Пять лет рядом с президентом

По месту новой работы

Большинство вновь избранных народных депутатов СССР по различным причинам часто, даже несмотря на высокую профессиональную квалификацию, были относительно косноязычны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в общественные лидеры сразу вырвались многие из тех, в профессию которых входило использование риторики, профессорско-преподавательский персонал (Гавриил Попов, Юрий Афанасьев, Анатолий Собчак, Геннадий Бурбулис, Григорий Фильшин и др.). Мне в этом смысле повезло: опыт участия в телепрограммах приучил меня к публичности и необходимости четко излагать свои мысли.

После победы на выборах я был избран председателем подкомиссии по налоговой политике, набрал команду экспертов и с головой окунулся в законодательную работу. Кроме того, я создал депутатскую группу «Реформа», в которую вошли депутаты – профессиональные экономисты, сторонники реформ. Мы проводили независимую экспертизу предлагаемых правительством законопроектов на предмет либерализации экономики, уменьшения налогового бремени на участников хозяйственной деятельности, а также выдвигали свои предложения.

Но вот под нашим давлением правительство, наконец, представило в парламент проект закона о налоговой реформе, который оказался очень формальным и неудачным, закона, который мог на корню зарубить все попытки перехода к рыночной экономике. Поскольку поправками его улучшить было невозможно, а наработок у нас было достаточно, мы подготовили, и я, как уже упоминал, передал лично Горбачёву альтернативный законопроект, который нашел серьезную поддержку в экономическом сообществе.

Однако Валентин Павлов, тогдашний министр финансов СССР, а с января 1991 года премьер-министр СССР, хотя в личных беседах и поддерживал наш альтернативный законопроект, сказал, что линия и политика КПСС совсем другие.

Депутатская деятельность предполагала регулярную работу в округах, выступления на различных форумах, собраниях, встречи с избирателями. Для приема населения округа была открыта общественная приемная, в которой раз в неделю до девяти часов вечера я с помощниками выслушивал жалобы и просьбы тех, кто голосовал за и против моей кандидатуры на выборах. Практически прием продолжался до одиннадцати часов вечера, так как в коридоре, как в поликлинике, сидело много не записанных на прием людей – живая очередь.

Все говорили, что голосовали «за», но на лбу ведь не написано, и я относился к этим признаниям скептически. По результатам встреч мы проверяли информацию, готовили депутатские запросы, просьбы и требования.

Обращения к депутату были самые самые разнообразные и неожиданные. Тут и бездействие милиции, с одной стороны, и жестокость – с другой, и пьянство одного из членов семьи, и нечеловеческие жилищные условия. Часто жаловались на вымогательство взяток чиновниками и на жену (мужа), а также на ненавистные партийные органы, которые блокируют выезд за рубеж, и многое, многое другое. Вот два характерных примера.

Однажды с коллективным письмом ко мне обратились жители дома на Хорошевском шоссе с просьбой выселить каких-то нахальных молодых людей, которые арендовали первый этаж и вели себя вызывающе, шумели, хлопали дверьми, в общем – жизни от них не было.

Я уже запланировал выехать на место, как накануне поездки мне позвонил главный редактор «Московских новостей», одной из самых популярных в то время газет, Егор Яковлев с просьбой помочь его сыну, который впервые в СССР организовал негосударственное независимое издательство. Якобы какая-то шпана пытается его вытеснить из законно арендуемого помещения, стекла бьют и всё такое. Я сравнил два адреса и понял, что речь идет об одном и том же конфликте.

Оказалось, что сын Яковлева Владимир по совету первого советского миллионера Артема Тарасова основал газету «Коммерсантъ», которая арендовала первый этаж жилого дома. Впервые в жилом доме на первом этаже поселились не тихие пенсионеры, а какая-то шумная молодежная организация. Вот и началась война.

С точки зрения тогдашнего законодательства сдавать в аренду помещение в жилом доме под производственную деятельность было нельзя, да и редакция не могла спокойно работать под таким прессингом.

Договорились, что «Коммерсантъ» будет искать для аренды другое, нежилое помещение, и молодежь не будет особенно шуметь, а мои избиратели отнесутся с пониманием к независимой журналистике и обещают потерпеть еще шесть месяцев. Редакция куда-то переехала, и дела у них пошли в гору.

Были и совсем курьезные случаи, например, когда возбужденный молодой мужчина, который пришел на прием без записи и документов, очень просил меня угомонить свою любвеобильную жену. Получив вежливый отказ, он выхватил из-за пазухи маленький туристический топорик, пытаясь на меня наброситься. К счастью, с первого удара он до меня не дотянулся.

Хорошо, что я, во избежание обвинений в получении взяток, вел приемы в присутствии двух свидетелей: штатного помощника и местного волонтера, а потому втроем нам удалось скрутить дебошира и вызвать милицию.

Выяснив его адрес и взяв слово, что он разведется с женой (уходя – уходи) и начнет новую жизнь (тогда все будут живы и здоровы), я попросил милицию отпустить моего расстроенного избирателя, не составлять протокол и не заводить никаких уголовных дел. Так и сделали.

Ельцинские университеты

Попытаемся объективно осмыслить, в каком общественно-политическом состоянии находился политик новой революционной волны Борис Николаевич Ельцин на момент выборов народных депутатов СССР в 1989 году.

С одной стороны, это лишь один из 2250 разношерстных народных депутатов, с другой – могучий, дерзкий политик с удивительной харизмой и большим потенциалом, но при этом обладающий несколькими немаловажными но.

Во-первых, Борис Ельцин – это, прежде всего, коммунист-бунтарь, высокопоставленный партийный функционер, вступивший в конфликт с руководством КПСС по вопросам партийного и хозяйственного строительства. До определенного момента он не представлял себя вне КПСС, после конфликта с Горбачёвым и отставки со всех партийных постов настойчиво обращался в ЦК с просьбой о партийной реабилитации (о борьбе за многопартийность и демократию речь тогда вообще еще не шла). Хотя надо признать, что все мы вышли из того агонизирующего, быстро загнивающего коммунистического прошлого, и большинство были именно в таком полурасхристанном состоянии.

Во-вторых, он – хоть и крещеный, но, по сути, атеист, за плечами – скандальный снос дома Ипатьева в 1977 году, в котором большевики расстреляли царскую семью, – в общем, религию особенно не жаловал. При этом надо честно признаться, что тогда почти все мы еще не знали дороги к храму.

В-третьих, Борис Николаевич был человеком в силу ряда причин не представляющим себе, что такое настоящие рыночные отношения, и не сделавший свой однозначный выбор в их пользу. Ельцин в 1989 году оставался сторонником более справедливого социалистического распределения материальных благ, особенно не задумываясь, как эти блага можно эффективно создавать.

Вот примерно такой противоречивый, но многообещающий портрет Бориса Ельцина можно было бы нарисовать на начало выборного 1989 года.

Возможно, что именно поэтому в МДГ, первой в советской истории легальной парламентской оппозиции, влиятельное либерально-демократическое крыло (Сахаров, Афанасьев, Попов, Собчак, Старовойтова и др.) не оценило потенциал Ельцина по достоинству и поначалу отнеслось к нему довольно настороженно, как к партийному функционеру.

Члены МДГ не дали ему возможности, как он того заслуживал и хотел, стать единоличным лидером этого мощного объединения более трехсот народных депутатов, которые часто обеспечивали солидарное голосование по некоторым вопросам. Они прямо говорили, что он еще «не дорос». От каждого из них он отставал по какой-то из составляющих оппозиционного лидера, но в совокупности своих качеств был сильнее всех.

Ельцин, несмотря на свои организаторские способности, стал лишь одним из пяти равных между собой сопредседателей МДГ, каждый из которых тянул одеяло на себя. Такая ситуация и раздрай в рядах оппозиции многих и лично меня не устраивали – я был сторонником демократического единоначалия, конкретных действий и сильной власти Бориса Ельцина.

Я хорошо знал всех сопредседателей МДГ – они были симпатичными людьми, интеллигентными теоретиками, а я, как и Борис Николаевич, был практиком, как тогда говорили, из «директорского корпуса». Поэтому без особых колебаний выступил на его стороне, стараясь обеспечить Ельцину (как мог, конечно) сначала необходимое лидерство среди коллег по оппозиции. Легче было измениться самому Борису Николаевичу, нежели передать его огромный потенциал, организационный опыт, необыкновенную харизму другим сопредседателям МДГ.

Я понимал: чтобы стать общепризнанным демократическим лидером, Борису Ельцину надо много работать над собой и своим имиджем, стать ближе не только к демократии и рынку, но и церкви. Необходимо было не только «стать», но и уметь это показать… Поработать в этом направлении предстояло и десяткам людей – «свите», которая делала и всегда будет делать «короля».

Самому же Борису Ельцину, чтобы стать последовательным демократом-реформатором и рыночником, предстояла огромная работа, собственная внутренняя мучительная революция.

Из этой необходимости и складывались элементы различных программ, действий и предложений, – того, что я называю «ельцинские университеты», над чем активно работал сам Борис Николаевич и многие помогающие будущему президенту люди.

Не только Ельцину, но и многим другим руководителям тысячелетней Руси приходилось заново учиться. Достаточно вспомнить Петра I. Он вовремя понял, что страна находится в глубочайшем, как сейчас говорят, системном кризисе. Объехал несколько европейских стран, в которых учился по многу месяцев и перенимал элементы зарождающегося капитализма, административной и военной реформы, научного и технического прогресса… Его учебные поездки в Европу в корне изменили российскую историю. Но Петр I был помазанником божьим, он был посажен на престол на всю оставшуюся жизнь и мог особенно не торопиться, – месяцами и годами учиться за рубежом, десятилетиями заниматься реформированием огромной страны.

У Бориса Ельцина необходимость серьезно учиться была, а такой возможности, как у Петра I, не было – время для него было спрессовано до предела; максимум, на что можно было рассчитывать, – это хорошо подготовленная недельная «учебная» поездка за рубеж, из чего и приходилось исходить ему и организаторам.

Открытие Америки

Еще задолго до выборов народных депутатов СССР я неоднократно бывал в командировках за границей. Знание французского языка, постоянное изучение других языков, внедрение новой техники на ЗИЛе и работа в Государственном комитете СССР по науке и технике, изучение мировой истории, литературы, географии во многом способствовали тому, что я многое узнал о реальной, а не выдуманной жизни за рубежом. Одним словом, имел возможность сравнивать различные социально-экономические системы, их недостатки и преимущества.

Перед вторым туром выборов неожиданно для самого себя я выиграл призовую поездку в Соединенные Штаты. Фондом социальных инноваций (президент – Геннадий Алференко) был объявлен конкурс на лучшую статью по современной экономике СССР и ее перспективам. Я написал такую развернутую серию новаторских статей, сформулировав концепцию будущей налоговой системы и путей перехода к рыночной экономике. Статьи были опубликованы в самых массовых и читаемых в то время газетах, включая «Социалистическую индустрию», где активную помощь оказывала мне молодая журналистка Людмила Телень, сегодняшний первый заместитель исполнительного директора Ельцин-Центра. Так я вошел в число четырех победителей конкурса. Премией для нас была поездка в США. В течение недели мы жили по двое в разных американских семьях. Я тогда поставил перед собой задачу разобраться и понять, почему так динамично развивается американская экономика, почему в США такой высокий уровень жизни и почему мы так безнадежно отстаем.

В США я впервые не в теории, а на практике столкнулся с мощной, по-настоящему конкурентной рыночной экономикой. Я убедился в том, что зарегистрировать фирму в США очень просто, но мошенничать опасно. Что под хороший бизнес-план можно быстро получить дешевый кредит. Что существует масса льгот для малого бизнеса. Что государство очень активно, но деликатно регулирует американскую экономику и т. д.

Именно тогда я понял, что мои предвыборные лозунги и программные выступления были достаточно наивны. На фоне той реальной рыночной действительности мои предложения были лишь первым, совсем предварительным, но необходимым этапом перехода к серьезному рынку. Нашей стране предстояло преодолеть очень длинный и тернистый путь.

В США я познакомился с Павлом Вощановым – будущим пресс-секретарем президента России, а тогда талантливым известным журналистом, экономическим обозревателем «Комсомольской правды», который также являлся одним из четырех победителей экономического конкурса. Тогда же мы решили сделать всё возможное, чтобы Ельцин посетил Соединенные Штаты и лично убедился в перспективах непривычной для нас рыночной экономики.

Надо было сразу показать ему линию горизонта, страну – лидера современного капитализма (хотя и говорят, что линия горизонта недостижима – по мере движения она всё время отдаляется). Кроме того, в это время Ельцин находился в своего рода «информационной блокаде» – официальные средства массовой информации слова ему не давали. Такая поездка, кроме всего прочего, открыла бы для Ельцина широкую аудиторию как в США, так и в СССР.

Хочу сразу оговориться, что на фоне хронического обострения взаимоотношений с США описание важной поездки Ельцина в эту страну может восприниматься по-разному, а это, в свою очередь, подтверждает тезис о том, что все события надо рассматривать в контексте того времени, когда они происходят.

В начале июня 1989 года я встретился с известным американским журналистом Джеком Андерсоном. Он провел независимое расследование «Уотергейтского дела» (скандал о незаконной прослушке политических конкурентов президента Ричарда Никсона), стоившего тогдашнему президенту США его поста.

Андерсон был на редкость коммуникабельным и доброжелательным собеседником. Когда я предложил ему принять участие в организации визита Ельцина в Соединенные Штаты, он охотно согласился, добавив, однако:

– В России меня всегда поражали две вещи: роскошное, почти королевское гостеприимство и невозможность выезда за границу не только простому русскому человеку, а даже преданному партии высокопоставленному чиновнику. Всё от меня зависящее я сделаю, но прежде хотелось бы встретиться с самим Ельциным. Так много разного о нем говорят и пишут.

Теперь предстоял разговор с Ельциным. Надо было договориться с Борисом Николаевичем о встрече с Андерсоном.

– И спрашивать нечего, – решительно сказал Борис Николаевич. – С таким человеком всегда интересно и полезно познакомиться. Только я сильно сомневаюсь, что его приглашение как-то повлияет на решение ЦК КПСС. Мою судьбу решают «сильные мира сего», – невесело заметил он, и вновь оказался прав.

Как и планировалось, Андерсон пригласил Ельцина посетить Соединенные Штаты во время нашей встречи в гостинице «Москва», где находился рабочий кабинет Бориса Николаевича, тогда руководителя Комитета строительства и архитектуры Верховного Совета СССР.

Мы договорились, что Андерсон обеспечит информационную подготовку визита. Для этого он использует, во-первых, свои связи, а во-вторых, те 150 газет и журналов, в которых он имел еженедельную аналитическую колонку.

Кроме того, было очень важно организовать встречу Ельцина с Бушем и, возможно, даже приглашение со стороны президента США. Я вел с Андерсоном соответствующую переписку через мои экономические связи в Америке. Вот перевод одной из его записок:

«Вниманию г-на Ярошенко

(относительно визита г-на Ельцина)

По Вашей просьбе дважды встречался с г-ном Бушем, который просил передать следующее:

Президент очень хочет видеть г-на Ельцина в США. Однако по дипломатическим причинам ему неудобно направить г-ну Ельцину официальное приглашение.

Вместе с тем, если г-н Ельцин прибудет в США, то ему будет оказан прием как главе государства, и г-н Буш с удовольствием с ним встретится.

Джек Андерсон 02.06.89»

С Бушем всё было понятно с самого начала подготовки визита – он не захочет портить отношения с Горбачёвым. Однако пригласить Ельцина в Соединенные Штаты с частным визитом могла лишь какая-либо солидная организация, отказать которой значило для руководства ЦК потерять лицо.

Сейчас мы об этом уже не помним, что тогда, 30 лет тому назад, так называемую выездную визу – право на выезд за железный занавес – давали КГБ и КПСС. А для Ельцина и депутатов – ЦК КПСС или даже, бери выше, – политбюро ЦК КПСС.

Такая организация для приглашения от имени нескольких солидных представительств нашлась при помощи Геннадия Алференко. Его партнером был исполнительный директор программы советско-американских обменов Института Эсален Джеймс Гаррисон. Он прилетел в Москву и привез Ельцину, мне и Михаилу Давыдову, который был в то время одним из двух помощников Ельцина, приглашения посетить с неофициальным визитом США с 9 по 23 сентября 1989 года.

Между Борисом Ельциным и Джеймсом Гаррисоном было подписано соответствующее соглашение.

ИНСТИТУТ ЭСАЛЕН

Программа советско-американских обменов

Майкл Мерфи Основатель

Джеймс Гаррисон Исполнительный директор

МЕМОРАНДУМ О СОГЛАШЕНИИ

Нижеследующее представляет собой соглашение между Борисом Ельциным, народным депутатом СССР, председателем Комитета Верховного Совета СССР по строительству и архитектуре, членом Президиума Верховного Совета СССР, и Джеймсом Гаррисоном, исполнительным директором Института Эсален (программа советско-американских обменов), касающееся посещения г-ном Ельциным Соединенных Штатов Америки:

1. Поездка планируется на 9–23 сентября 1989 г. с посещением городов: Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Даллас, Лос-Анджелес и Сан-Франциско или же других городов по взаимному соглашению. Г-на Ельцина будут сопровождать его помощник Михаил Давыдов и Виктор Ярошенко, председатель Подкомиссии Верховного Совета СССР по налоговой политике, народный депутат СССР.

2. Поездка будет иметь своей целью участие г-на Ельцина в мероприятиях, которые координируются комитетами Конгресса США, имеющими отношение к его профессиональным интересам и обязанностям в области строительства и архитектуры; установление политических, экономических и научных контактов с соответствующими лицами и организациями; а также проведение лекций по теме: “Пути развития советской демократии”.

3. Г-н Ельцин приглашен членами Сената и Палаты Представителей США, Фондом братьев Рокфеллер, фондом Форда, колледжем Оберлин, Университетом Джонса Хопкинса и Институтом Эсален.

4. Спонсором с американской стороны выступает Институт Эсален, с советской стороны – Фонд социальных инноваций.

5. Институт Эсален совместно с Бюро Ли несет ответственность за проведение лекций, встреч с представителями средств массовой информации и организацию других мероприятий во время поездки.

6. Общую ответственность в целом за делегацию и ее маршрут следования берет на себя Институт Эсален. Окончательное решение по всем вопросам будет принимать г-н Гаррисон по согласованию с г-ном Ельциным.

7. Фонд социальных инноваций обязуется оплатить проезд делегации по авиамаршруту Москва – Нью-Йорк – Москва. Все расходы в стране пребывания с 9 по 23 сентября 1989 г. берет на себя Институт Эсален.

Подписано в Москве 2 августа 1989 г.

Борис Ельцин Джеймс Гаррисон

По некоторым причинам внутреннего свойства Михаила Давыдова, которого обвинили в слишком тесных связях с КГБ, заменил другой помощник – вернувшийся из отпуска Лев Суханов, а к списку приглашенных были добавлены фамилии Алференко и Вощанова.

Энергичный американец Гаррисон по нашей просьбе разработал обширную подробную программу, рассчитанную на две недели. Выступления Ельцина должны были проходить во многих городах Америки – университетах, административных центрах, а также перед известными политиками и бизнесменами.

Единственное, что меня немного настораживало во время встреч с Гаррисоном, – он никогда не смотрел собеседнику прямо в глаза. Его взгляд как бы изучал окружающее, но не говорящего с ним человека.

Борис Николаевич это также отметил, но сказал:

– Не смущайтесь, у него свои задачи, а у нас – свои… Будем работать.

Но и я понимал, что обращать внимание на такие пусть и неприятные мелочи – нелепо. Главное: сможет ли он хорошо организовать такой до предела «спрессованный» визит.

Когда соглашение о визите Ельцина в США попало в руки чиновников аппарата ЦК КПСС, к цели визита придраться было невозможно.

Не перестаю удивляться, как ловко наши партийные бюрократы умели заморочить голову никому не известными инструкциями, постановлениями, распоряжениями. За два дня до отлета у Бориса Ельцина якобы не было американской визы; те, от кого это зависело в международном отделе ЦК КПСС, менялись чуть ли не ежечасно. Всякий раз будто отвечали роботы, повторялась одна и та же хорошо заученная фраза: «Завтра во второй половине дня всё будет готово».

Ровно за сутки до отлета Борис Николаевич получил паспорт с визой, но только на одну неделю. Ему позвонили из ЦК КПСС и объявили: «Через неделю Пленум ЦК по сельскому хозяйству, и вам необходимо на нем присутствовать».

– Вот уж поистине безграничное лицемерие! – возмутился тогда он. Никому не нужный «бывший», не имеющий никакого отношения к сельскому хозяйству, – вдруг понадобился на Пленуме ЦК КПСС!

Разговор с Джеймсом Гаррисоном только усилил эмоциональный накал. Мы тотчас сообщили ему, что виза дана всего на неделю и в такой короткий срок невозможно полное выполнение намеченной программы.

С милой улыбкой Гаррисон довольно жестким тоном возразил:

– У нас в Соединенных Штатах привыкли всегда выполнять данные обязательства. К сожалению, менять программу слишком поздно. Придется меньше спать, господа.

Узнав о подобной реакции, Ельцин неожиданно спокойно произнес:

– Наверное, он прав. В чужую страну со своим уставом… Полетим и на месте всё решим. Тем более что я всё равно сплю не более 5 часов в сутки.

Полетели мы вчетвером: Борис Ельцин, его помощник Лев Суханов, Павел Вощанов и я.

Полет длился больше 11 часов. Никто не спал. Ельцин писал и переписывал будущие выступления. Часто советовался с нами по вопросам, которые его смущали. Во многом ему помогала феноменальная память. Ему приходилось много читать, и он освоил ускоренное чтение – «по диагонали».

В то время Борису Ельцину было 58 лет, но насколько я понял из разговоров при подготовке визита, он редко бывал за границей. Да и когда выезжал за рубеж, то это были формальные протокольные поездки по линии КПСС, во время которых понять преимущества рыночной экономики было невозможно и даже противопоказано. А ведь именно такую задачу мы упорно ставили перед собой с Павлом Вощановым.

В Соединенные Штаты мы прилетели днем. В нью-йоркском аэропорту им. Джона Ф. Кеннеди нас встречали прилетевшие раньше Алференко и Гаррисон. На утро следующего дня было уже запланировано первое серьезное выступление Ельцина по американскому телевидению в одной из самых популярных программ «Лицом к стране».

В большом номере престижной гостиницы, который предоставили Ельцину, наша немногочисленная команда решила собраться для уточнения последних деталей интервью. Когда мы открыли дверь, то практически замерли на пороге: батарея бутылок виски, джина, ликеров заполнила столы и столики, искусно расставленные по всему номеру, не говоря о холодильнике.

– Входите, не стесняйтесь, господа, – пригласил нас Борис Николаевич. – Полюбуйтесь на американское гостеприимство для «русского мужика».

Гнева в его интонации не было, только нестерпимая досада и боль. Очередной удар в сердце – он понимал, что его провоцируют.

Все, кто прилетел с Ельциным, были намного моложе его – почти на 15 лет и отдавали должное его опыту и интуиции. Я понимал, как нелегко ему будет в Америке. В шесть часов утра мы приехали на студию, и нам объяснили, как проводится программа «Лицом к стране».

Начался прямой эфир. Вопросы, как пули, пытались найти наиболее уязвимые места в высказываниях будущего президента России.

– Как вы относитесь к Горбачёву? Ведь раньше вы были почти друзьями?!

– Почему вы всегда «бывший»?

– Почему вы не оставите политическую арену? Разве у вас есть какие-то перспективы?

Ельцин отвечал немногословно, но очень четко. По-моему, интервью намного больше изнурило ведущего, чем интервьюируемого.

Сразу же после выступления Ельцину принесли какую-то бумагу и попросили подписать. Переводчик объяснил, что это гонорар за интервью. Ельцин не произнес ни слова, встал и вышел из студии.

В гостинице, куда мы приехали только на полчаса, разразилась буря.

– Вы что, предупредить меня не могли об этой провокации? Летим обратно, – сурово произнес Ельцин. – Так вот о каких баснословных гонорарах, за которыми я еду в Америку, вещала накануне моего визита радиостанция «Свобода»? Спасибо, удружили.

– Поверьте, Борис Николаевич, – как можно убедительней пытались мы объяснить ему. – Это международная, особенно американская, практика. За выступление политиков даже меньшего ранга в Америке обязательно полагается гонорар. Таковы правила. Уверяем вас – вполне цивилизованные.

– Хотите сказать, что я мыслю коммунистическими категориями, – саркастично заметил он.

Сделали вид, что не поняли его. Все с последней надеждой посмотрели на меня.

– Надо учитывать и немалый процент от этой суммы, который берут организаторы на покрытие своих расходов, – решил я ввести в действие экономические аргументы. – Кроме того, перелеты, гостиницы, автотранспорт, переводчики, переговоры – всё это стоит очень дорого. За всё надо платить. Откровенно говоря, только с помощью этих гонораров вы будете экономически независимы от наших спонсоров.

– Ладно, – неохотно согласился Ельцин. – Но не все же деньги уйдут на это, – резонно заметил он.

– Верно. Вы давно говорили о необходимости поддержки фонда «АнтиСПИД», – сказал я.

– Идея хорошая, – наконец поддержал Ельцин и с неподдельной радостью произнес: – Мы поступим еще лучше. На все, что останется от этих гонораров за вычетом накладных расходов, купим одноразовых шприцев для детских больниц.

Сейчас это звучит странно, но в конце восьмидесятых годов в СССР практически ничего не было, даже одноразовых шприцев для детских больниц.

Первое впечатление Бориса Николаевича от Америки было ошеломляющим.

– Всё как будто специально сделано так, чтобы не только привлечь внимание, но и поразить изобилием и головокружительным темпом жизни. Много всего построено и создано для человека; качество строительства отличное… Каждая семья живет в отдельном доме или квартире. Магазины забиты продуктами и товарами народного потребления. И всё это на фоне наших трущоб и пустых прилавков! Мне просто стыдно за КПСС – «организатора и вдохновителя всех наших побед». Нужны срочные перемены.

Поездка в американском метро, напротив, энтузиазма у Бориса Николаевича не вызвала. Как бывший глава Москвы он заметил:

– Как-то мрачновато, да и чистоты бы побольше.

На следующий день в 9 часов отправились на Нью-Йоркскую фондовую биржу, где прошли переговоры о проработке перспектив создания с помощью американцев аналогичной биржи в Москве. По возвращении я написал Горбачёву соответствующую безответную записку.

Меня не переставала поражать способность Ельцина вникать в суть дела и принимать наиболее разумные решения по новым для него вопросам, о которых только вчера мы длинно и пространно впервые рассказывали ему.

Он мгновенно запоминал новые для себя понятия и экономические категории. Так, во время одной из наших очередных «проработок» Ельцин сказал «потенциальные американские инвеститоры». Немного погодя, пересказывая этот фрагмент, я намеренно усилил интонацию и сделал акцент, произнеся – «американские инвесторы», а потом на секунду остановился.

Борис Николаевич поднял голову, внимательно посмотрел на меня и утвердительно кивнул головой. С тех пор он говорил только «инвесторы». Хотя двадцать пять лет назад это слово звучало для нас ново.

И таких примеров было немало. В нем был заложен очень методичный и настойчивый механизм самообучения. Я уверен, что Борис Николаевич мог бы при желании освоить практически любую профессию.

В 11 часов Ельцин дал интервью Дэну Разеру в получасовой передаче последних известий телекомпании Си-би-эс. Практически ни в одном из своих выступлений Ельцин не повторялся.

Полчаса на отдых – и на этот раз встреча с высокопоставленными чиновниками в Совете по внешним сношениям США. Вопросы следовали один за другим. У меня создалось впечатление, что Ельцина пытаются загнать в угол, раззадорить и увидеть не трезвого, разумного политика, а «русского варвара». Всюду нас сопровождала толпа журналистов и телерепортеров. Им никогда не отказывали в участии в той или иной встрече. В конце концов Ельцин сдержанно, но жестко сказал:

– Если вы ждете от меня каких-либо политических скандальных признаний, то попусту теряете время. На все вопросы я отвечаю совершенно откровенно. А дописать можно что угодно, – добавил он, обращаясь к журналистам.

На обеде, устроенном руководством Совета по внешним сношениям, ни журналистов, ни двусмысленных вопросов не было.

В 14 часов Ельцин выступил в телепередаче «Час новостей». Опять честный аналитический рассказ о событиях, происходящих тогда в Советском Союзе, о путях выхода из экономического и политического кризиса.

В 17 часов – лекция в Институте им. Гарримана при Колумбийском университете. Первые несколько минут в аудитории царила атмосфера настороженности и явного недоверия.

– Если хотите, – выждав долгую паузу, произнес Борис Николаевич, – я расскажу вам о своем детстве.

Молчание. Никакой реакции.

– Тогда о юности, – с той же спокойной интонацией продолжил он.

Незначительное оживление, но опять нарочитая отстраненность.

– Хорошо, – добродушно улыбаясь «ледяной» аудитории, сказал Ельцин. – Значит, о первой любви.

Зал ожил. Чудо свершилось.

Тогда я понял главное. Ельцин четко знал: именно здесь ни за что нельзя отступать, каких бы нервных затрат это ни стоило.

Вспомнил, как в одной из бесед он рассказал: «Характер у меня закалялся с детства. Сила не всегда заключается в мускулах. Недаром говорят: “За одного битого двух небитых дают”».