Диалоги по истории Японии. Лавка японских древностей

© Александр Альшевский, 2021

ISBN 978-5-0053-3368-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Диалоги по истории Японии

Диалог первый. Монах и императрица

– Ты, поди, слышал о человеке по имени Югэ Докё?

– Еще бы! Ведь он покусился на самое святое – императорский престол. За что и попал в тройку наивреднейших злодеев Японии. Кстати, там еще Тайра Масакадо и Асикага Такаудзи. Первый взбунтовался против двора, провозгласив себя новым императором, а второй, можно сказать, предал императора Годайго.

– Ты не задавался вопросом, отчего это простому монаху вздумалось замахнуться на престол?

– Тут и вопроса никакого нет. И так все ясно. Ловко воспользовался женской слабостью правящей императрицы Сётоку, расположил к себе, и понесло мужика от разверзнувшихся перспектив.

– Мне кажется, особое расположение к мужчине не всегда означает плотскую связь. Она ведь вполне могла довериться ему как умелому и надежному советчику. А что? В дельном совете все нуждаются, особенно, женщины.

– Знаем, в чем они нуждаются. И Сётоку не исключение. А удовлетворить ее нужду монаху особого труда не стоило – с такими-то причиндалами?! Говорят, когда он садился, у него появлялось третье колено, а по снегу шел на трех ногах. Обладая подобным богатством, на что угодно замахнуться позволительно.

– И ты туда же! Умом, вроде, не обделен, но все равно веришь в сплетни и про огромный фаллос Докё, и про любовные дела с Сётоку.

– Разве не так?

– Ладно, попробую растолковать тебе кое-что. Принцесса крови Абэ родилась в 718 г. Отец ее, если помнишь, – император Сёму, а мать – Комё, фудзиваровских кровей, кстати, которой первой из подданных удалось выбиться в императрицы. Вообще-то, Абэ, как ни странно, следовало бы не охаивать, а пожалеть. Да, да, именно пожалеть, поскольку судьба, подложив ей порядочную свинью, лишила женской радости семейного счастья, сделав заложницей неписанного правила: императору предписывалось брать в главные жены девиц из клана Фудзивара и наследовать престол должен их ребенок. Только так! Никаких исключений Фудзивара не допускали, вернее, старались не допускать. К сожалению, Сёму и Комё, несмотря на все попытки, не удавалось родить сына. Фудзивара засуетились, предложив императору еще двух девиц. И вновь неудача – сына фудзиваровских корней не получилось. Сёму не сдавался, издав указ о создании статуи Великого Будды в Наре. Конечно, о людях заботился, но в тайне очень даже надеялся на помощь Будды в рождении долгожданного сына. Но и Будда не помог… Разочарованный Сёму назначает наследницей свою старшую двадцатилетнюю дочь Абэ. Япония впервые заполучила не наследного принца, но принцессу. Пусть, мол, побудет пока в этой должности, а там посмотрим, мало ли что может случиться. Однако ничего не случилось. И когда Сёму, уступив престол, стал экс-императором, его место в 749 г. заняла Абэ. Страна получила нового императора, точнее, правящую императрицу под именем Кокэн.

– Повезло барышне!

– Это как сказать… По традиции правящей императрице предписывалась девственность. Никаким законом это не регламентировалось, однако подобное требование соблюдалось неуклонно, железное правило, в общем.

– Почему такая строгость?

– В древности правительница воспринималась как жрица, прорицательница, шаманка, а жрица должна быть девственницей, как-никак божья невеста все-таки. Кокэн, правда, являлась далеко не первой правительницей, пятой или шестой, уже и не помню точно, и все ее предшественницы числились вдовами. Поэтому про девственниц это так, болтовня больше, для отвода глаз. Истинная причина высочайшего безбрачия кроется в другом. Власть императора – абсолютна и даже кусочек этого абсолютизма не мог доставаться кому-то еще за порогом императорского дома. А появись у правительницы супруг не голубых кровей, что тогда? И подумать страшно. Женщина ведь по натуре своей, за исключением редких случаев, склонна подчиняться, но не подчинять. Если же подчиняется, значит, над гласным императором, появляется другой, негласный, абсолютизм даст трещину, а там, глядь, покинет пределы императорского дома и, хлопнув дверью, окажется не известно где. И все, традиционной монархической системе конец.

– Ты того, не слишком уж, про женщин то? Далеко не каждая склонна к подчинению, скорее, наоборот.

– Это сейчас, а тогда женщина не сомневалась, что ее место за мужчиной. Если говорить в целом, разумеется, в частности же всякое случалось. Так вот. Женщина в самом соку, чуть за тридцать, хороша собой. Вспомни статую Асуры в Кофукудзи.

– Это многорукая что ли? Рук шесть у нее, не меньше, и головы три, по-моему.

– Да я не про руки, про лицо – красотка, да и только. И стройна к тому же, и с формами, и ножки, в общем, все что надо при ней. А руки там и головы это так, для буддийских рассуждений…

– И что?

– А то, что моделью для этой статуи послужила сама принцесса крови Абэ! Было ей, правда, тогда лет шестнадцать, но думаю и к тридцати не утратила привлекательности, вводя в соблазн придворных округлившимися формами.

– Не сочиняешь разом?

– Прямо доказать не смогу, но чувствую, она, она это. И такая женщина далеко не по своей воле попадает в условия строгого монастыря. Человеческое нутро пыталось вырваться наружу, но натыкалось на крепость духа и чувство долга Кокэн. Стресс и неудовлетворенное желание вершили свое дело, однако родители, как могли, предотвращали вспышки гнева. Но что дальше? Как поведет себя дочь без отеческого присмотра? Без тормозов то…

– Говорят, Комё сама вроде хотела заменить мужа на императорском посту?

– Так оно и есть! Ее кандидатура устраивала всех. И супруг не возражал, но главное – фудзиваровские стояли за нее горой, своя ведь до мозга костей, родственников в обиду не даст. Правда, заминочка приключилась: хоть она и Фудзивара, но не императорских кровей, поэтому в императоры не годилась. Тем не менее, духом не пала, взвалив на хрупкие плечи заботы о государстве. Слабый здоровьем экс-император Сёму терял интерес к происходящему, новой императрице Кокэн явно не хватало управленческого опыта. Дочь особо и не противилась опекунству матери – себе дороже выйдет. Первым делом Комё учреждает Управление делами императрицы-матери, которое, прибрав к рукам военную власть, по влиянию не уступало Госсовету. В начальники Управления Комё выбрала наиболее доверенного человека – собственного племянника Фудзивара Накамаро, умного, высокообразованного аристократа, ярого сторонника всего китайского. Для понимания ситуации следует учитывать, в те далекие времена японцы испытывали немалую тягу к Китаю и его культуре, проще говоря, являлись китаяфилами. И это вполне естественно для жителей островков на задворках мира по отношению к великому и могучему соседу. Этой «болезнью» заразился несомненно и Накамаро. Нынче, скажем, можно читать китайские, японские, еврейские, да какие душе угодно книжки. Было бы желание и, само собой, умение. А что тогда? Хочешь посвятить себя, к примеру, истории или, там, филологией заняться, изучай китайский, ибо без него никуда, поскольку имелись книги только из Китая. Свои же отсутствовали в принципе, даже «Повесть о Гэндзи» еще не написали. И мощь государства японского не шла ни в какое сравнение с оной соседа, поэтому влечение островитян к танской культуре базировалось на вполне логичном объяснении.

– Тягу Накамаро ко всему китайскому ты логично объяснил, а вот тяга императрицы-матери Комё к Накамаро не совсем понятна.

– Чего тут понимать?! Племянник, родная кровиночка, в стремлении упрочить власть Фудзивара не уступал тётушке, для которой эта цель была наивысшей. Родись у Сёму сын фудзиваровских кровей, поставили бы на императорство, женили на красной девице из Фудзивара и дело в шляпе! Однако не сложилось, пришлось довольствоваться принцессой Абэ. Замуж ее не отдашь, традиций, будь они неладны, нарушать никто не рвался, поэтому подбор наследника требовал особой тщательности – на кон поставлена судьба Фудзивара. Следующим императором по твердому убеждению Комё непременно должен стать подконтрольный им человек.

– Их марионеткой что ли?

– Несколько грубовато сказано, причем очень верно. Задача сложная, но вполне по плечу Фудзивара Накамаро, и в этом императрица-мать не сомневалась.

– От чего же, интересно, такая уверенность?

– Комё знала, из всех годившихся в императоры внуков покойного Тэмму племянник, не обделенный фудзиваровским чутьем, сумеет выбрать правильного, направив в нужное русло. И не ошиблась! Накамаро сблизился и взял под покровительство принца Оои. Более того, даже породнился с ним, выдав за него вдову старшего сына и поселив молодых в собственной усадьбе. Авось, пригодится при случае… После смерти экс-императора Сёму случай представился и все пошло как по маслу. Наследного принца Фунадо изгоняют взашей и его место занимает Оои. Все четко и по закону, ибо перемены проводились от имени и по поручению правящей императрицы Кокэн, но не по желанию, а под давлением ее матери Комё. Вскоре и сама Кокэн уступает престол наследному принцу Оои, протеже Накамаро. Так у японцев появился новый император Дзюннин.

– Не зря, выходит, Накамаро возился с этим принцем.

– Само собой! Вот тут он уже развернулся по-настоящему. Прежде всего переиначил придворные должности на китайский манер. Скажем, был великий министр, стал тайси, левого министра переименовали в тайфу и так далее. Самого Накамаро назначили правым министров, нет, извини – тайхо. Через каких-то пару лет он уже тайси. Чтобы не член императорской семьи при жизни достигал подобных вершин, да не было такого никогда. Хочешь взимать налоги – пожалуйста! Хочешь лить собственные монеты – и это можно! Это же надо, чтобы вассал, пусть высокородный, но вассал, обладал императорскими полномочиями?! Да и вооруженные силы только и ждут твоего приказа. От невиданной вольницы и у крепкого умом человека мозги на бок съедут. В общем, перспективы открывались невероятные. А тут еще полыхавшая в Китае гражданская война, учиненная провинциальным наместником согдийско-тюрского происхождения Ань Лушанем. Как простому толмачу из захолустного городка удалось до самого верха приподняться по служебной лестнице и объявить себя императором новой династии, даже не представляю. Впрочем, чему удивляться, в Китае и не такое бывало. Пользуясь ситуацией, тибетцы и уйгуры захватили контроль над Восточным Туркестаном, кто-то там еще чего отхватил, однозначно полный раздрай, который превратил костер честолюбивых замыслов Накамаро в настоящий пожар: Управление западных земель получает приказ разработать план военного похода в корейскую Силлу.

– А зачем Накамаро эта самая Силла понадобилась?

– Как зачем? Он же преклоняется перед Китаем, все хочет обделывать по-китайски.

– Ну?

– Силла ведь находилась под Китаем, платила дань. Кстати, как ни странно, и Японии тоже. Больше не от страха, конечно, а так, по инерции можно сказать. По мере усиления мощи танцев Силла принялась задерживать, а потом вовсе прекратила выплату дани японцам. Зачем? Кто отважится наказывать данников могущественной империи?! Откровенно говоря, Накамаро и не отважился, если бы не возник Ань Лушань этот. Его мятеж заставил всех и думать позабыть про Силлу. Почему бы этим не воспользоваться?

– Не опасно ли?

– Еще как! Лет сто назад подобное замыслил император Тэндзи, решив сразиться с объединенной армией Тан и Силлы при реке Пэккан в Корее.

– И что?

– Даже вспоминать тошно. Только чудом страна не попала в лапы танцев. И правил бы японцами не бог в человеческом облике, а какой-нибудь уйгур, получивший новую провинцию в награду за то, что хорошо ухаживал за лошадью важного евнуха.

– Неужели он не понимал, что наступает на те же самые грабли? Ну, подчинит, предположим, Силлу, но что потом? Танцы наверняка разберутся с внутренними проблемами и примутся за внешние, значит – полномасштабная война с Китаем. Не пожелал бы такого никому…

– А что Накамаро мог с собой поделать? Тянуло к корейским берегам, на родину предков, и все тут. Охота ведь пуще неволи. В общем, сохранение режима Накамаро грозило Японии немалыми потрясениями. И тут очень даже кстати умирает его главная защитница, вдовствующая императрица Комё, которая в племяннике души не чаяла. И это не все. Через два года в Нару нагрянула экс-император, экс-императорша как-то не звучит, Кокэн как раз к девяносто девятой годовщине битвы при реке Пэккан.

– Откуда нагрянула?

– Ремонт что ли в нарской резиденции затеяли, кто посоветовал или что еще, но она переехала во дворец Хораномия в провинции Оми. Там серьезно заболела и ухаживать за ней пригласили монаха Югэ Докё, да, да, того самого. Как он ее лечил, что за молитвы возносил, какими отварами потчевал, не ведаю, однако на удивление многих Кокэн поправилась. Как требовали обычаи, монаху предписывалось вернуться туда, откуда пришел, в храм свой, но Кокэн не отпустила, оставив при себе. Короче говоря, началась между ними… дружба, назовем это так. Поползли, естественно, слухи, даже Дзюннин сподобился выразить неудовольствие подобными отношениями. Кокэн и так недолюбливала императора, а он еще влез в ее жизнь с грязными подозрениями. Помалкивал бы, может, все и обошлось, а так она вспылила и прямиком в Нару, чтобы отобрать у него власть. Замахиваясь на Дзюннина, Кокэн намеревалась ударить по Накамаро, выкрутасы которого, а главное – открытое пренебрежение императорским авторитетом, раздражали многих. Он непременно вступится за своего протеже, а там уж кто кого. Сама придумала, или кто подсказал, но ход был тонкий – спровоцировать временщика. Тот и правда вспылил, затеял мятеж… и погиб. Кокэн принуждает Дзюннина уйти на покой и ссылает в Авадзи. Сама же объявляет о повторном восшествии на престол под именем Сётоку. Вот такие дела. Императоров, нет, правящих императриц две, а человек – один. Если попытаешься сосчитать японских императоров по головам, не удивляйся, первых окажется больше, чем вторых.

– А лекаря куда дела?

– Ты про Докё что ли? С собой привезла, в столицу. Куда ей без правой руки? В Наре собственно и завертелась сея невиданная карьера, которая многим явно пришлась не по душе. Аристократы сплотились вокруг Кокэн для свержения Накамаро, но никак не ради ее повторного воцарения и продвижения Докё на освободившееся место. Монаха им еще не хватало! У Сётоку не имелось ни мужа, ни детей, поэтому вопрос дальнейшего престолонаследия вызывал наибольший интерес. Сгущалась атмосфера напряженности и тревожного ожидания чего-то нехорошего. В Авадзи загадочно умирает отставленный Дзюннин, неожиданно подвергается казни принц Вакэ, принцесса крови Фува удаляется из списка членов императорской семьи и переводится в разряд подданных, а она ведь являлась младшей сводной сестрой самой Сётоку, но ее заподозрили в заговоре и сослали. Все это походило на зачистку императорской семьи. Что-то и для кого-то готовилось, но для кого? Однако никто не желал затрагивать эту тему, себе дороже могло выйти.

– Странно как-то, вся армия находилась в руках Накамаро, а Кокэн сумела дать ему по шапке…

– Значит нашлись силы, поддержавшие ее. И возглавлял их, думается, не Докё. Он и освоиться как следует в новом положении не успел, занимаясь в основном религиозными вещами, да и военными талантами, как подтвердили дальнейшие события, не обладал. Куда ему переворотами руководить?! Монах есть монах, какой с него спрос? Для ратных подвигов она других людей подобрала. Непосредственно с Накамаро расправлялся Фудзивара Курадзимаро, а организовал все, подготовил Киби Макиби, который у нее кем-то вроде начальника штаба состоял. Интересная, скажу тебе, личность. Староват, конечно, мечом размахивать, но голова…

– Откуда взялся умник этот?

– Родом из Биттю. В 717 г. отправился в танский Китай, где изучал сутры, историю, астрономию, музыку, военное искусство. Лет через двадцать вернулся на родину с кучей классических книг. Быстро продвигался по служебной лестнице, пользуясь покровительством императора Сёму и его супруги Комё. Именно Макиби они доверили воспитание наследной принцессы Абэ. Во времена всесилия Накамаро отослали губернаторствовать в Тикудзэн, а затем Хидзэн. Потом вновь поехал в Китай заместителем официального посланника. Вернувшись где-то через год, работал на Кюсю в Управлении западных земель и, наконец, в семидесятилетнем возрасте вновь оказался в Наре. Как раз в это время взбунтовался Накамаро, так что прибыл в нужное место в нужное время. Завидная прозорливость! Видимо не только научные познания вытолкнули вроде бы незаметного захолустного феодала к самым вершинам властной вертикали. Ни член императорской семьи, ни из Фудзивара, а нате вам – правый министр! Просто какой-то предтеча Сугавара Митидзанэ. Поистине превосходная карьера для местного феодала!

– А люди что подумали про все это?

– Что тут думать? Дело ясное. Поначалу сожительствовала с Накамаро, когда же неожиданно объявился Докё, дала, грубо говоря, первому отлуп. Тот, естественно, осерчал за такое предательство полюбовницы. Хоть аристократ, но мужское нутро взыграло. Взбеленился, конечно, бодаться бросился, но рога ему быстренько поотбивали.

– Как-то с ехидцей разговор ведешь, словно не согласен с людской молвой про любовь и все такое…

– Не согласен! Любовь здесь не причем. Бери выше – вопрос государственной важности затронут.

– Как не причем? Разве без нее Кокэн отважилась бы протолкнуть вассала в Великие министры, при этом прижизненно, а не в качестве посмертной награды за особые заслуги?! Нет, на такое способна только ослепленная страстью женщина. Но и этого показалось мало. Накамаро даровали право чеканить монету и взимать налоги, а это прерогатива самого императора и никого другого! Любовь, точно она заставила Кокэн пойти на неслыханные подарочки.

– Причем тут любовь то?

– Постой, постой, давай разбираться. Будь Кокэн такой всесильной, она назначила бы любовничка хоть правым, хоть левым, да хоть Великим министром без всякой тягомотины с Управлением делами императрицы-матери, которое не только являлось лишним, но и напрямую ослабляло императорскую систему власти. Тут что-то не так… Да, пожалуй, никакой власти у Кокэн и не было, тихо одиночествовала во дворце, придавленная авторитетом матушки, и пикнуть не смела. Императрица же мать, прекрасно осознавала, что дочь очутилась на престоле лишь волей случая и в сложившихся обстоятельствах не способна решить главную задачу – дальнейшее укрепление могущества Фудзивара, поэтому предназначила ей роль своеобразного мостика от прежнего императора к будущему, нисколько не сомневаясь в возможности племянника подыскать для престола надежного продолжателя фудзиваровского дела. Так что не о любовных отношениях вести разговор надо, а скорее о противостоянии Кокэн и Накамаро, по крайней мере, скрытом от посторонних глаз. А на открытое она не отчаялась, при живой матери – пустая затея. Кокэн ничего не оставалось, как молча сносить выкрутасы Накамаро, сдерживая приступы гнева от бессилия. Тот же буквально блистал в лучах могущества Комё, после смерти которой его слава пошла на убыль. В конце концов Кокэн добивается своего, расправляется с Накамаро, свергает Дзюннина и вторично восходит на престол под именем Сётоку. Так что ли?

– Верно рассуждаешь, в исторической науке по крайней мере до реставрации Мэйдзи устоялось мнение, что падение Накамаро произошло из-за появления у Кокэн нового фаворита. И мало кому приходило в голову, что затеянная временщиком авантюра, связанная с покорением Силлы, вела страну к полномасштабной войне со сверхдержавой – танским Китаем, поэтому ставила под угрозу существование Японии как независимого государства. Выходит, содеянное этой женщиной сродни настоящему подвигу. Однако вместо благодарности ее облили грязью, мол, расправилась с одним любовником ради другого, и делов то. И эта версия, назовем ее любовной, долгие годы будет преобладающей в Японии.

– Почему, интересно?

– Почему, говоришь… Что ж попробую объяснить. Прежде всего, вспомним о конфуцианском подходе к мужчине и женщине – первого надо уважать очень, а вторую – тоже уважать, но не очень. Конфуцианство, разумеется, в Японии не так распространено как в Корее или в том же Китае, однако отрицать его влияние никак нельзя. А оно, конфуцианство это, не допускает участие женщины в политике, более того, рассматривает это участие как зло. Кто занимается историей в Китае, Корее, Японии? Верно, образованные мужчины, которые в большей или меньшей степени отравлены конфуцианством. По их мнению женщина должна сидеть дома, там творить добро, главным образом, для мужа. А будь она правящей императрицей, это само по себе уже зло. И что бы ни сделала, хотя бы спасла страну от порабощения, этому не придадут значения и облыжно обвинят к тому же в безнравственном поведении. Писаки эти такого насочинять могут, что и читать то тошно. А им что? На все пойдут, чтобы потрафить скабрезным интересам массового читателя, вернее, покупателя. Только дай зацепку…

– И кто дал?

– Как кто? Придворные! Они, поди, с детства в китайской истории сведущи. В ней же, как правило, ничего не скрывается. Взять к примеру вдовствующую императрицу Чжао, мать циньского императора Ши Хуанди. Сначала распутничала с Люй Бувэем, а потом он ей подсунул некого монаха Лао Ай, огромный фаллос которого так очаровал Чжао, что она постоянно держала его обладателя при себе в гареме, выдавая за евнуха. Вот и получается, там монах Лао Ай, здесь – монах Докё, там – императрица Чжао, здесь – императрица Сётоку. Чем не сюжет для любовного романа? Раскрась деталями из японской жизни и дело сделано. И главное, похабщины побольше, погуще, с самого дна. Мол, когда Докё садился, у него появлялось третье колено, а когда шел по снегу, оставался след от третьей ноги. Если этой зацепки мало, то есть еще У Цзэтянь, о которой любой образованный человек слышал. Как-никак единственная в истории Китая правящая императрица. Она даже провозгласила новую династию Чжоу. И это в стране, пронизанной антиженскими идеями конфуцианства! Кстати, У Цзэтянь без стеснения предавалась похоти. И у нее в любимчиках одно время ходил буддийский монах Хуайи, добившийся при танском дворе немалого влияния благодаря, прежде всего, завидному фаллосу. Императрица потворствовала всему, что фаворит пожелает. В общем, полная аналогия с Докё только на китайский манер. Сочиняй, не хочу! И насочиняли. Притормози любого и спроси про императрицу Сётоку. Каков будет ответ? Это та, которая путалась с монахом что ли с большущим членом. Вот что сохранила историческая память – блуд Сётоку и большущий член Докё. И все! И это про людей, которые осуществили и пытались осуществить много важного для страны.

– А почему она не отрицала любовную связь с Докё?

– Как ты себе это представляешь? Указ о собственной невинности издать что ли? Или выйти на площадь и кричать – оболгали, оболгали меня вражины бессовестные фудзиваровского рода? Нет, она поступила по-другому, приняла постриг.

– Разве это доказательство невинности?

– Это потом отношение к заповедям поменялось, а тогда все было строже, по-настоящему. Дал обет, будь любезен соблюдать его. Безбрачие, так безбрачие, без дураков значит. Я вообще думаю, что она прожила девственницей. Тоже самое могу сказать и о Докё.

– Почему же она так возненавидела род, являвшимся родным домом матери, превыше всего ценившей интересы именно Фудзивара?

– Все из-за Накамаро, который по ее мнению не годился в императоры.

– О чем ты? Неужто он вознамерился пойти в императоры?

– И не просто в императоры по-японски, но в императоры по-китайски!

– Какая разница? Хоть в Японии, хоть в Китае, да хоть где, император есть император, владыка страны.

– Если рассуждать поверхностно, с хода, так сказать, вроде одно и тоже, но если взглянуть поглубже, покопаться в том, какой смысл вкладывается в понятие император, то выяснится, что по китайскому разумению – одно, а по японскому – совсем другое. И называются они по-разному: тэнно – в Японии, котэй – в Китае. Тэнно может быть только потомок богини солнца Аматэрасу. Так она повелела своим указом, вечным как небо и земля. Положение же котэй гарантируется не происхождением, а добродетельностью. Будь ты хоть иностранец, хоть кто, обладаешь добродетельностью – годишься в императоры.

– Как проверить то? Ее ведь не взвесишь, не замеришь в длину и ширину.

– Это как раз ни к чему. Заявил про добродетели, значит, дорога к императорству открыта. Если же добьешься его, само небо проверит твои слова, и если что не так, подаст знак, не сомневайся. Кстати, о правлении по-китайски грезил не только Накамаро. Имелся еще один мечтатель, зараженный китаяфильством.

– Кто же это?

– Императрица Сётоку! Именно она вознамерилась уступить престол, страшно даже подумать, монаху Докё, что означало бы отказ от тэнноизма и переход к котэйизму. Ничего словечки? Сам сочинил! И ничего в этом переходе плохого нет, скорее наоборот, так она считала. Ведь если добродетельный человек станет правителем, страна успокоится, напасти прекратятся, люди будут счастливы.

– Я вот что думаю. Родись у нее наследник, вмиг забыла про изыски конфуцианские. Озаботилась бы не поисками надежного обладателя добродетелей, а воспитанием и передачей престола собственной кровиночке, как завещала Аматэрасу.

– Вполне вероятно. Однако у нее не то что детей, возможности их заиметь не было. Правила императорской семьи не дозволяли замужества в ее положении. Отсутствовали племянники и племянницы, годящиеся для усыновления или удочерения, а также родные по матери братья и сестры. К тому же эта по сути одинокая и несчастная женщина здорово обожглась, сделав Оои наследным принцем по настоянию матери и ее племянника. Тот же, став императором Дзюннином, предоставил Накамаро право литья монет и взимания налогов, а это, как ни крути, императорские полномочия. Более того, новый император санкционировал подготовку к вторжению в Силлу. Но Накамаро хотелось большего. Аппетит ведь приходит во время еды. Ему, видите ли, вздумалось самому поимператорствовать, причем не по-японски, а по-китайски. Вон оно как! И затея с Силлой возникла с одной целью – устранит последние преграды на его пути. Проще говоря, волне блистательной победы предстояло вынести Накамаро на самую вершину власти.

– Вроде бы логично рассуждаешь, но где доказательства?

– Явных, разумеется, нет, но сам ход событий, обстановка, так сказать, подтверждает, пусть и косвенно, мои слова. Посуди сам. Накамаро уже обладал рядом императорских привилегий, свыкся с ними. И кто или что помешали бы ему взбунтоваться и заполучить остальные?

– Может, верность господину, своему императору?

– Неужели ты думаешь, Накамаро отличался верностью императору, уважал его? Не смеши людей! Накамаро вертел им как хотел и куда хотел, словно игрушкой какой.

– Тогда, может, священный указ, который уполномочивал править страной только потомков Аматэрасу?

– Божественная воля – штука серьезная, непреложный закон и все тут, но не для такого продвинутого интеллекта как Накамаро. Для него, закоренелого последователя конфуцианства, самого, пожалуй, популярного учения того времени, подобный указ являлся простым замшелым пережитком суеверия, лишь подтверждающим цивилизационную отсталость Японии и не больше.

– Выходит, ничто не препятствовало его императорству по-китайски. Он и так вплотную приблизился к заветной цели, еще одно усилие и ты уже не второй, а первый в государстве.

– Хочу напомнить, по конфуцианским понятиям страна расцветет, если престол достанется добродетельному человеку. Накамаро же и по добродетелям и по уму значительно превосходил Дзюннина. Так он сам искренне наверняка полагал. Поэтому не только мог, но и просто обязан был ради Японии, разумеется, взойти на престол. Прямые доказательства моих слов, повторяю, вряд ли отыщешь, но стечение ряда поступков и обстоятельств, позволяет, хоть и косвенно, настаивать на подлинности императорских амбиций Накамаро. В глазах же Сётоку он и Оои предстали этакой парочкой обманщиков, толкавшей страну на край глубочайшей пропасти. Разочаровавшись в ближайшем окружении, она мечтала найти вне привычного круга, на стороне, так сказать, верного и добродетельного человека. Ей повезло, она встретила Югэ Докё, которому и решила вверить заботу о стране. Иначе говоря, она вознамерилась добровольно уступить престол не члену императорской семьи, а простолюдину, нарушив тем самым незыблемое правило – новым императором должен быть кровный родственник старого без всяких оговорок и исключений. И это правило завещала ни кто-нибудь, а сама богиня солнца Аматэрасу.

– И как Сётоку отважилась на такое?

– Женщина она образованная, книжки почитывала, умных людей слушала, поэтому знала, нигде и никому престол не уступали просто так, за добродетели. Тем не менее и в танском Китае, и в корейской Силле, да и в Японии тоже подобный способ смены власти считался идеальным. Поступи она гибче, проведи тщательную подготовку, прикупи союзников, вполне могла рассчитывать на успех, но действовала слишком резко и опрометчиво, поэтому и нарвалась на полное непонимание и отторжение своей инициативы. Ну хотелось ей пойти на дзэндзё и все тут.

– И что это?

– Так в Китае называют передачу престола не кровному наследнику, а добродетельному человеку.

– Выходит, тэнноизм полностью исключает подобную вольность.

– Ты прав. Хочешь в императоры, будь любезен, родись в императорской семье, иного не дано. А могло ведь все сложиться очень хорошо. Кого она собиралась облагодетельствовать дзэндзё? Понятное дело, обладателя добродетелей разных. К тому же, если запамятовал, монаха, у которого нет и в перспективе не предвидится детей.

– Ну и что?

– А то, что если она совершит дзэндзё, то и Докё никуда не денется, поступит также и пошло, поехало по цепочке – императорами будут только добродетельные люди.

– И?

– Неужели не дошло? Наконец-то Япония утрет нос танскому Китаю, центру мировой цивилизации. У них нет и никогда не было, а у восточных варваров появится идеальная система передачи власти. Вот о чем наверняка размышляла Сётоку, заранее гордясь задумкой. У островитян этих всегда так. Сперва очаровываются заморской идеей, потом разочаровываются, прознав как обстоят дела с ее реализацией в стране происхождения, и в конце концов, внеся в идею некоторые изменения, учитывающие местный колорит, пытаются осуществить в надежде достигнуть морального превосходства. Если же достигнут, то непременно сохранят достигнутое. У них талант к этому делу, и доказывать здесь ничего не нужно. Просто сходи в Сёсоин и посмотри на тамошние экспонаты. На их родине их уже давным-давно днем с огнем не отыщешь, а у японцев сегодня, в двадцать первом веке, пожалуйста, имеются. И вот еще какая штука. Нередко успехи женщины нивелируются каким-нибудь надуманным сексуальным скандалом, особенно в подверженных конфуцианству странах. Предположим, ей удается выиграть конкуренцию у мужчин, заняв приличную должность. И тут же начинаются разговоры, у нее, мол, способности так себе, но смогла все-таки затащить в постель работодателя. И официальные историки истолковали именно в этом русле действия Сётоку, усмотрев в них лишь плотское непотребство, тем самым вольно или невольно упрятав в куче небылиц ее огромную заслугу в предотвращении безумного плана Накамаро напасть на Силлу. И не только это. Намерения императрицы здорово напугали кое-кого из власть предержащих, которые славно постарались ради сокрытия задумок и заслуг Сётоку, чтобы, не приведи господь, зараза вольнодумства не полыхнула когда-нибудь вновь, пошатнув основы государства. Да и какие убеждения, скажите на милость, у женщин, как были, так и останутся слабыми на передок, если рубануть правду-матку прямо с плеча, по-конфуциански. Под таким напором никакой дзэндзё не устоит, и тэнноизм продолжит сверкать в лучах славы божественной Аматэрасу. Добродетельность же сама по себе вещь, разумеется, полезная, если к ней с умом подходить.