«Нужно торопиться», – сказал я сам себе. Дом Эби находился у мечети, докуда надо было еще идти и идти. «Что на этот раз? – я задавался вопросами, – Опять перепутала таблетки или вовсе не принимала их?» Я пытался бежать, но ноги не слушались – это был уже семнадцатый или восемнадцатый вызов за сегодня. Вот так всегда: то ни одного, то все разом. Словно сговорились!

Тем временем уже окончательно свечерело. Я двигался вдоль Камы и мысленно приближал расстояние, всматриваясь в зеленые огоньки – свечение на минарете. Они мерцали и перекликались друг с другом. Вскоре показались знакомые резные ворота и деревянный дом с покосившейся трубой на крыше. Я был на месте. – Эби! Открывайте! – я подошел к двери. – Заходи, сынок. Там открыто, – до меня донесся голос Эби. – Что случилось? Что беспокоит?

Выждав паузу, Эби произнесла: – Слава богу, все хорошо. Лекарства пью, вон – все записываю, – она указала на полку, которая свисала над кроватью переполненная пузырьками и бумажными упаковками. – Садись ужинать, а то пироги стынут. – Какие пироги?! Вы же сказали, что заболели! – недоумевал я. – Сказала. Аллах простит, знаю ведь, что ты целый день ходишь, не обедал даже, а у меня не болезнь, это старость. Ее не вылечить. – Не разговаривайте, Эби, сейчас давление измерим. – Не стоит. Дочка уже померяла. Все в норме. Они с мужем часа два назад приехали из Казани. Буду рада, если погостят недельку-другую. И за мной будут приглядывать. А ты садись, садись, кушай. Было у меня предчувствие, что Эби хитрит. В доме стояла тишина. Явно, что никого, кроме нас. – А где Ваша дочь? И зять Ваш? – Ой. Да не ладится у них что-то. Отправила вот их на Озеро влюбленных. – А где это такое у нас, в Челнах? – Да в Боровецком лесу, за загсом. Лесное озеро или Бобровое… Сейчас его так молодежь называет. А изначально оно Озером влюбленных было. Старожилы подтвердят. – Впервые слышу. А что там ночью-то делать? Сейчас на улице темень такая, хоть глаз выколи. Заблудиться можно. – Ты садись, садись, кушай. А я тебе расскажу. – Так и быть, но в следующий раз, Эби, я ведь на работе все-таки, – я попытался сказать это как можно строже, но в тоже время сам понимал, что отказываться нельзя, сейчас уйди – обязательно расстроится – давление подскочит. Уже через минуту меня можно было застать уплетающим пироги за обе щеки. Они были такие вкусные, что я окончательно забыл о профессиональной этике. – Не торопись, не спеши. Поди кто гонится за тобой? На сегодня работу закончил уже, – приговаривала Эби. – Вкусные, Эби, – успел вымолвить я, приступая за очередной кусок пирога. – Не торопись, не торопись. Не спеши. А я тебе про то озеро расскажу. В то время я училась в школе в старших классах. Ох, молодая была! До ужаса. Ни названия, ни самого озера еще в помине не было. Был карьер. Землю и песок оттуда брали. Тогда ведь Великая стройка шла, завод, город строили. Люди со всего Союза съезжались, работали вместе, веселились, влюблялись, затем женились, рожали детей. В общем, жизнь кипела. Так вот. Были у нас свои Ромео и Джульетта. Про них весь город жужжал, все, кому только не лень. Все как у Шекспира: молодые, красивые, любовь большая и родительный запрет с двух сторон. Встречались они тайно. А в один день взяли наши молодые и исчезли! Искали их всем городом, ни один безучастным не остался. Вдруг весть приходит: кто-то из рабочих доложил, что видел их в лесу, якобы, они стояли на краю карьера, взявшись за руки, затем поцеловались и спрыгнули вниз. Услышав это, мы всем двором давай бежать на то место. Какое было наше удивление, когда мы обнаружили еще вчера сухой карьер заполненным до краев водой! Он превратился в целое море! Можешь себе представить такое? И нашлись смельчаки, которые ныряли и осматривали дно. Мы же с девчонками обошли все вокруг, но никого так и не нашли. Ни живых, ни мертвых! Как сквозь землю провалились наши Ромео и Джульетта! А водоем после этого случая стали называть Озером влюбленных. Позже рождались разные легенды, связанные с этим местом. Кто-

то утверждал, что своими глазами видел, как неприкаянные души молодых летают ночью вокруг озера. Говорили, что неспроста появилось то озеро, мол, это слеза Земли. Она о нас плачет. Покаяться мы должны, рассуждали местные. Шли годы, много потрясений за это время пережил наш город. Об истории с Озером влюбленных почти позабыли. Мало кто помнит, как все было. – А Вы, Эби, верите, что это они там летают? – Души-то? Выдумки это людские. А молодые просто сбежали от своих горе-родителей. Скорее всего, в Казань. Или еще в какой другой город подались. Женились там как хотели и сейчас уже правнуков, небось, куча. Что касается озера, и правда не простое оно. Сила особая в нем есть. Не напрасно его тогда Озером влюбленных прозвали – как в око глядели. Если два влюбленных сердечка проведут ночь на берегу этого озера, встретят рассвет там, то любить они будут друг друга еще с большей силой и в век не расстанутся. Я своим пустого дела не посоветовала бы. А ты тоже сходи на озеро. Чай, повезет, в отражении свою будущую невесту увидишь, холостой ведь. – Спасибо, Эби. Я прям заслушался Ваших историй. Схожу, как время будет. Спасибо за еду. Накормили до отвала. Давайте еще раз давление измерим, на ночь. Так, все хорошо, Эби, но таблетки не забывайте принимать. Я пойду. – Беги, беги, сынок. Я закрою. Я еще долгое время работал на своем участке. Он менялся с каждым днем: деревянные дома исчезали, на месте их, буквально за ночь, вырастали кирпичные коттеджи и многоквартирные высотки. Дом с резными воротами и покосившийся трубой постигла та же участь. А незадолго до этого был вызов. Когда я вошел, Эби уже не дышала, а на столе стояла тарелка с пирогами, еще горячими.. Спустя несколько лет, прогуливаясь по парку, я невольно свернул к озеру, про которое рассказывала Эби, Меня как как магнитом потянуло в ту сторону. Я долго и пристально смотрел на воду, а когда уже собирался уходить, в воде, где-то в глубине, непонятно, или, наоборот, на поверхности в отражении увидел ее, да, свою суженную! И мне это не померещилось! Через неделю я встретил ее наяву, а еще через месяц мы поженились.

Письмо

Мама, где ты?

С того дня, когда мы потеряли друг друга, прошло уже 10 лет. Ты только не плачь. Со мной все хорошо. Я живой. Я скучаю по тебе и продолжаю тебя искать. Мы ищем тебя вдвоем с Чап-Чапом. Это мой кот. У него отличный нюх. Как у собаки. Он меня спас и теперь мы друзья. Мы приходим с ним каждый день к Колокольному мосту. Помнишь тот мост? Мы там расстались. Иногда приезжаем на площадь. Ты, главное, не переживай, если ты будешь где-то рядом, я обязательно тебя узнаю. Обязательно. Даже не сомневайся. Среди миллионной толпы узнаю. Дед меня конечно ругает за то, что я отлучаюсь без спроса, он говорит, что это все мое воображение, якобы дети не помнят себя в крохотном возрасте и твоего лица я тоже не мог запомнить. Но это неправда. Я помню все наши дни, которые мы провели с тобою вместе. Каждую минуту помню. С первого дня. Не веришь?

Вот проверяй. Я буду рассказывать, а ты проверяй. Сначало мы жили с тобой напротив набережной. Ты очень любила прогуливаться вдоль реки. Особенно по вечерам, когда горят фонари. В то время я прятался у тебя в животике и ты даже не догадывалась о моем существовании. Наш дом был

самым сказочным в округе. Он был похож на майский цветок. Его желтые-розовые лепестки были видны из далека. А вокруг было столько деревьев, что казалось, что мы в лесу и вот-вот, сейчас, из-за большого тополя выбежит лисичка, а с ветки на ветку запрыгает белочка. Вся эта красота так завораживала. До ужаса. Но только снаружи. Внутри было совсем по-другому.

Грязные, синие стены коридора съедали все лучи света исходящие от единственной лампочки, которая свисала с потолка на двух обугленных проводах. Запах мочи, табачного дыма и алкоголя врезался в нос с самого порога, отчего начинало мутить и не особо подготовленных выворачивало тут же. Наша комната находилась на пятом этаже и, прежде чем подниматься, нужно было убедится, что на лестнице никого нет. Пренебрежение правилами влекло печальный исход. Могли ударить, обругать или еще что хуже, отобрать пакет с едой. В комнате тоже было небезопасно. Поэтому, перед сном мы строили баррикаду. Стаскивали к двери все что было: шкаф, табуретки, чемоданы и книги, но это мало помогало. После трех ударов соседа все разлеталось по углам и мы бежали к тете Маше и несли оборону уже там, но она впускала нас не всегда и тогда нам приходилось гулять во дворе пока дом не уснет. Но самое мучительное было засыпать на голодный желудок. Несмотря на то, что ты работала на двух работах, после уплаты за жкх, денег на еду оставалось совсем мало и мы регулярно два, а то и три дня каждого месяца держались только на воде. Иногда, конечно, случались у нас и сытные вечера. Целые застолья. Как правило, на них собиралось половина жильцов нашего дома. Но от алкоголя и от кальянного дурмана у меня всегда болела голова и наутро я мало что мог припомнить, а мои руки и ноги не слушались меня еще потом целую неделю. Когда ты узнала обо мне, это произошло на приеме у врача, ты сильно удивилась и долго не могла поверить, что у тебя есть я. Два дня ты молчала и ходила по комнате туда-сюда. А потом все изменилось. Мы переехали. Наш новый дом кардинально отличался от предыдущего.

Он был добрым и снаружи и внутри. Мне очень нравилось в нем кататься на лифте, он в считанные секунды уносил нас под облака. А еще у нас было большое окно с видом на Каму и своя ванная комната, где можно было понежиться в теплой водичке. Мы больше не голодали. Ты часто гладила меня и называла ангелочком. Я очень любил слушать как ты поешь и играешь на рояле. Я был счастлив. Я улыбался тебе. Мы были вместе. Но недолго. Весною на предприятие где ты работала перестали выплачивать зарплату. Мы спасались лишь средствами взятыми в банке. Потом нам начали звонить кредиторы. Затем пришли приставы и забрали мои распашонки, игрушки и кроватку, которые ты приготовила ко дню моего появления. В понедельник нас выставили на улицу и мы вернулись в дом на набережной. Ты целый день плакала, а

я пытался тебя успокоить.

Уже ночью, ты резко встала, вышла во двор и побежала к реке. На Колокольном мосту, наверное, от волнения, я не удержался и ты впервые увидела меня. Мама. Я висел на пуповине и тянулся к тебе изо всех сил. Ты смотрела на меня и плакала. Потом что-то блеснуло и я полетел вниз. Я скатился почти до самой реки. Густые заросли крапивы не дали свалиться мне в воду. Я попытался тебя позвать, но пупочный канатик, словно удавка обвил мою шею и перекрыл мне дыхание. В эту же секунду полчище комаров облепили мое тело и начали пожирать меня заживо. Гибель была неминуема. И я бы исчез, если бы не Чап-Чап, мой рыжий кот. Это он перегрыз пуповину, слизал всех тварей и согревал меня до утра, пока нас не нашел мой дедушка. Он забрал нас к себе домой и накормил козьим молоком. Сейчас я уже учусь в школе. Я почти отличник. Мой самый любимый предмет – это рисование. Когда я вырасту, то обязательно стану архитектором и построю для нас большой-большой дом. Я его уже нарисовал. Он добрый и снаружи и внутри. А вот с русским языком я еще не совсем подружился, поэтому не обращай внимания на ошибки. Мама, нам тебя очень не хватает. Я разослал это письмо во все газеты и соцсети. Надеюсь, ты его увидишь и прочитаешь. Мама, я не пишу своего адреса и имени. Дедушка говорит, что если узнают про нашу историю, то меня отдадут в детский дом. Мама, мы ждем тебя с Чап-Чапом, моим котом, у Колокольного моста…

Золото Боровецкой церкви

Эту тайну я хранил почти 30 лет. Но сегодня я вынужден вам все рассказать, деваться мне просто некуда. Посудите сами, мне уже далеко за семьдесят, а в этом возрасте любой день может стать последним, и тогда моя тайна уйдет вместе со мной. От осознания такого финала в меня вселяется жуткий страх, и уже не первую ночь мучают кошмары. Наверное, нужно было признаться вам чуточку пораньше, и тогда мне не пришлось бы половину своей жизни нести на себе это нелегкое бремя, но в те минуты, когда мою голову посещали такие мысли, я отчаянно им сопротивлялся и молчал. Правда, был один случай, когда я проговорился и выдал свой секрет практически первому встречному, но мой собеседник был настолько пьян, что наутро, слава Богу, ничего не помнил. Итак… В те далекие годы я по распределению от инженерного института прибыл в город Набережные Челны. Это произошло ранним утром, я проснулся от сильного толчка, а от второго удара кубарем слетел с кровати. Как выяснилось, капитан не сбавил ход корабля, когда заходил в порт, и судно буквально в щепки разнесло причал. Обошлось без травм, и все прибывшие пассажиры благополучно ступили на землю, а я уже на следующий день приступил к работе. В моих планах было поработать в Челнах года два-три и потом вернуться обратно к себе на родину, но я так полюбил город на Каме, что остался здесь навсегда. И не прогадал. Ведь в этом городе я встретил свою будущую супругу, нашел настоящих друзей, работу и могу с уверенностью сказать, что прожил счастливую и интересную жизнь. Моя тайна, в которую я обязан вас посвятить, связана с храмом. Речь идет о церкви, которая расположена в селе Боровецкое. Храм заложен еще в 18 веке, а село на сегодняшний день уже давно срослось с городом. В одно время я часто по выходным ходил на рыбалку мимо этой церкви. Храм в то время стоял в запустении, полуразрушенный. Серые, почти черные стены без окон, наводили на меня ужас, особенно в вечернее время, и я старался держаться от них как можно дальше. В 89-х годах, по воле случая или иному совпадению, местные жители именно ко мне обратились с просьбой помочь в проведении реставрационных работ в этом храме. Поначалу я сильно удивился и растерялся, но потом согласился. Днем я трудился у себя в конторе, а после обеда инспектировал работы в церкви. Дело спорилось. Буквально за год укрепили и зачистили стены, покрыли крышу, подняли колокольню и установили купола. Боровецкая церковь засияла, а колокольный звон разлетелся аж до соседней Елабуги! Но для полной сдачи объекта оставалось выполнить еще пару формальностей. Требовалось перепроверить все размеры и только после этого подписать бумаги. Я решил поторопиться: на носу было Рождество, да и морозы крепчали с каждым днем. Ранним утром я был уже на месте. В метрах двадцати от западной стены храма я установил треногу и начал настраивать свой тахеометр. Это такой оптический прибор, простыми словами – моя линейка с помощью которой я все измеряю. Не успел я все подготовить, как почувствовал, что земля из-под моих ног куда-то ушла, а я полетел вниз. Наверное, я потерял сознание и много времени пролежал без чувств, потому что когда я открыл глаза, то там, наверху, сквозь узкую щель, светило не солнце, а переливались звезды. Я ничего не понимал. Я мог только предположить, что провалился в колодец или в погреб. Все тело болело и ныло. Я попытался позвать на помощь, но во рту у меня пересохло и сильно тошнило. Я стал руками ощупывать все вокруг в надежде найти лестницу. Ничего подобного вблизи не было, но в дальнем углу я обнаружил лаз. Это был шанс. Набравшись сил я полез. Проход был узким, и я двигался с большим трудом. Преодолев примерно метров пятьдесят, я застрял. Назад двигаться я не мог; не хватало сил и усливалась боль в ноге, а впереди лаз сужался. Он был забит железными ведрами и чугунками. Я попробовал расчистить проход, но тщетно, ничего не вышло. Ведра были тяжеленые и не желали сдвинуться ни на дюйм. «Надо их опустошить, вычерпать из них землю», – подумал я и сунул руку в ведро. В следующий момент я чуть не сошел с ума!

Я забыл про боль и бессилие. Ведро было наполнено монетами! Вы представляете? И чугунки тоже! Я плакал и набивал карманы деньгами. Мне было все равно, что я оказался заживо замурован под землей. Вскоре сознание стало возвращаться ко мне обратно. Я вновь почувствовал боль в теле, а в голове возникли тревожные мысли. «Нужно выбираться»,; со злостью сказал я сам себе, борясь со вторым «я», которое было не прочь остаться здесь, под толщей земли, сродни фараону, погребенному в окружении золота. Собравшись с последними силами, я резко оттолкнулся от ведер руками и, освободившись от плена, превозмогая боль, пополз назад. Когда я выполз обратно на то место, куда свалился, то сил у меня уже больше не было. Я окончательно смирился с тем, что останусь здесь навсегда. Я лежал на влажной земле, смотрел на звезды, и засыпал. Спасла меня обыкновенная бродячая собака, которых хватает в любом городе. Видимо, учуяв меня, она начала лаять и тем самым привлекла внимание сторожа. Он-то и вытащил меня из ямы и вызвал «скорую помощь». Свою хвостатую спасительницу я потом приютил у себя дома. Она прожила со мной всю свою жизнь, пока не отошла в мир иной. В больнице я пролежал недолго, а когда меня выписали, направился прямиком к храму. По пути я зашел в строительную лавку и прикупил веревку с лопатой. Я планировал пройти на территорию церкви, спуститься в подземелье и вытащить оттуда все ведра с монетами. Но меня ждало большое разочарование: яма была засыпана землей, а в храме велась служба, и поднять клад незаметно от людских глаз теперь было просто невозможно. Я стал думать и предпринимать попытки достать клад любой ценой. Один из планов заключался в покупке дома, который соседничал с церковным забором. Я предполагал от него прорыть подземный туннель к заветному месту. Но, увы, этому не суждено было сбыться. Сделка с хозяином дома прогорела. Что только я ни предлагал ему взамен: и новенькую «Волгу» с квартирой в придачу, и ваучеры сверху. Но он отказался. Следуя другому плану, я попытался проникнуть на территорию храма под видом церковного служителя. Для этого я даже поступил в семинарию, но педагоги очень быстро заподозрили в моем поведении что-то неладное и, окончательно усомнившись в моих благих намерениях, исключили меня как профнепригодного. Отличная возможность добраться до клада была при реконструкции родника, расположенного на территории церкви. Но тендер я тогда не выиграл и остался в стороне. За все те годы я испробовал еще сотню вариантов, самых безумных и невообразимых, но все они потерпели неудачу, и клад так и остался лежать нетронутым. И если честно, смею я вам признаться, я очень этому рад.

Билетик у дороги

Мороз. Уже два месяца как зима, а на улице еще не единой снежинки. Без белого покрывала все живое вокруг не выстоит, замерзнет, а следом и мы. «Но откуда взяться снегу? На небе видны только звезды. Остается надеяться лишь на чудо», – размышлял я, возвращаясь с завода после тяжелой смены. – Быть может, он спасет этот мир? – усмехнувшись спросил я сам себя, заметив у края дороги билетик, балансирующий в воздухе в дюйме от земли. В округе, среди пыли и серости, он был единственным белым пятном, словно девственный снег на вершине горы. Но ему, как я подозревал, оставаться нетронутым было отведено не так уж и много времени, еще один порыв ветра и он угадит в жернова автомашин, а они-то уж без промедления примутся за дело, сначала смешают его с грязью, а потом раскатают в пыль. Я не знаю какие силы управляли в ту минуту мною, но я не раздумывая ринулся со всех ног к обочине и буквально в последнюю секунду успел поймать улетающий билетик. – Уф! Успел, – переведя дух, выпалил я. – Чей ты, дружище? Как ты здесь оказался? Потерялся? – с некоторой долей иронии и грусти спросил я, обращаясь к билетику. Конечно, наивно было ждать ответа от прямоугольного листочка, но рассмотрев его поближе о многом можно было догадаться и самому. – Родом он с главной сцены города не иначе, об этом его глянец говорит и логотип с печатью, приобрели его задолго до премьеры – это факт, концерт ведь сегодня состоится, а штамп покупки аж шестимесячной давности стоит, владелец, скорее всего, женщина, так как аромат дамского парфюма исходит от бумаги, билет парный, а, значит, был еще один – какая судьба того постигла неизвестно – но вот от него лично избавились намеренно: уж слишком он измятый, – размышлял я, пытаясь сложить весь ребус воедино. -Что же мне делать с тобою? Оставить здесь? Второго расставания ты точно не переживешь, – раздумывал я, почесывая затылок. -Ну, что? Раз мы, так сказать, нашли друг друга, рад знакомству! Проведем вечер вместе! Еще ведь успеваем! – воскликнул я и развернулся в сторону Органного Зала. В вечернем полумраке улочек концертный зал был виден издалека, он светился белым сиянием и возвышался над городом уходя далеко в небо. Я потопал ускоряя шаг и через пару минут стоял уже у главного входа в храм искусств. Собравшись духом, я вошел внутрь и обомлел: колонны, арки, витражи, картины, золотая парча – все вокруг впечатляло настолько, что я не мог сдвинуться с места и оторвать свой взгляд, казалось, будто машина времени перенесла меня на сто лет назад и я очутился на балу в роскошном замке, а эти дамы вокруг, в пышных платьях с веером в руках и в сопровождении галантных кавалеров только усиливали это ощущение. Раздался звонок и все поторопились занять свои места, я тоже последовал их примеру, сдал одежду в гардероб и, пройдя в партер, устроился в мягком кресле. Погас свет, кто-то кашлянул и полилась она – музыка. Мои веки закрылись, стало легче дышать, сердце нашло свой ритм, отступила усталость и тяжесть, а потом я вообще перестал ощущать свое тело, и ничего для меня больше не существовало. Я парил. Кама, длинные берега, Боровецкий лес, Озеро влюбленных, Дом лесника, огни – на все это я смотрел сверху, поднимаясь над землей все выше и выше, и в тот момент, когда земля казалась уже крупинкой, а мой взор устремился к неизведанным мирам, аплодисменты и крики «браво» спустили меня обратно с небес. «Мой полет был наяву, или я уснул и это всего лишь сон?» – недоумевал я, сидя в кресле. «А какая, собственно, разница? Я хочу испытать это чувство невесомости еще раз. Вновь и вновь. Я желаю путешествий и новых открытий!» – резюмировал я свои мысли, после чего аккуратно переложил белоснежный билетик во внутренний карман и потянулся к выходу вслед за остальными. Когда последнее такси отъезжало от Органного зала, я намеренно задержался, у меня не было желания куда-то спешить. Я был счастлив. Я стоял посреди площади и, задрав голову вверх, ловил ртом падающие снежинки. Их было много. Миллионы самых разных: белые, перламутровые, синие и желтые, горькие и сладкие на вкус, они спускались от самых звезд и покрывали всю землю пушистым одеялом. Теперь ей не холодно, она не замерзнет, а, значит, и мы будем жить…