– И деньги-то она мне тычет, и перстни-то снимает с рук, отдаёт. А я всё это беру!
Грознов у вас произносит:
– А я всё это беру!
с такой глубокой уверенностью в своей правоте, с таким убеждением:
– «Это хорошо!»
что театр всегда в этом месте разражается хохотом.
Не может не разразиться.
Как нельзя удержаться, нельзя не смеяться, когда ребёнок по наивности «хватит» иногда при всех такую вещь, о которой не только говорить, думать-то «не следует».
Детям мы строго замечаем:
– Нехорошо!
Но всё-таки не можем удержаться от смеха.
Не исправлять же старика Грознова! Поздно. И мы просто разражаемся смехом.
Нам сразу после одной фразы, благодаря одной фразе, понятно всё.
Да, ведь, это по нравственному своему уровню – ребёнок!
Такое же тёмное существо, как ребёнок.
Можно ли? Справедливо ли с него взыскивать?
Шантажист говорил бы:
– А я беру!
с похвальбой. Негодяй – со скверным смешком над своей бессильной жертвой.
У вас Грознов говорит это просто.
Спокойно.
Констатирует факт.
Ему в голову не приходит, что тут можно чего-нибудь стыдиться.
Ева до грехопадения.
Не знает разницы между добром и злом.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽