Коренной перелом

Часть 17
Накануне

1 июня 1942 года, Полдень. Москва, Дача Сталина в Кунцево.

К началу лета 1942 года Москва стала совершенно спокойным, вроде бы и не прифронтовым городом, несмотря на то, что фронт стоял под Вязьмой, всего в двухстах километрах от окраин столицы. Воздушные налеты прекратились совершенно, ибо при стоящей в Кратово авиагруппе ОСНАЗ посылать бомбардировщики на советскую столицу хоть днем, хоть ночью было для командования люфтваффе чистейшим самоубийством. Взлетят русские «Палачи», и всех к чертовой матери посбивают. К тому же после сражения за Брянск и Орел действующее в полосе группы армий «Центр» воздушное командование «Восток» было обескровлено в результате катастрофических потерь. Все новые самолеты и закончившие летные школы пилоты, штурманы и стрелки направлялись Герингом в 4-й воздушный флот, действующий в интересах группы армий «Юг». Встал даже вопрос о возвращении назад в Москву эвакуированных в Куйбышев правительственных учреждений и иностранных посольств. Но Верховный пока откладывал принятие этого решения. «Вот победим на юге, погоним фашиста до Днепра и дальше, – думал он, – тогда и можно будет вернуть всех в Москву».

А основания надеяться на победу были. Советская разведка вовремя вскрыла план фашистов нанести главный удар на юге, и Василевский ежедневно докладывал Сталину о количестве прибывающих в немецкие ударные группировки солдат, орудий, танков и самолетов. Соответственно, строилось и противодействие, усиливалась линия обороны, перебрасывались подкрепления. Генерал армии Жуков, назначенный командующим Центральным фронтом, свирепствовал так, что стоны разжалованных и пониженных в должности и звании страдальцев неслись по всей Руси Великой. Туда, к Жукову, направлялись практически все новые противотанковые пушки, гранатометы, гвардейские реактивные минометы и самолеты-истребители. Против немецкого ударного кулака со всей возможной скрытностью создавался щит, о который этот кулак должен был разбиться как о каменную стену.

Но сегодня Верховного Главнокомандующего занимала не война, а дипломатия и политика. Чтобы выиграть войну, у него теперь есть целое созвездие проверенных другой историей «Гинденбургов»: Василевский, Шапошников и Антонов – в Генштабе; Жуков, Конев, Рокоссовский, Малиновский, Черняховский, Говоров, Горбатов, Ватутин, Толбухин и Федюнинский – на фронтах; Бережной, Катуков, Ротмистров, Рыбалко, Лелюшенко и Лизюков – в танковых войсках; Кузнецов, Ларионов и Головко – на флоте. А к ним – почти двенадцатимиллионная Красная Армия, уже оправившаяся от горечи прошлогодних поражений и уже привыкающая к сладкому вкусу побед. Если эту силу правильно применить, то вермахту не устоять. Победили в ТОТ раз в гораздо худших условиях, победим и теперь. Главное – сделать так, чтобы плоды этой Победы не были украдены у Советского Союза так называемыми союзниками по коалиции, и не пропали бы втуне, как это случилось ТОГДА.

Именно сейчас, в эти дни и часы, должен был решиться вопрос послевоенного мироустройства, и решить этот вопрос мог только он, Сталин. Британский король-эмигрант Георг VI уже находился в Москве. Через несколько дней для переговоров сюда же прибудет американский вице-президент Уоллес. И, хоть судьба мира будет решаться на переговорах с американским вице-президентом, первая встреча состоится с британским монархом. Пора закрывать операцию «Денеб» и просчитать все дивиденды, чтобы понять, стоила ли свеч вся эта головокружительная авантюра в стиле голливудского вестерна…

Король Георг ехал на встречу с русским вождем, поглядывая на залитые солнцем улицы Москвы через бронированное стекло посольского «Роллс-Ройса». Народу на улицах было совсем немного для такого большого города: в основном люди в военной форме, старики, и совсем немного женщин. Все остальные, включая четырнадцатилетних подростков, как успел рассказать королю посол в России Кларк Керр, по двенадцать часов в день в две смены работали на военных заводах, прилагая все силы для того, чтобы обеспечить русскую армию, ведущую тяжелую войну, оружием, боеприпасами и снаряжением.

И хоть, как и в Лондоне, по дороге часто попадались зенитные орудия и привязанные к земле аэростаты воздушного заграждения, за те сутки, что Георг провел в большевистской столице, не прозвучало ни одной воздушной тревоги. Небо над Москвой было на надежном замке.

Загородная резиденция советского правителя располагалась в густом лесу, отгороженная от внешнего мира высоким забором. Когда автомобиль с королем проехал через большие ворота, ему пришлось несколько раз объехать установленные поперек дороги большие бетонные блоки.

Гостеприимный хозяин встретил короля на пороге дома (причем сам этот дом, одноэтажный и укрытый в тени деревьев, не произвел на Георга особого впечатления). Он не был похож на древние замки британских аристократов. Да и внутри тоже был обставлен по-спартански просто. Дядюшка Джо, в отличие от скороспелых американских нуворишей, то ли презирал роскошь, то ли не придавал ей большого значения. Более-менее соответствовал положению хозяина только кабинет с хорошим паркетом, где стоял большой письменный стол, а также мягкие кресла и книжные шкафы, забитые книгами, а на стене висела огромная карта советско-германского фронта. Именно сюда сходились все нити управления страной, ведущей тяжелую изнурительную войну с беспощадным врагом.

Хозяин кабинета жестом пригласил короля присесть в одно из кресел, после чего устроился сам в таком же, стоящем рядом. Переводчик замер за спиной короля.

– Мы сожалеем, ваше королевское величество, о том, что произошло в вашей стране, – после недолгого молчания произнес Сталин. – Как вы уже знаете, мы пытались предотвратить подобный исход событий, но ваши специальные службы, к сожалению, не прислушались к нашим предостережениям.

– Господин Верховный главнокомандующий, – с горечью ответил король, – к моему глубокому сожалению, меня лично о вашем предупреждении проинформировали слишком поздно. В противном случае я смог бы хоть что-нибудь предпринять. Конечно, я весьма благодарен вам за то, что вы организовали спасение и эвакуацию моей семьи. Но хотел бы поинтересоваться, зачем вы это сделали… Ведь между нами никогда не было приязненных отношений. Более того, я всегда позиционировал себя как противника возглавляемого вами всемирного коммунистического движения.

– Покойный мистер Черчилль тоже не был нашим большим другом, – ответил Сталин, – однако нас объединяло главное – желание разгромить нацизм и спасти народы Европы от порабощения. Мы надеемся, что с вашей помощью нам удастся спасти от захвата Гитлером Гибралтар, Мальту, Суэцкий канал и остатки британского флота. Ваше величество, вы согласны со мной?

Король Георг кивнул.

– Вполне, господин Верховный главнокомандующий. Меня беспокоит только то, что безумцы, захватившие власть в Лондоне, все же решат направить на Восточный фронт британские войска, находящиеся сейчас под их властью в Метрополии.

– Мы можем твердо обещать, – ответил Верховный, – что в таком случае все британские солдаты и офицеры, добровольно и с оружием в руках перешедшие на сторону Красной Армии, не будут считаться военнопленными, а немедленно возвратятся под ваше командование. Это максимум, что мы можем для них сделать.

– Спасибо, господин Верховный Главнокомандующий, – произнес король с явным облегчением, – вашего обещания для меня вполне достаточно. Мне даже не хочется называть англичанами тех моих подданных, которые по доброй воле и с оружием в руках будут воевать за Гитлера и его новый порядок. Но мне хотелось бы знать, какие шаги вы планируете предпринять после окончания этой войны по отношению к моей стране. Для меня это очень важно.

– Ваше величество, – ответил Сталин, – теперь, когда открытие Второго фронта маловероятно даже теоретически, Красная Армия будет вынуждена двигаться на запад, освобождая от Гитлера Европу до тех пор, пока враг не сдастся не будет сброшен в волны Атлантического океана. При этом мы исходим из того, что политическая система Европы в ходе гитлеровской агрессии оказалась полностью разрушена, и теперь ее предстоит создавать заново. Таким образом, дальнейшую судьбу оккупированных Гитлером стран будут решать их народы на прямых, свободных, честных и демократических выборах – разумеется, после того как будут осуждены и поражены в правах те политические силы, что сотрудничали с оккупантами или способствовали тому, что фашистская Германия смогла развязать эту разрушительную войну.

– Господин Верховный Главнокомандующий, – насторожился король, – пожалуйста, поясните – что вы имеете в виду под словами «политические силы, способствовавшие развязыванию войны»?

– Мы имеем в виду тех, к кому летел на переговоры нынешний фактический правитель Британии Рудольф Гесс. Тех, без чьей поддержки не произошел бы нынешний переворот – сказал Сталин. – Судить всех виновных будет международный трибунал.

Выслушав перевод, король задумался.

– Это довольно деликатный вопрос, господин Верховный Главнокомандующий, – наконец произнес он, – политическая система Великобритании складывалась веками, и в ней краеугольным камнем был документ «Магна Карта», ограничивший власть короля волей Парламента. Я согласен с вами в том, что нынешний Парламент себя полностью дискредитировал и не может в дальнейшем выражать волю английского народа. Просто мне не хотелось бы, чтобы в процессе послевоенных выборов хоть как-то ущемлялись права тех политических сил, которые до конца боролись с фашизмом, но в то же время являются противниками коммунистической идеологии, которую я считаю неподходящей для культурной Европы.

– А вот этот вопрос, – усмехнувшись в усы, сказал Сталин, – давайте предоставим решать самим европейским народам, в том числе и английскому. Мы лишь только освободим их от фашизма, выловим военных преступников и их пособников и создадим условия для свободного, прямого и тайного голосования.

– Господин Верховный Главнокомандующий, а как же довоенный статус-кво? – поинтересовался король.

– Вы имеете в виду послеверсальские границы? – спросил Верховный. – Но ведь именно роковые решения, принятые в Версале, и привели к тому, что на территории Европы вспыхнула новая, еще более кровопролитная война. Вы полагаете, что Японская империя решилась бы напасть на британские колониальные владения и на Соединенные Штаты, не будучи уверенной в том, что основные силы Британии в этот момент окажутся связанными в ожесточенной бойне в Европе? После этой войны мы должны сделать так, чтобы Европа больше никогда не смогла стать местом, где родилась бы еще одна война.

– Наверное, в чем-то вы правы, господин Верховный Главнокомандующий, – с сомнением произнес король Георг… – Но что по этому поводу скажут американцы?

– А для них, в связи со всеми последними событиями, европейские дела отошли на второй, если не на третий план, – твердо сказал Сталин. – Они все равно сейчас не в состоянии как-либо на них повлиять. Сейчас их больше всего интересует война на Тихом океане и наша возможность открыть против Японии второй фронт в Манчжурии и Корее. Но мы не сможем этого сделать до тех пор, пока не покончим в Европе с Гитлером. Вот вам и вся политическая арифметика, ваше королевское величество. Со своей стороны, как я уже говорил, мы можем гарантировать, что выборы в европейских странах будут прямыми и честными, а мы отнесемся к их результатам со всей возможной беспристрастностью и предоставим законно избранным парламентам и правительствам решать дальнейшую судьбу своих стран.

– Хорошо, господин Верховный главнокомандующий, – произнес король, – я запомню ваши слова. Теперь по итогам нашего разговора необходимо составить какой-нибудь юридически обязывающий документ.

– Я полагаю, что лучше поручить это дело профессионалам, – усмехнулся Вождь. – Пусть товарищ Молотов с нашей стороны и господин Кларк Керр с вашей встретятся и изложат все на четком и понятном дипломатическом языке. А потом мы с вами подпишем этот документ. Ведь если хочешь сделать что-то хорошо, то для этого нужно пригласить специалиста.

– Думаю, что вы правы, господин Верховный главнокомандующий, – сказал король Георг, вставая и показывая тем самым, что разговор на этом закончен. – Спасибо за содержательную беседу, и позвольте откланяться. Наверное, я и так отнял у вас слишком много времени?

– До свиданья, ваше королевское величество, – ответил Сталин, тоже встав с кресла. – Надеюсь, что в будущем мы будем видеться с вами гораздо чаще…

Король уже давно ушел, а Сталин все думал о том, все ли было сделано правильно, и не переборщил ли он с откровенностью. С другой стороны, главная битва на дипломатическом фронте была еще впереди. Через несколько дней в Москву прибудет американский вице-президент Уоллес – и тогда-то и произойдет основная дипломатическая баталия.

3 июня 1942 года, Утро. Тихий океан. Атолл Трук. Якорная стоянка Японского Объединенного Императорского Флота. Штаб соединения на острове Чуук.

Присутствуют:

Главнокомандующий объединенным флотом адмирал Исороку Ямамото;

Командующий линейными силами вице-адмирал Сиро Такасу;

Командующий ударными авианосными силами вице-адмирал Тюити Нагумо;

Командующий разведывательными силами вице-адмирал Нобутакэ Конду;

Командующий передовыми экспедиционными силами вице-адмирал Мицуми Сэмидзу.

Лагуна архипелага Трук, несмотря на свои огромные размеры, была набита кораблями победоносного японского императорского флота, словно бочка сельдью. Одиннадцать линкоров (включая новейший и мощнейший в мире линкор «Ямато» под флагом адмирала Ямамото), шесть авианосцев, семнадцать тяжелых и восемь легких крейсеров, восемьдесят эсминцев и бесчисленное количество судов снабжения, танкеров и транспортов с десантом. Рядом с этой мощью канонерские лодки, тральщики и морские охотники базового соединения выглядели забившимися в угол бедными родственниками.

Последний раз объединенный флот Империи собирался перед исторической битвой при Цусиме. А потому даже матросу первого года службы было ясно, что вскоре произойдет событие столь же эпохального масштаба. Правда, наличие в соединении десантных транспортов с полнокровной пехотной дивизией на борту наводило на мысль не о линейном сражении, а о десантной операции против какого-то хорошо укрепленного вражеского города или базы. В противном случае не понадобилась бы огневая мощь всех линкоров японского флота разом.

Среди японских морских офицеров ходили различные слухи по поводу дальнейших действий флота и его командующего. Одни говорили, что адмирал Ямамото собирается атаковать Сидней или даже Мельбурн в Австралии. Другие резонно замечали, что в таком случае одной пехотной дивизии было бы явно недостаточно. Вот Новая Зеландия – это совсем другое дело: страна небольшая, сравнительно малонаселенная, и к тому же занимающая важное стратегическое положение для осуществления полной блокады Австралии с востока.

Третьи – в основном из тех, у кого в Новой Зеландии проживали родственники, или те, кто до войны бывал там по долгу службы – возражали, что для Новой Зеландии одной пехотной дивизии тоже будет маловато. Пусть ее население всего лишь два с половиной миллиона, но примерно полмиллиона из них – полностью интегрированные в местное общество воинственные и до безумия отважные маори, чей боевой дух ничуть не ниже самурайского. Так что в случае вторжения императорской армии и флоту грозит затяжная партизанская война в поросших лесом горах. Вот атаковать Сидней или Мельбурн или оба этих города сразу – совсем другое дело. Но делать это следует не для того, чтобы захватить их и открыть в Австралии сухопутный фронт. Нет, напротив, высадившиеся японские войска должны жечь все, что горит, и убивать все, что движется, ради того, чтобы таким способом подорвать экономику южного континента и вынудить Австралию к капитуляции или, на худой конец, к выходу из войны.

Но ни первые, ни вторые, ни третьи не угадали. На что именно нацеливается Объединенный флот, знали только адмирал Ямамото и несколько высших чинов его штаба, разработавших эту операцию в режиме строжайшей секретности. А сейчас, на созванном командующим совещании, необходимо было окончательно прояснить ситуацию.

– Господа, – торжественно произнес адмирал Ямамото, – как вы все уже знаете, Британская империя после захвата ее столицы нашими доблестными германскими союзниками окончательно вышла из игры. И теперь нашим основным и единственным противником на Тихом океане становятся Соединенные Штаты Америки. После успешного захвата Порт-Морсби и исполнения плана RY все наши первоочередные цели в районе Кораллового моря были достигнуты. Пришло время обратить наши взгляды на север.

– Исороку-сама, а разве мы не собираемся добивать Австралию и Новую Зеландию? – вежливо поинтересовался командующий линейными силами вице-адмирал Сиро Такасу.

Адмирал Ямамото машинально погладил пальцами правой руки свою искалеченную осколком русского снаряда кисть левой руки.

– Сиро-сан, – сказал он, – добивать, как вы выразились, Австралию и Новую Зеландию в настоящий момент для нас просто невозможно, поскольку это означает, что нам придется сойти с кораблей и сражаться на земле. А для этого у нас нет ни сил, ни средств. Госпожа армия увязла в Китае, и выделила нам для десантных операций всего одну дивизию. Причем сделала она это с крайней неохотой. Кроме того, если победоносный императорский флот в техническом отношении находится на уровне лучших мировых стандартов, то наши генералы в вопросах тактики и военной техники застряли на уровне начала века и не извлекли никаких уроков из того поражения, которое нанесли им русские три года назад во время инцидента у Номон-Хана. К тому же эти два осколка бывшей Британской империи, оторванные от своей Метрополии и лишенные сил, теперь абсолютно не угрожают нашей «Великой восточноазиатской сфере взаимного процветания», в то время, как американские базы на островах Мидуэй и на Гавайском архипелаге потенциально способны угрожать безопасности островов нашей Метрополии.

– Так значит, Исороку-сама, нашему флоту предстоит атаковать Мидуэй? – спросил командующий авианосным соединением вице-адмирал Тюити Нагумо.

– Совсем нет, Тюити-сан, – ответил адмирал Ямомото, – наш удар будет нанесен по Гавайским островам – главной базе американского флота на Тихом океане. В случае успеха противник не только лишится остатков своего флота на Тихом океане, но и будет отброшен непосредственно к линии своих континентальных вод. Такой дерзости от нас в Вашингтоне точно не ждут.

– Исороку-сама, а как же остающаяся у нас в тылу американская база на Мидуэе? – задал еще один вопрос Тюити Нагумо.

– О ней не стоит беспокоиться, Тюити-сан, – ответил адмирал Ямамото. – После захвата нами Гавайских островов и уничтожения американского Тихоокеанского флота эта база окажется в полной изоляции, и противник будет вынужден или эвакуироваться, или капитулировать. Расстояние от Мидуэя до ближайших американских аэродромов на континенте больше, чем дальность полета базирующихся там бомбардировщиков-торпедоносцев Б-25, не говоря уже об истребителях. Конечно, захват Гавайев – это далеко еще не победа в войне. Но этот захват, по крайней мере, даст нам возможность расширить периметр безопасности и сражаться на большем удалении от берегов Метрополии.

Ямамото обвел присутствующих тяжелым взглядом.

– Эффект полной внезапности – важнейший фактор успеха спланированной нами операции. Поэтому все, что вы сейчас здесь услышите, является величайшей тайной Империи. Со своей стороны мы всеми силами стремимся создать у противника впечатление, что наши цели не изменились и по-прежнему находятся в южном направлении. Поэтому, Нобутакэ-сан, ваши легкие крейсера и часть эсминцев должны отправиться курсом на Веллингтон и Сидней, с радистами линкоров и авианосцев на борту. Если янки читают наши шифры, то пусть они как можно дольше находятся в блаженном заблуждении. На всех остальных кораблях радиорубки следует опечатать, а несанкционированный выход в эфир приравнять к государственной измене. Как и в прошлый раз, мы должны свалиться на Гавайи внезапно, словно божественный ветер. Только теперь мы уже никуда не собираемся уходить. Наш флот уже неоднократно наносил тяжелые поражения этим заносчивым гайдзинам. Мы должны победить и в этот раз. Хенно тейко банзай!

Когда адмиралы разошлись и Исороку Ямамото остался один, он еще долго сидел за столом, невидящим взглядом смотря куда-то перед собой. Таким своего любимого командующего не видел еще никто из подчиненных. Ямамото не хотел этой войны, и он знал, что ее невозможно выиграть. Любая роковая ошибка могла привести к тому, что его родина разлетится на мелкие осколки, подобно упавшей на пол статуэтке из яшмы. Пока они еще побеждают и неудержимо движутся вперед. Но вскоре начнет сказываться превосходство янки в промышленности и живой силе. Поскольку, государственный переворот в Британии лишил президента Рузвельта возможности принимать участие в европейской игре, то все его усилия теперь будут направлены на борьбу с Японией.

Важно как можно дольше удерживать его на максимально выдвинутых вперед рубежах. А там будет видно… То ли смерть в бою избавит его, Ямамото, от позора поражения, то ли найдется еще какой-нибудь выход. Пока же его долг – сражаться во славу императора и Японии, сражаться до тех пор, пока к этому есть хоть малейшая возможность.

«Погибнуть за Императора и за Родину – это наивысшая честь для военного человека, – подумал Ямамото. – Цветы восходят в поле, где прошел тяжкий, храбрый бой. И даже под угрозой смерти боец будет вечно верен Императору и его земле. Жизнь и смерть одного человека ничего не значат. Империя превыше всего. Как говорил Конфуций, „можно раздавить киноварь, но нельзя лишить ее цвета; можно сжечь цветы, но нельзя уничтожить их запах“. Они могут уничтожить мое тело, но они никогда не смогут покорить мою волю…»

05 июня 1942 года, Вечер. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.

Американский вице-президент Генри Уоллес, только что обогнувший на борту бомбардировщика Б-24 половину земного шара, вошел в кабинет Сталина в сопровождении переводчика. Он выглядел встревоженным, утомленным и слегка помятым. Перелет оказался тяжелым, нудным, утомительным испытанием, ему пришлось довольствоваться местом штурмана-бомбардира – единственного члена экипажа, не нужного в этой миссии. Больше суток они просидели в Гренландии, на базе Туле, пережидая непогоду. Чтобы скоротать время, вице-президент перечитывал папку, в которую были сложены вырезки из газет с репортажами американских корреспондентов с русского фронта, в том числе и сделанные знаменитым Эрнестом Хемингуэем. И эта информация наводила его на размышления.

На подлете к Мурманску ему пришлось пережить несколько неприятных минут, когда к хвосту их одинокого «Либерейтора» попытались нагло пристроиться четыре «мессершмитта», о чем их вежливо предупредили с земли: «Американец, у тебя четыре бандита на хвосте». Стрелки уже приготовились открыть огонь, чтобы подороже продать свою жизнь, но все обошлось. Навстречу американскому бомбардировщику вылетела русская четверка на ленд-лизовских истребителях Р-39 «Аэрокобра» – они отогнали разбойников и вроде бы даже кого-то там сбили. Дальнейший перелет до Москвы проходил под истребительным прикрытием и без особых происшествий.

Садился Б-24 в Кратово, на единственном под Москвой аэродроме, имевшим бетонированную полосу подходящего размера. Выгружаясь на негнущихся ногах из самолета, Генри Уоллес увидел не только русские тяжелые бомбардировщики Пе-8 (часть из которых уже была перемоторена на американские двигатели), но и несколько фантастических машин такого же размера: остроносых, стреловидных – они были закутаны в брезент и накрыты маскировочной сетью.

Уоллес догадался, что это и есть тот самый знаменитый «ужас люфтваффе», что держал в страхе целые воздушные флоты Германии. Впрочем, если верить мистеру Хэмингуэю, в битве за Брянск и Орел русские обходились почти без их помощи, сумев самостоятельно устроить хорошую трепку асам Геринга.

Тут же, на аэродроме, вице-президенту Уоллесу сообщили, что советский вождь, если у американского гостя появится такое желание, готов немедленно принять его без лишних церемоний.

Потом была недолгая поездка по полупустынным вечерним московским улицам в посольском «Паккарде», затем – встреча с русским переводчиком и недолгое путешествие по гулким кремлевским коридорам. И вот он в самом главном кабинете России: именно отсюда расходятся по огромной стране приказы и распоряжения, несущие волю стоящего сейчас перед ним в середине комнаты невысокого человека с рыжевато-седой головой.

– Добрый вечер, господин Верховный Главнокомандующий, – произнес Уоллес, остановившись в двух шагах от мягко затворившейся за ним входной двери.

– Добрый вечер, мистер вице-президент, – с легкой усмешкой ответил Сталин, разглядывая своего гостя.

«Так вот ты какой, мистер Уоллес… – подумал Верховный, – вроде приличный человек, а в голове – каша из американского капитализма, европейского социализма и русского коммунизма. Да еще в придачу поклонник учения Николая Рериха, что вообще, как выражаются потомки, „ни о чем“. Весь вопрос в том, выгоден ли будет такой президент Соединенных Штатов Америки для Советского Союза. И вообще, сможет ли этот человек стать американским президентом, не наследуя внезапно умершему Рузвельту, а обычным путем – на выборах? В ТОТ раз он не смог, проиграв как Трумену, так и республиканцу Дьюи с разгромным счетом, что вполне ясно показывает истинное настроение американских народных масс. К сожалению, в литературе, которую потомки захватили с собой из будущего, не нашлось никаких подробностей об обстоятельствах кончины нынешнего американского президента. Кровоизлияние в мозг? Три раза „Ха!“. Уж больно своевременно случилась тогда та смерть – всего лишь за месяц до победы над фашизмом, когда уже надо было делить между победителями послевоенный мир.

Как тут не вспомнишь Линкольна, поймавшего пулю в голову аккурат сразу после окончания их Гражданской войны. Попахивает от этого дела настолько нехорошо, что он, Сталин, уже отдал указание товарищу Судоплатову подумать над тем, как бы устроить сенатору Трумену несчастный случай со смертельным исходом. Не повредит. „Новый курс“ Рузвельта должен быть продолжен и после его смерти. Может, тогда из Америки выйдет приличное государство, а не всемирный людоед, вооруженный атомной дубиной».

Генри Уоллес терпеливо ждал, когда Сталин прервет затянувшуюся паузу, но советский вождь не торопился начать разговор.

– Господин Верховный главнокомандующий, – не утерпев, Уоллес решил сам начать беседу, – президент Рузвельт поручил мне согласовать с вами действия наших стран после того, что произошло в Британии.

– Да, мистер вице-президент, – кивнул Сталин, – после переворота в Лондоне обстановка в Европе существенно осложнилась. Но скажите, что после этого печального события собирается предпринять президент Рузвельт?

– Фрэнки, – сказал Уоллес, и тут же поправился: – то есть президент Рузвельт, говорит, что мы с русскими остались вдвоем в одной лодке, и поэтому он хочет быть абсолютно уверенным в искренности и откровенности своего партнера, то есть вас, господин Верховный Главнокомандующий. Слово «абсолютно» было подчеркнуто им особо. В зависимости от уровня взаимоотношений, которого мы достигнем, может быть принято решение и по отправке вам дополнительной помощи в рамках ленд-лиза, ранее предназначавшейся Британии, и по поставкам промышленного оборудования, входящего в «стоп-лист». Президент Рузвельт даже намерен предложить вам, господин Верховный Главнокомандующий, заключить с Соединенными Штатами постоянный союз, который в дальнейшем позволит двум нашим странам не только обеспечить себе мирное сосуществование, но и предотвратить любую возможность повторения мировой трагедии, подобной нынешней войне в Европе и на Тихом океане.

– И какие же доказательства искренности с нашей стороны желает видеть мистер Рузвельт? – скрывая в усах легкую усмешку, произнес Верховный.

– Мистер президент желал бы оказаться посвященным в те тайны, которые были открыты вам, господин Верховный Главнокомандующий, – твердо заявил Уоллес. – Давно уже не секрет, что выдающиеся успехи вашей армии в последнее время были вызваны вмешательством в войну неких потусторонних сил. Загадочные корабли под Андреевским флагом, сверхбыстрые и ужасающие самолеты, новая тактика, с помощью которой ваша армия наносит вермахту одно поражение за другим, успешные и победоносные генералы и адмиралы, которых до определенного момента как бы и вовсе не существовало в природе… С одной стороны, это нас обнадеживает, вселяя уверенность в неизбежном и скором разгроме нацистской Германии. А с другой стороны, пугает, так как никому не известно, какими наши взаимоотношения будут после войны. Еще нас тревожит существование в вашей стране такой весьма одиозной организации, как Коминтерн…

– Что ж, мистер Уоллес, – кивнул Сталин, – я понял, что вы желаете от нас узнать. Действительно, некоторую помощь, о которой вы упомянули, мы получили в тот самый момент, когда она была нам жизненно необходима. Отрицать это было бы бессмысленно. Что же касается Коминтерна, то вопрос с его роспуском нами уже решен. Мировая революция – это идея Льва Троцкого, полностью отвергнутая нашей партией. Но, несмотря на это, информация о грядущих событиях, полученная нами недавно, является очень и очень тревожной. В Америке, конечно, нет своего «Капинтерна», но нам стало известно, что некие весьма влиятельные политические и экономические круги Соединенных Штатов уже планируют после завершения этой войны развязать следующую, и на этот раз против Советского Союза, с целью установления мирового господства американского капитала.

– Это достоверные сведения, господин Верховный Главнокомандующий? – растерянно спросил Генри Уоллес.

– Куда уж достовернее, мистер Уоллес, – ответил Верховный, – да вы и сами прекрасно знаете тех американских политиков и банкиров, которые, если бы не животный антисемитизм Гитлера, с величайшим удовольствием присоединились бы к его борьбе с «мировым коммунизмом». По весьма странному совпадению, они же являются и яростными противниками «нового курса» господина Рузвельта. Стоит только им взять власть, как они не только вступят в конфронтацию с Советским Союзом, но и сразу же начнут демонтировать все достижения «капитализма с человеческим лицом».