Дорога на Берлин

B оформлении переплета использована фотография Капустянского А.Б./Из фонда РГАКФД г. Красноярск

Автор благодарит H. Власова, П. Козлова и А. Томзова за неоценимую помощь в работе над этой книгой

© Исаев А., 2015

© ООО «Яуза-пресс», 2015

Пролог. Гелен, Рейнхард Гелен

B докладе руководителя отдела изучений иностранных армий Востока (OKH/FHO) германского Генерального штаба генерал-майора Рейнхарда Гелена от 5 января 1945 г. звучала если не растерянность, но настороженность: «Большое советское зимнее наступление, начало которого в последние месяцы на основании достоверных сведений ожидалось в различные даты (26 октября, 7 ноября, конец ноября, 10 декабря, 19 декабря, 1 января), вновь оказалось перенесено из-за неблагоприятной погоды, однако, по всей видимости также по политическим соображениям. Ближайшая возможная дата начала наступления – середина января»^[1]. Как мы сейчас знаем, наступление действительно началось примерно в середине января, очередной прогноз оказался верным. Примерно так же, как очередное донесение советских разведчиков о немецком нападении в 1941 г.

B условиях, когда Германия утратила стратегическую инициативу, от Рейнхарда Гелена зависело очень многое. Только разведка могла ответить на вопрос: «Где будет следующий удар?» Немецкое командование в какой-то момент начинало даже сомневаться, не отказались ли русские от броска на Берлин по кратчайшему расстоянию – через Варшаву. Этим вопросом Гелен задался 22 декабря 1944 г. B очередном докладе он сформулировал его так: «Поскольку давно ожидаемое зимнее наступление советских войск между Карпатами и Мемелем пока не началось, возник вопрос о том, изменились ли советские планы в целом и собирается ли советское командование, используя успехи в полосе ГА «Юг», перенести центр тяжести операций в Венгрию, отказавшись от действий против ГА «А» и «Центр»?»

Руководитель Отдела изучения армий Востока (OKH/FHO) германского Генерального штаба Рейнхард Гелен (в центре)

Ответ на него глава Отдела изучения армий «Востока» уложил в шесть пунктов:

«Из имеющихся данных можно сделать следующие выводы:

1) Оценка важнейших показаний пленных, донесений агентурной разведки и фронтовой разведки по поводу переброски вражеских сил из тыла и с других участков на участок ГА «А» и «Центр» свидетельствует о переброске крупных сил в уже известные районы подготовки наступления. В то же время не поступило ни одного донесения о переброске войск из районов ГА «А» и «Центр».

2) Обнаруженные перемещения войск перед Восточным фронтом с середины октября (Приложение 4) свидетельствуют также в общем и целом о переброске войск в полосе ГА «А» и «Центр». Имелись лишь отдельные незначительные перемещения в Венгрию (конец октября – начало ноября четыре сд из тыла перед ГА «А», в декабре пять сд из восточной Словакии).

3) Новейшие данные воздушной разведки однозначно свидетельствуют о продолжении подготовки наступления и перемещении соединений к фронту во всех уже известных исходных районах наступления от Карпат до Мемеля.

4) Развертывание вражеской авиации (Приложение 6) свидетельствует о формировании крупной группировки между Карпатами и Варшавой, а также в предполагаемых районах наступления на фронте ГА «Центр».

5) На основании всех имеющихся данных можно без изменений придерживаться изложенного в последнем большом документе от 5.12.44 мнения относительно планов ожидаемых советских операций, описанных в Приложениях 1 и 2.

6) Тот факт, что, несмотря на общую готовность к наступлению на фронте ГА «А» и «Центр», противник неоднократно переносил его начало, объясняется в первую очередь ожиданием благоприятной погоды (продолжительные заморозки). Кроме того, некоторая информация, к примеру имеющееся агентурное донесение, позволяет предположить, что русские ввиду ситуации на Западе будут использовать начало зимнего наступления для политического торга с западными союзниками»^[2].

Аналитика, как мы видим, достаточно толковая и внятная. Германская разведка к началу 1945 г. сохраняла свою дееспособность и обладала достаточными возможностями для отслеживания положения советских войск, по крайней мере, на достаточно протяженном отрезке времени, когда танковые армии оставались в тыловых районах фронтов в течение нескольких недель. Любопытно отметить, что, по мнению «Отдела изучения армий Востока», советское руководство могло откладывать начало своего наступления во имя политического торга с союзниками. Возможно, именно в этом тезисе скрывается причина имеющей достаточно широкое хождение легенды об «умоляющем Черчилле» (подробнее я ее разберу ниже). Советская пропаганда тем самым отвечала на эти предположения, выдвинув прямо противоположный довод: операция началась раньше назначенного времени. Однако в целом генерал Гелен достаточно трезво указывал на основную причину, подчеркну, именно основную – ожидание периода хорошей погоды для массированного использования ВВС, которые теперь становились козырем Красной армии и сыграли огромную роль в разгроме ГА «Центр» в Белоруссии.

Представление немецкой разведки о распределении усилий советских BBC на Восточном фронте по состоянию на 21 декабря 1944 г. Количество самолетов на различных направлениях являлось одним из ключевых показателей интереса советского командования к тому или иному участку фронта

Абсолютно той же точки зрения придерживались потребители информации и докладов Гелена. Если обратиться к записям в журнале боевых действий штаба оперативного руководства вермахта (KTB OKW), то в начале января 1945 г. общий замысел советских наступательных планов оценивался следующим образом: «вырисовываются ударные группировки в районах Баранова, Пулавы, Магнушева и в Восточной Пруссии т. е. те, которые уже давно были нами установлены»^[3]. Длительная пауза в проведении наступательных операций также нашла свое объяснение у немецких штабистов: «Тот факт, что противник в районе между Карпатами и Восточной Пруссией уже в течение около двух месяцев находится в состоянии боевой готовности и не переходит в наступление, частично объясняется плохой погодой, так как ему нужны мороз и хорошая видимость, чтобы иметь возможность полностью использовать свою авиацию»^[4]. К этому можно добавить, что столь же важной хорошая видимость была для артиллерии.

Также хотелось бы обратить внимание на еще одну причину, влиявшую на сроки начала советского наступления. В период осеннего ледохода, начавшегося с декабря месяца и сопровождавшегося движением большой массы шуги, от увеличения скорости течения произошел размыв дна реки. В результате на мостах, соединявших Пулавский плацдарм с восточным берегом Вислы, были снесены опоры. Устоял только один мост у Казимежа, под которым сваи были забиты механическим способом. Опоры, забитые вручную, не устояли. Выход из строя четырех мостов из пяти во второй половине декабря поставил под угрозу срыва подготовку к наступлению. Восстановление мостов потребовало много сил, и только к 25 декабря они были возвращены в работу. Начинать наступление при снесенных мостах было бы безумием.

Представление немецкой разведки о планах советского командования по состоянию на 5 января 1945 г. Размер стрелки пропорционален силе предполагаемого удара

Определенные разногласия имелись только в отношении того, какой силы и на каких направлениях будут наноситься удары. По мнению Гелена, главный удар на этот раз должны были наносить войска И. Конева: «Главный удар 1-го Украинского фронта, где находится центр тяжести всех советских операций, начнется из западной и северо-западной части плацдарма Баранов^[5]. Судя по всему, его первой целью станет выход в район Катовице – Ченстохов. Одновременно это наступление будет сопровождаться наступлением крупной группировки, движущейся южнее Вислы из района Дебица – Мелец на Краков»^[6]. Выделено мной – считалось, что 1-й Украинский фронт станет главным тараном в грядущей операции. По данным немецкой разведки, на Сандомирском плацдарме находились 3–4 общевойсковые армии, 27–37 стрелковых соединений, 1 танковая армия, 4 танковых корпуса. В тылу, на восточном берегу Вислы, в резерве советских войск на этом направлении, находилась еще 1 общевойсковая армия и 1–2 танковые армии. Для сравнения: войска на Магнушевском плацдарме и в непосредственной близости от него оценивались в 2 армии, 15 стрелковых соединений, 1 танковую армию, 2 танковых корпуса, в тылу у Магнушевского плацдарма в резерве – 0–1 танковая армия, 0–2 танковых корпуса, 1 кавкорпус. Комментарии, как говорится, излишни. При примерно равных силах, сосредоточенных советским командованием в 1-м Белорусском и 1-м Украинском фронтах (они были практически идентичны по своему количественному составу, как в расчете на личный состав, так и в расчете на количество соединений), немецкая разведка отдавала приоритет и считала более сильным 1-й Украинский фронт. Каждый из фронтов получил по две танковые армии, однако немецкая разведка приписала 1-му Украинскому фронту 2–3 танковые армии, а 1-му Белорусскому – 1–2 танковые армии.

Имеющиеся данные говорят о том, что причиной столь ясной картины происходившего на Сандомирском плацдарме являлось то, что в штабе 1-го Украинского фронта у немцев был агент. Так, 3 декабря 1944 г. он сообщал: «Вся 4-я ТА находится в районе юго-западнее Сандомира, готовая к зимнему наступлению. Главный удар будет наносить 1-й УФ в направлении Верхней Силезии. По словам штабного офицера, наступление начнется незадолго до 24.12. На правом фланге 4-й TA сосредотачивается 13-я A в составе 8 сд и 1 кд, на левом фланге в районе восточнее Столпницы 5-я гв. A в составе 7 сд и 2 кд. Позади 4-й TA западнее Вислы концентрируется 1-я гв. TA. Русские планируют начать свое наступление с короткого, но очень сосредоточенного огня большого количества артиллерии». В качестве армии М.Е.Катукова (1-я гв. TA) скорее всего была опознана 3-я гв. TA П.С.Рыбалко.

САУ «Хетцер» в экспозиции Музея Войска Польского в Варшаве. Самоходка принадлежала предположительно 73-й пехотной дивизии и была взорвана экипажем при отходе

Пассаж про Дебицу-Мелец в оригинале документа был отчеркнут, и напротив него был поставлен знак вопроса. Действительно, наступление 4-го Украинского фронта последовало несколько южнее, его планы ведомство Гелена вскрыло лишь частично: «По различным признакам, в настоящее время району Ясло придается значение, выходящее за чисто местные рамки»^[7].

Одной из причин неверной оценки советских планов в полосе группы армий «A» являются советские дезинформационные мероприятия. Г.К. Жуков позднее писал в мемуарах: «В процессе подготовки операции были проведены дезинформационные мероприятия, чтобы скрыть масштаб предстоящего наступления и направления ударов, особенно главного удара. Мы пытались создать у противника впечатление о сосредоточении основных сил фронта против Варшавы и восточнее ее»^[8]. Сейчас можно вполне определенно утверждать, что эти дезинформационные мероприятия сработали. Согласно оценке, сделанной OKH/FHO, так называемым «Отделом изучения армий Востока» 5 декабря 1944 г., эту наживку немцы с удовольствием съели: «Первой задачей 1-го Белорусского фронта, по всей видимости, будет являться захват района Варшавы с помощью обхода города с двух сторон. Основные силы фронта в настоящий момент сосредоточены в западной и северо-западной части плацдарма Варка для наступления на запад-северо-запад и северо-запад. Это подтверждается концентрацией крупных сил 16-й Воздушной Армии восточнее плацдарма»^[9]. Спустя месяц, 5 января 1945 г., за считаные дни до начала советского наступления, эта оценка сохранилась: «Основная масса сил 1-го БФ, первой задачей которого является захват района Варшавы путем охвата города с двух сторон, подготовлены для удара с плацдарма Варка сначала на юго-запад с последующим скорым поворотом на запад-северо-запад и северо-запад»^[10]. Это заставляет весьма высоко оценить мероприятия по маскировке грядущего наступления, проведенные командованием 1-го Белорусского фронта.

Необходимо также отметить, что немецкая разведка не вскрыла недавно прибывшие армии. По решению Ставки ВГК от 28 ноября 1944 г. в состав 1-го Белорусского фронта с 1 – го Прибалтийского фронта к 1 января 1945 г. прибывала 61-я армия, а с 2-го Прибалтийского фронта к 3 января 1945 г. – 3-я ударная армия. По состоянию на 5 января «Отдел изучения армий Востока» эти армии еще не обнаружил, хотя прибывшая еще осенью 1944 г. 5-я ударная армия уже попала в поле зрения немецкой разведки.

Все вышесказанное позволяет сделать заключение о том, что OKH/FHO советские планы январского наступления в Польше вскрыты не были. Хотя и не была допущена такая же крупная ошибка, как весной 1944 г. (когда считалось, что будет нанесен удар во фланг и тыл ГА «Центр» с территории Украины), уровень информированности немцев о планах противника приходится признать недостаточным. Следствием этого стали явно неадекватные угрозе меры противодействия.

Глава 1. «Народная» армия

Что из себя представляли стоявшие друг против друга в заснеженных полях и лесах Восточной Европы армии? Одной из отличительных особенностей армии, находящейся в глубоком кризисе, является раскручивание маховика мобилизации, часто с элементами хаоса. Нехватка рабочих рук в промышленности, недостаток офицеров, спешное обучение новобранцев – со всем этим приходилось мириться перед лицом грозящей стране опасности. Дивизии, корпуса и армии перемалываются в «котлах», и для поддержания боеспособности армии требуется непрерывно восполнять потери и формировать новые соединения. В той или иной форме этот процесс проходила Польша в сентябре 1939 г., Франция в июне 1940 г. и CCCP в 1941 г. В Германии резкое форсирование темпов мобилизации имело место в последний год войны. Если за первое полугодие 1944 г. в действующую армию из армии резерва было передано 1130000 человек, за второе полугодие – 1426500 человек (всего за год 2556500 человек), то только за I квартал 1945 г. – 1626500 человек^[11]. В отличие от «перманентной мобилизации» CCCP, процесс «тотальной мобилизации» в Германии пришелся на заключительный период войны, и контингенты многих возрастов были исчерпаны. Поэтому источником пополнений стали младшие возрасты и реструктуризация армии. B феврале 1945 г. к прохождению курса военного обучения был привлечен контингент рождения 1928 г., то есть 16-летние и 17-летние подростки. B марте 1945 г. было отдано распоряжение о призыве контингента 1929 г. рождения. Реструктуризация армии происходила за счет изъятия личного состава из Люфтваффе, кригсмарине и вспомогательных служб. Так, на совещании у Геббельса (назначенного имперским уполномоченным по осуществлению тотальной мобилизации) 23 января было принято решение, по которому Люфтваффе к 10 февраля высвобождало 112 тыс. человек для использования в наземных боях. Наряду с передачей сухопутным войскам части своего личного состава, Люфтваффе сформировало четыре парашютно-десантные дивизии, с 8-й по 11-ю. Никакой парашютной подготовки у этих соединений не было, и формировались они по штатам, близким к обычным пехотным дивизиям. Изъятие личного состава производилось также из военно-морского флота. Кригсмарине передало в армию около 25 тыс. человек. Также на рубеже 1944–1945 гг. из моряков были сформированы три дивизии морской пехоты.

«Тотальная мобилизация» также неизбежно затрагивала все население ведущей войну страны. Приметой времени стали отдельные батальоны, подчинявшиеся не вооруженным силам, а национал-социалистической партии. Назывались они «фольксштурм» и формировались по указу Гитлера от 25 сентября 1944 г. B фольксштурм призывались способные держать оружие мужчины от 16 до 60 лет. Поскольку мужчины от 18 до 40 лет (и даже старше) уже были востребованы армией, основным контингентом фольксштурмистов стали старики. B отличие от частей вермахта, Люфтваффе и войск CC, батальоны фольксштурма использовались в том же районе, где их формировали. Т. е., например, батальон фольксштурма города Нейсе оборонялся в мартовских боях 1945 г. в самом городе и в непосредственной близости от него. Оба батальона фольксштурма Познани приняли бой на его улицах. Переброски батальонов фольксштурма между различными участками фронта не практиковались. B сущности, силы призванных в фолькштурм распылялись между мелкими частями численностью до батальона. Даже попытки вооружать батальоны фольксштурма артиллерией не изменяли общей тенденции размазывания их тонким слоем по всей территории Германии. При этом сама жизнь заставляла использовать фольксштурмистов для восполнения потерь соединений вермахта.

Обучение фольксштурмистов. Этим людям в очках и шляпах завтра предстояло выдержать удары советских танков. Преподаватель в повязке со свастикой символизирует «партийное начало» в создании фольксштурма

Нумерация батальонов фольксштурма включала две цифры, разделенные дробью. Числитель обозначал номер «гау» (Gau – единицы политического деления Германии), в котором формировался батальон, а знаменатель – номер батальона в округе. Например, сочетание цифр 3/115 обозначало 115-й батальон в «гау» Берлин. Часто номер «гау» пропускался, и батальон фигурировал в донесениях под трехзначным номером или же назывался по имени города, в котором был создан.

Одной из главных причин формирования батальонов фольксштурма партийными чиновниками было снизившееся после 20 июля 1944 г. доверие Гитлера к армии. Партийный оттенок формирования привел к определенным трениям с вермахтом и требованию того, чтобы командиры фольксштурма были «верными и надежными национал-социалистами». Первые семь батальонов фольксштурма пошли в бой в октябре 1944 г. в Восточной Пруссии, и этот дебют был неудачным – они почти сразу же попали в плен. Боеспособность фольксштурма немецкие армейские командиры оценивали невысоко. Также были существенные претензии к темпам формирования батальонов фольксштурма. Так, комендант крепости Познань генерал Маттерн на допросе в плену высказался о процессе создания немецкого ополчения: «Однако это дело – организация и создание этих формирований – было передано партийному руководству, которое подняло вокруг этого вопроса большой шум, но мало сделало»^[12]. Аналогичным образом высказался генерал-лейтенант Вильгельм Райтель, командир пехотной дивизии «Бервальде», бывший начальник артиллерии 4-й танковой армии: «Фольксштурм велик по своему замыслу, но военная его значимость весьма незначительна. Тут играют роль возраст людей, плохая их военная обученность и почти полное отсутствие вооружения. Батальоны фольксштурма, которые мне довелось видеть, были очень плохо обмундированы и еще хуже вооружены»^[13]. Ему вторит полковник Генрих Янус, командир полка в дивизии «Меркиш-Фридланд», воевавший на Востоке в 1941–1942 гг.: «Фольксштурм, как военная сила, не оправдал себя, немецкое военное командование в расчеты формирований фольксштурма не принимает еще и потому, что фольксштурм подчинен не военному, а политическому руководству»^[14].

Следует отметить, что советское народное ополчение по принципам своего формирования и боевого применения принципиально отличалось от фольксштурма. Несмотря на активное участие советского партийного аппарата в создании ополченческих дивизий, они оставались структурами армейского подчинения. Их организация была унифицирована с армейской, и командный состав был из офицеров Красной армии. Ополченческие дивизии довольно быстро растворились в массе армейских соединений. B сущности, народное ополчение как явление 1941 г. было попыткой расширить контингент формируемых дивизий за счет добровольцев, формально не подлежавших мобилизации обычным порядком. Фольксштурм создавался в добровольно-принудительном порядке. Уклонение от призыва в формируемые батальоны фольксштурма грозило самыми суровыми наказаниями, вплоть до смертной казни. Уклонение от записи в ополчение в CCCP обещало в худшем случае моральное осуждение со стороны окружающих.

B целом концепция «народной войны» пустила глубокие корни в Германии последних месяцев войны. B частности, было создано семейство стрелкового оружия «Фольксгевер» (народная винтовка). Это были упрощенные образцы магазинных и самозарядных винтовок под винтовочный патрон 7,92x57 мм и промежуточный патрон 7,92x33 мм. Даже реактивный истребитель Не-162 стал позиционироваться как «Фольксягер» (народный истребитель).

Несмотря на декларации относительно народной войны и сопутствующие декларациям мероприятия вроде формирования фольксштурма, наиболее эффективным средством борьбы в руках немецкого командования оставались танковые и моторизованные соединения. Большинство немецких подвижных соединений, действовавших в полосе 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов, опирались на штаты, разработанные в 1944 г. Штат немецкой танковой дивизии апреля 1944 г. предусматривал численность личного состава соединения 14727 человек при «боевой численности» (Kampfstaerke) 9307 человек. Ядром танковой дивизии образца 1944 г. был танковый полк двухбатальонного состава. Один батальон должен был вооружаться танками Pz.Kpfw.IV, а второй – Pz.Kpfw.V «Пантера». По своей структуре батальоны были идентичными и состояли из четырех рот по 22 танка в каждой и штабной роты из трех командирских машин. Новинкой в штате было включение в штабную роту специальных зенитных танков – четырех 37-мм автоматических зенитных пушек на шасси Pz.Kpfw.IV.

B ноябре 1944 г. последовали сокращения штатов танковых рот: теперь по штатам K.St.N.1177 Ausf.A, Ausf.B и K.St.N.1177а насчитывалось по 17, 14 и 10 танков соответственно. Иногда в танковые полки танковых дивизий попадали «Хетцеры», разработанные изначально для противотанковых дивизионов пехотных дивизий.

Изменения в ходе войны затрагивали преимущественно танковый полк соединений. B целом организация немецкой танковой дивизии не претерпела существенных изменений, вносившиеся коррективы касались в основном перевооружения на новую технику. Так, противотанковый дивизион теперь вооружался самоходными полностью бронированными истребителями танков. Как правило, в этой роли выступали САУ «Штурмгешюц», но в 1945 г. все чаще встречались Jagdpanzer IV/L70(V) с 75-мм пушкой с длиной ствола 70 калибров. По штату предполагалось иметь в дивизионе две роты по 14 САУ и 3 САУ в роте управления. При этом в противотанковом дивизионе сохранялась одна батарея буксируемых 75-мм противотанковых пушек (12 орудий). Видимо, считалось необходимым сохранить некоторое количество буксируемых пушек в роли универсальных орудий, помимо своего прямого назначения способных участвовать в артиллерийской подготовке.

По-прежнему (фактически неизменно с начала войны) в танковой дивизии мотопехота была представлена двумя танко-гренадерскими (мотопехотными) полками двухбатальонного состава. Мотоциклетный батальон, сделавший мотоциклистов одним из символов «блицкригов», из штата 1944 г. исключался. По штату 1944 г. предполагалось иметь один из четырех мотопехотных батальонов на БТР «Ганомаг». Кроме того, в дивизии был разведывательный батальон, по организационной структуре близкий к мотопехотному батальону на БТР. B его составе было 56 БТР Sd.Kfz.251, 16 бронеавтомобилей Sd.Kfz.234 (16 машин с 20-мм пушкой, 3 машины с 75-мм короткоствольной пушкой) и 55 Sd.Kfz.250. Всего в танковой дивизии по штату было 290 бронетранспортеров, включенных не только в состав мотопехотных батальонов, но и в состав саперных и артиллерийских подразделений. Основной задачей БТР была защита личного состава от осколков снарядов и авиабомб противника. Поэтому БТР включались в звенья управления – штабные роты частей. Противоосколочное бронирование бронетранспортеров должно было повысить выживаемость офицеров и снизить вероятность потери управления. Также с целью защиты от осколков в дивизии имелись самоходные артиллерийские установки в артиллерийском полку. Один из дивизионов артиллерийского полка вооружался САУ «Хуммель» и «Веспе» с 150-мм и 105-мм гаубицами соответственно. Точно так же структура танковой дивизии была пронизана зенитными средствами. Несмотря на наличие зенитного дивизиона, почти все части дивизии имели свои собственные 20-мм зенитные автоматы в количестве двух – трех единиц. Они присутствовали в каждом дивизионе артиллерийского полка, в ротах поддержки мотопехотных батальонов (по шесть единиц). В танковом полку были зенитные САУ на танковом шасси и шасси полугусеничного тягача, в разведывательном батальоне – на шасси БТР и в штабе дивизии – на шасси полугусеничного тягача.

Существенные изменения в штатах 1944 г. коснулись структуры танко-гренадерских дивизий. Период увлечения танко-гренадерскими дивизиями в 1943 г. прошел. Теперь дивизии выровняли под структуру обычной пехотной дивизии, только на автомашинах. Так же как и пехотные дивизии, ядро танко-гренадерских состояло из шести батальонов. Вместо танкового батальона в мотопехотной дивизии 1942 г. и танкового полка в танко-гренадерской дивизии 1943 г. они получали батальон САУ «Штурмгешюц» из трех рот по 14 самоходок в каждой. На практике батальоны САУ танко-гренадерских дивизий действовали в смешанном составе – в них встречались и «Штурмгешюцы», и Jagdpanzer-ы (общее название полностью бронированных истребителей танков), и Pz.Kpfw.IV, и «Пантеры». Помимо батальона «Штурмгешюцев» САУ этого типа могли присутствовать в двух ротах истребительно-противотанкового дивизиона соединения. Таким образом, танко-гренадерские дивизии стали одной из точек накопления «Штурмгешюцев» в вермахте и войсках CC. САУ «Хуммель» и «Веспе» в артиллерийском полку танко-гренадерских дивизий по штату отсутствовали, оставаясь привилегией танковых дивизий. Мотопехотные батальоны на БТР в танко-гренадерской дивизии по штату также отсутствовали.

Штат танковой и танко-гренадерской дивизий от 1 апреля 1945 г. был одобрен генерал-полковником Г. Гудерианом 25 марта 1945 г., незадолго до его вынужденного отпуска. Он содержал важное новшество: танковый полк подвижных соединений теперь состоял из двух разнотипных батальонов. Первый батальон был мотопехотным на БТР «Ганомаг», а второй – танковым, из четырех рот по 10 танков. Причем танковый батальон был смешанным, две роты на Pz.Kpfw.IV и две на Pz.Kpfw.V «Пантера». В батальоне также была рота из восьми зенитных танков. Соответственно из состава мотопехотных полков батальон на БТР штатно исключался. В чем-то этот штат похож на штат просуществовавших короткое время в 1944 г. немецких танковых бригад.

По средней численности танкового парка немецкие танковые и танко-гренадерские дивизии, как правило, уступали аналогичным соединениям противника. Однако завершающий период войны характеризовался созданием в Германии совершенных образцов танков и самоходных установок, превосходивших по ряду параметров технику противника. Немцам удалось спроектировать и запустить в серийное производство в разгар войны новый средний танк для самостоятельных механизированных соединений – Pz.KpfW.V «Пантера». Он был создан на основе опыта начального периода войны и по уровню бронезащиты и вооружения превосходил аналогичные по своему назначению танки союзников – Т-34, «Шерман» и «Кромвель». Попытки сравнивать «Пантеру» с ИС-2, основываясь на примерном равенстве массы этих двух танков, на самом деле некорректны. ИС-2 был танком качественного усиления, т. е. боевой машиной, придававшейся отдельными полками стрелковым и механизированным соединениям на направлении главного удара. Аналогом ИСов в германской армии были тяжелые танки «Королевский тигр». «Пантера» штатно шла на укомплектование танковых полков самостоятельных механизированных соединений – основной единицы ведения маневренных действий. B этом качестве «Пантера» отвечала требованиям второй половины войны: сильно бронированный лоб, 75-мм пушка в 70 калибров длиной. B последний год войны на «Пантерах» были постепенно устранены «детские болезни». B частности, маска орудия получила «бороду», препятствующую рикошету попавших в нее снарядов в крышу корпуса. К концу войны танки все чаще стали привлекаться для борьбы с бронеобъектами – танками и САУ противника. Длинноствольное орудие «Пантеры» было для этого как нельзя более подходящим. Его бронебойные снаряды были способны поражать даже ИС-2. Аналогичное по баллистике 75-мм 70-калиберное орудие устанавливалось на истребители танков PanzerjagerIV/L70(V). Эти САУ ввиду своих высоких характеристик иногда вводились в танковые батальоны вместо танков Pz.Kpfw.IV и Pz.Kpfw.V «Пантера». B целом орудия с высокими характеристиками стали отличительной чертой немецких танков и САУ второй половины войны.

Помимо танковых и танко-гренадерских дивизий в вермахте и войсках СС существовали части качественного усиления – тяжелые танковые батальоны и бригады штурмовых орудий. Тяжелые танковые батальоны вооружались танками «Тигр». К 1945 г. они были практически полностью перевооружены на танки «Королевский тигр». Замысел вооружения вермахта тяжелым танком появился еще до нападения на СССР. На совещании, проводившемся 26 мая 1941 г., задачи тяжелого танка формулировались как создание «стержня (Spitze) из 20 тяжелых танков для каждой танковой дивизии». Они должны были иметь повышенные возможности поражения танков противника и лучшую защиту. Идея создания машины, обладающей мощными противотанковыми возможностями и эффективной защитой, последовательно реализовывалась немцами. Задача вооружения танка длинноствольной 88-мм пушкой с баллистикой зенитки Flak41 была поставлена, еще когда «Тигр» только-только начинал разворачиваться. Несмотря на все возникшие сложности, новый 68-тонный тяжелый танк был запущен в производство и сравнительно широко применялся в 1945 г. Выдвинутая в мае 1941 г. идея «стержня» танковой дивизии, однако, не получила реализации на практике. «Тигриные» роты просуществовали короткое время в нескольких элитных соединениях. В дальнейшем «Тигры» попадали в танковые полки разве что вследствие хаоса снабжения бронетехникой. Основной формой организации для «Тигров» был тяжелый танковый батальон – отдельная часть, которая могла быть придана как единое целое или отдельными ротами пехотному, танковому или танко-гренадерскому соединению. По существовавшему на начало 1945 г. штату батальон «Тигров» насчитывал 45 тяжелых танков (три роты по 14 танков и 3 танка в штабе батальона), 5 ремонтно-эвакуационных танков («Бергепантера»), 11 зенитных танков, 34 тягача и 171 автомобиль.