Он ушел. А я все никак не могла вспомнить с чего все началось. Может быть с той ночи, когда мороз щипал мои лодыжки, а ветер безжалостно хлестал меня по лицу? А может быть тогда, когда я не смогла войти в дом своих родителей и провела всю ночь в сарае?

Что тогда произошло со мной и моей жизнью? Наверное ничего и не произошло. Ничего особенного. Просто я и моя жизнь. Удивительно как все может измениться за несколько минут. Вот ты смеешься над шутками, а через несколько минут уже молчишь под тяжелой ладонью, закрывающей твой рот.

Он вернется. Вернется чтобы снова забрать часть моей жизни и души. От той самой, которую я пыталась собрать так много раз. Сегодняшний день не исключение.

И чего мне жаловаться? У меня есть все.

Единственное чего у меня нет – это меня самой.

___

Все началось когда умерла мама. Вот так внезапно в моей жизни появились незнакомые люди. Сначала они заполонили нашу квартиру и маленькую кухню, потом, забрали у меня все мамины вещи. Затем последовал переезд в аул к дяде с тетей. Все происходило будто не со мной. Как будто я наблюдала за чужой жизнью со стороны. Я утыкалась носом в мамину шаль и пряталась в огромном деревянном шкафу, который пах духами и печеньем. Я пряталась там до тех пор пока меня не находили и не выгоняли из шкафа. Тетя очень много ругалась, даже в присутствии дяди. Наверное, даже дядя побаивался криков тети Акмарал. Мне сказали, что Акмарал тате – мамина дальняя родственница, и что теперь она моя мама. Я молчала. Не помню, чтобы я когда-то разговаривала с тетей. Я отвечала на вопросы и выполняла все что мне говорили. Казалось, что если я буду себя хорошо вести то мама вернётся и заберёт меня отсюда. И мы уедем с ней далеко далеко, где нас никто не сможет найти. У тети Акмарал был не только острый язык, но и очень острые ногти. Я поняла это в первый же день после того как приехала к ним домой. Острые ногти будто заточенные ножницы впились мне в ухо. Я и не заметила как у меня из глаз брызнули слезы. Помню только как плакала, пока тетя Акмарал что-то мне говорила. Ее голос звучал грубо. Русские слова она мешала с казахскими, я не понимала и половины из того что она говорила. От боли в ухе казалось что я оглохла. Только узкие губы тети беззвучно шевелились. Было страшно и оттого хотелось просто исчезнуть. Раствориться в воздухе или стать невидимкой.

Дядя был добрым, мне так казалось. Он никогда не кричал на меня и частенько внимательно разглядывал меня, когда я молчала. Тетя Акмарал не разрешала смотреть ей в глаза. Сначала я пыталась подружиться с ее сыном, но он упрямо меня отталкивал. Все игрушки в доме принадлежали только ему, все сладости которые привозил с работы дядя тоже доставались только ему. Я была совсем одна среди всех этих взрослых. Вы знаете что такое ощущать себя маленьким и беспомощным созданием до которого никому нет дела? Не знаете? Мне хотелось вновь вернуться в то время, когда мама бережно закутывала меня в теплое махровое полотенце в ванной. Когда она баюкала меня будто малышку на коленях и пела добрые песни. Откуда я могла знать что они добрые? Я просто чувствовала. Таким голосом, как у мамы, можно было петь только добрые песни. Слова были мне совсем незнакомы, но в них было тепло и ласка от которой хотелось жмуриться, как котенку на теплой подстилке. У мамы были самые красивые волосы на свете. Такие длинные и волнистые. Когда она стирала, на собранных волосах частенько застывали волшебные мыльные пузыри, но она ничего не замечала. Лишь раскрасневшееся лицо над тазиком выдавало ее напряжение. Красные руки и тонкие пальцы были самыми ласковыми на свете.

С тех пор как я стала жить с дядей и тетей, я частенько просыпалась ночью от того что боялась забыть как выглядит мама. Что она вернется, а я ее не узнаю. И она уйдет. Я искала напоминания о ней в ее шали, единственное, что мне разрешили оставить из маминых вещей. Это была долгая весна и лето. Пока не пришел ветер. И желтые листья. Дом наполнили различные незнакомые запахи. И вечером пришли гости. Шум и крики, сквозь которые ярко и четко я слышала говор тети Акмарал. Дядиного голоса мне было и не слышно. Все говорили на казахском, иногда я слышала то там, то тут знакомые слова и пыталась понять о чем они говорят. Что они едят и как должно быть хорошо, когда у тебя есть такая большая семья. Время шло, а мама все не возвращалась. Иногда я слышала как тетя Акмарал что-то говорила обо мне. Наверное, ей было тяжело со мной. Я росла неуклюжей. Ни один день не обходился без того, чтобы я что-то не разбила. Руки и ноги будто жили своей жизнью, а на моем пути вдруг внезапно оказывался стул или машинки Амана.

Все было просто.

Нужно было быть очень осторожной. Если разбить чашку или пиалу, как говорила тетя, то у меня потом горели уши от острых ногтей тети. Если я разбивала тарелку или блюдо, то можно было получить мокрым полотенцем по ногам. По рукам били, если я разливала чай и бульон, который был слишком горячим и слишком жирным. От одного его вида у меня скручивало желудок и я пыталась не смотреть в чашку пока делала аккуратные глотки. Если сломать машинку Амана, то можно было ждать от него какой-нибудь гадости. В последний раз он отрезал мне клок волос пока я спала. А утром я получила от тети Акмарал за то что плакала, когда обнаружила на подушке целую копну отрезанных волос.

Аман был старше меня на несколько лет. Он учился в третьем классе. В его комнате висел очень красивый плакат почти на всю стену с каким-то дяденькой. Он был очень красивым в большой и квадратной шапке с хмурыми бровями, но добрыми глазами. На его шапке блестела красная звездочка. А на кофте были яркие красные полосы. Аман однажды рассказал мне, что это Бауржан Момышулы и что я слишком маленькая чтобы понять кто это. Пока Амана гулял на улице я частенько заглядывала в его комнату и рассматривала его огромный плакат. Водила пальцем по непонятным закорючкам на рисунке и пытались не забыть как его зовут. Бауржан. Этого дяденьку звали Бауржан. Его глаза казались мне знакомыми и такими добрыми, то я представляла, что это мой папа. Откуда иначе его портрет висит в этом доме? Они, наверное, его знали. А может он скоро приедет за мной вместе с мамой и мы отправимся в мой любимый парк, в тот самый в который мы любили ходить с мамой. Там были огромные ворота и белки. А еще там был зоопарк, в котором жил слон. Однажды за рассматриванием плаката меня застал Аман, который вернулся домой потому что что-то забыл. Я испугалась и отдернула руку нечаянно зацепив уголок плаката. Кусочек оторвался и упал мне под ноги. Слезы внезапно застыли в глазах. А сердце забилось так сильно будто собиралось выпрыгнуть из груди. Меня впервые ударили по лицу. Стало темно. Удивительно, но я не почувствовала боли, а только перестала дышать. Это было похоже будто я падала с какого-то высокого обрыва и никак не могла достать дна. Я все падала и падала. Пока не упала.

Боль пронзила меня внезапно. Перед глазами расплывалось лицо дяди. Я слышал как кричал Аман. Он кричал так громко, что мои уши были готовы лопнуть от напряжения. Он кричал на казахском, не произнося ни слова на русском и я почти все поняла кроме нескольких слов. Дядя смотрел на меня с жалостью. Но Аман не останавливался, а продолжал кричать и кричать о том, что я все порчу и меня надо отправить назад. Что он меня ненавидит и что лучше мне умереть.

Меня зовут Сабина. Мне 6 лет. У меня короткие волосы, а брата зовут Аман

Меня собирали в школу. Красный рюкзак Амана казался просто огромным, но мне он очень нравился. На нем был нарисован большой пучеглазый робот. Новые тетрадки и слегка потрепанные учебники. Все было таким незнакомым. Большой светлый класс и незнакомые лица. Все оказалось не так страшно как мне казалось сначала. Мне понравилось. Девочку соседку по парте звали Айгерим и она даже не смеялась над моими словами. Хотя тетя Акмарал всегда ругалась если я неправильно выговаривала слова на казахском. В такие моменты я могла получить тряпкой по лицу, если под рукой не было ничего тяжелее. В школе оказалось все намного проще. Тебя не били и не спрашивали. Теперь меня звали Сабина. Привыкнуть было не сложно. Сложнее было заставить себя откликаться на это имя. Всегда казалось что зовут совсем другую девочку.

От мамы ничего не осталось. Ее шаль больше не пахла духами, и я никак не могла вспомнить какого цвета глаза были у мамы. Она все никак не возвращалась, и я поняла что может быть она и не вернется ко мне. Никто не хотел говорить со мной о маме. Тетя Акмарал только кричала, а дядя прятался в сарае и пил что-то из стеклянной банке. Аман все чаще грубил и даже порвал мне рубашку. В школе было хорошо. Учителя звали Мариаш апай. Она пахла весной и гладила меня по голове. Иногда угощала меня красным яблоком и курагой. В столовой кормили кашей и давали засохший кусочек белого хлеба. Было намного вкуснее, чем готовила тетя Акмарал, но я молчала. Аман больно задирался даже в школе. Он и его друзья кричали мне вслед незнакомые слова, которые обозначали что-то очень плохое. Айгерим всегда хватала меня за руку и уводила в класс. Мне бы ее смелость. Она рассказала мне, что у нее есть старшая сестра и два младших брата. И они все лето ездили на речку на велосипедах. А прошлом месяце у нее был день рождения и папа подарил ей новые туфли. Черные и блестящие. Хорошо что у меня появилась такая подруга как Айгерим. Буквы складывались как нужно в моей тетрадке, а тетя Акмарал ругала за грязные гольфы и бант. Но я уже привыкла. Если прийти после школы и сразу спрятаться в сарае за старым красным мотоциклом, то тебя переставали искать. Тебя никто не видел и не слышал, и можно было притворяться, что тебя нет. А когда тебя нет, то тебе не могут сделать больно.

Мариаш апай однажды спросила меня люблю ли я своих родителей. А я промолчала. Я любила свою маму. Или нет? Если ты не помнишь человека ты все еще можешь его любить? Или это не считается? Я не знала как сказать это правильно. И промолчала. На следующий день она принесла мне хлеб с желтым маслом и отдала мне его на перемене. Она была очень доброй. А Айгерим сказала, что у Мариаш апай нет детей и она очень несчастная. Я спросила, а зачем Мариаш апай дети, если у нее есть мы. У нее же есть мы! Но Айгерим не знала ответ на мой вопрос.

Я больше не заходила в комнату Амана, но все еще помнила что у него есть портрет моего папы на стене. Однажды я сказала об этом Айгерим. И она удивилась.

– А разве тот агай, который приводит тебя в школу не твой папа?

– Нет, не мой папа. Мой папа другой. Его портрет висит на стене у Амана.

Айгерим удивилась и поделилась со мной печеньем с буквами А и С.

Наступила зима, а сапоги совсем расклеились, и когда я доходила до школы я прятала сапоги в раздевалке возле батареи и обувала сандалии. Они были мои любимые. С розовым бантиком на правом сандалике. На левом бантик уже оторвался, но они все равно были самые красивые. Аман и его друзья иногда прятали мои сапоги в тумбочку вахтера в коридоре и тогда Мариаш апай сердилась и хмурила брови. Но она меня не била и злилась совсем не на меня.

– Сабина. Иди сюда, – голос дяди звучал строго, но я любила когда он прятался со мной в сарае и пил что-то мутное из банки, в которой тетя Акмарал хранила огурцы и помидоры.

Мы могли сидеть так очень долго. Пока за дверью сарая не становилось совсем темно, а тетя Акмарал не начинала кричать и искать дядю. Иногда нас находил Аман и тогда он дергал меня за короткий хвостик и шипел мне в ухо, что я скоро умру. Аман был высоким. Он был выше меня и почти доставал до плеча дяде. Я думала что он меня ненавидит, потому что я прячусь вместе с дядей, и его не зову, но он был злым совсем не поэтому. Когда он запер меня в сарае ночью, я старалась не плакать. Чем больше я плакала, тем больше злился Аман и поэтому я решила не плакать. Я сжалась в малюсенький комочек и спряталась под огромной курткой дяди, которая пахла машиной и маслом. Она пахла так сильно, что если задержать воздух и не дышать, то казалось что весь мир растворялся в темноте. Иногда я опаздывала в школу. Когда дядя болел. И не мог меня отвести. Я торопилась и бежала за Аманом, но он всегда убегал вперед, а когда я потеряла сапог в снежной яме, то тетя Акмарал кричала, что теперь мне придется носить старые сапоги Амана. Они тоже были красивые. Синие со смешными точками. И в них было теплее.

Лето наступило незаметно. Мариаш апай чаще улыбалась, а Айгерим даже позвала меня к себе в гости и пообещала дать прокатиться на своем велосипеде. У Амана был велосипед, который он никому не давал. Даже когда к нам приходили его друзья он важно гладил свой велосипед по сидушке, но никому не разрешал его трогать. На велосипеде был блестящий звонок, и я не хотела его трогать. Но он блестел прямо на солнце и мне показалось что он сейчас взорвется от жары. Я выбежала во двор и дотронулась до блестящей поверхности. Звонок тревожно задребезжал под моими пальцами и из дома выскочил Аман. В руке у него была дядина камча. Если вы не знали что камчой можно сделать больнее чем, например, полотенцем или тетиной скалкой, то вы можете удивиться. Камча была длинной и с тяжелыми кончиками. Аман размахнулся, а я зажмурилась. Боль пронзила руку. Я не смогла сдержаться и закричала. Тогда из дома выскочили друзья Амана и тоже закричали. Я не знала почему они кричат, потому что Аман выбросил камчу на землю. Руки стали влажными, и я заметила кровь. Воздух наполнился противным запахом, а во рту стало совсем неприятно. Кожу щипало, а слезы никак не хотели останавливаться. Тетя Акмарал будет ругаться если увидит кровь, и я от страха спряталась в сарае. Пакет который лежал возле железного ведра мне пригодился. Я обмотала руку пакетом и спрятала руку в рукав дядиной куртки. Не знаю сколько времени прошло, но я уснула. За окном было совсем темно. Меня никто не искал, наверное все спали. Мне нужно было пробраться в комнату возле кухни, где стоял огромный сундук, в котором хранились сокровища. Тетя Акмарал доставала оттуда красивую скатерть и салфетки кружевные, когда приходили гости. А по ночам на нем спала я. Одеяло из квадратиков, которые были совершенно разные можно было разглядывать бесконечно. Особенно, зеленый мягкий квадратик, пришитый к красному квадратику в клеточку.

Рука болела так сильно что мне пришлось укусить одеяло зубами, чтобы больше не плакать. Ведь если ты плачешь то тебя наказывают. Плачут только слабые и от этого умирают. Может быть умереть это не так плохо? Туда ушла моя мама и может быть она меня ждет. Или она меня тоже забыла? Может она не помнит меня? Ведь я выросла и меня зовут Сабина. У меня теперь короткие волосы и нет двух зубов сверху. А может она просто больше не хочет меня видеть потому что я много плачу. Что делают люди которые умирают? У них вырастают крылья и они улетают в небо? Мариаш апай сказала, что духи умерших людей смотрят на нас и наши поступки. Но они не могут вернуться потому что это неправильно. Я ей тогда не поверила, но может быть все это было правдой. Тетя Акмарал сказала, что моя мама была дурой. Это было плохое слово, которое нельзя говорить в школе. Потому что когда я спросила у Мариаш апай что значат некоторые слова, которые я не понимала, она снова рассердилась. Она сказала что поговорит с моей мамой. И тогда, наверное, моя мама разозлилась на меня и решила на меня больше не смотреть. Смотреть она хотела бы на мою красивую подругу Айгерим. У нее были черные волосы почти до ног. И ее мама заплетала ей две красивые косички. Один раз я даже помогла ей заплести косички опять, потому что они расплелись. Я бы тоже хотела себе такие красивые волосы, но было страшно. Аман мог бы снова на меня разозлиться и снова их отрезать. Уж лучше пусть будут короткие волосы. Тогда нестрашно. А еще тогда можно было легко убегать от тети Акмарал. Она больше не могла схватить меня за волосы, потому что они постоянно выскальзывали из рук.

Я – Сабина Мейрамбекова. И мне 9. Моего брата зовут Аман и у него есть велосипед

А еще у меня есть лучшая подруга Айгерим. Мы с ней лучшие друзья на планете. Скоро ко мне приедет папа и мы поедем с ним в Алма-ату. В самый красивый парк на земле.

Мариаш апай улыбалась, когда я тянула руку на уроке, чтобы ответить на ее вопрос. Ведь каждый знает, что осенью птицы улетают на юг и мы собираем урожай. Но Мариаш апай спросила именно меня. Может быть мама попросила ее помочь мне? Или она забыла обо мне насовсем? Аман и Еркин стояли возле окна и шептались о чем-то. Айгерим потянула меня за блузку. Вчера на уроке математики она сказала, что Аман очень красивый и я рассмеялась. Как она может думать, что Аман красивый? Он же мой брат? Но Айгерим не смеялась, она почему-то покраснела и убежала в туалет. В тот день она больше со мной не разговаривала. Но на следующий день она снова села рядом со мной и мы опять стали подругами. Еркин меня не обижал. Иногда вместе с Аманом они кричали мне что-нибудь вслед, но сильно не трогали. Один раз толкнули, но я успела отскочить и не упала, тогда Аман разозлился на меня, и мне снова пришлось прятаться в женском туалете.

Тетя Акмарал запретила мне выходить из кладовки когда приходят гости. И заставляла мыть посуду в холодной воде. Казан всегда отмывался плохо. Для того чтобы отмыть его хорошо нужно было сначала подогреть в нем воду. Когда вода нагревалась нужно было перелить воду в эмалированный тазик, а потом сразу мыть казан железной мочалкой. Иногда казалось, что маленькие иголки впиваются в пальцы, но это было совсем не больно. И если я помогла тете Акмарал, то можно было получить на ужин рис с кусочком мяса. Дядя пропадал почти постоянно в сарае и мне больше нельзя было туда приходить. Аман сказал, что если увидит меня еще раз в сарае, то точно убьет. Он был злым когда говорил мне это, и я поверила. Нельзя злить тетю Акмарал и Амана. У них был похожий характер. Волосы я тайно отстригала зелеными ножницами ночами и закапывал их в саду возле яблони. Когда у тебя короткие волосы, то можно быстрее собираться в школу. А к концу третьего класса я научилась так быстро бегать, что казалось, будто стоит мне только раскинуть руки, как меня понесет ветер прямиком к школе. Кроссовки Амана стали мне почти как раз, а Айгерим принесла мне синие шнурки ее брата. И на перемене мы спрятались с ней под парту и зашнуровали мои кроссовки. Айгерим дала мне шоколадную конфету, а мне нечего было дать ей и я пообещала ей, что когда вырасту, то куплю ей все что она захочет. Айгерим засмеялась.

Аман и Еркин занимались с открытыми учебниками за большим столом в зале. И я спряталась в кладовке. Когда на улице было светло в кладовке тоже было светло, так как маленькое окошко под потолком разрешало солнцу освещать мою комнату. В моей комнате был огромный сундук на котором можно было спать. Но только если немного прижать ноги к груди. А если попробовать вытянуться, то ноги начинали свешиваться с края и задевать холодные железные бортики сундука. Летом, это было приятно, но зимой было слишком холодно и я просто натягивала носки так высоко как только могла, почти до колена.

– Сабина!

Нужно просто молчать и не отвечать Аману. Каждый день казался какой-то игрой в которую мы играли с ним с самого начала. Иногда он забывал о том, что меня звал, а иногда очень злился.

– Иди сюда. Не видишь мы занимаемся. Поставь нам чай, – он деловито перевернул страницу учебника.

Тетя Акмарал была у соседки, они готовили угощения к празднику Айсауле. Ей должны были прийти и дарить сережки. Айгерим сказала мне, что так делают когда хотят жениться на девушке, а когда я спросила что такое жениться, то она засмеялась и закрыла рот рукой. А потом прошептала, что тогда взрослые целуются, а потом у них рождаются дети. Это было непохоже на правду. Тетя Акмарал и дядя Мухит иногда целовались, но кроме Амана у них не было никаких детей. Может быть они их прятали или отдавали в другие семьи у кого никого не было. Например, как у Мариаш апай. Если бы я спросила об этом у Мариаш апай, она, наверное, бы расстроилась. Она не любила говорить о себе. Она была очень хорошая и красивая. У нее был красивый зеленый платок, который она накидывала на плечи, а ее платье почти доставало до земли, когда она ходила. Иногда казалось, что она плыла по классу. Я хотела стать такой как она когда вырасту. Я буду учить детей. Я хотела стать учительницей. Айгерим хотела стать врачом и лечить животных. Особенно, маленьких котят и щенят. Мариаш апай сказала, что врач, который лечит животных называется ветеринар. И теперь мечтой Айгерим было стать ветеринаром. Аман подслушал наш разговор в школьном коридоре и обозвал Айгерим коровой. Айгерим заплакал и сказал что ей больше не нравится мой брат. Я пожала плечами. Аман никому не нравился, он был очень злым и грубым.

Шрам на руке только зажил, но все еще сильно болел. Тем более нельзя было показывать его дяде. Аман пообещал меня убить, если я все расскажу дяде. А тете Акмарал я сказала что упала с яблони в саду. Она помазала мне руку йодом и поставила в угол на соль. Это было наверное самым неприятным наказанием из всех. Если выбирать между тряпкой, скалкой, ножкой от стула и мокрым полотенцем, то хуже всего была соль. Колени долго болели и никак не хотели заживать. Гольфы приходилось натягивать еще выше чем обычно и не забывать подтягивать. Иначе Аман мог разозлиться. Он всегда злился, как и тетя Акмарал. Все было потому что я была непохожа на Амана. Я плохо ела, не могла помогать по дому, была жутко неуклюжей и очень некрасивой. Волосы никак не хотели отрастать думала она и решила что я чем-то заболела. Потом мне пришлось всю ночь спать с какой-то ужасной мазью на голове, чтобы волосы росли лучше и крепче. Но каждый месяц я тщательно обстригала отросшие кончики, чем окончательно выводила тетю Акмарал из себя. Зачем нужны длинные волосы мне? Незачем. Они неудобные и постоянно за что-то цеплялись, а еще их тяжело было мыть в холодной воде. Руки болели.