Паутина

наукообразная речь никак не давалась ему в той мере, чтобы он смог выразить свою мысль.

– Деньги не способствуют зарождению даже минимального таланта, зато провоцируют развитие безумного тщеславия.

объяснения, придумал себе бога. – Эк ты и завернул, Док! – восторженно покачал головой Брейгель. – Он начал, – пальцем указал на Осипова биолог. – Я говорил только о пирамиде, – улыбнулся ученый. – Однако не стоит забывать, – погрозил ему пальцем Орсон, – что любое сказанное тобой слово может иметь последствия! О-очень отдаленные!

– Где этот самый Эстебан?.. Нет, лучше так: зачем этому Эстебану понадобилось учить русский язык? – А тебе самому, Док? – лукаво улыбнулся Камохин. – Я выучил русский по необходимости. – Наверное, у Эстебана тоже была такая необходимость. – Что за необходимость? – Может быть, он продавал русским кофе? – Да брось ты, – пренебрежительно махнул рукой Орсон. – Какой русский поедет в такую даль за кофе? – Русский-то как раз запросто поедет, – заметил Брейгель. – Для бешеной собаки сто верст не крюк. – Что? – не понял англичанин. – Ambition can move mountains, Doc.

Ирина. – Что? – Твое мороженое тает. Девочка подняла голову и посмотрела на вазочку с четырьмя уже начавшими оплывать разноцветными шариками, украшенными двумя вишенками и треугольным печеньем. – Так даже лучше, – сказала она и снова склонилась над альбомом. – В каком смысле лучше? – чуть наклонила голову к плечу Светлана. – В каком угодно, – ответила девочка, продолжая водить черным фломастером по листу бумаги. – В эстетическом – шарики оплывшей формы создают постимпрессионистский эффект. В кулинарном – подтаявшее мороженое на самом деле более вкусное, потому что холод подавляет чувствительность вкусовых рецепторов во рту. В космогоническом – тая, мороженое увеличивает количество энтропии во Вселенной. В поэтическом – для тающего мороженого можно подобрать множество метафор, в то время как застывшее мороженое – это просто лед. В экзистенциальном – наблюдая за тем, как мороженое тает, я переживаю уникальный психологический опыт, приводящий меня к мысли о бренности всего сущего. Ее старший брат Вадим сидел

– Ну как, убедительно? – Вообще-то, не очень, – честно признался Брейгель. – Мне бы больше понравилось, если бы ты нашел какую-нибудь ячейку или гнездо, куда нужно сунуть этот камень, чтобы открылся потайной ход. – Потайной ход может завести неизвестно куда. – Мы и так неизвестно где. – Вы не верите пакалю и таинственному черному камню Ики? – Орсон задал этот вопрос так, что ни у кого не могло остаться сомнений в том, что сам он давно является адептом древних культов, основанных непосредственными участниками палеоконтактов, и не пропускает ни одни посиделки конспирологов, как в Старом, так и в Новом Свете.

Вот, все вы так, – саркастически усмехнулся О рсон. – Кто это – вы? – Военные. Считаете, что ежели у вас в руках оружие, так, значит, вы круче всех! Весь мир у вас в кармане, и все вам дозволено. – Глядя в темноту через прибор ночного видения, англичанин мечтательно скрестил ноги и закинул руки за голову. – У тебя несколько утрированное представление о военных, Док, – заметил Брейгель. – Скорее, обобщенное, – уточнил англичанин. – Вот, к примеру, у меня тоже есть автомат, так почему же я из него не стреляю? – Потому что знаешь, что все равно промахнешься.

Бред полнейший! Выходит, врачи, проводившие операцию на сердце, делали записи о состоянии пациента, выцарапывая картинки на камнях!