Дебажить Жизнь

1. Маленькая Швейцария

Май 1992 года

Меня зовут Александр Левин. Я не писатель, не журналист, не учился в гуманитарном вузе. Я даже редко пишу что-то длиннее СМС. Поэтому прошу не осуждать меня за стиль, лексикон и грамматические ошибки.

Я довольно долго сомневался перед тем, как начать выстукивать этот текст на клавиатуре, но в какой-то момент понял, что просто обязан рассказать эту мозг-выносящую историю. Не проходит и дня без того, чтобы я не думал о ней, не пытался её понять и как-то проанализировать.

Начать, наверное, стоит с небольшого экскурса в историю. В конце 80-х стал рушиться железный занавес, и многие граждане СССР, имеющие какие-то зацепки за рубежом, хлынули из страны. Еврейские корни с папиной стороны дали мне возможность попытаться уехать в Израиль. И наконец, в 1991 году, преодолев многие трудности, мне с семьёй удалось это сделать.

Описывать переезд не буду, поскольку уверен, что другие уже рассказали о похожем опыте намного лучше. Месяц мы пробыли в городе Нетания, а потом переехали в Хайфу, где жил мой одноклассник Руслан Ривман. Я очень благодарен Руслану за то, что он здорово помог мне в первое время со всем необходимым и познакомил со своими друзьями. Именно на его дне рождения началась та история, которую я собираюсь вам рассказать. Дело было в живописном местечке под названием Маленькая Швейцария – небольшом леске в горах рядом с Хайфой. Ничто не предвещало, что именно этот пикник так повлияет на мою жизнь.

На дне рождения собралась очень веселая компашка из недавно прибывших из Союза ребят. Было, наверное, человек десять взрослых и несколько детей. Все говорили о трудностях эмиграции, ругали хозяев съёмных квартир и обсуждали ситуацию в «совке». Мы сидели за деревянными столиками в тени сосен и низких средиземноморских дубов. На мангале жарилась курица, бутылки водки «Кеглевич» потели, солнце медленно приближалось к горизонту, а мы ели хумус, красную капусту в майонезе и питы – ближневосточные лепешки.

На этом же дне рождения я в первый раз увидел Женю. Внешне он выглядел вполне обычным мальчиком лет десяти. Его отца Андрея, очень весёлого дядьку, я уже однажды встречал, когда мы вместе помогали Руслану перевезти диван.

Я почему-то обратил внимание на то, как Женя разговаривал с другим мелким по имени Павлик. Они стояли в нескольких метрах от меня, и насколько я понял говорили о WWF. Это такие зрелищные постановочные бои на ринге, которые были популярны в 90х.

– Ты смотришь WWF? – спросил Павлик.

– Нет. Не люблю такие шоу. Кроме того, у нас нет кабельного.

– Что? – не понял Павлик.

– Ну, ты где реслинг смотришь?

– По телевизору.

– Это ясно, – усмехнулся Женя – Но как вы иностранные каналы ловите?

– Не знаю. Папа сделал.

– У вас тарелка, наверное, – задумчиво сказал Женя.

У меня что-то спросили, и я немного отвлёкся от разговора. Вскоре я снова прислушался. Говорил Павлик:

– А почему ты решил, что в WWF не по-настоящему дерутся?

– Ну… Блин, это так очевидно, что я даже не знаю, с чего начать. Сразу видно, что это цирк! Для сравнения посмотри тайский бокс или кикбоксинг. Почувствуешь разницу.

Тут я решил вмешаться и спросил Женю:

– Ты говорил про «кабельное». Это кабельное телевидение?

– Да, – ответил Женя, – сейчас его по всей стране проводят. Может, видели – пол-Хайфы перекопали.

– Что-то не замечал, – признался я – А что лучше, ка́бель или тарелка?

– Ка́бель, конечно. Но он намного дороже обойдется. Тарелку вы покупаете, устанавливаете, и больше никому ничего не должны. А за ка́бель нужно будет каждый месяц платить.

Я начал расспрашивать Женю про телевидение, поскольку в то время до Израиля доходило крайне мало новостей из России, в которой творилось чёрт знает что. Я беспокоился, и мне не хватало русскоязычных каналов, чтобы быть в курсе происходящего.

– А русские каналы и через ка́бель, и с помощью тарелки можно смотреть? – спросил я.

– Не уверен, – покачал головой Женя. – Можно узнать. Думаю, они в любом случае скоро появятся. Тут же такая зрительская аудитория!

Наш разговор прервался из-за разлитой на стол бутылки сока. Пока я помогал устранять последствия, Женя отошёл. В этом коротком разговоре не было, по сути, ничего необычного, но что-то не давало мне покоя. Моей дочке исполнилось 11 лет, и я привык говорить с детьми этого возраста. Но здесь я как будто чувствовал: что-то не так. Женя невероятно чётко выражал свои мысли. И вообще, его подача информации не соответствовала возрасту. Я хотел до конца пикника ещё поговорить с ним, но он почти всё время играл в бадминтон.

Начинало смеркаться. Две пары уехали, а те, кто остался, начали быстро собирать вещи и мусор. Девушка по имени Нелли предложила сварить кофе. Уже с кофе мы сели на старые одеяла у костра. Нелли рассказала смешную историю, как она месяц мылась жидким мылом, и только вчера узнала, что это кондиционер для волос. Кто-то еще рассказал, что ел кошачьи консервы, поскольку на этикетке не было кошки, а только текст на иврите.

Потом Андрей, отец Жени, попросил сына:

– Можешь рассказать этот анекдот, который ты вчера рассказывал?

– Какой? – спросил Женя.

– Про еврея в Одессе.

– А… значит, молодой еврей в Одессе идёт к местному раввину и говорит ему: «Вы знаете, у вас тут в Одессе много красивых девушек. Мне можно на них смотреть?» Раввин отвечает: «Да, можно». Тогда парень спрашивает: «А если они на пляже в одном купальнике, можно смотреть?» Раввин говорит: «Можно». Парень: «А если они вообще без купальника?» Раввин: «Тоже можно». Парень тогда удивился и спрашивает: «А есть вещи, на которые нельзя смотреть еврею?» Раввин говорит: «Есть». Парень такой: «Какие, например?» Раввин: «Например, электросварка».

Остальные чуть похихикали, но меня анекдот не рассмешил, а скорее ввел в ещё больший ступор. Я только лишний раз подметил ту несвойственную детям чёткость, на которую обратил внимания пару часов назад. Этот мальчик не просто заучил текст – он именно рассказывал.

Я и Нелли ехали домой с Русланом на его «Фиате 127 75ps». Нелли была очень приятной и общительной девушкой. По дороге мы о многом говорили и даже обменялись телефонами. Я решил расспросить ее о Жене.

– Ты заметила, что сын Андрея очень… необычный?

– Да, он смешной! Он говорит так серьёзно, как дети в «Ералаше»…

Я усмехнулся. Действительно.

– Мы еще с Ленинграда знакомы, – добавила Нелли. – Очень приятная семья.

Я не знал, что еще спросить, и некоторое время мы ехали молча, смотря на рестораны и кафешки улицы Мория.

– Вот, кстати, про «Гербалайф» есть одна история, – вдруг сказал Руслан. – Слышал вообще про «Гербалайф»?

– Что-то слышал…

– У Наташи Беккер, которая была на пикнике, есть муж Лёша. Он пригласил нас всех на какое-то мероприятие в зале «Бейтейну». Пришли я, Вика и Андрей с сыном. Мы вообще не догадывались, о чем пойдет речь. Через минут пятнадцать после начала презентации, когда наконец они сказали «Гербалайф», этот Женя встает и давай кричать, что-то про «пирамиду» и «лохотрон». Представляешь? Там серьезный кипишь был. А потом они с отцом ушли. Это было, конечно, очень странно и неожиданно. Я думаю, Лёша как раз поэтому сегодня не приехал на шашлыки.

«Интересный случай», – подумал я.

Руслан меня высадил в моём районе – Шаар-Алия. Уставший и пропахший костром, я поплёлся в нашу съёмную квартиру, где уже спала больная дочка, из-за которой, кстати, жена не поехала на день рождения.

Через пару недель после этого мы с семьёй, Русланом и Нелли договаривались пойти на море. Я попросил Руслана позвать Андрея и Женю: хотел с ними поближе познакомиться. Оказалось, что они полетели в Англию (!). Я очень удивился. Сейчас поездка в Англию не является чем-то из ряда вон выходящим, но в то время среди эмигрантов это было редкостью. Экономили каждую копейку, а если уж летели за границу, то в СНГ к родственникам, ну или максимум брали дешёвый тур в Турцию.

С Женей у меня всё-таки получилось встретиться, но чуть позже, и об этом расскажу в следующей главе.

2. Пицца

Сентябрь 1992 года

В сентябре мне позвонил Руслан. Тогда до меня было тяжело дозвониться, поскольку я начал работать и практически не бывал дома.

– Андрея выписали из больницы, – сообщил он. – Хочешь сходить навестить его?

– Ой! А что с ним? – удивился я.

Я и не знал, что он в больнице.

– Оперировали. Что-то с почками. Давай зайдём. Нелли тоже вроде придёт.

На следующий день после работы я приехал к Андрею, как сейчас помню, на 44-м автобусе. Он жил на улице Алия, возле больницы Рамбам, в небольшой двухкомнатной квартире на четвёртом этаже.

Я позвонил в дверь и, услышав «Открыто!», зашёл. Андрей был дома один, он лежал на диване и читал газету. Ни Руслана, ни Нелли ещё не было: видимо, они опаздывали. Я поинтересовался здоровьем Андрея. Он ответил, что всё в порядке и что потихоньку приходит в себя. Я пошутил про то, как удобно, когда больница через дорогу, но оказалось, что Андрей лежал вообще в другом госпитале, который находился далеко. Повисла пауза, во время которой я осмотрелся.

Это была обычная «эмигрантская» квартира. В комнате стояли старый диван, журнальный столик, и так называемые «сохнутовские» стол со стульями – гарнитур, который государство выдавало репатриантам, прибывшим в Израиль. Телевизора не было, но на обеденном столе стояли аж два компьютера.

– Ты занимаешься чем-то, связанным с компьютерами? – поинтересовался я.

– Я не волшебник, я только учусь, – с улыбкой сказал Андрей. – Мы с Женей учимся.

– Здорово. Он, я вижу, способный.

– Да, наверное.

– А сколько ему лет? – решил уточнить я.

– Десять.

– Десять?! Фантастика. Он учится в особой школе?

– Нет, в обычной. – пожал плечами Андрей.

Наш разговор прервал дверной звонок. Вошла Нелли, держа в руках огромную коробку с пиццей. Она была в коротком платье, которое не скрывало ее красивые загорелые ноги, а в её ушах были большие яркие дискообразные сережки. Не буду скрывать – она мне нравилась.

Мы сели на диван, а коробку поставили на журнальный столик. В тот вечер я впервые попробовал настоящую пиццу. Не какую-то хренотень с сыром, которую моя жена готовила ещё в Москве и называла «пиццей», а настоящую, итальянскую, тоненькую, с грибами и маслинами. Это, господа, было великолепно! До сих пор мне кажется, что это была самая вкусная пицца в моей жизни.

– Руслан, наверное, не приедет, – сообщила Нелли. – У него что-то там на работе.

Потом Нелли поинтересовалась, как дела у Веры. Как я понял, это была жена Андрея и мама Жени. Вера находилась в Питере, и пока не собиралась к ним ехать. Я не до конца понял, какие между ними были отношения. Но на этом разговор о Вере прекратился и как-то плавно перешёл к тому, кто где жил в Союзе, и т. д. Я рассказывал про себя, про сестру, про свою жену и дочку.

Пришёл Женя, весь красный и потный, сказал, что был на пробежке, и взял последний кусок пиццы, на который, если честно, я очень рассчитывал. Нелли принялась расспрашивать его о том, как дела в школе. Женя на всё отвечал «нормально».

Потом Андрей указал взглядом на меня:

– У Саши сестра живет в коммуналке в центре Москвы. У нее там 50 «квадратов».

– Мммм… классно, – медленно протянул Женя.

Было видно, что он хотел ещё что-то добавить, но промолчал. Мне, если честно, всё это показалось очень странным. Почему Андрей упомянул именно этот факт? Причём он это сказал так, как будто эта информация должна была очень сильно заинтересовать его сына. Почему? Почему он так подчеркнул эти детали? Нелли вызвалась сделать всем чай и пошла на кухню. Я ещё думал о предыдущем диалоге, когда Женя спросил:

– Чем вы занимаетесь?

– На курсах учусь. В ульпан хожу.

(Ульпан, это такая специальная государственная школа по изучению иврита)

– Понятно. – кивнул Женя – А в Союзе чем занимались?

– Был программистом.

– Да?! – я видел, насколько Женя был удивлён и заинтересован. После небольшой паузы он спросил: – На чём пишете?

«НА ЧЁМ ПИШЕТЕ?» И это от десятилетнего пацана! Где он набрался такого жаргона?

– На фортране раньше писал. Сейчас вот учусь на системного администратора. Shell Script и всякое такое.

– Круть.

– Что? – не понял я.

– Ну, круто. Здорово.

Мы немного помолчали.

– Мы тут с папой тоже кое-что планируем, – Женя показал взглядом на компьютеры, – но пока сталкиваемся с огромным количеством трудностей.

Я не смог скрыть улыбку. Это было забавно: так серьёзно и по-взрослому Женя говорил. Нелли вернулась с четырьмя кружками чая. Все молча пытались вытащить заварочные пакетики и куда-то их пристроить.

– А что именно вы планируете? – спросил я, глядя то на Андрея, то на Женю.

Андрей, поморщившись, выдавил что-то вроде:

– Пока мы только думаем…

А Женя, подумав, сказал:

– Да… наверное, пока рано о чём-то конкретном говорить. Но мир меняется. И появляются много возможностей.

Он прямо так и сказал! Я прекрасно это помню. У меня просто не было слов. Я не мог понять, что за чёрт вселился в этого ребёнка?

После чая Женя сел играть с Нелей в какую-то игру на компьютере, а Андрей повёл меня на крытый балкон, чтобы показать пару вещей, которые ему были не нужны.

– Когда я на перевозках работаю, многие оставляют мне ненужные вещи, – объяснил он. – Если что-то нужно, бери. А то уже ставить некуда.

На балконе стояли несколько стульев один на другом, огромная лампа, табуретка, старый письменный стол и ещё какие-то полочки и вешалки. На столе лежали целая пачка газет и очень много вырезок разного формата. Потом мой взгляд привлекла картонка, видимо, крышка от коробки конфет, на которой жирным чёрным фломастером было написано «МЕНЯ УБИЛИ ВОЗЛЕ ЗЕЛЕНОЙ ДВЕРИ» и был нарисован крест. Что это значит? Зачем нужна эта картонка? Зачем нужна была эта картонка? У меня пробежали мурашки по спине: я вспомнил, что в деревенском доме моей бабушки была зеленая дверь.

Я выбрал табуретку. Хорошую такую, настоящую, деревянную.

– Возьми стол, – предложил Андрей, – я тебе его даже привезу.

– Пока не надо, – ответил я. – Вот куплю квартиру – тогда может понадобиться.

– Думаешь покупать?

– Да.

– Любопытно, – сказал Андрей.

Он присел на «мою» табуретку, задумчиво оглядывая балкон, а потом добавил:

– У меня есть к тебе вопрос… нескромный, интимного характера. Я, наверное, тебе завтра позвоню по этому поводу. Есть одна интересная идея.

Я сказал, что без проблем. Мы вернулись в комнату. Женя играл на компьютере, а мы сели на диван и ещё около получаса разговаривали про Ельцина, реформы Гайдара и другие новости. Когда Нелли и я уже собрались уходить, снизу раздался приглушённый крик и топот. Все замерли.

– У нас тут на третьем этаже сумасшедшая живёт. По вечерам шумит, – объяснил Женя.

Мы прислушались. Этажом ниже всё ещё бегали и кричали.

– Я тут одну штуку придумал, – усмехнулся Андрей, открыв ящик с инструментами.

Он достал топор и привязал к нему верёвку.

– Пойдёмте все на кухню, – позвал он.

Андрей подошёл к кухонному окну и стал медленно спускать топор вниз. Когда топор опустился на уровень третьего этажа, мы услышали что-то типа «Ох!» и быстрый бег вглубь квартиры. Мы все от смеха просто еле стояли, хотя шутка было довольно злая: представьте, каково и так психически нездоровому человеку увидеть ночью в окне качающийся топор.

Домой я ушёл с подаренной табуреткой в руках. Нести её было ужасно неудобно, но позже табуретка оказалась очень даже кстати, потому что в маршрутке не было свободных мест, и я сидел на ней всю дорогу.

Утром Андрей позвонил мне прямо в офис. Видимо, жена дала ему номер.

– Прости великодушно, что отвлекаю от работы… Хотел поговорить с тобой о квартирных, так сказать, делах. Как я понял, ты подумываешь о покупке. Хочу с тобой поделиться одним интереснейшим предложением. Есть пара минут?

Я ответил, что есть.

– Продается трехкомнатная квартира на углу Амегиним и Бен-Гуриона. Представляешь примерно? Самый угловой дом. Добротный. Еще немецкой постройки. Владелец просит за нее 50 тысяч долларов. Я думаю, что цена честная. Но! Дело даже не в квартире. Нам удалось узнать, что весь дом скоро будут реставрировать, или полностью перестраивать. Он будет частью большого проекта по реконструкции бульвара Бен-Гуриона. Хотят превратить бульвар в туристическую и развлекательную зону. Там будут магазины, рестораны, и так далее.

– И дадут компенсацию? – перебил я.

– Не могу сказать по поводу компенсации, но так или иначе, цены бешено подскочат.

– А откуда ты знаешь про то, что там планируется?

– В этом вся соль! Эту информацию тяжело достать. Пока почти никто не знает, и поэтому надо срочно покупать. «Промедление смерти подобно». Я не могу взять ссуду, потому что официально не работаю. Хотел тебе предложить.

Мне было кое-что непонятно. Я спросил:

– Ну, предположим, я её куплю. А что дальше?

– Продадим её после того, как цена взлетит. Поделим прибыль пополам.

– То есть 50 процентов тебе? – мне показалось, что это нереально много.

– Ну да… Не 50 процентов от цены, а от чистой прибыли.

– Да, но риск получается на мне…

– Думаю, что мы не особо рискуем. Как говорили у нас на корабле, «не так страшен черт, как его малютки». Квартира будет сдаваться и тем самым окупать ссуду. Мы оба будем ремонтировать, искать жильцов и всё прочее.

Я подумал, что Андрей недостаточно хорошо знает людей. Среди «наших» эмигрантов никто не согласился бы вот так просто купить квартиру. Наверное, тут стоит пояснить, что в то время, а может и сейчас, покупка жилья была проектом чуть ли не всей жизни. «Продажа в рабство», как некоторые говорили.

– Тут риска буквально самая малость, – добавил Андрей, видимо, заметив, что я настроен скептически. – Даже если бульвар не будут реконструировать, в любом случае у тебя будет неплохая квартира. В таком деле проиграть невозможно. А если всё пойдёт по плану, то можно получить чистыми, не много не мало, пару десятков тысяч долларов. Где ещё такое встретишь?

Я твёрдо знал, что ни в какую авантюру, связанную с покупкой квартиры, лезть не хочу. В незнакомой стране я панически боялся что-либо подписывать, брать какие-либо обязательства и вообще пытался избежать приключений. Но, тем не менее, возможно из вежливости, я зачем-то пообещал Андрею сходить посмотреть эту квартиру в пятницу утром. В конце нашей беседы Андрей спросил, есть ли у меня какая-нибудь сумма для задатка или первого взноса. Я на всякий случай сказал, что на нуле, и денег вообще нет. Смешно, что буквально в тот же вечер я купил для Тани, моей теперь уже бывшей жены, дорогущий микрофон и неплохой японский диктофон. Она преподавала английский и хотела записывать свои собственные аудиоуроки. Я упомянул покупку диктофона ещё по одной причине: именно на нём записаны некоторые интервью из тех, которые я привожу далее в этом повествовании.

3. Квартира на бульваре Бен-Гуриона

Октябрь 1992 года

Просмотр квартиры на Бен-Гуриона пару раз откладывался по разным причинам, но наконец в начале октября мы выбрались её посмотреть. Это был ужасно жаркий и душный день. В воздухе висела пыль, поднятая горячим сухим ветром – хамсином. Я приехал на место на любимом 44-м автобусе. Нас было четверо: я, Андрей, Женя и мужик по имени Коби. Сначала я думал, что Коби – хозяин квартиры, но оказалось, что он был просто соседом Андрея. Он был «сабром» – коренным израильтянином, и, естественно, русского не знал. Андрей сказал, что пригласил его потому, что хотел знать мнение кого-то местного. Я сразу заметил, что Женя говорил с Коби по-английски.

В квартире никто не жил, и она выглядела довольно уныло. В ней были три большие комнаты, кухня и раздельный санузел. Ванная была в очень плохом состоянии, а в двух из трех комнат было довольно шумно, поскольку прямо мимо окон проезжали автобусы. Единственный плюс, который я для себя подметил, – это небольшой задний дворик, в котором валялся строительный мусор, но при желании двор можно было привести в порядок. Однако лично я жить в этой квартире, наверное, всё-таки не хотел. В гостиной стояли несколько стульев, на которые мы сели после осмотра квартиры. Выходить на пекло не хотелось. В приоткрытое окно к нам зашел серый потрёпанный кот, и лег на свободный стул. Женя с сильным акцентом, но вполне уверенно спросил у Коби:

– What do you think?

Коби достал сигарету, закурил, и ответил на иврите, что тут нужен серьёзный ремонт.

– Саша, а какие у тебя впечатления? – спросил меня Андрей.

– Мне не особо понравилось, – признался я – Но, если купить, чтобы продать… не знаю.

Женя встал и нервно зашагал по комнате.

– Пап, нормально, если я расскажу Саше всю схему?

Андрей развел руками.

– У нас появился более интересный план. Это нам как раз маклер подкинул. Сейчас попробую объяснить.

Я не знал, как реагировать, и действительно приложил усилие, чтобы вести себя, как будто всё нормально. Женя сел на тумбочку и продолжил:

– Есть такая должность – оценщик квартир. Они обычно частники. Оценщик определяет стоимость квартиры, и на основании этой цены банк даёт ссуду. Банки не всегда обращаются к оценщикам. Они это делают, когда квартира необычная или цена кажется подозрительной. У того маклера, с которым папа познакомился, есть «свой» оценщик, который за небольшое вознаграждение может завысить цену на квартиру, и таким образом, мы получим большую ссуду.

Последний ход я не понял.

– Зачем нам нужна большая ссуда? – спросил я.

– Условия ссуды довольно хорошие, и выгодно взять как можно больше. Эти деньги можно вложить ещё куда-то. Я тебе потом расскажу.

Тут я окончательно решил, что мне нужно выяснить, что происходит. Творилось что-то непонятное. Мне было тяжело подбирать слова, но я всё-таки спросил:

– Ребята… Извините, что задаю этот вопрос, но… Женя, тебе десять лет. Почему ты этим занимаешься?

Все молчали. Был слышен только гул машин на улице. Ни Женя, ни Андрей никаких эмоций не выражали. Коби, который, естественно, не понимал, о чём мы говорили, курил и гладил кота. Все, включая животное, пристально смотрели на меня. Наконец Женя заговорил:

– Я пока не могу ответить на этот вопрос. Давай сначала подпишем договор на квартиру, и контракт между нами. Адвокат тут в пяти минутах ходьбы. Пройдемся?

На меня давили! И это давление ввело меня в некое паническое состояние. В добавок к этому, от меня еще что-то скрывали, что тоже было неприятно. Всё происходящее показалось мне каким-то адским спектаклем – настоящей булгаковщиной. Если бы кот заговорил, я бы совсем не удивился.

– А что за контракт между нами? – вспомнил я.

– Это те условия, которые мы обговаривали. – подключился к разговору Андрей – Там все очень просто. Ты читал «Швейка» Ярослава Гашека? Там есть изумительный момент про контракт…

Я хотел сбежать как можно скорее, и чтобы от меня все отстали. К счастью, я догадался сказать, что должен подумать денёк. Андрей дал мне два листика, отпечатанные бледным точечным принтером. Документ был составлен на русском и иврите. Мы попрощались, и я пошёл к остановке автобуса.

Дома я попытался разложить всё по полочкам. Даже если не обращать внимания на все странности, связанные с Женей, к авантюре с квартирой возникало много вопросов.

Возможно ли сдать эту квартиру в аренду? Чтобы люди смогли там жить, требовался серьёзный ремонт, а это дополнительные деньги. Действительно ли она вырастет в цене? Андрей так и не объяснил, откуда он знает про тот самый большой проект. А без него квартирка не похожа на хороший вклад. И вдобавок, вся эта махинация с оценщиком выглядит уж очень подозрительно. Стоит ли в неё ввязываться?

Мы договорились, что я дам ответ на следующий день. Но, если честно, я струсил. Чтобы не тянуть и не мучать себя, я позвонил Андрею в тот же вечер, но никто не брал трубку. Только в десять вечера я дозвонился и вежливо отказался от всей затеи. На той стороне провода было слышно искреннее разочарование. Но сильно давить или пытаться меня переубедить Андрей не стал. Сказал только, чтобы я сразу сообщил, если вдруг передумаю.

На следующий день я был так погружён в мысли обо всей этой истории, что вместо того, чтобы выбросить мусор в бак во дворе, припёрся с ним на работу.

После того как мои переживания по поводу квартиры отошли на второй план, я начал анализировать то, что я, собственно, увидел. Десятилетний ребенок, который говорил совсем как взрослый, много чего знал, решал вопросы на равных с отцом, – что бы это могло быть?

Первое, что я предположил, – Женя был просто вундеркиндом, то есть очень одаренным ребенком. Но что-то не сходилось. Такие дети обычно все-таки ведут себя как дети, просто очень быстро осваивают какую-то сферу, типа шахмат или математики. Женя, как я понял, увлекается программированием, но его необычность заключалась совсем не в этом.

Вдруг меня посетила ошеломляющая догадка, от которой аж голова закружилась. Было очевидно, что Женя говорил не как ребёнок, мыслил не как ребёнок и вёл себя совсем по-другому. Значит, он был намного старше, чем выглядел! И такое, в принципе, могло быть. Я не эксперт, но, по-моему, есть такие редкие заболевания и гормональные сбои, при которых ребёнок, достигнув определенного возраста, внешне не развивается или развивается очень медленно. Это теория всё ставила на свои места. Я попробовал расписать свои мысли по пунктам.

(1) Андрей был уже немолод. Я думаю, что ему было за полтинник. Так что вполне возможно, что его сыну около двадцати лет. А то и больше.

(2) Кроме того, я начал вспоминать, как Андрей говорил с сыном. И действительно, это было похоже на то, как говорят со взрослым: на равных.

(3) Видимо, переезд в Израиль помог Жене каким-то образом сфальсифицировать свой возраст и по документам стать опять ребёнком.

Я рассказал обо всей истории и своих догадках моей жене Тане, которая была учительницей. У неё был большой опыт работы с детьми, и мне было интересно послушать её мнение. Она сказала, что о таких случаях не слышала.

– И кроме того, зачем ему притворяться ребёнком? – спросила Таня.

– Пока не знаю. Может, просто чтобы чувствовать себя комфортно. Представь себе: тебе по документам, скажем, двадцать лет, а выглядишь на десять.

Таня пожала плечами, и как мне показалось, не особо заинтересовалась.

Своей гипотезой я поделился также с Русланом. Я не стал ему рассказывать абсолютно всё, что со мной происходило, просто предположил, что у Жени мог быть некий синдром замедленного физического развития. Руслан только удивился и не понял, почему вдруг я так решил. Меня это очень расстроило. Неужели только я это замечаю? Но Руслану я не особо доверял в таком вопросе: у него не было детей, и, возможно, он не чувствовал разницы.

Меня продолжала интриговать вся эта история с Женей и квартирой. Мне было ужасно любопытно, сумели ли они её купить и чем вообще занимаются. Но так получилось, что сначала не мог до них дозвониться, потом навалилась куча всяких дел и проблем, а после этого уже прошло порядочно времени, и было неудобно звонить. Так или иначе, я не видел Досычевых два года.