Translit

Замечательная книга. Книга-путешествие. И помимо прочего, путешествие в себя.

Очень глубокая вещь, несмотря на кажущуюся лёгкость и даже игривость.

О многом я передумала, пока читала, и даже пережила небольшой душевный кризис.

В этой книге почти ничего не происходит.

Клюев – замечательный рассказчик, удивительный мастер слова, просто волшебник.) Сюжет – не самое главное в его историях.

Главное – слова, внутренний диалог, который, как сам автор признается, он при всём желании не смог бы прекратить, следуя заветам дона Хуана (это из Кастанеды), а если бы и смог, то одновременно прекратился бы и сам.

Тем не менее в книге есть интрига, оригинальный сюжетный ход, который держит читателя в напряжении, но финал остаётся открытым…

Отдельно хочется отметить атмосферу повествования. Проза Клюева – тёплая, светлая, дружественная, душевная, уютная. По крайней мере, я её ощущаю именно так.

Насколько я могу судить, «translit» наиболее биографичный из романов Евгения Васильевича. Главный герой, как и автор, родился и вырос в Твери, а повзрослев, волею судеб оказался преподавателем датского языка в лингвистическом центре в Дании. )

Очень здорово описывает Клюев города, людей, разные мировоззрения.

Особенно мне понравились детские чудачества героя, понравилась его мама (у меня тоже есть друг, который буквально вынужден обманывать свою маму каждый раз, когда едет куда-то, иначе от её волнений и переживаний сильно страдают обе стороны), понравилось открытое отношение автора к людям, к миру, его друзья.

И двойничество – этот приём, который в Китае поэтично зовётся «сад расходящихся тропок», когда читатель волен сам выбирать линию повествования и догадываться, какая из них истинна, и есть ли она, эта истина? – мне эта двойственность часто приходится по душе. Очень люблю «В сердце страны» Кутзее в таком же стиле, люблю упомянутого самим автором Макса Фриша («Назову себя Гантенбайн»). Но, например, в «Любовнице французского лейтенанта» Фаулза мне не понравились альтернативные концовки, так что бывает по-разному..

В процессе чтения я постоянно пользовалась онлайн-переводчиком. Часто встречаются фразы на датском, шведском, немецком, реже на латыни, итальянском, французском.) Сносок с переводом нет, по мне, это не плюс и не минус, просто констатирую факт, будьте к этому готовы.

Ощутила некоторую гордость, что почти все литературные отсылки автора были мне знакомы в той или иной степени. А некоторые вещи даже любимы мной.)

Мне Клюев очень близок, очень отдаётся внутри, хоть общего у нас – почти ничего.

"Translit" – четвёртый по счёту роман автора, с которым я ознакомилась. И так же, как при чтении « Андерманир штук» и «Книги теней», мне показалось, что повествование несколько затянуто. Можно было бы, пожалуй, сократить объем где-то на 3/4 абсолютно без ущерба. Но, честно говоря, меня эта тягучесть не напрягает. Это похоже на то, как мы прощаем небольшие недостатки близким друзьям, которых любим. И даже порой склонны обращать их в достоинства. Мне Клюев кажется родным, мне приятно побыть с ним ещё немного, продлить чтение.

Пожалуй, Евгений Васильевич – тот писатель, с которым я была бы не прочь познакомиться в жизни, помните, как рассуждал на эту тему Холден Колфилд из «Над пропастью во ржи»:

"Увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца – так сразу подумаешь: хорошо бы если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочешь. "

Совсем недавно открыла для себя этого автора, эта книга – вторая. Но он уже зачислен мной в немногочисленный список любимых писателей. Тех, кто заставляет забывать дышать, потому что так понимать, так воспринимать, так передавать свои впечатления могут единицы. А главное – читая такие книги, я как-будто вижу собственные переживания, наконец-то оформленные в (более чем) связные слова. Именно за это больше всего люблю – за то, что открывают меня самой себе.

Это книга для тех, кто любит путешествовать, кто увлекается изучением языков и вопросами лингвистики, кому нравятся встречи с интересными и необычными людьми, кто не побоится потеряться в этом мире и посмотреть в лицо его абсурдности. Это книга-медитация. В какой-то момент начинаешь растворяться в мире вместе с героем, теряешь точку опоры и ориентиры, начинаешь просто «быть», а не стремиться куда-то и бежать по жизни. Ближе к концу книги начинаешь серьезно беспокоиться за судьбу героя. Чем же закончится его путешествие? И чем закончится наше путешествие, которые мы свершаем вместе с ним? Изменится ли наш взгляд на мир? Останется ли мир для нас прежним?

Это еще одно достойное произведение в неповторимом стиле Евгения Клюева.

Мне очень нелегко сказать это, но ваш сын упал в Эйафьятлайокудль. Смишнявочка из контакта, которую я перепостила себе вечером 31 марта. И, как ни странно, она довольно точно описывает книгу, которую я начала читать 1 апреля. Ведь героя действительно можно в первую очередь назвать сыном - у него очень деятельная и сверхопекающая мама. И Эйафьятлайокудль самым главным образом повлиял на события романа. А описать, о чем эта книга, и правда оказалось очень нелегко. Кто там и куда упал - это уже, простите, спойлеры (под катом).

Дальше...

Я иногда обсуждаю читаемые книги с друзьями. В этот раз мы беседовали с chloe_villette : Я: Какой-то мужик едет из Москвы в Хельсинки, но маме врёт, что в Берлин. Мне бы его проблемы. И когда он доехал до Хельсинки, звонит мама и говорит "звонила тётя Лида, что гуляет с тобой по Берлину". И он в шоке и в Хельсинки chloe_villette : какая занимательная история, я теперь заинтригована) сбоку в контакте вдруг появилась угрожающая реклама "Сергей Маковецкий в Спб". и взгляд такой исподлобья. мужик в Хельсинки, кто-то с ним гуляет в Берлине, а мы с тобой сидим в Спб, и тут Маковецкий! Я: Я тебе потом расскажу, что дальше с мужиком. Судя по возрасту, его играет Маковецкий. Но он ещё в Хельсинки. Поскольку имени героя за всё время действия романа автор нам так и не открыл, он у меня так до конца и проходил Маковецким. Хотя где-то в первой трети текста оказалось, что он пожилой длинноволосый хиппарь. Впрочем, всё условно.

Уехав из Берлина, он знал все о Манон. Все, кроме фамилии, возраста, образования, национальной принадлежности, семьи, из которой она происходила, круга друзей, заработка, распорядка жизни и номера телефона.

Мы, в свою очередь, о нелюбопытном Маковецком знаем очень даже многое: год и место рождения (пятьдесят четвертый, Калинин), род занятий (преподаватель датского), место проживания (Копенгаген), хобби (сочинительство романов в голове)... в принципе, уже становится понятно, что эта информация совпадает даже с краткой отпиской в Википедии относительно самого автора. Так что можно героя назвать и Клюевым. Названия - они вообще не принципиальны, если вы не поняли. Наш Макоклюев - человек-мозаика. Постепенно, страница за страницей мы собираем его - хобби, привычки, цитаты, пристрастия, воспоминания, друзей. В детстве хотел быть Робертино Лоретти. В отрочестве заворожился непонятными словами из начала одной пьесы. В подростковом возрасте переписывался с капстранами. В юности хипповал. В молодости вёл не очень упорядоченную половую жизнь. В зрелости - всё то же самое. Половая жизнь, хиппарство, капстраны, филология, психические расстройства. Да, он филолог. Филолог "до корня мозгов", как мы говорили в университете. С детства шел на зов незнакомых слов. Клюцкий и его шведский друг-психиатр Ансельм даже придумали деление людей на вербальных и невербальных - таких, как жена Ансельма Нина, которой кажется, что реальность не меняется от изменения номинации.

Ей и сейчас это неинтересно – ей даже не смешно, когда она слышит Астино: «Пап, а можно я тебя теперь всегда буду называть “крем для рук”?» – и ответ Ансельма: «Да ради Бога, только я тогда буду называть тебя “зубочистка для ушей”!»… а они – оба – хохочут как сумасшедшие… что тут смешного?!

Но можно играть и крутить слова сколько угодно. Можно шутить с многослойностью реальности. Можно искренне верить в то, что слова что-то меняют. Можно филологически анализировать окружающий мир. Но всегда есть предел, который нельзя переходить. Маме врать нельзя. А Мацуев этот - соврал. Сам не зная, зачем. Ну знаете, когда вы пожилой хиппарь и мама следит за каждым вашим шагом, хочется соврать. То ли раньше он этого не делал, то ли сие была последняя капля, но как только он на голубом глазу сказал маме, что направляется в Берлин, сидя в поезде Москва-Хельсинки, тут оно всё и посыпалось...

Если вы филолог - почитайте эту книгу. Если лингвист - тем более почитайте. Возможно, вам очень понравится. Автор так непринужденно жонглирует словами, создавая невероятные мосты, замки и конструкции. Выстраивает гипотезы и теории, посыпает именами и цитатами. Просто глаз радуется. Я упивалась этой книгой, наслаждалась каждой строчкой. Если вы настороженно относитесь к современной русской литературе - попробуйте эту книгу. На мой взгляд, она очень высококачественная. Очень русская, практически непереводимая, при этом с таким удивительным дымком исландского вулкана, с большим количеством слов на самых разных языках - и все равно она о русских и для русских. Нет, нет, без ура-патриотизма и провозглашения чего бы то ни было. Просто... вот такая вот. Если вы любите постмодернизм - ознакомьтесь с этой книгой. Она написана в лучших традициях, с метатекстом, перекличками, пасхалками. В конце каждой части есть некоторый сюрприз. Возможно, другие его уже описали, но я не буду. Мне очень понравилось, что это сюрприз. Если вы увлекаетесь темой двойничества - эта книга просто-таки для вас. Начиная с легких намеков, роман так пропахивает эту тему, что любо-дорого. Близнецы, отражения, раздвоения, наложения личностей, совпадения. Всё в этой книге постепенно расплывается, размножается. Только вот мама одна.

Он ведь и так давно уже знал: не случится в будущем никаких реинкарнаций, ибо все реинкарнации происходят синхронно, и все они уже здесь.

Если просто хотите хорошую книгу - да вот же она. Начинается забавно, потом захватывает, к концу становится жутко (особенно, если ночью читать), а финал: да, я так и знала! Много хороших, интересных поводов для размышления. Одну цитату даже выписала Помимо главного героя, много ярких и интересных персонажей, автор выражает точку зрения каждого из них, повествует нам о каждом, так что это полноценный роман с несколькими линиями (которые, правда, все равно все сводятся в одну точку - Маклин и его допотопный телефон, с которого смс отправляются только translitom)-

Датский телефон в Дании должен говорить по-датски, так Бог распорядился, а Бог не возле Нёррепорта находится – Бог на небе находится. Не предусмотрел Бог русского на твоем телефоне – значит, испытание тебе такое: истязай себя транслитом. Судьба ведь везде, милые люди! Как это – «вошьют»? Права не имеют менять ничего! Он, вон, на компьютере Ворда не ставит, с Воркс мучается, а все почему? Потому что не было у него Ворда при покупке – и пусть не будет. Нельзя менять мир по своему хотению… – по щучьему велению, может, и ладно бы, но для этого, во-первых, щуку иметь надо, а во-вторых, дураком быть, Емелей. Он щуки не имеет… так что вопрос, дурак он или нет, на фоне отсутствия щуки теряет смысл. Хотя, наверное, дурак. Только дурак без щуки, то есть совсем безнадежный: мало того, что дурак, так еще и без связей. Интересная типология: дураки делятся на две основные группы – дураки без щуки и дураки со щукой…

Забавно, но пишу рецензию второй раз. Первый раз ее съел Лайвлиб - а может, она где-то и есть. Всё возможно. Всё условно. Всё вербально.

Слова-которые-сказаны-что-то-означают-даже-если-ты-ничего-не-имел-в-виду. Слова определяют реальность. Слова определяют сознание. Иногда слова определяют всё.

Именно поэтому (и ещё потому, что всё, что бы я не написала, будет translit'ом, в той или иной мере искажающим авторские смыслы) мне так сложно говорить об этой книге, и, хотя не сказать ничего было бы легче, я всё больше убеждаюсь, что это было бы неправильно.

Из точки A в точку B - как в задачках для третьего класса - движется человек; но постепенно возвращение домой становится для него путём к нему самому: собрать себя по отражениям и воспоминаниям, по придуманным именам и отголоскам прошлого.

Translit - не только роман-петля, но и, мне кажется, роман-лабиринт. Нетрудно заблудиться там, где повествование дробится, раздваивается, - расслаивается, - рассказчиками становятся разные герои, а на месте одной сюжетной линии образуются сразу четыре... Да и не может быть по-другому в книге, где повсюду двойники, рожденные силой слов:

Нет вокруг нас случайных слов! Любое прозвучавшее слово уже повлияло на все будущие слова сразу, ничего не может быть произнесено без последствий, а написано - и подавно.

Любой язык, по Клюеву, - сила созидающая; ложь, высказанная словами, становится правдой, вернее, одной из версий правды. Человек, берущий псевдоним, непроизвольно создаёт двойника, себя-другого; ребёнок, играющий в безобидное, казалось бы, это-не-я-это-один-мальчик-на-меня-похожий, создаёт этого мальчика-на-него-похожего; наконец, переведенное на английский название нашей страны порождает незнакомую нам землю, ведь Russia - отнюдь не Россия.

В Translit'е Клюев играет с действительностью, рассматривает её в профиль и анфас, с виртуозной легкостью абсурдирует казавшееся очевидным. Часть этой игры - тексты-вставки, одновременно служащие и условными границами между частями книги, и смысловыми дополнениями. Казалось бы, они выбраны наугад; создается иллюзия, будто мы прочитываем их параллельно с романом (что необычного в работе, допустим, со словарём или в рассматривании расписания самолётов?), и из-за подобного взаимодействия непохожих на первый взгляд текстов рождается новые слои и оттенки понимания.

И постепенно действительность сама включается в игру. Отсюда - и слова-которые-сказаны... - фраза из совсем другого произведения, раз за разом приходящая на ум, и отчетливое узнавания собственных почти бессознательных мыслей в раздумьях героев, и удивительнейшее совпадение - рецензия на книгу Манон, танцовщица Антуана де Сент-Экзюпери, прочитанная мной практически сразу же после первого же упоминания в романе мимессы Манон и добавившая глубины восприятию её образа.

В этом романе есть всё, что можно пожелать: яркие образы и потрясающие идеи, непредсказуемый (и всё еще туманный для меня) финал, есть, в конце концов, ни на что не похожий, завораживающий стиль, для которого хочется создать новый термин - клюевский, потому что я не знаю ни одного подходящего для него эпитета или сравнения.

Любой текст - транслит: на поверхности одно, внутри - другое, не верь, не обманывайся, не-пей-из-лужицы-станешь-козленочком...

Читать и перечитывать. Читать и перечитывать, играя с реальностью в слова.