Это был тот самый живописный, божественной красоты уголок земли – трёхречье: Хаула, Дербула и Гана, расположенный среди маньчжурских сопок, степей и лесов на территории Китая, куда волей судьбы были заброшены русские люди, небольшая часть из которых еще в конце девятнадцатого века, а большинство после кровавой революции в России. Русские поселенцы, в основном забайкальские казаки, с многодетными семьями на дикой земле первым долгом возводили храмы, а затем строили жилые дома, школы, все в русском стиле. В течение десяти лет было построено около двенадцати поселков. И вот в одном из них, в поселке Покровка, родился я, в патриархальной русской семье 24 апреля 1947 года. Отец Василий Симеонович Шахматов был родом из Тобольской губернии, а мать Пелагия Ильинична, урожденная Ушакова, из Оренбургской. Старшей из детей была сестра Наталия, затем братья Павел, Виктор, Николай, а младший брат Михаил родился позднее в городе Якеши – около великой китайской железной дороги. Крестил всех нас отец Иоанн Старосадчев. Батюшка был богатырем не только духовным, но и физическим. Кроме священнослужения он занимался сельским хозяйством, сам пахал, косил, сеял, жал и молол. Священником отец Иоанн был по призванию, когда он еще был юношей, отец Иоанн Шадрин предсказал ему Божий путь. Раньше ведь все было так, как полагается, священнослужителя выбирали всем приходом, и если один прихожанин говорил, что тот не достоин, то кандидатура снималась. Это неудивительно, ведь народ был глубоко верующим. Наша семья в основном занималась сельским хозяйством, разводили: коров, лошадей, овец, свиней, гусей, уток, кур, сеяли хлеб, ловили рыбу, охотились. Позднее наш дед Симеон Прокопьевич, которого называли Ильей Муромцем, потому что был он человеком необыкновенной силы и весил восемь пудов, открыл кожевенно-шубный завод, что очень облегчило жизнь многодетной семьи. Бабушка Евфросиния Федотовна, от рождения Бородина, была кроткая, мудрая и добрая, мало говорила, но много делала, у нее всегда был готов самовар на столе, так как дед Симеон любил пить горячий чай, раз пять в день. Дедушка и бабушка со стороны матушки – Илья Михайлович Ушаков и Парасковия Меркурьевна, урожденная Аникьева, имели сырный завод, знание о сыроварении дед Илья приобрел в Германии, когда был в плену в первую германскую войну. Но, к сожалению, его жизнь оборвалась в совсем молодые годы, когда он, отбившись от напавших на него хунхузов – разбойников разогрелся и выпил ключевой воды, после чего скоропостижно скончался. Похоронили его на станции Бухиду (Китай). Бабушка Параскевия, будучи очень молодой, вскоре вышла замуж за доброго человека, любимца всех поселенцев – Сергея Матвеевича Крупина. Жизнь была деревенская, здоровая, народ честный, трудолюбивый и хозяйственный! Когда приходила пора убирать хлеб, косить сено, то в поселках оставались одни женщины и маленькие дети. Я особенно любил это время. С какой любовью жены, матери, сестры готовились к возвращению мужиков домой с полей, шла хлопотливая работа. Нужно было приготовить праздничную пищу, а пища-то деревенская, ничего лучше не может быть! Нам, немногим мальчуганам, приходилось пробовать вкусное изготовление милых хозяюшек, поскольку был пост и взрослые не нарушали обряды, зато мы от души их выручали!

Мы с удовольствием помогали родителям: подметали двор, мыли полы в доме, мололи мясо для котлет и пельменей. А так как было много домашних животных, то все с детства научились ухаживать за ними. Я очень любил лошадей, особенно жеребят! Иногда отец нас баловал – брал с собой на покос и на заимку, за что мы охотно помогали ему. А с какой радостью встречали светлые праздники: Рождество Христово, Пасху, Крещение, Николин день. Народ был истинно верующий – все соблюдали посты, говели и причащались. После поста и воздержаний от злых привычек праздник был именно праздником! Нам, детворе, воздержание и смирение давались нелегко. Но мы старались соблюдать все, что положено, из-за боязни перед Богом, уважения к родителям и чувствительного облегчения души и тела. Но когда приходил праздник, наступали святые дни, то радовались и веселились все, от мала до велика. В поселке все друг друга знали, ходили по домам, традиционно поздравляя, добра, счастья и здоровья желая! Конечно, не всегда в деревне все было гладко, бывали и трагические моменты, переживания. Был такой случай в нашей семье – брат Виктор, которому было только три года, решил пойти к отцу на заимку, запомнив, в какую сторону он уехал на лошадях. Пошел в том же направлении. Прошло несколько часов, мать стала звать нас на обед, все собрались, а Виктора нет, мать решила, что он где-то под забором уснул, как это часто бывало, отправила Павла искать. Он бегал вокруг, звал: «Витя, Витя!» Ответа не было, соседи тоже отвечали, что не видели его. Тогда мать побежала в церковь просить батюшку звонить в колокола, бить тревогу. Около храма стали собираться жители поселка. А время уже подходило к закату солнца, батюшка попросил всех зайти в храм и сразу начал служить молебен Святителю Николе Чудотворцу. Мы все были очень напуганы, а матери стало плохо. На улице уже начинало вечереть, и все знали, что вокруг дикие места и водятся волки. После молебна опять все вышли на улицу, соседка Мария Петровна Иванова, выходя из храма, воскликнула с крыльца: «люди добрые, вон там я вижу вдали черное пятно», указывая рукой. Все смотрят и ничего не видят. Тогда она говорит своему сыну – «дорогой Валечка, садись скорее, родненький, на коня и скачи туда». Хотя Валя тоже ничего не видел, но послушался, вскочил на коня и помчался, куда мать показывала. Проехал уже больше километра, а вблизи нет ничего. Вдруг он увидел, как по направлению в гору разделяется высокая трава, как будто её ветром разрезает. Подскакал туда и обнаружил Виктора, который уже не мог плакать и только шел вперед через высокую траву. Валя взял его и как можно скорее помчался домой, ведь уже темнело, и начали выть волки. Все сельчане ждали, и когда увидели, что они вернулись, то от радости плакали и приговаривали «Чудо, благодарим Тебя, Святитель Никола»! Отслужили благодарственный молебен Всевышнему и разошлись по домам. Вот почему на Руси всегда почитали Святителя Николу, да и не только у нас, но и во всех странах мира! Мы, дети, скоро забыли это неприятное событие, но мать, бабушка и сестра не спускали с нас глаз.

В Покровке жило много образованных людей: инженеров и офицеров. Жители других сел всегда приговаривали, что у нас живут развитые люди! Считали Покровку культурным центром Трехречья. Поселок был расположен на крутом берегу быстрой горной реки Илгачи, в которой водилось много разных рыб: щуки, тайменя, сазана. А какая была природа! Черемуха, яблони, земляника, грузди… Дикие животные, звери, птицы – волшебный край! Только жить и поживать! Но чума ХХ века – революция – продолжала преследовать людей, китайская земля тоже уже была захвачена мракобесием и произволом, докатило и до Трехречья. Начали раскулачивать, рушить все здоровое, стали исчезать мужчины-казаки, оставались многодетные семьи без отцов, хозяев, счастливой жизни. Бабушка Евфросиния умерла. Запрягли лошадей и быков и покочевали к железной дороге в город Якеши, где была большая община русских, а главное, была гимназия. Наши родители всегда стремились дать образование своим детям. Передвигались примитивным способом – на телегах. Естественно было много приключений, тем более что дороги-то деревенские, в дождь или завязли, или поплыли. Не раз переворачивались возы, спускаясь с хребта. Особенно веселило, когда из курятников вываливались куры, гуси, цыплята, разбегались по кустарникам, а мы, детвора, часами их ловили. Были и опасные случаи: как-то переплывая на пароме через реку, около берега перевернулись вместе с лошадьми, быками и телегами. Хорошо, что брат Павел был сильным, меня выбросил из реки на берег, а то бы вряд ли писалась эта повесть! Вновь приезжих русских скитальцев соотечественники города Якеши приняли тепло, помогли снять большой дом, половину его для семьи, а другую часть для завода. Старшие сестра и братья пошли учиться в школу, отцу начали поступать заказы, а я был еще трехлетним, так что был дома с матерью. Вскоре появился на белый свет еще один брат Минька, как мы его все называли. Жизнь постепенно входила в нормальное житейское русло, хотя политический накал в Китае усиливался, часто происходили аресты, расстрелы чайканшинцев. Однажды Павел шел из школы и увидел толпу народа, подошел и стал свидетелем публичного расстрела китайца. Его убили из револьвера выстрелом в затылок. Бедный братец пришел домой бледный как снег и несколько дней не мог ни спать, ни есть. Через некоторое время начались давления и на русских, многие вынуждены были уезжать, кто куда мог. Отцу запретили иметь завод. А это значило, что семье нечего есть. Умер дед Симеон. Пришлось опять запрягаться и ехать, куда глаза глядят. Проезжая поселок Тыныхэ, где проживало русское казачество-крестьянство, выяснили, что там был большой спрос на зимнюю одежду: шубы, дохи, рукавицы и шапки. Решили родители задержаться и испытать счастье!

В поселке было атаманское правление, отец сразу пошел к атаману Кокухину, с просьбой помочь основаться многодетной семье. Андриан Иванович человеком был добрым, сам поскитался немало. Он любезно согласился помочь материально и, что не менее важно, морально. Так началась наша жизнь в новом месте с новыми трудностями. В Тыныхэ среди русских поселенцев проживало много монголов, бурят, китайцев. Им всем очень хорошо жилось с русскими, все учились в русских школах, казаки учили их, как любить землю, как обрабатывать ее, чтобы получать хорошие урожаи. Мне в то время уже было пять лет, и я уговаривал, упрашивал родителей, чтобы меня отпустили в школу. Добрые родители с моим страстным желанием к науке согласились, и шести лет я гордо пошел в первый класс.

Учителя были свои – сестра Наталия и брат Павел, так что приходилось их величать Васильевичами. А они всегда мне ставили заниженную отметку, если отвечу на пять – ставили четыре, что меня очень удивляло и злило. Когда возвращались домой, я протестовал и требовал объяснений, и, конечно, дома я их уже не величал! Они мне доказывали, что занижают отметки ради справедливости, чтобы другие не подумали, что мол своя рубашка ближе к телу, что своему ставят хорошие отметки. Только через несколько лет я свое самолюбие успокоил и больше не обижался. В первом же классе я сразу влюбился в двух сестер Куликовых – Лиду и Лилю, которые были хорошенькие как куклы и покорили не только меня, но и весь мужской пол первого класса. Дошло до того, что мы с Петром Малышевым из-за них вышли на поединок в рукопашную, били друг друга до крови из носа, приходилось умирять нас учителю, брату Павлу Васильевичу. Он брал нас, как петухов, за шкирку и швырял в разные стороны, а мы, как свирепые донжуаны, снова слетались! А наши красавицы даже не знали, что из-за них бьются чуть ли не на смерть. Время на новом месте было благоприятное для нашей семьи, да и для всех жителей Тыныхэ! Шубный завод отца и матери имел много заказов, так что материально мы были обеспечены! А верой, надеждой и любовью мы всегда были сильны! Даже в страшно трудные времена семейная спайка спасала! Появилась и домашние животные: коровы, кони и овцы. Я очень любил маленьких животных, мог часами наблюдать в щель забора, как рождаются и делают первые шаги телята, жеребята, ягнята. Был очень интересный случай – у соседей Бронниковых коза родила тройню и двух из них приняла, а третьего нет, отталкивает, не кормит. За этой странной картиной я в щелку деревянного забора наблюдал, затаив дыханье, так внимательно, что даже не ощущал занозы на носу. Мне до слез стало жалко малютку-козленка, я решил идти к хозяину и сообщить ему об этом. Захожу в дом, меня гостеприимные соседи приглашают к столу по русскому обычаю, но я так переживал, что мне было не до угощений, сразу взволнованно начал рассказывать об увиденном. Хозяин слушал, слушал и как засмеётся, предсказав, что из меня получится хороший хозяин! Потом предлагает – если тебе его так жалко, то возьми себе и выращивай! От такого ответа я опешил, было удивительно и радостно, громко поблагодарил и побежал во двор за козленком! Не успел взять его на руки, как он начал сосать мой палец. Бедняжка был такой голодный! А время было зимнее, холодное. Я был одет в шубку, сшитую из одной овчины, из-за чего надо мной ребятишки часто подсмеивались, вроде того, какой ты мужик, носишь шубу из одной овчины. Поначалу я не хотел надевать её, но суровый климат заставил. Положил козленка за пазуху и понес домой. Знал, что родители добрые, но не был уверен, что они примут меня с козленком. Захожу в дом и не раздеваюсь, сел и молчу, мама спрашивает, «что с тобой, Саня?», так она меня всегда называла, я отвечаю, что ничего, мамуля, и продолжаю сидеть, вдруг мое усыновленное существо забекало, после чего я стал уговаривать матушку не гневаться. Когда она узнала, о чем идет речь, рассмеялась и сказала «молодец, расти»! Так началась жизнь козленка в нашем доме!

Единогласно дали ему имя Чика! Для нас, мальчуганов, козленок был забавой, мы нянчились с ним, как с ребенком. Я сделал ему маленький дворик из стульев, постелил травки, сена… Рос он у нас не по дням, а по часам! Кормили его всем тем, что и сами ели, но главное, конечно, молоком. А когда прорезались рожки, то мы его научили бодаться – то один, то другой из братьев становились на четвереньки, а он разбегался и прямо в мягкое место. Вскоре стал даже сбивать нас, а это для нас было еще потешнее! Так как ему разрешалось все, то он начал проказничать, то компот перевернет на кухне, то головой с длиной бородой залезет в мешок муки и станет похож на черта, а нам еще смешнее. Наступила весна! Все оживает! Появилась свежая травка, и наш Чика стал игриво гулять по двору! И вот в один солнечный день мимо нашего дома проходила калека старуха-китаюха, у нее что-то было не в порядке со спиной, когда шла, горбилась, а наш Чика-удалец это подметил и вообразил, что она с ним играет. Перескочил через высокий забор и ударил с разбега бедную старушку так, что она перевернулась несколько раз и начала дико кричать. Сбежались сотни китайцев, все бранятся, вопят на всю деревню. А Чика, как ни в чем не бывало, разгуливает на лужайке, да еще иногда подпрыгивает и побекивает! А разъяренная толпа китайцев продолжает шуметь. До смерти испуганную старуху увезли в больницу, проверили и, слава Богу, не нашли ничего переломанного, что было облегчением для наших родителей. Ведь если бы старушка умерла, то отца могли бы посадить в тюрьму. Но поступила жалоба в атаманское правление, и атаман Кокухин попросил отца ликвидировать нашего Чику. Это было для всех нас трагедией, уж чересчур мы его любили. Он так нас веселил! Так окончился своеобразный период развлечений шахматовской детворы. После этого я стал разводить цыплят, каждый год выводил сотни цыплят, а затем и уток, гусей – словом, прославился на все село, а лет-то мне было всего лишь семь! В школе я учился хорошо, уже во втором классе читал басни Крылова и сидел часами около глобуса, рассматривая и изучая Вселенную. С детства мечтал побывать везде!

А какие свадьбы справляли в селе! Это ведь своего рода искусство – деревенская свадьба, да еще и русская! Сначала молодые люди присматриваются друг к другу. Затем родители замечают, что-то есть у их детей – увлечение, любовь – пора стать женихом и невестой! Объявляется сваха и идет в дом родителей девицы. Такое сватовство обычно всегда успешно! Затем свадьба, пир на всю деревню! Гуляют несколько недель! Меня, как музыкального мальчика, особенно развлекало, когда новобрачные после венчания мчатся на тройке в дом родителей, получить родительское благословение, а затем гармонисты, выводя русские мелодии, заполняют звуками всю станицу! Имея любовь к пению и музыке, я внимательно наблюдал за музыкальным оформлением деревенской свадьбы. Например, жениха сажают в корыто, из которого кормят животных, привязывают его к телеге или саням, запряженным быком, жениху, если он музыкант, дают в руки гармонь и тащат его в корыте по всей деревне, а он играет и поет. Картина неописуемая, потрясающая! Жизнь деревенская простая, но характерная. А что творилось во время святок! Молодые и старые наряжались в разные невероятные одежды и в масках разгуливали по улицам, заходя в дома. Ночью взрослые пакостили: то прятали колеса от телег, то сани заталкивали на баню…

Когда приходило лето, я рвался на покос, со слезами упрашивая отца отдать меня кому-нибудь в волокушники, подвозить сено к стогам, чтобы физически здоровые ребята могли его метать, т.е. укладывать сено в стога. Вначале родители не хотели меня отпускать, говорили, что я еще маленький, но в конце концов соглашались и я, довольный, ехал на покос! Но к моей досаде, в основном, моей обязанностью было утром рано сходить за лошадьми, приготовить их к рабочему дню, затем готовить для всех чай, завтрак, а вечером ужин, так что охота быстро проходила, и я через несколько недель уезжал домой.

В нашем доме часто звучало пение, так как родители имели прекрасные голоса: матушка – сопрано, а батюшка – тенор. Иногда так увлекались пением и пели так хорошо, что даже не замечали, как собирались люди около окон и внимательно слушали! С тех пор и зародилась у меня любовь к пению!

В деревне Тыныхэ было много интересных уникальных людей. Ярко врезалась в мою память Апполинария Ивановна Баженова, которая в 1929 году пережила ужаснейшее время. С территории Советского Союза пришла банда под командованием Моисея Жуча и расстреляла невинных трудолюбивых казаков. У всеми уважаемой бабушки Апполинарии было расстреляно шестнадцать прямых родственников, включая мужа, дядей и племянников, и она одна вытаскивала тела своих родных из-под трупов, обмывала и хоронила в общей семейной казачьей могиле. Далеко от родных казачьих земель на чужбине, в Маньчжурских краях, на месте, где свершилось сатанинское убийство, по сей день ничего не растет, стоит лишь одинокий памятник честным и преданным сынам-казакам России! Бабушка Апполинария всегда и со всеми была добрая, кроткая, одна воспитывала сирот-детей и умерла она далеко от родной земли, в Австралии, на 95-м году от рождения. Царство Небесное, добрая Апполинария Ивановна!

Был замечательный старый казак Платон со своим верным конем. Вместе прошли все в жизни, от 1914 года во Франции до японского захвата Манчжурии. Когда доблестный казак предстал пред Всевышним и привезли на телеге гроб к могиле на русское кладбище, то старый конь положил голову на гроб и из глаз его текли слезы. Каждый день прибегал на могилку, а потом уже кое-как приходил на место упокоения верного хозяина-казака, через некоторое время так и скончался на могиле. Есть ли такие преданные люди? Думаю, что сейчас нет. Бывали и чудаки, самородки, разного характера и типа, так как люд был не оторван от матери природы и жил в гармонии с ней. Около нас жила семья Савиных, так вот хозяин Арсений был уникальной личностью. Во-первых, маленького роста, а, как известно, такие люди обычно скандалисты, любят поспорить, подраться. Однажды деревенские мужики немножко выпили и начали спорить, а Арсений кричал громче и больше всех. Через некоторое время видим, маленький мужичок, как пуля, несется к себе домой, а за ним здоровый мужчина с кулаками. Наш соседушка забегает в дом и кричит жене: «спрячь меня скорей, а то я могу подраться»! Милая жена была в два раза больше, чем Арсений Иванович, так что спокойно спасла его от сердитого до предела мужика. Бывало и так: когда сосед выпьет и начнет скандалить, то Маруся берет его под мышку и уносит домой, назавтра мужики смеются над ним, мол какой ты мужик, когда тебя баба под мышкой унесла. После таких насмешек он ещё больше выходил из себя, ставил стул, забирался на него и кричал: «Маруся, подходи, я тебе сейчас задам»!

Директором русской школы был русский умный человек, Яков Максимович Караулов, с суворовской дисциплиной. Все ученики его любили и уважали. Зимой он ходил без головного убора, а температура доходила до 45 градусов ниже нуля. Был забавный горбатенький учитель по математике – Виктор Опульский, который очень любил танцевать, приходил на вечера с тапочками под мышкою и, танцуя, подпрыгивал, как кенгуру. Поскольку в каждой школе бывают ученики-разбойники, то от них особенно доставалось нашим учителям.

Так как у нас было сельское хозяйство, а вокруг дикие степи и леса, где водилось много волков, то мы держали во дворе собак-дворняжек: маленького и хитрого Пирата и большого волкодава Тарзана. Мы, дети, любили с собаками играть, и они с нами тоже охотно развлекались, позволяли себя запрягать в тележку или санки. На редкость умные и ласковые животные. К сожалению, Пират состарился и ушел из дома куда-то сдыхать. Так и не узнали, где он скончался. А на Тарзана напали волки, он хотя и отбился, но ранения были смертельные, через несколько дней его тоже не стало. Тем временем мне уже стукнуло восемь лет, и моим увлечением было после школы заходить к отцу на шубный завод, брало любопытство к труду. В то время я был говорун, все рассказывал, обо всем расспрашивал и всегда заканчивал фразой: «Папенька, я тебе сегодня наговорил, столько наговорил!» В 1954 году многие русские стали уезжать в советскую Россию. Деревня начала пустеть, оставались собаки, которые скулили, выли, скучали: коровы, лошади тоже кричали, мычали – картина была ужасная. Тех, кто остался, вскоре раскулачили. Пришлось закрыть завод. Жить в Тыныхэ стало невозможно. Опять кочевать. Куда? «Да куда глаза глядят, отвечали старики, нам не привыкать». Нагрузились, помолились и поехали на станцию Джаромтэ к великой китайской железной дороге, построенной русскими при царской России, принадлежащей Российскому государству. Но, увы, революция, новая власть потеряли и это русское богатство. В Джаромтэ была небольшая русская община, с православным храмом и начальной школой. На новом месте построили фанзу-хату из дерна и начали уже в четвертый раз жить с нуля. Продолжить свое кожевенное дело отец не мог, да и не разрешили бы. Сестра стала преподавать в школе, а старшие братья начали заниматься сельским хозяйством, брать подряды – косить сено, распахивать целину для посева хлеба, капусты, картошки… Благодаря трудолюбию и любви к жизни опять встали на ноги! Недалеко протекала чистая и быстрая река Аргунь, по берегам росло разное: черемуха, ива, мелкие кустарники с ягодой, а в реке водилась много рыбы! Брат Павел был азартным рыбаком и часто с Иваном Кутуковым на лодках, с фонарем и острогой, уплывал на всю ночь. Нашей обязанностью с Геркой Кутуковым было увозить их на лошадях и телегах за несколько верст выше по реке, чтобы они могли плыть по течению и ловить рыбу, а нам наказывали встречать их утром в назначенном месте, несколько километров ниже. Лет-то нам было с Геркой по десять. И вот мы однажды, чтобы не было скучно, взяли с собой младших братьев. Удобно расположились на крутом берегу между рекой и горой со скалами. Обтянули брезентом телегу и улеглись ожидать! Где-то к вечеру пошел мелкий дождик, но нам не страшно – мы под телегой, там не мочит! Потом началась гроза и полило как из ведра, тут еще комары одолели, и начало подмачивать снизу, сначала всё казалось потешным, смеялись до боли в животе. Постепенно у наших малышей глаза уже повылазили на лоб от страха, да и мы уж не такие герои, тоже испугались. Братишки уже заплакали, я сообразил, что надо уходить, быстро вспомнили все молитвы и стали молиться. Один за другим пошли в гору, чтоб перевалить через хребет, а там уже село близко. Только забрались наверх, как дождь перестал и появилась радуга, затем солнце. Решили вернуться. Пришлось перекатить телегу на другое место, но, к нашей беде, теплая одежда, приготовленная для рыбаков была мокрая, а это значит, что нам достанется от усталых и замерзших рыбаков. Так и произошло, приплыли рано утром холодные, голодные и мокрые. Павел и Иван увидели, в каком состоянии находится все, начали нас бранить на чем свет стоит. Спасло нас, что они поймали много рыбы и настроение было у них хорошее. Или другой случай – опять мы с Геркой отвезли рыбаков, а сами решили под вечер вернуться в село на вечеринку-игранчик, как называла её молодежь. Это когда вечерами сходились девчата и ребята на лужайке и веселились. А так как мы с Германом были главные музыканты – баянисты, то без нас было бы скучно. Сели верхом на лошадок и помчались к селу. Вдруг недалеко видим стаю волков, лошади тоже их почуяли, подняли уши и заволновались. Наши сердца уже где-то в пятках, ведь мы попали на волчью свадьбу, когда они злые и голодные, а тут две лошади да два молодца! Говорю Герману, один выход – удирать. Перекрестились и пустили лошадей во всю прыть, часть волков бросилась за нами, но наши кони были скаковые, да и от испуга так несли нас, что пуля вряд ли бы нас догнала! Примчались и с ходу на вечеринку, бедные кони все в пене, кое-как отдышались. Девчата встретили нас радостно, ведь музыкант в деревне это все. Поговорили, поиграли, поухаживали до утра и сразу на лошадей и к месту назначения.

Было приятным развлечением ездить за грибами и орехами. Собирались все девочки и мальчики и ехали в леса и на поля. Главным для нас был не столько сбор грибов и ягод, сколько возможность поухаживать и в любви объясниться. В один летний вечерок во время игранчика меня чуть не убил Сидор Василенко, человек очень развитый физически, но умом был младенцем. Видимо, решил напугать нас и из-за ограды двора бросил кирпич в нашу сторону. Слава Богу, что кирпич притормозил о ветку тополя и только после ударил меня в затылок. От удара я упал лицом на землю и на мгновенье потерял сознание, затем вскочил и бежать, чтобы не получить второго кирпича! Подхожу к дому, в глазах мелькают звездочки, в голове гудит, посидел на завалинке и тихо зашел в дом, чтобы никого не разбудить. Лег в постель, но спать не мог, и хорошо, что не мог, так как после таких ударов, как я позднее узнал, спать нельзя. Утром, ничего не сказав родителям, сразу пошел к Груне Овчинниковой – она правила головы после сотрясений. Она быстро смерила голову и, обнаружив сдвиг верхней части черепа, начала давить и трясти голову, затем перетянула её тряпкой, уложила меня на кровать минут на двадцать. Потом опять смерила, оказалось еще не на месте, снова начала мять и еще сильнее перетянула повязкой голову – и опять в постель. Чувствую, что мне становится легче, я даже задремал, но она не дала спать, еще раз смерила и сказала, что все, голова на месте.

Почему-то у нас с Германом было больше всех приключений, одно за другим и одно другого веселее, глупее. Однажды идем по улице, энергии особенно много у Германа, и он все норовит кого-то толкнуть. И вот ему пришло в голову дернуть китаянку за длинную косу, подбежал и слегка дернул. Она его хотела поймать, но он рукой отмахнулся и ударил ее по животу, а она оказалась беременной, заохала и заахала. Мой дружище быстро удирать. Сбежались китайцы, все кричат, я решил тоже тихонько смыться. Пришел домой, а любопытство раздирает, чем все закончилось, и где Герман, решил пойти обратно в разведку, но как только сравнялся с милицейским участком, меня сразу схватили милиционеры и потащили в здание. Посадили меня в темную комнату и начали на меня кричать и запугивать, но так как я не был виновен, то вел себя спокойно, а это их еще больше бесило. Через некоторое время приходит та самая, пострадавшая от Геркиного кулака китаянка, увидела меня и говорит, что это не он, тогда милиционеры решили меня пытать, чтобы я выдал Германа. Стали размахивать пистолетом перед лицом и приговаривать, что если не скажу, забросят меня в каталажку, тушили свет, оставляли меня в темноте, но я сказал себе, что не выдам друга, этого нет в нашем роду. Промучившись со мной, но так ничего и не добившись, выругали по-китайски и вышвырнули меня за ворота. Я понял, что надо как-то сообщить обо всем Герману. Обошел кругом и огородами, добрался до дома Кутуковых и вижу, что сидит мой Герман на крыше и посвистывает! Я ему кричу, чтоб слезал скорее и убегал. Тогда он спрыгнул, сел на велосипед и покатил к реке Аргуни, а назавтра уехал поездом в город Хайлар. Повезло, что с китаянкой ничего не случилось и она родила ребенка!

По всем русским поселениям ходило много странников: военных, которые сбежали из советской армии, одиночек, полукровцев, несчастных… Самая знаменитая была Кундашиха, монголка, которая выросла среди русских и была крещеная, по имени Елизавета. Бывало, напьется до отказа, сядет на коня и начинает гонять всех, кто попадает по пути. Часто приходила к нам в гости, папа ее всегда предупреждал, что в доме у нас курить нельзя, но выпивать немножко позволялось. Она как выпьет, так и начинает сквернословить. Отец ее спрашивает, почему она ругается на русском, а не на родном монгольском, на что она отвечала, что наш бог по-русски не понимает. Из-за такого скверного поведения отец ее часто просил покинуть дом, а она выйдет на улицу и начинает кричать: «старовера чем любить, лучше по миру ходить». Словом, веселая была Елизавета Петровна! Был один очень талантливый странник, все его звали Пушкиным не потому, что он был курчавым, а потому что писал прекрасные стихи. Но закончил он свою жизнь трагично: шел зимой из одной деревни в другую, сел около стога сена отдохнуть и заснул вечным сном. К сожалению, никто не знал даже его имени. Царство Небесное тебе, еще один русский странник! Ходил простяга Проня, представлялся дурачком. Наш дом был на краю деревни, так что все странники сначала заходили к нам. Просили дать работу, помыться и поесть. Проня особенно любил мамины пирожки, много съедал и еще брал в дорогу и называл нас не Шахматовыми, а Пирожковыми. Так и ходили русские странники по поселениям. Это еще одно доказательство, как жестоко обошлась с русскими кровавая революция. Ведь были же революции во многих странах, но ни одна нация так жестоко не пострадала, как русская. Видимо, накопилось много грехов, ошибок…

Жизнь на станции Джаромтэ вошла вновь в колею, уже в четвертый раз встали на ноги. Я с Павлом уехал в город Хайлар, где была средняя русская школа. Там были замечательные учителя Наталья Александровна Плюснина, Федор Николаевич Куликов, Ирина Ильинична Овчинникова. и Валентина Александровна Брусенцева. Из деревни попасть в город всегда любопытно. Первое время я так увлекся, что даже не выполнял уроки и получал двойку за двойкой. А так как брат Павел был учителем, то его коллеги стали спрашивать, что с братишкой, почему ничего не учит. После серьезного разговора с Павлом я начал заниматься и в первую четверть все сдал на четверки, но продолжал влюбляться то в Дусю, то в Мусю. На каникулы ездил домой поездом. В летние жаркие деньки ходили купаться на Аргунь, вода была чистая, река быстрая и опасная, каждый из нас по разу тонул. А кто и больше. Развлечением ребят было, когда девчата купались от нас тайком, раздевались в кустах и прыгали в воду, то мы, орлы, подползали и прятали одежду. Сколько после было визга, крика, а нам потешно. Я в то время уже хорошо на слух играл на баяне, но своего инструмента не было, и какая была радость, когда отец привез из Харбина баян! В Хайларе жили в общежитии-интернате, большинство девчат и ребят было из Трехречья, каждый говорил на свой лад, по-своему выговаривая слова. Но жили все дружно и интересно – ребята в большой комнате, а девчата в маленькой. Возраст был такой, что иногда хотелось поухаживать, но стены тонкие, на каждое движение, шорох все поднимали головы. Но были и такие, что умудрялись по ночам ухаживать, ползали по полу на свидание. Утром, конечно, все уже знали, кто донжуанил ночью. Делали это здоровые ребята, так что если кто замечал, то молчал, ведь легко можно получить подзатыльник! С нами учился и жил китайчонок Коля, добрый и очень способный малый. Ему было нелегко выговаривать русские гласные и согласные звуки, что, естественно, вызывало у многих смех, но благодаря трудолюбию и желанию выучить русский язык, он окончил школу отличником. Брат Павел был учителем математики и физкультуры, и все его уважали особенно как преподавателя гимнастики. Он был прост со всеми, уделял каждому много внимания, не подразделяя, кто лучше и сильнее, кто слабее и хуже, для него все были равны, что и было главной причиной, что его все ценили и слушались. Даже на наши шалости он реагировал правильно. Например, когда он оставлял после занятий отстающих по программе учеников, а мы подпирали дверь партами и стульями и держали их до позднего вечера. Логично после этого сделать нам всем нагоняй, а он делал вид, что ничего не произошло, играл на нашей совести, и мы сами прекращали проказничать. Инспектором школы был Николай Васильевич Брусенцев, человек высокообразованный, всегда опрятно, со вкусом одетый, стройный, в нем чувствовалась авторитетность. Любил выпить и петь, хотя голоса и слуха не было дано природой, а мы еще ему в это время комплименты сыпем, а он и рад стараться! Мог и поскандалить, пустить кулаки в ход, если с ним в это время был брат Павел, русский медведь, знал, что тот выручит, защитит.