должной аппаратуры, их старания оказались напрасными. Сейчас Анна вместе со своей семьей пытается найти способы улучшения ситуации в их поселке со здравоохранением, призывая спонсоров обратить внимание на эту проблему.

После смерти маленького Сергея Сергеевича в дом Анны ежедневно приезжала сотрудница больницы, которая грозилась отнять остальных детей у семьи под выдуманными предлогами. Все это сводило Анну с ума, и, чтобы помочь своей дочери отвлечься от горя, отец отвез ее работы к Данильченко Олегу Анатольевичу, в издательство «Станица-2». 4 августа 2017 года первый том книги «Любовь и Ненависть» увидел свет. Первое издание было отправлено в Баку, писателю Вусалу Дадашеву – в дар его коллегам. Роман был принят с большой благодарностью и получил массу положительных отзывов. Позже роман претерпел некоторые преобразования, связанные с его внешним видом: была изменена обложка.

Именно Азербайджан первым узнал о талантливой писательнице из Волгограда – Анне Байрашной. А уже в ноябре крупнейший российский интернет-магазин «ЛитРес» опубликовал роман на своих страницах. Несколько экземпляров даже было направлено в подарок Владимиру Владимировичу Путину.

Анна хотела, чтобы весь мир узнал о ее большом горе и скорбел вместе с ее семьей, ведь эта книга в первую очередь была написана в память маленького Сергея, умершего дождливым сентябрьским днем.

Всадник

 
По полю скачет конь усталый.
Он очень медленно бежит.
Видно, он совсем уж старый,
По черной шерсти кровь багровая бежит.
Его копыта впивались в землю.
Вонзаясь, оставляли след глубокий.
С каждым шагом он все медленнее шел.
А в седле всадник раненый сидел.
Его рука неподвижно на шее у коня лежит,
А голова свисала только вниз.
И вот опять раздался выстрел,
Конь рысью поскакал,
А всадник так неосторожно
На землю с грохотом упал.
Его глаза застыли сразу,
А в памяти промчался миг
О том, как на охоте друзья стреляли в небеса,
Как вдруг горячее железо пронзило его грудь.
Теперь он, бездыханный, тут лежит.
Он слышит крики журавля, улетающего в небо.
И вновь раздался выстрел, и нет больше журавля!
Глаза всадника навек закрылись среди солнечного дня.
Ветер в степи широкой играет весело с травой.
Всадник там лежит в чистом поле,
Где лишь солодка приклоняется к земле.
 

Брату

 
В старой скорой возле дома
Мальчик без сознания лежит.
Там отец вместе с медсестрой
От смерти жизнь хотят спасти.
Они боролись что есть силы,
Но приказа свыше не дано!
Лететь навстречу жизни,
Улететь от смерти далеко!
Час прошел, пошел второй.
Вот вскоре сердце запустили,
Но счастья недолговечный срок!
Приехала медсестра умнее, старше,
Казалось, жизнь спасет она.
Но нет ни шанса больше, ни минутки:
Жизнь ушла уж от него.
Теперь отец вовсю страдает,
Во сне он сыну жизнь спасает,
А спасти его не смог.
 

«Я забыла, что такое счастье…»

 
Я забыла, что такое счастье,
Уже давно живу во льдах.
Все жду весеннего я солнца,
А душа уж ждет тепла.
Я давно уже замерзала,
Решила жить теперь во льдах.
Я плачу снегом незаметно
На твоих уж небесах.
Забыла я, что такое счастье,
Забыла радости глоток.
Но вспомню крошечную девчонку
Из самых ярких снов.
Тогда я верила и в сказки,
И добрых, милых чужаков.
Теперь давно не верю в сказки,
Ведь это место для дураков!
 

Моя родина

 
Где распласталась река Волга,
Степь большая и луга,
Где солнце светит вне сезона,
А Волго-Дон блестит всегда,
Там слияние природы,
Соединение двух рек,
Где мать – река Волга,
А отец – могучий Дон!
 

Война

 
Вокруг война идет, играя.
Играет жизнями она.
Она – вдова. Вдова навечно,
Несет смерть и слезы за собой.
Война играет весело всегда с кровавой мглою.
Вон вдали – в дали вечерней —
Вон снова хижина горит.
Она горит, горит зарею,
Заревом небо осветив.
Там дети тихо, мирно спали.
Теперь уж точно крепко уснули.
Их батька на фронт ушел далекий,
Обещал жизнь для них сберечь.
Но он сберег, не беспокойтесь,
Остался лишь в поле бугорок.
Теперь один стоит их батька,
Стоит и смотрит на зарю:
Ох как хочу домой вернуться,
В любимый сердцу уголок!
Там край родной, жена и дети,
Дом стоит среди цветов,
А осенью под тенью липы
Сверкают красно-желтые огни.
Зимой там сказка, зимние узоры,
А весной полно душистых трав.
А теперь там семейная могила —
Могила на пепелище родного дома на холме.
Любимый муж не дождался месяц:
В мае сорок пятого погиб.
Погиб героем, а не трусом,
Погиб за родину и за семью.
Он дошел прямо до Берлина,
А наутро девятого погиб.
Уж небо салюты озаряют,
Погиб, не зная, что сгорела заживо семья.
В том поле кукушка горько плачет
За всех погибших на той войне,
За тех, кто душу положил
За милый сердцу уголок.
 

Елена Бурова

В настоящее время – художественный руководитель проекта «Аудиокнига для детей и взрослых». Широкий круг интересов, в том числе совсем недавно проявившееся стихотворчество. Кредо: «Чем больше света внутри, тем более вероятно отрастить крылья».

«Лучше – не писать…»

 
Лучше – не писать.
Молчать – сильнее.
Но Время
Сегодня запрещает молчать,
не прощает измен,
за измены
возвращает взамен
плен,
тлен.
Земля – новый ковчег
на волнах перемен.
Есть ли место тебе на Земле,
человек?
Что можешь дать ей
взамен?..
 

Две сути

 
Снежная королева
На троне восседает:
Бесстрастная,
Прекрасная.
Опасная?
А Герда – рядом:
Тихая, горячая.
Зрячая.
Она не боится королеву.
Она ее знает.
И королева Герду не губит —
Она ее любит.
Большая и сильная,
Несущая меч безупречности, —
Охраняет, оберегает
Маленький огонек Любви
В Вечности.
 

«Осыпаются пылью столетия…»

 
Осыпаются пылью столетия,
И сплетаются в реки ручьи,
И свободны в долинах соцветия,
И вершины под снегом ничьи.
 
 
И летит махаон синекрылый,
Изменяя пространство в былом.
Разбивает зерно своей силой
Твердь асфальта в корявый разлом.
 
 
И пчела неустанным воителем
Шестигранники воссоздает —
Златокрылым жизни хранителем
Перед вечностью предстает.
 
 
И шуршит, и гремит, и сурдинит
Дождь Вселенной потоком Гиад.
И ничьи возвращаются в ныне
Листопад, снегопад, звездопад…
 

«Если была бы только правая —…»

 
Если была бы только правая —
созидающая,
и не было левой —
разрушающей,
 
 
мир переполнился бы всяким-разным:
ненужным, дурным,
пошлым, заразным…
Мир и так полон всем этим…
Вот левая и убирает —
умеренно:
освобождает место молитве —
чистой, частой,
простой, уверенной…
Обнаженное слово может быть
чистым!
 

«Что может изменить мою природу…»

 
Что может изменить мою природу?
Погода?
Время года?
Года?
Слова в мой адрес?
Улыбаюсь:
Похвала, клевета —
Суета, суета…
Что может изменить меня по сути?
Вздутие живота?
Имени и фамилии вздутие?
Значимости полные карманы,
Самообмана?
Туманно…
 
 
Ращу Любовь —
Природа ее извечна…
Вечна…
Непреходящая,
Всеприемлющая,
Всепрощающая!
Преобразующая
Туманное прошлое
В светлое будущее.
 

Руслан Гулькович

Гулькович Руслан Болеславович родился 3 марта 1972 года в г. Кишиневе Молдавской ССР. Учился, занимался гандболом (ручным мячом) и выступал за юношескую сборную Молдавской ССР. В 1990 году был призван в пограничные войска СССР. В 1993 году переехал в Россию и начал службу в оперативном подразделении МВД. С 2009 года продолжил службу в УФСИН России по Ярославской области по настоящее время. Подполковник внутренней службы.

Диалог с палачом

 
Темницы двери отворились,
Я кандалами застучал.
Сегодня ночью крысы снились,
И я во сне на них кричал.
 
 
Босой, в оборванной одежде…
На площадь вывели меня.
Уже не вижу я надежды.
Я казни ждал всего три дня.
Толпа стоит, ей безразлично,
И площадь радостно гудит.
Эх, люди, это ж неприлично —
Смеяться. А душа кипит.
 
 
Скрипят ступени эшафота.
Огромный пень и тут топор.
А где палач? Не вижу что-то,
Я слышу только разговор.
«Дадим сказать иль сразу рубим?»
«Пусть говорит, как в театре шут!»
Я обернулся. Не забуду:
Глаза под маской душу жгут.
Палач тихонько взял за локоть,
К пеньку слегка так подтолкнул.
«Тебе казнить большая похоть?»
А он в ответ мне лишь кивнул.
«Прошу, ответь мне на вопрос:
Суда большого не боишься?
С тебя там полный будет спрос!
Ты от него не утаишься!
 
 
Прошу, ответь. Толпа ликует
И наш не слышит разговор.
У смерти каждый миг смакует.
Ты на расправу очень скор!»
«Тебе отвечу: ты же труп!
А я лишь руки государства.
В Иисуса веришь?! Да ты глуп!
Ты веришь в призрачное царство!
Тебе навряд ли он поможет,
Да и потом не оживит.
Напрасность жертвы так и гложет.
Ну пусть хоть чем-то удивит!»
«Он удивлять тебя не станет,
Лишь отвернется и уйдет.
И жизнь твоя в болото канет,
Страх встречи с Ним тебя найдет!
И ты поймешь: не ты решаешь,
Ты просто шавка на цепи!
За грех свой деньги получаешь,
А плата будет впереди!
В той ложе твой сидит хозяин.
Протянет руку целовать,
А коль не станешь, он объявит —
И будешь рядышком стоять!
А я свободен в рассужденьях
И правду в лоб могу сказать.
Запомни эти ты мгновенья,
Тебя ведь некому спасать!»
 
 
«Меня спасать?! Ты что, смеешься?!
Ты тридцать первый у меня!
Я удивлен, что не трясешься
И что молился все три дня!
Но ты ошибся: Он не слышит!
Заточен остро мой топор,
И смерть на ухо тебе дышит.
Вставай, окончен разговор!»
Меня поставил на колени:
«На плаху голову клади!»
«Я вижу, нет в тебе сомнений!»
«Все будет быстро, не взыщи!»
 
 
Палач топор свой взял умело,
Затихла площадь, миг ловя.
«Давай, родной, закончи дело!
Я помолюсь там за тебя!»
«Ты сумасшедший, не иначе!
Тебе я смерть сейчас несу,
А ты спокоен и не плачешь!»
«Тебя молитвой там спасу!»
 
 
Топор как молния ударил,
И покатилась голова.
Вопрос: «За что?» – он всем оставил,
Взревела радостно толпа.
 
 
А через день в одной таверне
Сидел бродяга, пил вино,
А на душе так было скверно,
И он спросил: «За что его?»
Ему ответили с улыбкой:
«Да надоел речами всем!
Чтобы замолк – сначала пыткой,
Ну а потом уже совсем!
 
 
Король сказал: «Устроим праздник.
А казнь, что может быть важней?»
Но говорун, как тот проказник,
Он королю сказал: «Не смей!
Казнишь меня – и сам погибнешь!»
Король разгневался тогда:
«Мне угрожать?! Ты смерти ищешь!»
И покатилась голова!»
Бродяга по столу ударил:
«И лишь за это эшафот?!
На плаху он его отправил,
Ему закрыв тем самым рот!»
 
 
А ночью, пробираясь к дому,
Он что-то долго вспоминал
И рассуждал уж по-другому,
В себе следы души искал.
 
 
Придя, зажег свечу большую,
О чем-то думал за столом,
Душой прошел сквозь жизнь чужую,
Но боль утешил лишь вином.
«А завтра будет казнь опять,
Король монеты принесет.
Смогу кинжалом наказать.
Его возмездие найдет».
 
 
Свеча неспешно догорала,
Он спал, в жилище тишина,
И маска палача лежала…
Судьба монарха решена.
…………………………………………………
 

Анна

В Европе ее знали под именами Клара Изельгорф и Катрин Изельман, а для нас она навсегда останется Анной Ревельской, всем сердцем любившей Россию и преданной ей до конца. Мы обязаны помнить тех, кто своей жизнью оберегал и отстоял Россию.

 

 
Очень теплый и нежный июнь.
Она шла по Берлину спокойно,
Лишь в душе напряжение струн:
От филеров уйти невозможно.
Снова парк, а потом – на проспект,
Переулком, а там – через площадь.
Она знает ужасный секрет.
Сообщит – может, будет попроще.
 
 
Пока шла, вспоминала Россию:
«Как давно попрощалась я с ней,
С ее небом, до одури синим,
И березами, нет их милей.
Вот и все, вроде нету хвостов.
Тут по улице сразу налево.
Как же трудно здесь жить средь врагов!»
А душа о России болела.
 
 
Вот ступени, тяжелая дверь.
– Мне посла от Советской России.
– Мадам, мы Союз уж теперь!
– Позовите, коль вас попросили!
Для беседы пройдя в кабинет,
Она все изложила, как знала.
– Как доступен стал вам сей секрет?!
– Вы поймете, что это немало!
– Пять дней до войны! Это важно!
Но кто передал? Как назвать?!
– Я русская. Русская Анна.
Можно Ревельской, так передать!
– Может быть, вы останетесь здесь?
Выходить – это очень опасно:
Там на улице шпиков не счесть!
– Буду верить, что все не напрасно!
Я прошу вас, готовьтесь к войне!
Моя жизнь – это флот и Россия,
Столько раз я гуляла во сне
По просторам ее бело-синим.
Он в глазах ее видел тоску.
Эту грусть она плохо скрывала.
– Я за дверью помочь не смогу!
Она, уходя, это знала.
 
 
Ее больше не видел никто,
И Россия судьбы не узнала,
Лишь посол, отправляя письмо,
Понимал: она жизнь оставляла.
……………………………………………………………