Союз Родов 1. Потенциальный Хранитель

Иван Бесфамильный

Мне в армию нужно…

Было тихо и даже парень, шагающий по лесной тропинке в сторону поселка, не нарушал эту тишину. Птицы не вспархивали, когда он проходил мимо, редкие суслики не прятались в свои норы, осторожно поглядывали на него, но не проявляли беспокойства, они знали, что этот человек им не опасен. Лишь оголтелая сорока носилась над деревьями и радовалась, что она обнаружила человека. Она заметила его на поляне, когда раннее солнце пробилось сквозь листву и попало на него, мерно шагающего по своим, не ведомым сороке делам. Никаких опасных предметов он не нес, во всяком случае от него не веяло угрозой.

Серая телогрейка, серая вязаная шапка, небольшой рюкзак через плечо. Он шел издалека, не торопясь, но совершенно бесшумно. Изредка попадающиеся еловые шишки и сухие ветки отказывались издавать шум под его ногами. Лесной человек, не опасный, если сам этого не захочет. Только ради этого стоило летать и предупреждать всю лесную братию о находке. Что сорока и делала с большим энтузиазмом.

Тропинка, по которой он шел, была совсем короткой. Километра два, не больше. До больших полян, грибных да ягодных. Её из посёлка протоптали. Это городские на машинах подальше в лес пробираются, как будто там грибы больше, а местные далеко не ходят. Вот и натоптали тропку. А дальше полянок и вовсе тропинок нет, одни буреломы да кустарник. Заблудиться, конечно, негде, не тайга, но и пройти не зная тропинок нет никакой возможности.

Ближайшее жилое место в той стороне, это охотничья заимка километрах в сорока по лесу. Место известное на всю округу, но дороги туда нет и не предвидится. Важные люди из города пытались туда дорогу проторить, но дед Силантий пригрозил что прострелит колеса каждому. Ему поверили сразу и безоговорочно. Оставляют машины в ближайшей деревне и идут пешком. Десять километров осилит не каждый, зато приходят туда только настоящие охотники. Водку почти не берут, у деда её в погребе полно скопилось от частых гостей, хватит на любую компанию.

Парень уверенно шел по поселку в сторону военкомата. Зашел во двор и, положив свой рюкзак, сел на скамейку. Время еще рано, начало восьмого, конечно-же еще закрыто. Надо ждать. Ждать он умел. Даже неугомонные воробьи не замечая опасности садились на скамейку, а затем с бешено колотящимся сердцем уносились прочь.

Парень подошел ближе к дверям и поздоровался с женщиной, открывающей дверь, та резко обернулась и даже присела на ослабевших от испуга ногах.

– Ирод, что ж ты делаешь-то, напугал, черт окаянный. Откуда ты взялся только.

– Извините, к кому мне подойти? Мне в армию надо.

– Ну, проходи, подожди тут, сейчас все придут, рано еще. Эка невидаль, иных с милицией ищешь, а этот сам пришел.

***

– Ну и откуда ты? – спросил военком после переглядываний и короткой беседы с пугливой женщиной.

– С заимки я, внук деда Силантия.

– А сам-то он где, давно не слышно было.

– Нет его больше, ушел он, сказал мне в армию идти, там пригожусь.

– Сочувствую, ну давай документы какие имеются.

Когда выяснилось, что ночевать ему в поселке негде, все бумаги, необходимые для отправки с сегодняшней партией призывников, были собраны в рекордные сроки.

Часам к десяти под дружный плач родственников и пьяные вопли, почему-то радостных друзей, призывников погрузили в автобус и повезли в город на сборный пункт.

Большая огороженная территория. На воротах дежурные, поверх забора колючка, у многих праздношатающихся парней рваные штаны и почему-то никаких сомнений, где они их порвали. Тем более что колючка не особо хотела расставаться со своей добычей, так и болтаются на ветру огрызки из различного материала. Видимо это традиция, которую чтут из поколения в поколение.

Всех вновь прибывших построили.

– Рюкзаки к осмотру. Все достать и положить рядом.

Продукты изъяли сразу, военные терпеливо объясняли, им не нужны отравления испорченной колбасой или заботливо приготовленными мамой грибочками.

Дошла очередь осмотреть рюкзак нашего знакомого. Содержимое этого рюкзака очень сильно отличалось от содержимого других. Офицер ответственный за осмотр даже растерялся и подозвал старшего.

– Товарищ майор, посмотрите сюда. Такого чуда я еще не видел. Слишком правильный баул.

Теплый свитер, пара носков, спички в целлофане, соль в какой-то банке с закручивающейся крышкой, фляжка и нож. Добротный нож, ручка из наборной бересты. Клинок тяжелый, с одной стороны заточка, с другой зубцы. И покрупнее есть, и помельче к рукояти. Дол начинался уже ближе к середине клинка, но это нисколько не портило вид. В рукоятке был закреплен компас, и наверняка откручивалась пробка, для хранения всякой мелочи. Не охотничий нож, скорее для выживания, или боевой, хотя, для боевого тяжеловат пожалуй. Ножны кожаные, с тиснением каких-то зверьков, уже не разглядеть. Старые ножны, хотя по ножу не скажешь, ухоженный. За ношение такого ножа и посадить могут.

– Как зовут?

– Иван.

– Ну и где ты его взял?

– Мой.

– Давно?

– Лет пятнадцать.

– А лет-то тебе сколько? Старлей, дай-ка его документы.

– Восемнадцать от рождения.

– Что значит от рождения? От рождения Христа что ли? – Старлей смеялся от своей столь удачной шутки.

– Иди старлей, занимайся остальными. Команда явна была не по уставу, но улыбка сползла с лица офицера и он, взяв под козырек, пошел выполнять свою работу. Он знал, когда можно шутить, а когда не стоит. Тем более с этим майором.

– Иван Емельянович Бесфамильный. Странная у тебя фамилия, Бесфамильный.

– Нет фамилии, а в сельсовете сказали, такого не бывает, вот и не стал дед Силантий с ними спорить.

«Видимо, бывает», – подумал майор.

Старший машинально вылил остатки воды из фляжки, предварительно понюхав ее, положил фляжку на место. Взял нож и провел пальцем по лезвию внимательно глядя в глаза парню. «Твой ли это нож? Похоже твой, какой-то общий стержень чувствуется». Опустив взгляд он увидел что по руке стекает кровь. Хороший нож найдет её и без убийства. Вот и познакомились.

– Нож нужно оставить. Скажи адрес, я отправлю.

– Некому отправлять. Оставьте себе, это хороший нож, он вам скоро пригодиться может. Да и признал он вас, даже следа на пальце не оставил, а крови напился.

Майор встрепенулся, неужели по нему видно, что скоро в самое пекло? Да, пожалуй, звенит как струна. Именно из-за этого назначения он и напросился в выходные на тупую работу сборного пункта. Хоть немного остыть и собраться с мыслями. Раз уж раньше не выехать.

«Не прост этот парень, ох не прост, по глазам видно, не опасен для своих, но нож явно не как игрушка использовался». Даже перед вооруженными бандитами, коих повидал немало, майор не чувствовал той опасности как перед этим безоружным молодым парнем с цепким взглядом. «Вернусь с задания, обязательно его найду, такими не разбрасываются».

– Я не могу принять такой подарок, а вот на временное хранение, пожалуй, возьму. Майор Крылов, Иван Федорович.

– Где служить хотел?

– Не знаю, куда прикажут там и пригожусь.

– Где-то тут заказчик из ракетчиков, вот туда тебя и сосватаем, ребята там серьезные, быстро разберутся куда тебя дальше отправить. Они вечером вылетают в Иркутск, так что тут ты ночевать не будешь, найди столовую, скажи, я послал, пусть накормят. В следующий раз ты только завтра поешь.

– Спасибо, мне не привыкать.

– Не сомневаюсь. Удачи тебе, тезка.

– И Вы свою удачу поострее держите.

Войсковая часть

Ближе к вечеру следующего дня Иван был в Иркутске. Почти двадцать часов с пересадкой в каком-то городе. Он даже не запомнил в каком, просто вышли из самолета и сидели в зале ожидания под бдительным оком сопровождающих их военных. В аэропорту Иркутска, еще одно построение, посадили в тентованную машину и со скоростью быстробегущей черепахи повезли за черту города. Молодых солдатиков в этой команде было всего пятеро. Лихие парни, гроза округи, выглядели уже не так лихо и грозно. Незнакомая обстановка давила. А Иван спал. Зачем беспокоиться, если ничего не изменить? Вот и не беспокоился.

В части им выдали новую форму. У любой формы есть неприятное свойство, она выглядит нелепо пока не привыкнет к хозяину, вот и эта форма была не исключение. Каптерщик, азербайджанец срочной службы, с чувством выполненного долга, успел подсунуть стираные портянки вместо новых. Кирзовые сапоги гордились своей грубостью. Не полюбил Иван новые сапоги сразу. Они как будто жили своей жизнью, шумные, пытаются натереть ногу, конфликтуют даже со своей парой. Так и норовят задеть второй сапог при ходьбе, чтобы в этом месте непременно образовалась потертость. Часть выданной формы нужно было подписать хлоркой и вернуть обратно. Каптерщик с превеликим удовольствием принял гражданскую форму и домашние адреса для отправки. У Ивана была уверенность, что до адресатов не дойдет ни одна посылка. Так ушло еще три часа из срока службы. Им определили койки, по заведенным правилам, конечно же, достался второй ярус. Когда закончились все процедуры в части уже спали. Молодым солдатикам тоже скомандовали отбой. Офицеры ушли, и началась первая ночь солдатской жизни.

Поспать им не дали, как только ушли офицеры, казарма как будто ожила. Из темных уголков поползли прожженные службой воины, отслужившие год и больше. Они с полным правом считали себя старожилами и могли себе позволить кое-какие вольности по отношению к салагам, вот тут уж точно без «полного права». В меру упитанный младший сержант поднял всех кого привезли в часть сегодня и построил.

– Ну что салаги, как там мамкины пирожки?

– Чего молчим? Вас не учили отвечать по уставу?

– Сейчас поучим. Служба началась!

– Я младший сержант Кондратюк, вы должны выполнять все мои команды днем или ночью. Все понятно?

– Не слышу?

– Так точно!

– Так точно, товарищ младший сержант. Повторить.

– Так точно, товарищ младший сержант.

– Ты почему молчишь?

Кондратюк ткнул в живот Ивана.

– Мне кажется ты издеваешься над нами.

– Не ты, а Вы. Ты борзый что ли?

– Упал, отжался.

– Сколько раз?

– Пока не скажу хватит.

Иван пожал плечами и начал отжиматься.

– Раз, два, три, четыре… десять, одиннадцать… тридцать восемь, тридцать девять…

Оказалось, что считать надо дольше, чем планировал Кондратюк, но он был не «дурак» и дал команду считать салагам, чтобы неповадно было с ним спорить. После пятидесяти отжиманий, он понял, что нужно еще время, чтобы обломать наглого салагу, и решил пока сходить к взводному, старшине Брагину.

– Брагин, дрыхнешь что ли? Видел, там салаг привезли.

Взводный действительно успел уснуть и еле разлепил глаза.

– Видел, завтра познакомлюсь. Чего тебе не спится…

– Да я уже знакомлюсь, пошли, веселуха же.

Брагин решил все-таки пойти, чтобы этот, немного туговатый Кондратюк дров не наломал, а ему потом отдувайся за дедовщину. Неймется же им. Сами только из салаг выросли, а все туда же.

– Ну, пошли.

– Сто сорок пять, сто сорок шесть, сто сорок семь…

Кондратюк немного опешил, услышав счет и все что ему пришло на ум, это то, что салага халтурит.

– Это ты кого обмануть хочешь, ниже, ниже давай. Полностью руки выпрямляй.

– Сто семьдесят четыре, сто семьдесят пять…

– Я сказал, ниже.

– Отставить.

Кондратюк не сразу понял повышенный тон взводного, а потом оглянулся на него и наморщил лоб.

– Брагин, ты чего?

– Отставить, я сказал.

– Встать, солдат.

Иван продолжал отжиматься, но уже без счета. Все молча смотрели на старшину.

– Уснул, что ли?

Брагин подошел и задел его ногой.

– Встать в строй.

Иван поднялся, посмотрел на старшину и отошел.

– Так точно.

– Что: «так точно»?

– Уснул, товарищ старшина.

Брагин опешил, он не ожидал такого ответа – «ладно, позже разберусь, что тут было и что это за чудо попалось к нему».

– Вольно, чуток постойте, я сейчас подойду, раз уж начали знакомство, продолжим его.

Он отвел Кондратюка в сторону. Да чего там отвел, почти толкал его впереди себя, пока не ушли на расстояние когда их не стали слышать подчиненные.

– Кондратюк, ты идиот? Ты хоть понимаешь, чего сейчас чуть не натворил? Хорошо хоть у салаги мозгов хватило.

– Это я-то – идиот, это ты чего меня перед салагами выставляешь?

– Нет, ну ты точно кретин. Ты сколько раз сам-то отжимаешься?

– Ну, двадцать.

– В том-то и дело, что «ну двадцать», а он сколько отжался? Около двести и я уверен, что смог бы отжиматься еще столько же.

– Да ну на.

– Вот тебе и «дануна». Он даже не напрягался. Он же тебя в бараний рог согнет, прям перед подчиненными согнет, а потом загремит под трибунал по твоей милости.

– Ну не согнул же.

– Вот этому-то я и удивлен. Он еще и умный, в отличие от тебя. Как он быстро догадался тебя на место поставить. Правда не учел, что ты туп как пробка.

– Помяни мое слово, он еще меня пододвинет.

– Не успеет, тебе осталось-то полгода.

– Этот может и успеть.

Вот теперь Кондратюк был напуган. Он знал, что Брагин просто так языком молоть не станет. В мозгах старшина недостатка не испытывал. Начальник штаба небезуспешно уговаривает его остаться на службе. И все об этом знают.

Брагин вернулся к салагам, оставив младшего сержанта додумывать происходящее. С непривычки Кондратюк даже вспотел.

– Ну что, товарищи бойцы. Давайте знакомиться. Завтра вас распределю по отделениям и познакомлю с командирами. Я ваш взводный, старшина Брагин. Для вас, товарищ старшина. Младший сержант позволил себе вольности, вы уж простите его, больше не повторится. Это я вам гарантирую. Любые неуставные взаимоотношения буду наказывать мордобоем лично. Это уже относится к тем, кто сейчас делает вид, что спит. Вы меня знаете, за мной не заржавеет.

«Крепко спящий» боец неожиданно поднял голову от подушки и засмеялся.

– Так мордобой тоже не по уставу, тыщ старшина.

– Вот с тебя и начну.

Боец ухмыльнулся и зарылся в подушку отворачиваясь на другой бок. Старшина вновь повернулся к новобранцам.

– Всем отбой, ты останься.

***

– Как фамилия?

– Рядовой Бесфамильный.

– Фамилии нет, или фамилия Бесфамильный? – усмехнулся Брагин.

– И то и другое, товарищ старшина.

– Пойдем в красную комнату, поболтаем. Накинь на себя.

– И сколько раз ты сможешь отжаться?

– Не знаю, товарищ старшина. Специально, больше ста не отжимался.

– Ты отжался около двухсот, сколько еще смог бы?

– Может день, может два, не знаю, честно не знаю, не пробовал.

Брагин поверил. Парень не врал и не понтовался, так не врут, просто сказал по факту. Почему он тут? Он же в спецназе должен быть, в десантуре, в спортроте, в ДШБ, не важно где, но уж точно не в ракетчиках. Хотя, туда напрямую не берут. Отсев в учебке должен быть. Ну может в десандуру кого с улицы возьмут, но и то случайно. Нужно доложить капитану. Пусть переводят, там он нужнее. Подозреваю, что даже там он будет белой вороной. В спецуру его надо, но это уже не его, старшины, дело.

– Силен, ну а подтягиваешься сколько?

– Извините, товарищ старшина, я же не спортсмен, не считал никогда. Наверно не меньше, чем отожмусь. У нас и турника-то не было.

Брагин присвистнул. Перед ним он не боялся выглядеть слабее. Парню это было известно изначально.

– А сюда то чего? Почему сразу не попросился в… Хотя, почему нет, тут тоже нужны разведчики с хорошей подготовкой.

– Ну и чего делать будешь?

Брагин не сомневался, что Бесфамильный поймет куда он клонит.

– Думаю, после сегодняшнего цирка меня переведут с вашей подачи. А пока буду служить под вашим началом.

– Правильно думаешь. Просьба к тебе. Не испорти все, к салагам будут исподтишка под кожу лезть, ты конечно мимо не пройдешь, но не испорти все. Понимаешь?

– Понимаю. Не испорчу.

– Дуй спать. Завтра подъем в семь. На зарядку со мной пойдешь.

– Разрешите идти?

– Стой, ты правда уснул что ли, пока отжимался?

– Так точно, я не ожидал, что понадобится столько время…

– Иди уже.

– Есть!

«Вот ведь подфартило, чего с тобой делать то» – Брагин чесал затылок, пока туго соображая как поступить.

«Ну вот как к нему относиться? Может сейчас капитана поднять?» – Брагин представил лицо капитана и решил ждать утра. «Завтра все доложу, еще самому в голове уложить надо. Подумаешь, отжимается больше, чем весь взвод вместе взятые…».

Сопка радости

– Подъем, форма одежды номер два. Построиться. Нале-е-е-во, на зарядку бего-о-ом марш. Бесфамильный, ко мне.

Брагин поравнялся с Иваном и кивнул ему головой.

– Со мной побежишь, подозреваю, бегать ты тоже умеешь.

– Умею.

– По утрам бегал?

– Так точно, обычно километров десять, иногда двадцать, по обстоятельствам.

Брагин, уже было отошедший, обернулся к своей «головной боли».

– Каким-таким обстоятельствам?

– Мы на заимке с дедом жили, а он по утрам любил травку заварить на родниковой воде, причем не на каждой. Ну, я как-то и принес ему с северного кордона воду во фляжке, уж больно она там хороша, он похвалил за прыть. Я тогда совсем малой был, понравилось. С тех пор и бегал утрами за водой, километров шесть в одну сторону. Когда река разливалась, небольшой крюк приходилось давать. Потом деда не стало, а привычка осталась.

– Хорошая привычка. Пошли к КПП, оформлю тебе разрешение на утреннюю пробежку за пределами части. Вон в ту сторону бегай, к сопке. Её «сопкой радости» называют, потому что, как ты понимаешь, особой радости туда бегать никто не испытывает, а бегать иногда приходится. Но тебе понравится. Там большой круг есть, километров двадцать, малый в половину меньше. Не заблудишься. Турники не показываю, не нужны они тебе. Бегать будешь один, мне за тобой не угнаться, а кроме меня любителей не найдешь.

– Спасибо, товарищ старшина.

– Беги давай, время не теряй, а я на стадион, своих лодырей погоняю. В двадцать минут девятого построение на завтрак. Не опаздывай, шкуру спущу.

– Есть, не опаздывать.

Бежать было легко, воздух свежий, по-осеннему морозный. Утренний туман доходил лишь до середины сопки. Очень удобное для пробежки место, извилистая тропинка постепенно поднималась почти на самую вершину. Нельзя сказать, что тропинка пролегла между деревьев, скорее, она пролегла там, где ей позволили деревья. Это были матерые сосны. Иные в два обхвата, голые у основания и лишь ближе к вершине была огромная копна веток. Борьба за солнце тут была нешуточная. Изредка попадался кустарник, но он был гостем, которого терпели до поры до времени. Вся тропинка была усеяна сухими веточками, шишками и переплетена мощными корневищами. Чьи-то неумелые ноги содрали кору с них, но не победили. Было ощущение, что он подружится с этой тропинкой.

Совсем недавно тут пробежали четверо, шаг широкий, тяжелый. Ботинки армейские, подошва мягкая снаружи, но не очень гибкая. Таких людей и такой обуви он в части пока не видел. Скорее всего в районе этого леса расположена не только их часть. Ваньке стало интересно понаблюдать еще за этими бегунами. Тем более что тропинка не собиралась разветвляться.

Один из них припадает на левую ногу, скорее всего старая рана, не болит, а привычка осталась, иногда перестает хромать забываясь. Второй бегун тоже очень интересный. Не охотник, но бежит почти не смещая мелкий мусор, очень экономный шаг, но шире чем обычно. Как будто с него только что сняли килограмм тридцать, а бегун еще не перестроился. Третий осторожничает, бежит не ровно, по сторонам все смотрит, кого-то выглядывает, или по привычке смотрит по сторонам.

Последний бежал не по своей воле. Он был слишком тяжелый для таких пробежек. В таком состоянии он больше чем двадцать километров не пробежит. Иван мысленно слышал тяжелое дыхание и ворчание этого тяжеловеса. «Зачем они его потащили с собой? Он, явно, не в своей тарелке». Как и следовало ожидать, через пару десятков метров были видны следы падения. Корень, за который зацепился новый знакомый Ивана, просто вырвали из земли. Падение было достаточно болезненным, в этом месте на тропинке было много угловатых камней и переплетений из толстых корней. Один из камней, по-видимому, впился в колено и наверняка поцарапал. Крови на нем не было, но характерные следы говорили, что этот камешек пытался раздавить всей своей массой очень тяжелый человек. Камень продавил часть материала в попытке порвать штаны напавшего на него, но не справился с этой задачей. На месте падения не видно было следов от рук, падать он умел, но нервы ни к черту. Недалеко виднелся след во мху. Там раньше лежала сухая ветка, теперь её нет, видимо закинул в лес. Это было совсем недавно, каких-то пять-десять минут назад. Странно, Иван не слышал никаких звуков. Ведь должен же был этот «дуболом» вскрикнуть, когда падал, или сматериться, когда вымещал злобу на палке.

Так и есть, ногу он подволакивал, или действительно ушибся сильно, что вряд ли, было бы видно, или кривлялся, чтобы его больше не брали с собой. Скорее второе. По тому как он перекатился после падения, он тренирован и не плохо тренирован, такие царапины ему как слону дробина. Такими темпами Ванька скоро нагонит их команду, след совсем свежий. Он достал из кармана пучок подорожника, который сорвал на ходу еще возле КПП, скорее по привычки, чем по необходимости, и начал его разминать. Сам он уже давно не пользовался подножными лекарствами, но всегда собирал их и готовил к долгому хранению, если на то была необходимость. Мало ли кому пригодятся на заимке. Да и в обиходе не раз помогали, так привычка и выработалась.

Тропинка пошла под горку и сразу стало видно столпившихся военных. На тропе сидел этакий шкаф и, кулаком, больше похожим на пивную кружку, грозил смеющимся товарищам. Это были прожженные вояки явно офицерского состава, ну может прапорщики, но то, что военные до мозга костей было понятно сразу. Они тоже заметили Ваньку, и старший стал его внимательно рассматривать, видимо не часто на их пути встречались солдаты-срочники. Даже дуболом перестал жаловаться на еле заметную царапину у колена и начал раскатывать штанину, все-таки порванную на месте удара о камень. Поравнявшись с ними Ванька поздоровался и подал размятый подорожник. Улыбнулся уголками губ и побежал дальше. Дуболом недоверчиво протянул руку, но всё же взял из рук незнакомого парня «не пойми что». Сразу то и не понял, что это подорожник, рука сама потянулась на встречу, не одергивать же.

– Спасибо, малой. – Как гром среди ясного неба послышался голос дуболома, когда он понял, что в руках. Ванька поднял кулак вверх, но оборачиваться не стал, и так все понятно, зачем лишние слова.

– Хм, а подорожник-то уже помят, он знал, что мы рядом. Следил что ли?

– Не, Петрович, я бы заметил. Не было за нами никого. Я его почуял перед подъемом, когда Митяй тут изображал потерпевшего. Он ногами притоптывать начал, чтобы не напугать появлением. Догнать его?

– Нет, не надо. Гвоздь, выясни, что за хлопец. Он из новобранцев, ракетчик. Форму сегодня надел первый раз, сапоги еще не разносил, скрипят. А кто слышал его шаг?

– А никто, не слышно было, пока топать не начал. Пару раз топнул и снова тишина.

Все удивленно посмотрели на пожилого воина, потиравшего ногу. Рубец на ноге от осколочного ранения. Видимо старая рана иногда ныла.

– Рассказывай Григорий Иванович.

– Да чего рассказывать, парень из охотников, след его посмотри, ни одна иголка с места не сдвинулась. Увидел как Митяй разворошил тропинку, сразу понял, что повредился немного. Подорожник свежий разминать начал. А ты подорожник, где видел? Вот то-то и оно, что только в начале тропы, возле дороги, значит заранее взял. На рефлексах. Не травку же он сюда собирать рванул.

– Хорошие нынче ракетчики пошли.

– Бежит ровно, подъем у них в семь? Время ближе к восьми, сейчас обратно пойдет.

Минут через пятнадцать он действительно повстречался им. Вся компания дружно подняла кулак на согнутой руке, явно передразнивая Ваньку. Он не растерялся и тоже поднял кулак. Все улыбнулись и, молча, продолжили бежать, но уже в разные стороны. Дуболом пыхтел, но больше не жаловался. Через порванные штаны был виден растертый подорожник на коленке. Ванька был уверен, что он даже не заметил эту царапину, но подорожник втирал основательно, чтобы тот аж до кости дотёрся. Лечить так уж лечить… Прям как у Розенбаума. Не возьмут они его больше с собой. Точно не возьмут. Не любит дуболом бегать, будь его воля, он бы просеку сделал, чтобы покороче было. Количество и толщина деревьев при этом, не повлияли бы на скорость его бега. Вот так насквозь и пробежал бы выкосив весь молодняк.

Время он рассчитал правильно, успел помыться и объявили построение на завтрак. Как оказалось, распределение новобранцев он все-таки пропустил, поэтому при построении его впихнули в третье отделение, а командир отделения показал кулак за нерасторопность. Кормили безвкусно, но сытно. Хлеб был с запахом спирта и на вкус был очень необычный. На немой вопрос новобранцев ответил сержант: – «это проспиртованный хлеб, опять склады разворошили, меняют запасы на свежие, а нам теперь эту фигню неделю лопать. Шевелитесь, не дома на именинах, на кормежку двадцать минут, кто не успел, тот уходит голодным».

За Ванькиным столом оказалось аж трое из новобранцев. Видимо решили сесть рядом. Как-никак знакомые уже, вместе ехали. Ели молча, но, когда закончился хлеб на столе, один из них соскочил и, не теряя времени, пошел взять хлеб с раздачи, пусть хоть проспиртованный, зато он есть. Иван заметил краем глаза, что возле раздачи происходит какое-то движение и стал следить за происходящим. Один из поваров срочников, по неведомой причине опять из солнечного Азербайджана, прижимал бедного парня к стенке и под улюлюканье земляков щелкал по носу. Оказалось, что практически все повара азербайджанцы. Что это? Совпадение? Вряд ли. Сержант не замечал, или делал вид, что не замечает происходящего. Никто не хотел связываться с отморозками, которые держались компанией. Парню было бы худо, если бы не вилка, неожиданно воткнувшаяся в косяк возле уха азербайджанца. Характерный стук мгновенно прервал всё веселье. Алюминиевая вилка очень глубоко вошла в деревянный косяк раздачи и явно напугала всю компанию. Никто не видел, что произошло, и откуда она взялась. Парня он отпустил сразу же, и вся дружная компания растворилась на кухне. Инцидент был исчерпан, хотя не все поняли, почему от бедного салаги так быстро отвязались. Ванька доедал макароны ложкой. Бледный салага упал на свой стул, посмотрел на Ивана и подал ему свою вилку и хлеб. Его аппетит остался возле раздачи. Так ничего и не понявший сержант встал из-за стола и посоветовал поторопиться.

Армейская рутина не отличается разнообразием. Подъем, зарядка, завтрак, различные занятия по военным ремеслам, обед, еще занятия, ужин и отбой. Все это тщательно сдобрено различными построениями и немного остается на свободное время. Так называемое, время для личных потребностей военнослужащих. Это Ванька знал еще до армии, телевизора на заимке не было, но военных приезжало не мало. Было кого расспрашивать. Время на личные потребности не означает, что в это время можно заниматься фигнёй всякой. По-настоящему свободного времени в армии вообще старались не оставлять, чтобы не было соблазнов эту самую фигню сотворить. Уж лучше траву красить или ломиками плац подметать, чем дать солдату время на полёт фантазии. Практика показывала, что так намного меньше происшествий. Да и про формирование командного духа не стоит забывать. Положено хаять командира, но команды выполнять, вот и не нужно отходить от традиций. Подметать ломиками хорошая тренировка выносливости, почему бы и нет… Про траву вообще можно не говорить. И польза есть, издалека сухую траву не видно, и народ занят. Нет травы? Будем красить колеса на машинах. В черный цвет, гудроном, растворенным в бензине. Колёса черные, как должны быть, и народ при деле. Иван это знал и принимал такую практику, но не одобрял. Нагрузку нужно получать более осмысленно и более целенаправленно. Но пусть это будет на совести командиров, раз ничего другого придумывать не хотят. Дело солдата выполнять команды. На то он и солдат.

После завтрака взвод отправился на отработку комплекса рукопашного боя. Несмотря на различные сроки службы, занимались все вместе. Кто-то повторял упражнения, кто-то пытался повторить показанное командиром. К слову сказать, командиры изучали РБ вместе с бойцами, поэтому ничего нового они не показывали. Их задачей было следить, чтобы тренировки были регулярными, и бойцы не отлынивали от занятий.

– Бесфамильный, ты чего творишь? Я как показал ноги поставить?

– Господа новобранцы, мы будем заниматься, пока я не вобью в вас всё что требуется, поэтому четко повторяем, что показываю, то и повторяем, без дополнительных фантазий, не поймете днем, будем заниматься ночью. Когда придет время, и товарищ старшина соберет нас для изучения новых приемов, я не хочу краснеть за отделение.

Ванька не задавал вопросов. Еще дед ему говорил, если не понятно, это не значит, что неправильно. Делай что говорят, понимание придет позже. Вот Иван и делал как показывали. Рядом занимались не только они, весь взвод, разбитый по отделениям, делал одни и те же упражнения. Командир взвода иногда подходил к ним и поправлял, но пока не вмешивался.

– Взвод, становись!

– Сейчас я буду показывать новое упражнение, командиры отделений, смотрите внимательно, потом с вас спрошу.

– Вот сейчас начнется веселуха – прошептал Ваньке парень, отслуживший уже полгода. – Брагин единственный из нас знает рукопашку, говорят, на гражданке занимался.

– Отставить разговоры! Смотрите внимательно. Бесфамильный ко мне. Дзюдо, самбо, каратэ изучал? Какие-нибудь приемы знаешь?

– Никак нет.

– Ну ладно, все равно твоя физическая подготовка в разы лучше остальных. Буду на тебе показывать.

– Если противник атакует ножом сверху…

Брагин занес руку с деревянным ножом для тренировок и начал медленно изображать удар. Ванька рефлекторно выставил руку в блоке ножа.

– Погоди Бесфамильный, хотя, покажи, чего ты там хотел изобразить. На тебе разберем ошибки.

Что-то произошло и взвод загудел как растревоженный улей.

– Твою дивизию, Бесфамильный. Ты же сказал, не знаешь никаких приемов.

Брагин встал и держался за потянутую руку, он не ожидал противодействия. Как это произошло, он не понял, но в какой-то момент он оказался летящим под ноги своему взводу, а рядовой Бесфамильный смотрел на него сверху. В руках у него был нож старшины. Бойцы ошарашено замолчали.

– Покажи медленно, что ты делал. Слишком замысловато для обычного приёма.

Ванька поставил блок чуть ниже кисти, второй рукой показал удар по ребрам, одновременно с этим сделал шаг в сторону атакующей руки, зафиксировал кисть с ножом свободной рукой, повел руки вниз и чуть в сторону, шаг под руку противника с разворотом, еще небольшой шаг в сторону с продолжающимся разворотом корпуса и нож оказывается в руках Ивана, а противник по инерции летит на землю.