Семёновы

1

Семёновский дом стоял в самом центре Антеева. Он был огромный, перевезенный по бревнам из дальней деревни еще до войны, и пристроенный со всех сторон новыми комнатами. Семеновские дети жили на одном дворе большой семьей, и, хотя не слишком ладили между собой, но разъезжаться не торопились. Старший Семенов, дед Сергей, был уже стар, на удивление бодр. Бывало, выходил из дома, проходил по центральной улице, и возвращался к своему двору. Высокий статный старик, без намека на дряхлость, всегда чисто выбрит и аккуратно одет, он держал своих домочадцев в том упорядоченном состоянии, какое только возможно среди разношерстной родни. Жену свою, Анну Петровну, Анюту, как он называл, схоронил он давно, и с тех пор мало что его могло порадовать. В деревне его хоть и уважали, но недолюбливали и побаивались, называли колдуном и считали что ему больше ста лет. Это было от того, что все жители Антеева были моложе деда Сергея, не помнили его ни молодым мужчиной, ни тем более парнем, а только суровым седым стариком. Кроме того, дед Сергей всегда ходил с черной палкой, мудрено закрученной, похожей на сплетение змей. Этой палки боялись все собаки, и мальчишки, которым он этой палкой, бывало, грозил.

В то летнее утро ближайшие соседи Семёновых были разбужены громкими криками с семеновского двора. Как всегда, ссорились младшие семеновские внучки, Ольга и Настя. Ольга уже пять лет как закончила школу, выучилась в сельскохозяйственном техникуме на ветеринара, профессию очень нужную в деревне, и спокойно работала в местном хозяйстве. Замуж она не выходила, все знали, что она ждет Антона, своего одноклассника. Антон после школы уехал в город, поступил в институт и в деревню возвращаться не хотел. Наезжал он к родителям редко, но каждый раз, когда появлялся, Ольга расцветала на глазах. Он неизменно привозил ей мелкие подарки, и они гуляли до утра. Потом Антон уезжал, и Ольга опять тускнела и с удвоенной силой принималась за работу. Казалось, тяжелым трудом она хотела отвлечься.

Настя, младшая из сестер, хорошенькая, худенькая, высокая, с длинными светлыми волосами, была самой стервозной из родни. Она любила закатить истерику, зная, что ей не попадет. В детстве очень болезненная, она привыкла к всеобщему вниманию. Окончив школу, Настя поступила в медицинское училище и следующий учебный год был для нее последним. Учиться ей не хотелось, но та свобода, которая наступила при отъезде из родного дома, нравилась, и Настя понимала, что если бросит училище, то родители не позволят ей просто так жить в городе. Поэтому она исправно посещала занятия, особо не старалась, но природная память и сообразительность выручали ее, и она была далеко не последней по успеваемости.

Итак, визги и крики разносились на полдеревни. Сестры не ладили с самого детства, маленькая Ольга однажды чуть не утопила годовалую Настю в бочке с водой, и до сих пор Настя при каждом удобном случае припоминала грех детства сестре.

– Да пошла ты, знаешь куда?! – Настя красная, вся в пятнах наступала на сестру. – Ты меня уже достала! Сколько можно твое нытье слушать! Тебе надо, ты и убирай. А мне и так хорошо!

Ольга стояла посреди двора с веником в руках и оборонялась им от Насти.

– Да ты всю жизнь живешь как гостья в доме! Ой, не трогайте Настеньку, у нее головка болит! Не заставляйте Настеньку, у нее температура! Вечно больная! Ты лентяйка просто, вот и все!!! И зачем только мама тебя родила, лучше бы одного Артёма!

– Так надо было утопить меня, что же ты плохо постаралась?! – Настя достала свой любимый козырь.

Ольга вспыхнула, бросила в сестру веник и убежала в дом.

Наталья, мать крикуний, в это время замешивала тесто в летней кухне, все слышала, но не вмешивалась. Развести скандалисток она не могла, поэтому предпочитала быть наблюдателем. На крыльцо вышел Артём, брат-близнец Насти, хорошенький, уже загорелый, худоватый, но мускулистый. Он был на полголовы меньше Насти, хотя и родился первым, но Настя его старшим не считала. Артём был умница, с отличием окончил школу, поступил в радиотехнический институт и уже перешел на третий курс экстерном. В отличие от сестры учиться любил, поэтому по дискотекам не ходил, предпочитая проводить вечера с паяльником и схемами. Но, так как мать строго наказала следить за сестрой, ему иногда приходилось выходить вместе с ней, что очень его огорчало, потому что дискотеки и клубы он считал глупым времяпрепровождением.

– Ну что опять разорались? – Артём зевнул и потянулся. – Даже здесь покоя нет!

– Да, да, Тёмушка, дай-ка ты ей подзатыльник, горлодерке, нет никому покоя от нее! – мать улыбалась, глядя на красавца сына.

Артём, проходя мимо Насти, все еще стоящей в боевой стойке, послушно отвесил сестре по затылку, но увернуться не успел и получил нешуточный тычок между лопаток. Поеживаясь и потирая спину, он пошел в сторону огорода к бочке, умылся с удовольствием и вытерся тут же висевшим стареньким полотенцем.

Проходя обратно, он глянул на сестру, сидевшую на крыльце.

– Тась, ты не оборзела случайно, а? Лёлька тебе не служанка, горшок за твоим величеством выносить не будет.

Настя хмуро посмотрела на него, схватила тут же лежавший веник и умчалась в дом. Как бы не ссорились члены семейства Семёновых, было только два человека, которых воспринимали как почти одно целое. Это были Настя и Артём. Они очень удачно дополняли друг друга, спокойный Артём и активная, шумная Настя. Брат с сестрой никогда не ссорились, в детстве всегда ходили за ручку и играли бок о бок, периодически оглядываясь и проверяя, рядом ли второй. Даже спали они вместе лет до тринадцати, пока мать решительно не расселила их по разным комнатам, отправив Настю в комнату к Ольге. Все были недовольны таким поворотом дел, и часто ночью, под предлогом попить или в туалет, Настя пробиралась в комнату брата и ложилась рядом. Артём во сне привычно пододвигался, и они спокойно засыпали. Самым тяжелым испытанием был их переезд в город. Настя жила в своем общежитии, Артём в своем, квартиру снять им у родителей не было денег, и брату с сестрой проходилось привыкать жить отдельно. Артём перенес разлуку лучше, а Настя стала еще более нервной. Она успокаивалась тогда, когда они приезжали на каникулы в деревню и опять, как раньше, жили в одном доме.

Сейчас, на каникулах, брат и сестра восполняли недостаток общения друг с другом, целыми днями пропадая где-то вместе. Бывало, они уезжали на велосипедах на речку и возвращались поздним вечером, голодные, но довольные. Обычно резкая, Настя в обществе брата успокаивалась, и могла часами слушать все, что он ей говорил. Вот и сегодня, наскоро позавтракав, близнецы вышли во двор и достали из-под навеса велосипеды. Мать, услышав шум, выглянула из-за шторы.

– А куда это вы опять собрались? Помогать кто будет?

Настя привычно фыркнула, домашнюю работу она не любила. Артём ткнул ее в бок и спокойно спросил:

– Что, мам?

Наталья, уже потише, сказала:

– Тёмушка, надо бы картошку помочь отцу прополоть, заросла уже. Да смородина осыпается, сахар купила, варить буду.

– Хорошо, мам, мы ненадолго, туда и обратно, ополоснуться хочется, жара такая с утра.

– Ну хорошо, только приезжайте, не забудьте! Настасья! А ты к деду зайди, звал он, а ты все носишься, дома тебя нет.

Настя остановилась. Дед для нее, впрочем, как и для всех внуков, был чем-то сродни легенде. Он вроде был, а вроде его и не было. Дед жил своей жизнью, не особо пускал к себе в душу, да и в свою половину дома не приглашал.

Их большая усадьба была условно поделена на три части, центральную занимал дед. Когда умерла баба Аня, их мать и тётя Маша, отцова сестра, ходили туда убирать и готовить. Правую пристройку занимала их семья, а в левой жили дядя Илья с тетей Машей и их дети, Димка и Саша. Димка был намного старше и Насти с Артёмом, и даже Ольги, он уехал в город, женился, жену в деревню привозил редко. А недавно вдруг приехал один. Как говорили взрослые, что-то у них там случилось, но Насте было неинтересно, и она не обращала внимания. Кроме Димки была еще сестра Александра, на три года Димки моложе, красивая безумно. Много за ней ходило женихов, своих и приезжих, но она вышла замуж за соседского Игорька, и ради них было затеяно грандиозное строительство, отчего семеновская усадьба приобрела еще один небольшой пристрой, где и поселились Саша и мужем. Вскоре у них родился сын, которого назвали как деда, Сергеем. Когда маленького Сережу привезли домой, даже старый дед приходил посмотреть на тезку. С того момента только малышу было позволено без приглашения приходить к деду. Остальных он звал редко, так как в общении не нуждался.

Поэтому новость, что дед о ней спрашивал, ошарашил Настю. Она почему-то думала, что он, по старости своей, даже и имени ее уже не помнит.

Поговорив с матерью, близнецы прыгнули в седла велосипедов и через лес поехали к речке. Артём уже что-то рассказывал, а Настя все думала о том, зачем ее позвал к себе дед.

– Тём, а правда странно, что мама сказала?

Артём не расслышал сначала, и переспросил, Настя повторила:

– Странно, что дед меня зовет. Зачем я ему?

–Ну не знаю, может поговорить хочет, посмотреть на тебя. А может поругать, что орешь с утра как бешеная, – Артём засмеялся и надавил на педали.

Настя погналась за ним. На речке они долго плескались, плавали оба как рыбы, еще в детстве отец научил, потом обсыхали на берегу, Настя вычесывала из длинных волос запутавшиеся водоросли и про себя ругалась. Давно бы отстригла эти космы, если бы не брат. Он категорически запретил ей трогать волосы, разве только концы подровнять. Для Артёма сестра была идеалом красоты и изменений он не любил. Еле-еле он привык, что Настя начала пользоваться косметикой, ему казалось, что она закрашивает свою красоту неживыми красками.

Посидев еще, они накинули на себя одежду, Настя натянула шорты, а футболку бросила на багажник, и они поехали обратно. Ветер раздувал Настины волосы, и Артём любовался красавицей сестрой. Почти у самой деревни они заметили одиноко шагающего человека, с сумкой на плече. Поравнявшись, увидели и узнали Антона. Остановились, парни по-взрослому пожали друг другу руки. Настя, не слезая с велика, с любопытством смотрела на парня, которого беззаветно любила ее сестра. Он не был каким-то особенным, рыжий, весь усыпанный веснушками, Антон выглядел моложе своих лет. Самыми выразительными были у него глаза – голубые, прозрачные как вода. Антон поздоровался и с Настей, и они пошли рядом, ведя велосипеды. Сумку Антона Артём взял к себе на багажник и Антон шел, потирая плечо.

– Ты надолго? – Артём щурился, глядя в Антонову сторону, потому что с той стороны было солнце.

– Да, думаю на пару месяцев, хочу отдохнуть перед поступлением.

– Поступлением? – Настя сморщила лоб, недоуменно глядя на парня.

– Да, поступаю в аспирантуру, хочу заниматься наукой, – он снисходительно улыбнулся девушке, все знали Настино нежелание учиться чему-нибудь.

– А-а, – протянула она, – а работать когда?

– А это и есть работа.

– А жить где?

– Мне от университета квартиру дают однокомнатную, вот, буду там пока.

– Понятно… к Ольге-то зайдешь? Ждет она тебя.

– Зайду, а как же, – Антон улыбнулся.

В это время они дошли до своих ворот, а Антону надо было еще прошагать пару улиц. Он с кряхтением снял свою сумку, они попрощались и разошлись.

Во дворе ребята поставили велики под крышу, Артём, насвистывая, пошел искать отца, а Настя с внутренней дрожью направилась в дедову половину.

По дороге она вернулась, сняла с багажника футболку, встряхнула ее и надела. Видок был, конечно, не очень, но переодеваться ей не хотелось.

Войдя в двери, она на цыпочках начала пробираться по теплому от солнца полу. В доме было тихо, пахло какими-то травами.

– Деда, это я, Настя, пришла, – Настя от чего-то боялась говорить громко. В это время из кухни неожиданно вышел дед. Настя аж подпрыгнула от неожиданности. Дед был в очках, видимо, только что читал газету.

– Привет, дедусь, – пискнула Настя, назвав деда так, как говорила в далеком детстве.

– Здравствуй, внученька, проходи, проходи, – дед говорил глухим басом, сам шел впереди, Настя плелась за ним.

В большой комнате дед сел на стул у стола, Настя присела на краешек старого кресла.

– Ну рассказывай, внученька, как живешь, все ли у тебя хорошо?

– Да, дедусь, все нормально.

– Ну, а учишься как?

– Хорошо учусь, вот на каникулы приехала, – Настя на всякий случай напомнила, вдруг дед забыл.

– А ты ведь у нас доктором будешь, а? – дед хитро посмотрел на Настю, а она сразу вспомнила, что не прикладывала должного усилия в учебе, зачеты и экзамены сдавала на тройки, то есть доктором она будет так себе.

– Не, дед, фельдшером. На доктора долго в институте учиться надо.

– Ну так это одно и то же. Людей лечить будешь. Это хорошо. Ольга вон зверей лечит, а ты, значит, людей.

Дед помолчал, что-то подумал. Потом снял очки и протянул Насте руку.

– А вот, внученька, глянь-ка, что-то у меня тут болеть стало, не могу понять. Может лекарство какое надо?

Настя держала дедову руку в своих руках и ощущала прохладу сухой старческой кожи. Почувствовав всю ответственность, Настя тщательно осмотрела руку, и тут же заметила около локтя назревающий, вылезающий красным фонарем фурункул. Не удивительно, что дед забеспокоился. Боль, наверно, была адская. Она аккуратно ощупала кожу вокруг набухшей шишки и вздохнула.

– Эх, деда, как же тебя угораздило, – жалостливо проговорила внучка. По-хорошему старика надо было бы в больницу, но Настя почему-то была уверена, что дед откажется.

– Сейчас, подожди! – она посмотрела деду в глаза, и он кивнул.

Настя выскочила из дедовой половины и рванула к своему дому. Вбежав в комнату, она нала коробку с лекарствами и стала рыться в ней. Увидев нужный тюбик, Настя с облегчением вздохнула. Прихватив бинт и лейкопластырь. Она кое-как засунула коробку обратно и так же бегом вернулась к старику.

Дед по-прежнему сидел на плетеном стуле. Казалось, ее суета веселила его, хотя вида он не подавал. А внимательно наблюдал за действиями внучки.

Настя открутила крышку тюбика, на всю комнату распространился неприятный запах. Она смазала воспаленную шишку, прижала свернутым прямоугольником бинтом и ловко приклеила лейкопластырь. С удовлетворением осмотрев свою работу она вздохнула и посмотрела на деда.

– Ну вот, – улыбнулась Настя, – повязку не снимай, я потом приду посмотрю.

– Ладно, как скажешь, – дед согласно кивнул седой головой.

– Хорошо, дедушка, – Настя кивнула, – ну я пойду?

– Иди, иди, – дед уже почти повернулся к ней спиной, потом вдруг неожиданно спросил еще раз – все ли у тебя хорошо?

Настя кивнула, и он махнул ей рукой – иди. Девушка вышла на крыльцо и присела на ступеньку. Тут же на крыльце лежал старый Полкан. Настя не помнила, как появился пес. Когда она начала понимать окружающую ее действительность, Полкан уже был, и ходить она училась, держать за его толстую шерсть. Теперь Полкан уже не играл с ними, а чаще лежал где-нибудь.

– Ну что, Полкаша, как ты тут? – Настя погладила его по голове, пес туда-сюда махнул хвостом, показал, что он ее слышит. Она еще раз погладила его, поднялась и пошла к себе.

В комнате было тихо, Ольга куда-то ушла, Настина кровать так и стояла расправленная. Настя нехотя взяла одеяло, сложила пополам, сверху бросила подушку. Огляделась, на кресле валялось синее покрывало, взяла его, взмахнула вверх и опустила на кровать. Конечно, это было не идеально, как у копуши-сестры, но все же. Она присела на край кровати, идти никуда не хотелось, тем более в огород, где мать с Ольгой собирали ягоды. Мать опять будет ей рассказывать, как должна вести себя девушка, а ее эти разговоры каждый раз бесили. Вообще Настя всегда испытывала чувство неполноценности рядом с сестрой. Ольга была уж очень правильная, гордость родителей. Иногда Насте хотелось специально навредить сестре, подставить ее, и посмотреть, что же будет. Но в какой-то момент она останавливалась, чувствуя, что следующее действие будет уже подлостью.

Однако мелкие пакости она все-таки в отношении сестры совершала. В три года она отстригла ей одну косу, и родителям пришлось подстричь семилетнюю Олю «под мальчика», так она и пошла в первый класс, с одиноким бантиком, торчащим на голове как кочан капусты. Второй бант лежал в шкафу за ненадобностью. В десять лет она взяла первую помаду сестры и раскрасила себя и двух своих подружек. Четырнадцатилетняя Ольга рыдала в голос и обещала убить всех троих, мать стояла в дверях, не пропуская ее, а три маленькие вредительницы хихикали, убегая.

В пятнадцать лет она надела на деревенскую дискотеку лучшее Ольгино платье, весело отплясывала в нем, а позже, возвращаясь домой на мотоцикле, на котором приехал ее кавалер, зацепилась подолом и оторвала пол-юбки. Мать увидела безобразие первая, отлупила Настю нарядом по спине, а потом отвезла его в мастерскую. Знакомая швея подшила так, что если не приглядываться, то и заметно не было, Ольга об инциденте не узнала бы, если бы сама Настя в очередной ссоре не поведала ей.

Сейчас Насте было уже двадцать лет, а сестре двадцать четыре, Настя пользовалась популярностью у молодых людей, Ольга же спокойно жила в ожидании какого-то своего личного счастья. Мать не одобряла Ольгину зацикленность на Антоне, но и не мешала им, только ворчала себе под нос, что «этот балбес» заморочил ее старшей дочке голову, а жениться вроде и не планирует. Настю же она постоянно пилила за разнузданное поведение, частенько закрывала дома, и, даже, привлекала на свою сторону отца, человека миролюбивого, спокойного, но строгого, и в отношении ее, Настиной, девичьей чести, очень дотошного. Ослушаться отца Настя не могла, но злилась всегда на мать.

Еще одним рычагом давления на взбалмошную младшенькую был Артём, который мог тихо и без особого напора остановить сестру. Артёма Настя любила так, как только можно любить свою половинку. И именно он был тем голосом разума, который часто останавливал ее не только вслух, но и внутренне, потому что когда Настя что-то замышляла, она всегда думала, что на это скажет Артём.

Настя все-таки решила пойти и поискать мать и сестру. Делала она это не потому, что ее замучила совесть, а потому что вечером намечалась дискотека, и если ее накажут, то вместо танцев она может получить максимум кино по телевизору. Она вышла во двор, прислушалась. Было тихо настолько, как это может быть в деревне. Квохтали куры, где-то блеяла коза, воробьи оглушительно чирикали, вдалеке был слышен работающий трактор. И все же это была тишина, такая, какой в городе никогда не будет. Среди этих звуков не было ни одного человеческого голоса, ни одного звонка мобильника, ни одной известной и модной песни. Насте в городе было веселее и комфортнее, но тут, в родном доме она отдыхала душой. Только тут она спала как убитая, и утром просыпалась с удовольствием. Здесь не страдала она головными болями, которые ужасно мучили в городе.

Настя вышла в огород и огляделась из-под руки. Сначала она никого не увидела, а потом заметила материну белую косынку за кустами смородины и пошла туда. Она двигалась бесшумно, совсем не собираясь подкрадываться и подслушивать, но, услышав голос сестры, замерла. Мать и Ольга разговаривали очень тихо, Насте стало интересно.

– Олюшка, – сказала мать почти шепотом, – так что там у вас с Антошей-то? Говорят, приехал он, а что-то все еще не зашел.

– Мам, – слышно было, что Ольга улыбалась, – придет он, устал наверно. Мы созванивались с ним вчера.

– Ну так что он, свататься не собирается? Учиться закончил, пора работу искать, да и жену.

– Мам, ну ты прям как бабулька, – засмеялась Ольга, – свататься, жену искать… мы хотели сначала так пожить, привыкнуть друг к другу.

– Да сколько ж можно привыкать, – ахнула мать, – уже шесть лет привыкаете! У Иринки вон, уже дитю пятый год, а вы все привыкаете!

– Мы никуда не торопимся, нам хорошо вместе, – все так же спокойно произнесла Ольга, – вот Антоша устроится, квартиру снимет и будем думать о совместной жизни.

– Доченька, – мать никак не могла успокоиться, – как-то не по-людски это, вместе жить не поженившись. А если детки пойдут? Нехорошо это, – она покачала головой.

– Мамуленька, все будет хорошо, вот увидишь! – Ольга успокаивающе погладила мать по плечу.

Настя смотрела из-за куста, как общаются два ее родных человека, и ей было завидно, потому что с ней мать никогда таких задушевных бесед не вела. Нет, конечно, она ее жалела, когда она, маленькая, болела бесконечными простудами, она помогала с уроками, учила домашнему хозяйству и уходу за собой. Особенно много времени занимало плетение кос на длинных Настиных волосах, мама тщательно прочесывала спутанные пряди, перебирала их, приговаривая «расти коса до пояса, не вырони ни волоса», заплетала в две тугие косы и закрепляла бантами. Она называла младшую дочку красавицей, целовала ее в макушку, и отпускала замучившуюся долгим сидением Настю с ласковым шлепком. Но вот так, по душам, она не говорила с ней никогда. А с Ольгой они часто о чем-то беседовали, тихо хихикали, а когда кто-то подходил, сразу замолкали. Из-за этого создавалось впечатление, что у них есть какая-то тайна. Эта зависть сжигала Настю, ей тоже хотелось сидеть рядом с мамой и Ольгой, сматывать шерстяные нитки в клубок или вязать из этой шерсти носки, кстати, вязала она замечательно, или чистить свежесобранные грибы, сетуя на то, что пальцы потом будут черные, и разговаривать и хихикать вместе с ними. Но они ее не звали, а сама она из-за своей гордости не подходила, и оставалось только злиться и молчать. Вот и сейчас, глядя на этих двоих, в ней зрело раздражение и хотелось ворваться и крикнуть «ага, попались!». Но Настя сдержалась, специально шумно прошла вокруг кустов, размахивая пустым пятилитровым ведром. Мать и Ольга, по своему обыкновению замолчали, Ольга начала быстро срывать крупную смородину и бросать ее в почти наполненное доверху ведро, а мама встала с кряхтением и стала разминать затекшие колени.

– Ну наконец-то, – проговорила Ольга, – мы уж думали ты никогда не придешь.

– Не доставлю тебе такого удовольствия, – парировала ее Настя с села на материно место. Она начала ловко обрывать ветки, быстро-быстро наполняя свое ведерко. Хотя она не очень любила домашнее хозяйство, но делала все быстро и аккуратно, предпочитая поскорее разделаться с этим и забыть. Этот принцип она соблюдала и в жизни, стараясь не останавливаться на неприятных моментах, а побыстрее прожить этот эпизод и идти дальше.

– Так, девочки, – сказала мать, – этот куст дособираете и на сегодня хватит. И чтоб не ругаться, поняли?

Девочки одновременно кивнули. Мать посмотрела на них, покачала головой и пошла в дом.

– Я Антоху видела, – сказала Настя. Ей было интересно, как сестра отреагирует на это. Но на лице Ольги не дрогнул ни один мускул, и Настя в очередной раз подумала, что у сестры проблемы с эмоциями, уж больно всегда она была сдержана. – Он в аспирантуру поступает. Ты знаешь?

– Знаю, – кивнула Ольга, – он давно хотел, боялся, что не возьмут.

– Так ты с ним в город переедешь? А с работы уволишься? – продолжала допрашивать Настя.

– Наверное, – неохотно ответила сестра, – мы не говорили об этом.

Насте подумалось, что для счастливой влюбленной Ольга была слишком напряжена. Она автоматически бросала ягоды в ведро, а мыслями была далеко.

– Лёль, сегодня дискотека в клубе, можно я возьму твою тунику? Ну ту, голубую с принтом? – пришлось переспросить еще раз, потому что Ольга не ответила, и когда она кивнула согласно, Настя обрадовалась и решила, что сестра не такая уж противная.

Быстренько закончив с ягодами и помыв в бочке с водой руки, Настя побежала в комнату и вытащила из гардероба вожделенную одежку и примерила. Посмотрела на себя в зеркало – сидела как влитая. У Ольги была способность подбирать одежду, она могла купить что-то, с виду невзрачное, но, когда это было надето, оказывалось, что вещь выгодно подчеркивает все что нужно и успешно скрывает недостатки фигуры. Поэтому Настя частенько заглядывала в сестрин гардероб, когда с разрешения, а когда и без. Сама Ольга к нарядам была равнодушна, носила вещи удобные и неброские. Настя всегда недоумевала, почему они такие разные и как так получилось, что Ольга совершенно не интересовалась всем тем, чем обыкновенно интересуется молодежь.