Малахитовый Лес

Вот только на улице ее ожидал неприятный сюрприз, даже не один. Рассматривать звезды со двора было неудобно – мешали ветви старых деревьев, бросившие между Тори и небом плотную сеть. На улицах же горели рыжим фонари, красивые, круглые, оформленные под старину – и поднимающиеся примерно на два с половиной метра. Этого света, пусть и не слишком яркого, было достаточно, чтобы слепить глаза при любой попытке посмотреть вверх.

Ну и что ей оставалось делать? Тащиться в лес, темневший вдалеке сплошной стеной? Тори для этого не была достаточно романтична – или безумна. Да и холодный ветер, проникающий под платье тысячами ледяных игл, дальним прогулкам не способствовал. В этом одна из ловушек весны: дни могут быть настолько теплыми, что ты веришь в раннее лето, а ночью возвращается призрак зимы, скалит клыки, покусывает иногда, и приходят сожаления об оставленной дома куртке.

Все указывало, что прогулка сорвалась. В этом не было ничего страшного, подумаешь, на небо не посмотрела! Однако Тори с удивлением обнаружила, что ей хочется расплакаться. Странная реакция, но по-своему понятная… Капля, переполняющая чашу. Бывают такие дурацкие дни, когда все идет не так, без катастроф, но с мелкими неприятностями, накапливающимися и срывающимися лавиной. Ты борешься с ними, держишься, ты обещаешь себе, что еще чуть-чуть – и все будет хорошо, ты обязательно завершишь день хотя бы маленькой наградой. А потом у тебя эту награду отнимают, и хоть потеря невелика, обидно до слез. Хочется кричать, что это нечестно, но слушать-то некому.

Тори растерянно замерла на ближайшем перекрестке, прикидывая, что делать дальше. Все-таки пройтись по улицам, кое-как согреваясь какао? Или вернуться домой и профилактически поплакать в ванной – ну так, для эмоциональной разгрузки?

Решение она принять не успела, потому что ее окликнул мужской голос – вроде как знакомый, но не из тех, которые мгновенно узнаются.

– Вы выглядите так, как будто потеряли что-то, но сами не знаете что.

Тори растерянно оглянулась по сторонам, однако и улицы, и дворы рядом с ней по-прежнему были пусты. Да и голос звучал странно: вроде близко, но… сверху? С дерева, что ли? Она удивленно посмотрела наверх, за что была мстительно ослеплена фонарем.

– Да здесь я, – пояснил голос. – Можете во двор зайти, даю разрешение, хотя в прошлый раз вы успешно обошлись без него.

Это было подсказкой, которой хватило, чтобы узнать голос. Градов, значит… И что, он теперь гнезда на деревьях вьет, как ворона?

Тори вошла во двор, то и дело косясь на деревья, однако у Градова было куда более комфортное место отдыха – он устроился на террасе второго этажа. Там были установлены плетеные лежаки, один из которых и занял теперь хозяин дома. Он наблюдал за Тори с каким-то усталым равнодушием, сквозь которое сумело пробиться лишь легкое любопытство. Но этого оказалось достаточно, чтобы Градов с ней заговорил.

– Так что вы потеряли? – уточнил он.

– Звезды, – буркнула Тори.

– Что, простите?

– Я надеялась, что хоть за пределами Москвы звездное небо увижу, а тут такой облом. Да, я собиралась стоять и смотреть на звезды. Странно, да?

Градов только хмыкнул, не ответил ей. Сначала Тори решила, что этот циник просто опять потерял к ней интерес, и без того мелькнувший вспышкой. А потом до нее дошло: он сейчас делает то же самое, что и она. Терраса была построена так, что располагалась как раз чуть выше фонарей, и вряд ли это являлось совпадением. Возможно, Градов и не любовался звездами, однако нет сомнений, что он создал место, где можно позабыть о цивилизации и представить, будто большой город со всеми проблемами взрослой жизни далеко, а тут снова деревня, лето и небо. Даже если не лето и тебе уже не десять лет, небо-то остается, в небе можно обмануться.

Но для Тори это ничего не меняло, стоять в чужом дворе она не собиралась и уже направлялась к выходу, когда Градов снова вспомнил о ней.

– Я могу пустить вас сюда, тут удобней осуществить ваше желание. Условие одно – вы будете молчать и не попытаетесь развлечь меня увлекательным, с вашей точки зрения, разговором.

– Годится! – тут же согласилась Тори. Разговоры с этим типом интересовали ее меньше всего, он не мог быть ей полезен. – У вас снова дверь открыта для всего мира?

Градов чуть приподнялся на лежаке, чтобы выудить из кармана джинсов ключи, и небрежно бросил за пределы террасы. Связка со звоном упала на посыпанную гравием дорожку.

– Заходите, – позволил Градов. – Лестница сразу справа, разуваться не нужно. Про молчание помните?

– Начинаю с этой секунды.

Тори пока не до конца понимала, что ему нужно, но решила проверить. Был еще вариант, что она ошиблась в первой оценке Градова – не сейчас, а в день их встречи в этом доме. Возможно, он уже пьян, он всех вокруг воспринимает как вещи, просто потому что богат. Сейчас начнется неумелый пошловатый флирт, который обернется попыткой завалить Тори на плетеный лежак. И тогда прекраснейший напиток из термокружки придется не выпить, а плеснуть кое-кому в наглую морду.

Однако Градов определенно не был настроен на злодейства. Когда Тори вошла, он на нее даже не посмотрел. Она заняла самый дальний лежак, так, что расстояние между ней и хозяином дома составляло не меньше трех метров. Но уже там Тори не удержалась и посмотрела на своего неожиданного благодетеля.

Градов действительно не собирался к ней приставать, он выглядел бесконечно уставшим, и эта усталость была ей прекрасно знакома. Так случается, когда приходится сесть за работу в восемь утра, раствориться в проблемах, своих и чужих, цифрах, подсчетах, документах. Ошибках и их исправлении. Злости на тех, кто не способен даже простейшее дело довести до конца. Мыслях, прогнозах, анализе… А потом ты будто просыпаешься, понимаешь, что уже темно, желудок возмущенно урчит, требуя хоть какой-то еды, губы пересохли от обезвоживания, в голове – гудящая пустота. Мыслей нет, эмоций нет, да и желаний тоже нет. Тори пару раз обнаруживала себя в таком состоянии и просто запретила себе работать настолько много, а вот Градов – нет.

Сегодня они и вовсе были чем-то похожи. Он измотал себя работой, она – постоянным напряжением последних дней. Зато благодаря этому ни одному из них не хотелось светских бесед. Тори позволила себе расслабиться и наконец посмотреть вверх.

Звезды здесь и правда сияли – мелкие, не алмазы, а осколки алмазов. Бриллиантовая пыль. Бесконечное сияние, глубина, которую невозможно рассмотреть до конца, утягивающая, как водоворот. Первобытная: такая же, как сияла когда-то над первыми людьми – и сияла до людей. Позволяющая почувствовать себя частичкой чего-то большего, чем вечная гонка за успехом, то самое «здесь и сейчас», которое так нужно было Тори.

Она наконец почувствовала, как усталость и тревога уходят – туда, в эту черную с белыми искрами воронку. Она улыбнулась, не для кого-то, а просто так, потому что не улыбнуться не получалось. Она по-прежнему чувствовала рядом с собой присутствие другого человека, но оно не тяготило, потому что у него сейчас был свой мир, у нее – свой, и миры эти уживались, не мешая друг другу. Забавное, странное, желанное чувство: хорошо, когда вместе и тихо.

Да, начало ее необычного проекта было неудачным. Однако Тори уже не сомневалась, что с завтрашнего дня все пойдет по-другому.

Глава 6

Когда стало известно, что его брат собирается поселиться в Малахитовом Лесу, Лев обрадовался. Ему казалось, что все понятно и однозначно: Роман понял, что погорячился, и хочет помириться, а просто взять и извиниться гордость не дает. Так что Лев приготовился с царским благородством его простить при первой же попытке поговорить, сделать вид, что ничего не случилось.

Однако что-то пошло не так: время летело, а Роман продолжал его сторониться. Если они случайно пересекались в поселке, брат не здоровался, не кивал даже. Просто бросал один из своих фирменных ледяных взглядов, от которых сразу же портится настроение, и шел дальше. Ну и зачем тогда приехал, если извиняться не готов? Его присутствие раздражало Льва, не давало расслабиться так, как раньше, и даже Дашка не могла его отвлечь.

Дашка вообще ничего не понимала. Она была хороша для прогулок, для совместных фото и для жарких ночей, но любая попытка поговорить с ней заканчивалась тем, что Льву хотелось кого-нибудь придушить.

Вот и сейчас она смотрела на него с искренним непониманием:

– Да чего ты докопался до своего братца? Он же к тебе не лезет.

– Потому что он не должен так себя вести!

– Он считает, что должен. Ситуация была тупая.

Дашка про секс с Аллой знала. Она к этому относилась совершенно спокойно – и Роману следовало бы! Неужели так сложно понять?

– Он приехал сюда, чтобы наказывать меня своим угрюмым молчанием, – заявил Лев. – Роман прекрасно знает, как меня это бесит.

– А ты не бесись, – назидательно произнесла Дашка. – Сделай вид, что его здесь нет, это не так уж сложно, он к тебе не лезет.

Лев только раздраженно закатил глаза. Как можно не понимать таких примитивных вещей? Ему и не нужно, чтобы Роман к нему лез. Достаточно знать, что брат здесь – и все, прощай, хорошее настроение.

Он держался сколько мог, надеялся на лучшее целую неделю. Ну а потом, в очередной раз увидев брата в кафе, понял: хватит. Нет смысла притворяться, что все в порядке, в эту игру он с детства проигрывал. Он и сейчас уже извелся, а Роман сидит тут, читает что-то с планшета, кофе потягивает… Какого черта вообще?

Решив, что вытерпел достаточно и почти дослужился до звания мученика, Лев подсел за столик к брату. Роман оторвался от планшета, но ничего не сказал, только смотрел со знакомым презрением.

– Так и будешь меня игнорировать? – поинтересовался Лев. Прозвучало вполне спокойно и уверенно, уже хорошо.

– Что тебе надо?

– Чтобы мы обсудили то, что случилось, если тебе это нужно, или вообще забыли.

– Мне не нужно.

– Значит, забудем?

– И что дальше? – устало поинтересовался Роман. – Обнимемся? Поплачем друг у друга на плече? Ты затаишься до следующей возможности устроить мелкую пакость?

– Это была не мелкая пакость!

– Ты планировал крупную?

– Я планировал тебе помочь, – указал Лев. – Показать, что ей нельзя доверять! Слушай, ну ты же ее даже не любил… Я помню тот день, ты ж не в ярости был, ты, по-моему, даже ржал чуть-чуть…

– Я не ржал, – невозмутимо возразил Роман. – Но и священного гнева не испытывал. Потому что только ты представляешь мир кадрами из фильма, а то и мультика. Страшная измена, красивая картинка, преданный брат – молния пронзает чистое небо. Так это в твоем воображении обычно происходит? Я же обнаружил в своей постели невразумительный комок потных конечностей, из которого доносилось какое-то бульканье и похрюкивание. Реальность не кинематографична.

Лев, который за секунду до этого собирался сделать глоток кофе, так и замер с кружкой у рта, шокированный таким подходом, не знающий, что ответить.

Роман же, несмотря на всю абсурдность ситуации, едва сдержал улыбку, прикидывая, выкатятся у брата глаза от возмущения или все-таки удержатся в орбитах. Он прекрасно знал, что Лев склонен драматизировать все без исключения. У каждого поступка, даже самого банального, он искал скрытый смысл, желательно – героический. И каждую сцену он прорисовывал в своем воображении с правильными цветами и светом, возможно, с фоновой музыкой.

А тут его спустили с небес на землю. Это получилось бы совсем уж смешно, если бы не неприятное, ноющее чувство в груди, неизменно возвращавшееся вместе с воспоминаниями о том дне. Роман уже сотню раз напомнил себе, что глупо расстраиваться из-за чего-то столь предсказуемого. Но вспоминать равнодушно пока не получалось, а Льва хотелось не простить, его хотелось приложить самоуверенной рожей об стол. Но оно того не стоило, Роман прекрасно знал, что равнодушие изводит его брата куда сильнее, а вот драка только порадует.

Он уже в детстве на этот трюк попадался, хватит.

Он знал, что Лев даже этот разговор умудрится свести исключительно к собственной персоне. Интересовало его лишь одно: как брат все вывернет на этот раз.

– Ты что, приехал в Малахитовый Лес, чтобы меня изводить? – подозрительно прищурился Лев.

– Преимущественно чтобы долечивать бронхит. Остальное – бонусы.

– Мы можем просто помириться?

– А ты извиняешься? – удивился Роман. – Насколько я помню, для примирения это обязательное условие. Или что-то изменилось?

– Я? Должен извиняться перед тобой? За то, что тебя от ошибки уберег?

– Разговор окончен. Захочешь извиниться – погугли, как это делается, должно помочь.

– Знаешь что? Да пошел ты!

Роман лишь усмехнулся: вот и еще одна их беседа заканчивается привычно. Лев вскакивает из-за стола и с видом униженным и оскорбленным бежит прочь. Если повезет, будет еще неделю лечить поцарапанную гордость и лишний раз к брату не подойдет.

Лев и правда злился. Ему все произошедшее казалось очевидным, понятным, а значит, недовольство Романа было не более чем местью. Детский сад какой-то! Придется дать брату еще время на то, чтобы все обдумать и понять, в чем он был не прав. Недели должно хватить.

Домой не хотелось, потому что там Дашка, ей придется рассказывать, что случилось, она обязательно спросит. Если это произойдет прямо сейчас, он и наорать может, поэтому Лев решил прогуляться, успокоиться, привести мысли в порядок.

Обычно Малахитовый Лес со своим покоем и неуловимой атмосферой вековой мудрости этому способствовал. Но сейчас никакое весеннее умиротворение не могло защитить от высокого девичьего визга, разрезавшего теплый воздух, рубанувшего по барабанным перепонкам. Искать источник звука долго не пришлось: навстречу Льву бежала девушка лет двадцати, невысокая, пухленькая, казавшаяся огромным белковым пирожным из-за пышного розового платья. Она выглядела испуганной, да и понятно почему: за ней гнался пожилой мужчина, растрепанный, злой и откровенно нетрезвый.

– Люська, закрой рот и вернись! – громыхал он.

– Отстань от меня!

– Я не позволю так со мной обращаться!

– Я делаю что хочу!

Лев невольно поморщился: надо же, какая драма! Дешевая. Для ток-шоу, не для Малахитового Леса. Здесь так себя не ведут, да и эти двое не должны, еще вчера они мирно прогуливались по улицам и со стороны смотрелись как любящая семья. Правда, скорее как дед и внучка, чем как сожители, но… Если девице есть восемнадцать, она сама решает, с кем ей ночевать. Особенно при том, что проживание в Малахитовом Лесу оплачивает именно она.

Девица пронеслась мимо Льва все с тем же оглушительным визгом, который и бензопилу заставил бы сгореть от собственной неполноценности. Сама себе эта девушка наверняка казалась принцессой, спасающейся от дракона. Со стороны же она напоминала скорее поросенка, который вдруг осознал, что новогодний стол будет радовать не всех.

Ее Лев пропустил мимо, а вот ее преследователя перехватил и без труда швырнул на траву. Это оказалось бы легко в любом случае – побитый временем Ромео был тощим и невысоким. А теперь алкоголь еще и лишал его устойчивости, так что на газоне он задержался.

Тут девице полагалось обрадоваться своему спасению, однако она мгновенно рванулась обратно и заголосила уже по другому поводу.

– Ты что творишь… – начала было она, но запнулась, разглядев, кто перед ней. – Лев Андреевич… ой… а это вы!

– А это я, – согласился Лев. – И я очень трепетно отношусь к вопросу: какого хрена здесь происходит?

– Димочка немного выпил…

– Сейчас одиннадцать утра.

– Вы знаете, он же творческий человек, – доверительно сообщила девица. – Как и я. Мы, творческие люди, живем по немножко другим правилам… Шампанское с утра – это наш ответ серости и предсказуемости!

Лев бросил взгляд на покрасневшего до свекольного оттенка мужчину, неловко пытающегося подняться.

– Он не шампанское пил.

– Да, шампанское пила я, – кивнула девица. Догоняющий звал ее Люськой, но Лев помнил, что полное имя у нее не Людмила, а как-то по-другому. Как именно – ему было все равно. – А Димочка просто расстроился, он человек страстный, и вот он узнал, что я…

– Так, стоп! – Лев поднял вверх руки, мысленно возводя стену между собой и готовыми выплеснуться на него откровениями. – Я не хочу знать. Просто сделайте так, чтобы ваши ролевые игры никому не мешали.

– Это не ролевые игры! – возмутилась девица. – Это любовь!

– При чем тут вообще любовь?

– Любовь – она разная бывает, не только такая, как угодно вам с вашими надуманными нормами! Иногда любовь – это страсть, боль, тоска. Иногда она кажется деструктивной всем вокруг, но спасает тех двоих, которым была дарована…

Девица продолжала нести какую-то пафосную ерунду, наверняка взятую из сочинений ее пожилого сожителя, но Лев больше не слушал. До него наконец дошло: вот же оно! Любовь.

Похоже, Роман был по-настоящему влюблен в эту свою Аллу. Лев просто не догадался обо всем сразу, потому что на его брата это совсем не похоже – не только любовь, любые сильные чувства. Да и Алла не из тех женщин, в которых влюбляются… Но это с точки зрения Льва. Роман всегда был со странностями. Может, ему как раз требовалась такая: идеально красивая блондиночка, осыпающая его комплиментами? Может, брат даже верил, что она его любила, Ромка-то женщин не знает толком, мог и повестись… Поэтому теперь он не пытается отомстить, он по-настоящему страдает. Лев, желая сделать лучше, сделал только хуже, и вот от этого становилось стыдно.

Но ведь ничего еще не кончилось, все можно исправить! Эта Алла – не худший вариант. Возможно, недавняя встряска вразумит ее, заставит вести себя правильно. Понятно, что любить Романа она не будет, зато десять раз подумает, прежде чем скидывать трусики в рамках гостеприимства.

Она ведь хочет вернуться – это Лев знал наверняка. Алла уже просила его о помощи, но тогда он ее послал, потому что считал, что брату без нее лучше. Но что, если пухлая девица права? Что, если Роману лучше от такой любви – пусть даже корявой и односторонней? Он ведь серьезный до зевоты, ему нужна покорная женушка, которая станет готовить ему щи-борщи, и парочка детишек, которые будут его обожать любым и бороться за его внимание. Если для этого ему обязательно нужна Алла, да так, что он до сих пор по ней страдает… Это можно устроить.

Лев отвернулся от болтающей о чем-то девицы и направился к своему дому. Люся, конечно, была возмущена, но упрекать его не решилась. Даже до ее замутненного брачными играми сознания дошло: хамить хозяину поселка – очень плохая идея.

Он же позабыл о ней, как только она исчезла с глаз долой. Лев нашел присланный сообщением номер и тут же нажал на кнопку вызова, он не любил долго обдумывать свои планы.

Ответила Алла быстро – как будто все эти дни не выпускала телефон из рук, ожидая звонка.

– Значит так, помириться с братом я тебе помогу, – сказал Лев. – Но действовать будем по-моему, и тебе лучше поднапрячься. Зная тебя, я пока не уверен, что это хорошее решение, так что это будет твой последний шанс, Алла. У тебя одна задача сейчас: сделать его счастливым, постарайся не облажаться.

Глава 7

Музыка струилась из приоткрытого окна искристыми ручьями света. Она невидимой дымкой заполняла воздух, скользила по нежным лепесткам весенних цветов, обнимала полупрозрачные листья, только-только выбравшиеся из почек. Музыка была мягким ветром, распахнутыми птичьими крыльями и яркими сонными бабочками на подушках одуванчиков. Она осторожно касалась тела, проходила сквозь него, вибрировала внутри, унося усталость и страхи, наполняя энергией.

В этом, пожалуй, и таился истинный талант. Тори не считала себя настоящей ценительницей музыки, тонким слухом она не отличалась и точно была не из тех, кто с радостью закупается билетами в оперу и консерваторию. Но здесь она столкнулась с безусловным даром, который нельзя не признать. Музыка, создаваемая Ильей Шведовым, была чем-то большим, чем мелодия. Она рассказывала историю, успокаивала и обещала, что все будет хорошо.

Тори казалось, что мелодии, переданные Никите Немировскому, были талантливы. Но здесь, среди этих вечных лесов, Илья создавал нечто большее, слишком совершенное, чтобы портить это словами. Он, должно быть, и сам это понимал, такие мелодии он никогда своему напарнику не дарил.

Она пришла сюда, чтобы предпринять первую осторожную попытку познакомиться со Шведовым. Тори не была уверена, что это удачная идея, однако ничего лучше пока не придумывалось. Илья забаррикадировался в своем доме, как в крепости, поймать его на улицах оказалось решительно невозможно. Она лишь надеялась, что этим неожиданным визитом не напугает его еще больше.

Но визит пришлось отложить. Добравшись до калитки, Тори услышала мелодию, вырывавшуюся из окна. Девушка застыла на месте, не заходя на участок. Она понимала, что, если Илья ее заметит, музыка запнется и умрет – а ей хотелось дослушать. Поэтому Тори так и стояла у калитки, то и дело закрывала глаза и слушала, слушала…

– Красиво, правда?

Женский голос прозвучал за спиной неожиданно, но не напугал. Он был негромким и мелодичным, он не вырвал Тори из мира музыки, а мягко позвал ее обратно в реальность Малахитового Леса.

Догадаться, что произошло, несложно: Тори долго стояла у калитки, ни от кого не скрывалась, ее легко было заметить со стороны дороги. Вот она и привлекла внимание кого-то из местных.

– Да, я… – начала было она, оборачиваясь. Но когда Тори увидела, кто стоит перед ней, правильные слова захлебнулись, сменившись одним-единственным, куда более искренним и неучтиво громким. – Господи!

Перед ней стояла худенькая девушка, чуть ниже самой Тори. Судя по голосу, молодая – а только по голосу судить и оставалось. Вместо лица у девушки была яркая, расписанная цветами маска. Эта маска сразу же приковывала внимание, поражала, потому что за ней невозможно увидеть ровным счетом ничего, даже глаза скрывались во тьме прорезей. Нет, сама маска была красивой, и все же при первом взгляде крупные розы на ней показались Тори кровавыми пятнами.

Потом наваждение схлынуло, вернулась вежливость, намекавшая, что не нужно взрослой женщине так на людей реагировать. Даже если люди эти устраивают маскарад, как маленькие дети.

– Простите, – смущенно улыбнулась Тори. – Я просто не ожидала…

– Ничего страшного, – заверила ее девушка. – Сначала все так реагируют. Ну, или хуже, доводилось мне слышать менее цензурные слова.

Помимо маски, ничего странного в ее образе не было: высокие легкие сапожки, желтое платье, джинсовая куртка и шарф из тонкой пряжи, скрывающий шею. Длинные волнистые волосы тоже показались Тори обычными, естественного медового цвета. Однако, присмотревшись повнимательней, она убедилась, что это парик, просто очень дорогой.

Эту девушку она раньше не видела – а может, видела, просто без маски.

– Вы новенькая? – уточнила незнакомка.

– Да, я недавно приехала, еще мало кого тут знаю. Я Тори… Виктория.

– Ксения, – представилась девушка. – Никого не знаете, кроме Ильи? Или что вас привело к его дому?

– Музыка, – развела руками Тори. – И больше ничего – но какая еще нужна причина, если есть такая музыка? Я шла мимо, услышала, как кто-то играет, и все, пропала.

– Да, это наш Илья, – кивнула Ксения. По голосу несложно было догадаться, что она улыбается. – Это его магия.

– Простите, вы не могли бы снять эту маску? Она очень красивая, но мне как-то не по себе…

– Боюсь, если я сниму эту маску, вы испытаете нечто похуже простой неловкости. Я ее ношу в медицинских целях.

– Ясно… простите.

Тори хотелось узнать куда больше, однако та наивная скромная девушка, которую она изображала в Малахитовом Лесу, на такие вопросы не решилась бы. Любопытство еще не повод рушить целостность образа, к тому же у нее сейчас были цели поважнее.

– Я бы хотела с ним познакомиться. – Тори кивнула на приоткрытое окно. – С Ильей. Сказать ему, какая у него восхитительная музыка…

– Понимаю, мне тоже когда-то сразу захотелось это сделать. Но сейчас плохой момент.

– Почему?

– Илья, он… специфический. Хороший, просто нужно к нему привыкнуть и соблюдать определенные правила. Он очень осторожно знакомится с людьми. А когда он играет, к нему лучше вообще никому не подходить, даже знакомым, чужим – тем более. Вы удивитесь, но его это ранит.

– Не удивлюсь: от человека, который способен создавать такую музыку, можно ожидать чего угодно. А вы с ним знакомы?

– Уже да, – кивнула Ксения. – Хотя происходило это медленно и непросто. Я поселилась в Малахитовом Лесу примерно полгода назад, а с Ильей мы начали общаться только в прошлом месяце. И то, думаю, он начал доверять мне чуть быстрее, чем другим, из-за маски. А вы тут надолго?

– Не знаю пока… На месяц точно, а там – как приживусь.

– Месяц – уже неплохо. В гости зайдете? Немножко странно вот так звать, понимаю, но в этом поселке особые порядки, здесь вроде как все свои, даже если кого-то не знаешь.

– Я зайду, конечно!

Ничего странного Тори в этом не находила и рискованным приглашение не считала. В Малахитовый Лес действительно не попадали посторонние, сюда нельзя было просто купить путевку и сразу же завалиться с чемоданами. Токарев не зря предупреждал, что нужны связи. Тори позволили снять коттедж только после проверки ее легенды.

Да и потом, за время изучения поселка она не видела других девушек лет двадцати пяти – тридцати – а именно к этой группе, скорее всего, относилась ее новая знакомая. Видимо, Ксения просто соскучилась по ровесницам и решила не упускать возможности пообщаться.

Она жила рядом с домом Ильи Шведова, в соседнем коттедже, устроившемся в кольце из кустов рододендрона. Из-за этого маленький аккуратный домик казался гигантским яйцом, оставленным в уютном гнезде. Это очаровательно смотрелось даже сейчас, а совсем скоро, когда рододендроны зацветут, зрелище будет и вовсе сказочное. По набухшим бутонам Тори уже видела, что цветы разных оттенков – розовые, желтые и белые.

Такое окружение вдохновило бы кого угодно, а для Ксении оно и вовсе оказалось целительным, потому что Ксения была художницей. Об этом и спрашивать было не нужно, ответ встречал любого, кому дозволялось войти в дом. Здесь повсюду висели ее картины – в основном портреты и натюрморты. Яркие, необъяснимо объемные, они напоминали окна в другие миры. Казалось: стоит только подойти поближе, и ты сможешь коснуться этих предметов, позвать этих людей, и они улыбнутся тебе…

Ксения занималась не только живописью. Когда они прошли на кухню, Тори сразу же обратила внимание на старинный шкаф, заполненный расписанными вручную чашками и тарелками. Техника была та же, что и в случае с маской… Да и масок тут хватало: пять из них висели на стене, и Тори не сомневалась, что в доме собрано намного больше.

Но дом Ксения ей не показала, ограничилась кухней, окна которой выходили как раз на участок Ильи. Усадив гостью за стол, она занялась чаем, а Тори тем временем разглядывала цветы, покрывавшие белый фарфор.

– Маска, значит, тоже фарфоровая? – спросила она.

– Керамика, – уточнила Ксения. – А ты чем занимаешься? Можно ведь на ты?

– Конечно. Я фотограф, а еще я отныне твой фанат! Но маска эта… ее, наверно, больно носить?

– Нет. Я эти маски делаю сама, с нуля, с учетом анатомии лица, чтобы было не больно.

Ксения так и не призналась, что именно с ней случилось, ограничилась лишь туманным определением «несчастный случай». Зато все остальное она скрывать не стала.

Этот несчастный случай произошел с ней чуть больше года назад. Она, еще недавно красивая, здоровая, счастливая, была вынуждена надеть маску – и учиться совсем другой жизни. Она думала, что приспособится, но у нее никак не получалось. Ее окружение жаждало кровавых подробностей и прямого взгляда на ее уродство, ее не оставляли в покое. Ксения не то что работать – жить не хотела и подумывала о том, чтобы все закончить…

К счастью, это вовремя заметили. Ее отец организовал переезд Ксении в Малахитовый Лес. Поначалу она сочла эту идею дурацкой, но здесь и правда стало легче. За немалые деньги владельцы поселка безупречно выполняли свои обязательства: сюда не мог пробраться ни один журналист. Ну а местные жители наглостью не отличались и никогда не требовали у Ксении показать лицо.

Да и места эти оказались целительными для художницы. Здешняя красота была сдержанно-величественной, глубокой, заставляющей всматриваться и чувствовать по-новому. Впервые после несчастного случая Ксении захотелось создавать что-то, она почувствовала себя по-настоящему счастливой.

Уезжать она была не намерена. После несчастного случая ее картины стали продаваться куда лучше, чем раньше. Она писала их в Малахитовом Лесу, потом передавала отцу, изредка заезжавшему к ней в гости, а он оплачивал пребывание в поселке.

– Не судьба моей мечты, скажу честно, – глухо рассмеялась под маской Ксения. – Но лучше, чем мне казалось в больнице… Да и психолог здесь неплохой. Лидия Сергеевна зовут. Мы с ней очень много говорили, она мне здорово помогла, она тут все про всех знает. Ты сходи, если нужно будет.

– Обязательно, – жизнерадостно соврала Тори.

Подходить близко к психологу она по-прежнему не собиралась. Хотя вот это «все про всех» запомнила. Такой человек может подсказать ей, как подступиться к Илье, или даже поможет найти того самого… Если захочет. Но это вряд ли.

У Ксении она в итоге провела несколько часов, пообедала и заслужила звание хорошего человека, которому стоит заходить в гости почаще. Тори пообещала этим правом воспользоваться и пригласила новую знакомую с собой на прогулку, но та отказалась.

– Медицинские процедуры, – коротко пояснила Ксения. – Мне это нужно иногда. Но еще встретимся! С Ильей тебя познакомлю, когда он будет в настроении.

– Да, конечно, буду рада!

Хорошо, что Ксения завела об этом речь сама. Так будет проще, когда Тори все же воспользуется ее предложением.

Но произойдет это не сегодня, потому что такое повышенное внимание к случайно обнаруженному безвестному композитору насторожило бы кого угодно. Тори хотелось побыстрее покончить с навязанным ей заданием и получить долгожданный ответ, но она понимала, что спешить нельзя. Недавняя перезагрузка помогла, она больше не поддавалась эмоциям и не пускала в душу тревогу.

Если Илье ее представит Ксения, это будет гораздо лучше, чем соваться к нему самой. Ей было выгодней подождать, чем все испортить одним махом.

Да и ждать в Малахитовом Лесу несложно. Время здесь шло по-другому, отключенный интернет давал возможность не утыкаться в экран, а смотреть по сторонам. Погода баловала теплом, весенние дни почти не отличались от летних. Тори зашла в свой временный дом лишь для того, чтобы оставить там куртку. Задерживаться внутри она не стала, не было нужды, ее давно уже манил лес, и сейчас появилась отличная возможность познакомиться с ним.