Третье пришествие. Ангелы ада

Но куда это – к боксу номер двадцать восемь? Насколько я знаю, на территории базы всего двадцать шесть пронумерованных строений: начиная с первого – Дома коменданта, где все начальство. Цифра два закреплена за Бутылкой. Двадцать шесть – бывшая библиотека (не такая уж и бывшая, некоторые чудики до сих пор оттуда старые книжки таскают). Спрашивается, что такое номер двадцать восемь, а также, до кучи, – двадцать семь? Что боссу там «удерживать»? И какими силами? Если у Леденца винтовка всегда с собой, то Эйнштейн безоружен… хотя оружие, надо полагать, не проблема. Проблема в том, что босс темнит, что-то скрывает. От меня скрывает!

– Хамидов, Брицак, за мной! – слышу его зычной зов. – Остальные на периметр!

Стрельба меж тем пошла нешуточная. И такая тоска меня берет, такая обида на судьбу – за то, что даже пары спокойных дней подарить не может, – что я вою и бью лбом землю, и бешеная злость скручивает мой разум штопором, и еще секунда – вскочил бы как есть и бросился бы на гадов с голыми руками… Только прикосновение Наташки меня успокаивает, она умеет.

Утешает одно: час неурочный (эксперимент с Муратом по ряду причин был запланирован на раннее утро), и подопечные до сих пор остаются в Бутылке, в своих апартаментах, не успели разойтись по лабораториям… Не смогут использовать оказию для побега. Случись все позже – лаборанты без помощи охраны не справились бы, а охранники никак не успели бы помочь, слишком быстро все завертелось, и каждый ствол стал нужен на периметре…

Закончилось все, забегая вперед, тоже очень быстро. Никаких вам безбожно затянутых голливудских баталий.

* * *

Всех перипетий штурма со своей позиции у Ковша я видеть не мог, но впоследствии по рассказам очевидцев сложилась вот какая картина…

Пришлые действовали слаженно, выучка у них оказалась что надо. Через водные преграды перебросили «языки», по которым двинули на нашу сторону. В стальном заборе моментально проделали дыры…

Штурм происходил с двух направлений. Во-первых, с Крюкова канала – препятствие из сплошной стены высоченных пакгаузов ничуть атакующих не смутило. Они стреляли вверх молекулярными присосками на тоненьких леерах, затем шустро поднимались на штурмовых мини-лебедках, словно пауки по паутинкам, – и не прекращали при этом вести огонь.

Густые кусты и деревья по берегам отчасти укрывали их от взглядов защитников (а вся аппаратура, которой кусты не помеха, у нас, напомню, гикнулась).

Наши пытались сдержать наступательный порыв, стреляя с крыш, но охранников там оказалось мало, все-таки эта из водных линий считалась самой защищенной.

В общем, некоторые чужаки прорвались внутрь периметра, спустившись с пакгаузов все на тех же лебедках… Но там им пришлось солоно – укрыться от огня было практически негде, да и все вновь образовавшиеся ловушки стали смертоносным «минным полем»…

Второй вектор атаки – через Адмиралтейский канал, и не абы где, а в районе въезда на Новую Голландию. Здесь восстановлен автомобильный мост, перегороженный с двух сторон. С нашей стороны – стальными воротами. Казалось бы, глупо прорываться через главный вход с кучей охраны, однако же поперли… Развернули слева и справа от моста «языки», но самые отчаянные – именно по мосту, в лоб. Ну и получили тоже – в лоб… Адмиралтейский в сравнении с Крюковым стал для них воистину Адским каналом, прямой дорожкой в Ад.

Спецназ там они или не спецназ, но почти сразу выяснилось, что эти странные парни тупо лезут на рожон. Причем действовали молча, никаких переговоров в эфире, – эту ненормальность я мигом отметил. Аппаратура у них с иголочки, а связью не пользуются, ни одного характерного «толчка» я не ощутил. В результате массово гибли – кто в ловушках, кто от пуль. Гибли молча. Как зомби.

Зомбяками они и были. Термин такой, обозначает людей, находящихся под абсолютным ментальным контролем. Их вела, толкала вперед чужая воля, потому и не дорожили своими жизнями, висящими на крепких нитях. Кукловод двигает пальцами – они послушно исполняют.

Насчет появившихся ловушек. Те из наших, кто успел прикрыть мозги, тоже не обращали на них внимания, потому как не велика разница – пулю словишь или, например, в «давилке» накроешься (с пулей, впрочем, есть шанс выжить). В общем, я слышал специфические вопли. Кто-то, наоборот, погибал без звука. В той же «комариной плеши» не то что вскрикнуть, испугаться не успеешь… Как потом выяснилось, в ловушках сгинуло не так уж много наших. Пятеро. А чужаков никто не считал.

Но это все я узнал потом…

* * *

Сейчас же Зайка-Мурат стоит на четвереньках возле ограждения и внимательно осматривает поверхность пруда. А пули со стороны Крюкова долетают уже и сюда, пока шальные, неприцельные…

– Ложись, дебил! – ору я ему. – Жужа! Отползай за Кузню! Мурат, за ней!

Оба игнорируют приказ, а мне их туда сопроводить нельзя. Наташа лежит, перевернувшись на спину и закрыв глаза. Вся сосредоточенная, аж пот стекает, пальцы непроизвольно шевелятся. Не знаю, что там за битва разворачивается в ментальном «эфире», но ей лучше не мешать. Антисуггестивное прикрытие целиком на ней. Все те, кто без шлема, возможно, повернули бы сейчас стволы против своих, если б не она, ведьмочка моя. А так – застыли бойцы, кого где поймало, поленья поленьями…

Остается только молиться. Если смерть Питера Пэна прилетит сейчас от Крюкова канала – от канала капитана Крюка, – кому-то такой поворот сюжета может показаться забавным… Но не мне.

Если слухи не врут, вся охрана на острове закодирована от внешней суггестии. На случай как раз такого гипотетического нападения, как нынче. Но если так, наши ребятки должны бы автоматически впасть в оцепенение – такова стандартная реакция при кодировании. Тогда чем занята Натали? Может, пытается прикрыть не столько своих, сколько лезущих к нам зомбей, чтобы вложенная в них программа дала сбой? Чтобы промахивались почаще? Спрошу потом… Все потом, лишь бы выжить…

– Это точно контролер, – произносит Натали придушенно. – Откуда он здесь?

Снять эту тварь, мысленно откликаюсь я. Отобрать у кого-нибудь снайперку… Разряд ненависти пронзает мою диэлектрическую душу.

– Где? – спрашиваю и сразу понимаю, что порыв мой – глупость. Контролеры не лезут на рожон, отлично умеют прятаться и всегда командуют издалека, из безопасного места.

– В районе Поцелуева моста.

Пока в моей голове борется желание рвануть к Поцелуеву мосту (это реально далеко) с необходимостью защищать тех, кто рядом, – раздается Жужин голосок:

– Плывут. К нам…

До сих пор она относилась к происходящей катавасии с полнейшим равнодушием. Словно ее чудесные глазки обладают еще и способностью отклонять в сторону пули, сбивать их с траектории… Хотя никто из нас до конца не знает, на что они в самом деле способны…

А сейчас Жужа сняла очки и вглядывается в пруд.

– Кто плывет? – не понимаю я.

– Дядя Петя, ты дурак? Гондоны плывут в канализации! – ласково сообщает Жужа, и Мурат пялится на нее в немом восхищении. – Люди плывут… Раз, два, три… семь мужиков.

Отряд боевых пловцов скрытно проник в Ковш. Со стороны Мойки, проплыв под знаменитой аркой. Арка – маленький шедевр архитектуры, редкостное сочетание красного строительного кирпича и тесаного гранита. Охранные системы выбило в том числе под водой, а в решетке, как позже выяснилось, гости проделали красивое круглое отверстие. И вот они – в самом центре базы.

Две другие группы, которые шли поверху, всего лишь отвлекали внимание, даром что зомби, смертники. Решающий удар планировался из-под воды. А что, нормально придумано. Рейд бы удался, несмотря даже на появившиеся в бассейне «стаканы». Не учли они в своих планах только Зайку-Мурата. А заодно мутировавшие гляделки Жужи, способные видеть сквозь толщу мутной воды…

Мурат ни секунды не ждет, не колеблется, не спрашивает разрешения – сбрасывает с плеч полотенце, перемахивает через стальную оградку и прыгает в Ковш.

«Тотем» у него – электрический угорь.

Вдоль позвоночника у этого убогого заики-гермафродита сконцентрированы специальные клетки. У нас такие тоже есть, только маленькие и слабые, а у него из них целый горб вырос. Его проверяли на воздухе: чахлое с виду горбатое создание способно генерировать электрические импульсы напряжением до шести тысяч вольт и силой тока до шестидесяти ампер. Ходячий шокер. Воздух ионизируется на расстоянии трех метров. А под дождем или в тумане – гораздо дальше. Как раз сегодня собирались исследовать его возможности в водной среде – во внутреннем бассейне нашей базы, полностью безопасном и защищенном (как мы полагали) от проникновения извне.

Оказавшись в воде, Мурат хватает себя под коленями и выгибает спину. Тело его бешено содрогается…

Ба-бах!!!

И…

Всё.

Испытание возможностей мальчика-угря проведено несколько кустарным способом – пусть, плевать. Зато пловцы всплывают кверху брюхом, фигурально выражаясь. Кто-то, кого удар застиг на вдохе, – вовсе не фигурально. Подводное снаряжение на них облегченного типа, никаких тебе баллонов с регулятором, что и понятно: скуба не нужна, если акция кратковременная. Использовали мембранные «жабры», фильтрующие кислород из воды и позволяющие находиться под водой до тридцати минут, и хватит.

Но, ребята, лучшей электроудочки я в жизни не видывал! Мечта браконьера… Шесть трупов. Лишь один из незванцев, самый дальний в цепочке, остается жив, его-то, оглушенного, позже и доставили в Арестантскую башню на допрос…

С гибелью отряда пловцов штурм прекратился. Повинуясь неслышной команде, обе сухопутные группы развернулись и канули в старых кварталах, бросив раненых и погибших. Куда они там делись, бог весть, никто их не преследовал. И контролер исчез так же внезапно, как появился: Натали только шумно вдохнула, выдохнула и сказала:

– Как же он меня достал, сука…

Этой ее фразой закончилась активная фаза противостояния, начался подсчет потерь и убытков, а заодно – инвентаризация трофеев и пленных.

* * *

В общем и целом день заканчивается благополучно. Потери среди армейских терпимые, да и, если честно, судьба этих вертухаев волнует меня меньше всего. Что в Хармонте были жабы, что здесь… ладно, замнем. Главное, персонал почти не пострадал. Врачи, психологи, прочие спецы, ну и подопечные, конечно, – вот это наиглавнейшее из всего главного.

Подопытный потерян лишь один. Зато уникальный, без преувеличения, экземпляр – уникальный даже на фоне остальных наших подопечных, далеко не заурядных и не обыденных.

Он был известен под милым прозвищем Драку́ла (с ударением не на первом, а на втором слоге). Прозвище ему льстило – валашский господарь Влад «Дракула» Цепеш на сохранившихся портретах гораздо симпатичнее, не говоря уж о киновоплощениях обаятельного трансильванского графа. Достаточно взглянуть на феноменальные акульи челюсти – многоуровневые, многозубые – и на две пары челюстей дополнительных, глоточных (когда Дракула во всю ширь распахивает пасть, увидеть их можно)… И вампирские клыки тезки-графа сразу покажутся безобидной шуткой природы. А уж если посчастливится лицезреть, как подкрепляется наш Дракула – откушенный двухкилограммовый кусок сырого мяса через пару секунд отправляется в желудок уже в виде порции мелкого фарша, – то на фильмах-ужастиках вы будете весело и задорно смеяться, к неудовольствию прочих зрителей.

Дракуле семнадцать лет, он сын сталкера, сгинувшего в чернобыльской Зоне, классический мутант-«зверь». Идеально приспособлен для действий в воде: на ребрах жабры, кожа покрыта чешуйками, а между пальцев ног – перепонки.

Его с большим трудом изловили в озере Сестрорецкий Разлив – наши сталкеры потрудились, из филиала, Леденец тоже участвовал, – там Дракула обитал, питаясь, по официальной версии Вивария, сырой рыбой и водоплавающими птицами. Правда, бесследные исчезновения купальщиков заставляли подозревать нехорошее, но подозрения – это не доказанные факты. И филиал, и его руководитель стояли и будут стоять на своей версии до упора – мутантов, специализирующихся на убийствах людей, без разговоров и обсуждений у нас изымают и отправляют в НИИ Менеладзе…

И вот теперь это безобиднейшее и полезное для науки существо сбежало. Водным путем, разумеется. Дракула, как выяснилось, давно готовился к побегу, трудясь ночами над решеткой своей камеры-аквариума (зубами, что ли, грыз?)… А сегодня воспользовался оказией, общей суматохой и дырой, проделанной в подводном заграждении боевыми пловцами.

Поисками беглецов у нас опять же занимаются Леденец со товарищи – представляю, как они взбеленятся, если Эйнштейну стукнет в голову идея устроить новую охоту на Дракулу в загаженных речках, протоках и каналах невской дельты.

Таковы наши потери и убытки.

Теперь о трофеях и пленных…

Раненых допрашивать было бесполезно: как носители информации – безнадежны. Мозги попорчены настолько, что лучше сказать – убиты. Наверное, контролер перед отступлением активировал заранее приготовленное «форматирование диска», если такой термин применим к интеллекту. Но по всем внешним признакам, по экипировке, по огневым комплексам ясно – ребята заокеанские. Из тех примерно краев, откуда мы с Натали имели счастье унести ноги лет десять назад. В карманах или в гаджетах, разумеется, ничего такого, что помогло бы их как-то идентифицировать. Закономерный вопрос: откуда взялись? И зачем светили своей экзотикой, не разумнее ли было переодеться в местное?

Оставшийся в живых пловец – другое дело. До него, видать, тварь не дотянулась, вода помешала. Мы его вытаскиваем, освобождаем от костюма и снаряжения, приводим в чувство. Правда, и этот экземпляр, мягко выражаясь, оказывается изрядно подпорчен в интеллектуальном смысле – такой же запрограммированный зомби, как все прочие. Единственная радость: мозги все-таки не сломаны. Во взгляде – хоть что-то доброе и вечное в отличие от его товарищей, у которых не глаза, а стеклянные пуговицы. Вдобавок возбужден так, что его приходится обездвижить. На любое обращение реагирует одинаково агрессивно:

– I don’t give a fuck!!!

Пока Натали с ним возится, пытаясь вытащить хоть что-то осмысленное, я отвожу Эйнштейна в сторонку:

– Босс, я вам кто? Шкет без морковки?

– Ты о чем? – театрально изумляется он, хотя все понял.

– Что у нас за бокс такой под номером двадцать восемь? А также двадцать семь? Где это все находится? Почему я должен узнавать последним, как тот муж?

– Видишь ли, Петя… – говорит он с незнакомой мне интонацией, явно кого-то пародируя. – Ты и не должен узнавать.

– Не скажете?

– Уж извини… Если так страдаешь от комплекса неполноценности, сходи в кладовую при кухне.

– Зачем? – не понимаю я, побежали-то они с Леденцом совсем в другую от кухни сторону.

– Возьмешь там морковку, скажешь, что я разрешил, – и станешь шкетом с морковкой.

Я бы ему врезал, ей-богу, если б хоть на секунду заподозрил, что босс мне не доверяет. Кому другому точно бы врезал. Но, зная этого жучару с пеленок, отступаюсь. Проверено практикой: если он что-то умалчивает, то это либо для пользы дела, либо для моей же пользы, причем в данном случае скорее второе, чем первое.

Натали меж тем добилась больших сдвигов: теперь пленник, сменив пластинку, добавляет в свой репертуар «Suck my dick, cherry». Натали зовет на помощь Жужу с ее гипнотическими картинками – вдвоем они и продолжают взламывать черепушку идиота.

– Что с картой ловушек? – спрашиваю Эйнштейна. – Мне подключаться к работе?

– Черновая уже составлена. Пройдись попозже, проверь, особенно в помещениях.

– А что с границами нового Лоскута, есть ясность?

– Разведку выслали. Предварительно – масштабы феномена куда скромнее, чем на Невском. В разы меньше. Театральная площадь захвачена целиком, от нее – до Невы, до Благовещенского моста. По ширине – от нас до почтамта. Мы с краешку, восточная часть. Не Лоскут, получается, а Лоскуток. Выброс, очень похоже, произошел над Юсуповским дворцом.

Дворец – старое здание на берегу Мойки, наполовину обрушившееся после Прорыва и знаменитое в основном из-за случившегося в нем некогда убийства «святого старца» Распутина. Леденец, по его словам, в бытность свою вольным сталкером там побывал, но ничего интересного или ценного не обнаружил.

– Выброс… – повторяю я. – Сброс, извержение, отрыжка… Я бы сказал точнее – Посещение.

– Второе? Или уже третье? Давай обойдемся без малонаучной фантастики.

– Как же мы без нее обойдемся, босс? Без пришельцев? Никак не обойдемся, босс. Или вы намекаете, что эта ваша отрыжка Зоны как-то связана с прошлым дворца? Какое-нибудь древнее проклятие Гришки Распутина?..

– Без ненаучной мистики мы тем более обойдемся… Я думаю, это случайность, – пожимает он плечами. – Но вообще мне нравится твой юмористический настрой.

Да, я такой. Первый весельчак в филиале. Эйнштейн, правда, с этим не согласен, но его натужные попытки шутить раздражают не только меня…

А вот и девочки добиваются-таки успеха. Натали кричит:

– Бумагу! И чем писать!

Пленник, впрочем, не пишет, а начинает рисовать. Художественного таланта у него нет, но тот и не требуется.

Основная задача, которую поставили перед моей супругой, – выяснить цель акции, то бишь за каким хреном сюда полезла свора зомбей? Вопрос, кто стоит за этим делом, тоже важен, но чуть менее.

Вскрыть пловца вербально не удалось, он так и не заговорил, – блокировка оказалась крепкой, буквально стальной. Тогда моя ведьмочка зашла через визуальные образы, и тут-то бронированной мозг придурка дал слабину…

Рисунок получается ясный, хоть и упрощенный. Предметы, которые там изображены, не нуждаются в сложном опознании, для их идентификации без надобности консультации со специалистами.

Предметов два. «Джек-попрыгунчик» и «Джон-попрыгунчик». Ни малейших сомнений. Я ж эти артефакты столько времени в руках держал, жил с ними, умирал и воскресал с ними, практически сроднился с ними…

– But we don’t want to give you that! – злорадно чеканю я пленнику классическую фразу.

Но рисовальный экзерсис под жесточайшим ментальным конролем доконал содержимое его черепушки, он уже не понимает сказанного и пялится в никуда взглядом-пустышкой – если бы у капустного кочана вдруг прорезались глаза, смотрел бы столь же бессмысленно.

Эйнштейн шутку моего бесподобного юмора не оценил, он всплескивает руками, хватается за шлем и стонет, как чайка перед бурей:

– О-о-о-у-у-у… Вот тебе и бокс номер двадцать семь! Хотел? На, жри свою морковку!

– В каком смысле? – спрашиваю его, отупев окончательно.

Он тычет пальцем в рисунок:

– Как они узнали?

– Про что узнали, про артефакты?

– Тьфу! Это секрет, да… был секрет. Но теперь можно. Даже нужно – чтобы ты понимал, Пэн, что произошло. В Новой Голландии спрятаны не только малолетние аномалы, но и артефакты. В строении двадцать семь – спецхранилище предметов, доставленных из других Зон.

«Дебил ты лысый, – думаю я в отместку за морковку, – давай ори погромче, а то Жуже ценную информацию даже обсудить будет не с кем… А еще лучше – напиши на здоровенном плакате и вывеси над двадцать седьмым боксом, чё уж скрытничать…»

Инстинкт самосохранения не позволяет мне произнести все это вслух, Эйнштейн в таком состоянии может учудить непредсказуемое. И я лишь скромно интересуюсь:

– А что в двадцать восьмом?

Раз уж босса пробило на громогласное разглашение государственной и служебной тайны – грех не воспользоваться. Но не сложилось…

– Не отвлекайся, номер двадцать восемь не имеет к тебе отношения, – говорит он гораздо тише.

Хвала богам, дотумкал наконец, что рядом личности, никаких допусков не получавшие…

– Как же не имеет, если этот ваш «номер» нуждается в охране больше, чем спецхранилище?

– Ну, ты как маленький, Пэн. Ты вообще понял, что произошло?

– А как же. Кто-то пришел за «попрыгунчиками».

– Да. Ровно в тот момент, когда на нас свалился Лоскут. И у них, по твоим словам, работала вся электроника.

– Совпадение?

– Не знаю.

– Весело, – говорю я, испытывая что-то похожее на азарт.

Адреналиновые штучки, черт бы их побрал. Мне бы не веселиться, а задуматься; может, и заметил бы некоторые очевидные вещи…

Не задумался. Дурак, дурак, дурак… Вместо того спрашиваю, кивнув на поникшего пленника, истратившего остатки мозгов на рисунок:

– А с этим что? И с другими?

– Наташенька, он еще на что-то сгодится? – спрашивает Эйнштейн, но по лицу видно, что мысли его далеко от прозвучавшего вопроса. – Или окончательно стал растением?

– Если ты не планируешь заняться нелегальной трансплантацией органов, то не сгодится, – беззаботно отвечает Натали. – У него теперь рефлексы и умения семимесячного младенца… Кстати, чуете? Уже в штаны наделал, причем по-крупному.

– Куда его, засранца? – вновь третирую я Эйнштейна.

Свободные камеры в Бутылке имеются, но менять подгузники этому двухметровому дитятку – удовольствие ниже среднего.

– Ну что ты сам, как младенец, Пэн? – недовольно откликается Эйнштейн. – Пристрой уж куда-нибудь, и других тоже.

После короткой паузы добавляет иным тоном, шутливым:

– Вон, я «давилку» видел, и как раз на пути атаковавших стоит…

– Ладно, будет числиться раздавленным при штурме, – шучу я ответно.

Мы с ним смеемся, Натка тоже улыбается, но слегка неуверенно. Чужак соль шутки не поймет, тут юмор не просто профессиональный – понятен лишь бывавшим в хармонтской Зоне. Для прочих поясню: «давилка» давит досуха, а в человеке, если кто забыл, жидкости составляют примерно девяносто процентов от общей массы. И забрызгает та жидкая составляющая нам половину Новой Голландии…

Для эстетичной утилизации отходов гораздо пригоднее «комариные плеши»: через сутки ни следа, ни остатка, чистенькая «плешь» поджидает новую жертву.

* * *

Короче, возвращаясь к началу.

Эйнштейн, умница, сразу заподозрил: то обстоятельство, что Лоскут возник над Новой Голландией перед началом атаки на нее, – совсем не обязательно случайность… Прощелкал я этот момент. Хотя такая вероятность должна была бы пробрать меня до печенок. Если б знал я, что в этой истории нет и не будет ничего случайного – ну то есть совсем ничего, ноль процентов, – я б сбежал с семьей на край земли.

А если б я уже тогда допер, что вся эта гадская карусель крутится вокруг меня? Лично – меня?

Тогда бы я, обезопасив родных, непременно вернулся. Поучаствовал бы в забаве на равных.

Мечты…