Флотский юмор в квадрате

Пятнадцать почти анекдотичных историй с авторским эссе

Флотский юмор

На флоте юмор больше чем юмор. Юмор на флоте – форма выживания. Банальная фраза «На флоте любят юмор» приобретает в устах моряков особый подтекст. «Ну и что? – скажет кто-то. – Юмор везде любят!» И будет прав. Юмор, действительно, любят везде и практически все. Но только на флоте юмор имеет столь глобально-масштабное и жизнеутверждающее значение. Недаром утверждает флотская поговорка: «Не служил бы я на флоте, если б не было смешно!» И в этой поговорке определена суть проблемы, изложен основополагающий принцип терпимости к флотскому «дуракизму» и тяготам флотской службы. Ну, действительно, не говорят же: «Не работал бы я на заводе (на фабрике, в поле, в театре и т. д. и т. п.) – если б не было смешно. Ни кому и в голову не приходит там ассоциация между смехом и возможностью честно выполнять свои профессиональные обязанности… По иному обстоят дела на флоте. Здесь подобная поговорка абсолютно органична, точна и наиболее исчерпывающе отражает суть происходящих внутри его процессов. Так что в том, что юмор ценят на флоте по-особому, вряд ли следует сомневаться. Хотя, конечно, серьезных дел и по-настоящему мужских поступков на флоте совершается множество. И смешное, комичное нисколько не умаляет заслуг флота перед обществом, а, наоборот, только подчеркивает их. Юмор на флоте, безусловно, больше чем юмор.

История первая
Михеич

Служил в штабе бригады противолодочных кораблей мичман Кранцев Михаил Михайлович. Все звали его просто – Михеич. Был Михеич здоровья недюжинного: при своем небольшом росте он мог выпить, образно говоря, бочку спиртного. Но то ли в один из вечеров оказалась несытной закуска, то ли счет пошел уже не на «бочки», а на «цистерны», только Михеич изрядно опьянел. На дворе стоял зимний холодный день; Михеич возвращался домой из гостей, куда зашел сразу же после службы. Легкая мичманская шинелька на «рыбьем меху» не спасала от пронизывающего ветра. Михеич долго сопротивлялся стихии, но усталость и принятое «на грудь» сделали свое дело. Упал он аккурат под забором местной военной комендатуры. Всего-то пару часов пролежал Михеич в сугробе, но окоченел основательно. Комендатура, трудившаяся в напряженном ритме, не заметила пьяного военнослужащего, у нее без этого забот хватает. Хорошо, выручил местный милицейский патруль. Именно он и обнаружил промерзшее тело. Потыкав его резиновыми дубинками, слуги правопорядка сочли твердость найденного достаточной для констатации факта клинической смерти и с чувством выполненного долга передали «труп» комендатуре. В комендатуре, не долго думая, решили транспортировать труп в морг. Параллельно приступили к выявлению личности военнослужащего. Было запрошено множество воинских частей, в которых мог служить пьянствующий мичман. Но так как мичмана попивали практически во всех частях, а при «мертвеце» никаких документов обнаружено не было, то поиски быстро зашли в тупик. Между тем солдаты суточного караула, обстучав на всякий случай еще раз обмерзшее тело мичмана прикладами карабинов и лично убедившись в абсолютной кондиции «трупа», закинули Михеича в открытый кузов комендантского «газика».

Помощник военного коменданта мичман Рыльнев взялся лично доставить коллегу к месту его последнего базирования.

В морге Михеича положили на стол, раздели, обмыли и подготовили к вскрытию. Мичман Рыльнев же, узнав в дежурном враче морга своего прошлого сослуживца, тоже мичмана, отпустил «газик» и сел с товарищем помянуть душу безвременно погибшего собрата по оружию. Долго ли, а может и всего-то пару часов пролежал Михеич на разделочном столе морга. Только вода (в процентном содержании 50×50 с чистым спиртом), участвовавшая в приготовлении чудотворного напитка, который употреблял весь вечер Михеич, наконец-то растаяла. И теперь алкоголь, разлившись по суставам, делал свое дело. Михеич вздохнул, крякнул и… приподнялся… «Труп» ожил!

Ни дежурный врач, ни помощник военного коменданта, несмотря на изрядную дозу совместно выпитого спиртного, не были, разумеется, готовы к встрече с «ожившим»

Михеичем. Однако приняли его в компанию, хотя и с большим удивлением, но и с не меньшей радостью.

История вторая
Жертва процедуры

Помощник флагманского связиста крупного, флотского соединения кораблей капитан-лейтенант Демич, находясь на отдыхе в Хостинском военном санатории, как-то привел себя в компании друзей в жутко нетрезвое состояние. Но вдруг он вспомнил, что подошло время процедуры, назначенной врачом. Заплетающимся языком объяснив друзьям, что уже две недели отдыхает, а так и не ощутил на себе целебного воздействия йодо-бромных ванн, Демич отправился в лечебный корпус. Из десятка добрых советов своих собутыльников Демич усвоил и запомнил лишь один: там, в кабине с ванной, нужно что-то на себя надеть. Оказавшись по предписанию дежурной сестры в этой самой кабинке, офицер не сразу, но достаточно легко сориентировался. Надев на себя пробковый нашейный страховочный круг для поддержания головы на воде при засыпании, Демич заметил еще одно приспособление», чем-то напоминавшее обычные женские колготки. Недолго раздумывая, офицер натянул на себя и этот предмет. «Не помешает», – решил дисциплинированный пациент. Этим специальным приспособлением, как выяснилось позже, действительно оказались синие, женские колготки, по – рассеянности оставленные здесь предыдущей посетительницей. Мог ли это предположить доверчивый офицер? Конечно же, нет! Благоприобретенное» чувство заинструктированности, привитое на службе, замутненное изрядной дозой выпитого, сделать этого не позволяло. И, натянув по самую грудь колготки, ничего не подозревающий Демич забрался в ванну.

«Лошадиная доза» выпитого спиртного сразу же сделала свое дело. Едва успев погрузиться в целебные воды южного моря, Демич тут же уснул. Ему снились: крутые волны Кольского залива, седая старушка-мать, благословившая его на ратную службу, и какие-то неясные, мутные очертания крупного, морского животного. Правый глаз Демича был немного приоткрыт (природный дефект). Плотное, округлое, волосатое тело с короткими ногами, с натянутыми на него синими колготками, плавало в воде и удивительным образом напоминало то самое крупное, морское животное, снившееся Демичу. Таким образом, вид, который собой являл пациент, был загадочным и ужасающим.

А в это время дежурная сестра, в соответствии с установленным временем, включала и выключала клапана с дистанционным управлением на затопление и слив ванн. Ровно через 10 минут с начала процедуры она открыла «слив» воды из «номера» Демича. Но, так и не дождавшись пациента из этой кабины, сестра нерешительно, но предусмотрительно постучалась в дверь. И не получив ответа, строго в соответствии с предписанной ей инструкцией, сестра открыла дверь… Бренное волосатое «посиневшее» от синих колготок тело лежало на «дне» осушенного двухметрового «бассейна». Приоткрытый правый глаз довершал жуткую картину.

Дальше события развивались как в фильме с ускоренной съемкой. Истошный крик и тяжелый обморок дежурной сестры, а также трагическая «смерть» пациента всполошили мгновенно все учреждение. Были вызваны сначала бригада скорой помощи, а затем – главный психиатр санатория. Последней приехала оперативная группа местной психиатрической больницы, когда выяснилось что пациент жив, а его «синева» легко удалима. При этом специалисты констатировали «весьма запутанный, сложный случай». И лежать бы офицеру года полтора на обследовании в Сочинском «сумасшедшем доме», если бы не подоспели друзья – собутыльники. Именно благодаря им Демич благополучно попал в местный медвытрезвитель, а, выписавшись, со спокойной совестью поехал крепить боеготовность флота.

История третья
Нерадивый матрос

Что способен сделать нерадивый матрос на корабле? Многое. Посудите сами:

– изготовить из раструба воздушно – пенного огнетушителя, точнее говоря, из его «сеточки», на которой и образуется «гроза огня» – спасительная пена, отличный заварник для приготовления чая;

– смастерить из двух обычных отработанных лезвий типа «Нева» и куска провода «суперкипятильник»;

– создать из обычной электробритвы автоматический прибор для изготовления наколок на руке в стиле: «Не забуду мать родную и службу на Севере»;

– выпилить из шкалы дефицитного контрольно-измерительного прибора со светонакопителем заветные три буквы «Д», «М», «Б», чтобы затем с чувством глубокого удовлетворения наклеить их в дэмэбовский альбом.

Буквы «К», «С», «Ф», означающие Краснознаменный Северный флот, при этом выпиливают для альбома из другого материала – органического стекла. Оргстекло на эти нужды сдирают даже со стенда по истории того самого Краснознаменного Северного флота.

Но, оказывается, и это не предел… Служил у нас на корабле матрос по фамилии Отцовский. И имел он такую длинную кличку – Матрос Красный Нос. Эту кличку матрос получил после одного нашумевшего случая, когда, прикуривая от щита 380 в, обжег себе нос. С тех пор нос у него алел, почти как морковка на лице снеговика.

А дело произошло следующим образом. Еще во взводе молодого пополнения познал Отцовский некоторые премудрости службы, одну из которых и решил опробовать в тот злополучный день. Отсутствие спичек, оказывается, легко восполняется «глубоким» пониманием процесса электрического разряда между двумя заряженными проводниками. Вот только не объяснили, увы, матросу принципиальную разницу между 127 и 380 вольтами. В родном 127-вольтном щите, который находился напротив кубрика, Отцовский прикуривал сигареты неоднократно. Но то ли «электроды зажигания» изрядно подгорели, то ли автомат выбило, только «зажигалка» в очередной раз не сработала. И Отцовский, не обратив внимания на маркировку, решил прикурить от следующего, ближайшего к кубрику, щита. А им-то и оказался щит 380 вольт! «Зажигалка» сработала исправно, но пламя ее больше было похоже на разряд молнии, нежели чем на безобидный огонек. С обожженным лицом и сгоревшей до основания, то есть до фильтра, сигаретой во рту, Отцовский отлетел от щита метра на три. Удивительно, что этот нерадивый матрос остался жив. Видно Бог выделил ему еще время для освоения основных законов электротехники.

Кое-что о смешном

Однажды я решил написать смешной рассказ о коллегах – корабельных инженер-механиках. Я долго придумывал название, сочинял вступление, «раскручивал» сюжет. Но вдруг понял, что в рассказе нет главного: юмора. Рассказ получается несмешной! Почему люди смеются? – задумался я. Над чем, собственно говоря, люди смеются? А смеются они над чем угодно, но только не над собой, – сделал я главный вывод. Вы можете рассмешить чиновника, практически лишенного чувства юмора, рассказом про неловких официантов, хамоватых продавцов, бездарных врачей или ученых. Но стоит затронуть в рассказе тему, касающуюся самих чиновников, как улыбка на лице вашего наметившегося соратника по борьбе за стопроцентную профпригодность моментально исчезает. И он уже не смеется. Я бы даже сказал внутренне негодует. Аналогично реагирует и флотская аудитория. Пока дело касается в целом проблем флота и шутливого изобличения общих пороков флотского быта – смеются все. Заходит речь о высшем командном звене – перестают смеяться отцы-командиры, о старпомах – умолкают старшие помощники командиров кораблей, баз и частей. Заходит речь о механиках – и вот уже смеются все, кроме самих механиков. Лишь лейтенанты смеются всегда – им еще нечего терять, им еще не привит комплекс неполноценности. К тому же они ежедневно слышат в свой адрес слова, пожалуй, еще и покруче.

Смешным рассказ может быть лишь тогда, когда герои в нем легко узнаваемы, а проблемы без труда читаемы. Люди смеются не только над неловкостью, нерасторопностью, леностью тех или иных героев. Они узнают в них самих себя. Но рады, что объектами шуток и смеха стали не они, а другие. А ведь могли бы стать и они. Всегда интересно смеяться над другими. И практически всегда неинтересно смеяться над собой.

Рассказ тот я так и не написал. Будучи корабельным инженер – механиком до мозга костей, я не смог стать настолько беспристрастным, чтобы раскрыть все свои слабые, а значит и самые смешные стороны. А без этого смешного рассказа не написать…

История четвертая
Прицельный выстрел

Жизнь свою Мазилов прожил как-то непродуктивно. Служба его в качестве командира ракетно-артиллерийской боевой части противолодочного корабля была подобна холостому выстрелу. Да и то произведенному в белый свет, как в копеечку. В то время как командиры других боевых частей хоть что-то выдавали, так сказать, «на-гора», Иван Мазилов был абсолютно бесплоден. Ни обеспечить корабль контактом, ни связью, а также ходом Мазилов не мог. Это не входило в круг его прямых обязанностей. А то, что входило в круг его прямых обязанностей, он мог бы сделать, но не хотел. Только один-единственный прицельный выстрел, удачная стрельба удались у Мазилова. Однажды в ресторане на торжестве, посвященном очередной годовщине корабля, Мазилов, открывая бутылку с шампанским, выстрелил пробкой в потолок. Пробка, рикошетом, точно угодила в бокал жены командира. Командир как раз собирался произнести тост. Проследив несколько раз взглядом траекторию полета пробки и еще раз убедившись в снайперской прицельности огня своего артиллериста, командир, подняв бокал с шампанским, произнес: «Молодец, Мазилов! Наконец-то ты попал. Выпьем за тебя!»