По обе стороны Арбата, или Три дома Маргариты

2. Дом настоящего человека

Дом на углу Новопушкинского сквера и Тверской отмечен несколькими мемориальными досками. Одна из них – в честь жившего здесь Алексея Маресьева, чьё имя знал любой советский школьник. Подвиг Маресьева и его военная биография несколько десятилетий работали на советскую пропаганду, превратив человека в живую легенду, в образец для подражания. Повесть Бориса Полевого, фильм Александра Столпера, опера Сергея Прокофьева сделали общее дело, подняв на пьедестал одного, а всех остальных невольно задвинув в тень.

Отнюдь не с целью развенчания, а исключительно ради объективности следует сказать, что случались на войне и другие похожие истории. Да, Алексей Маресьев сбил 11 самолётов противника, и 7 из них – уже после того, как из госпиталя вернулся в строй с ампутированными ниже колена ногами. Но были и другие лётчики, сумевшие после тяжёлых ранений вернуться на фронт и одерживать победы над врагом.

Леонид Белоусов тоже летал без ног весь последний год войны – правда, сбить ему удалось только один самолёт.

Иван Любимов получил тяжёлое ранение и лишился одной ступни; к концу войны на его счету было 20 побед, в том числе 9 – уже после возвращения из госпиталя.

Захар Сорокин отморозил обе ступни – 18 побед, из них 13 – после ампутации.

Разница между ними и Маресьевым лишь в том, что «Повесть о настоящем человеке» о каждом герое не напишешь, и уж кому повезло быть увековеченным – тому и повезло. Для полной объективности следует сказать, что не только на Восточном фронте и не только наши лётчики проявляли героизм.

Улица Горького, дом № 19. Фото из собрания Е.Н. Масленникова,1940–1950 гг.

Англичанин Дуглас Бэйдер, мастер высшего пилотажа, потерял обе ноги ещё в 1931 году, но с началом войны вернулся в строй, в должности командира эскадрильи участвовал в Битве за Англию, сбил 20 самолётов лично и 4 в группе, а ещё 18 повредил.

Японец Сабуро Сакаи, сражаясь с американцами на Тихом океане, в одном из боёв сбил 4 самолёта противника, доведя счёт своих побед до 60, причём из того боя вернулся истекающим кровью и частично парализованным. Сложно понять, как он сажал свой «Зеро», ещё труднее – представить, как ему, ослепшему на один глаз, удавалось потом летать и сбить ещё 4 самолёта противника.

Были такие пилоты и у немцев. Адольф Галланд при испытаниях нового самолёта разбился и плохо видел левым глазом. Чтобы обхитрить врачебную комиссию, он выучил наизусть тестовую таблицу и точно называл буквы, в каком бы направлении ни водил указкой окулист. Тот же трюк применил Петер Дюттман. Первому «полуслепому» удалось одержать 104 воздушных победы, второму – 152.

Воздушный бой

Естественно, что нацистская пропаганда тоже не упустила возможности создать образы героев. Одним из них стал Ханс Ульрих Рудель, пилот штурмовой авиации. За время военных действий он уничтожил 9 самолётов, 519 танков, свыше 800 автомобилей, 50 позиций артиллерийских батарей, 4 бронепоезда. Потопил линкор «Марат», лидер «Минск», эсминец «Стерегущий», около 70 десантных судов.

Зенитным огнём его сбивали более тридцати раз, пять раз был ранен. Шесть раз совершал посадку за линией фронта, чтобы вывезти сбитые экипажи. Всего он выполнил 2530 боевых вылетов (вдумайтесь в эти цифры). После очередного ранения Руделю ампутировали нижнюю часть голени. Не прошло и двух месяцев, как он вернулся в строй и продолжал воевать… Такой человек – просто находка для пропаганды, и, если бы его не было, Геббельсу пришлось бы его выдумать.

Ханс Ульрих Рудель стал единственным человеком, награждённым Рыцарским крестом с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Эту особую награду, которой должны были удостоиться 12 лучших «сынов фатерланда» после победы рейха, фюрер вручил Руделю 1 января 1945 года, когда стало уже ясно, что победы рейха не будет.

А ведь всего четырьмя годами ранее мало кто из немцев сомневался в победе. На оккупированную советскую территорию даже успели завезти блоки финского гранита, из которого собирались создать монумент в память своего триумфа…

«Хочешь насмешить Создателя – расскажи Ему о своих планах». Брошенный при отступлении гранит был использован для облицовки нижних этажей домов № 9 и 11 на улице Горького.

3. Дом Труда и Правды

Здание на противоположной стороне Тверской снова стоит, укрытое чехлом. Всего лет пять назад дом реставрировали, но тогда он так долго находился в этом состоянии, что даже можно было забыть, как он выглядел до начала процесса, и возникало подозрение: не для того ли всё было затеяно, чтобы заработать на рекламе, покрывавшей его буквально со всех сторон. Тогда вид здания практически не изменился – посмотрим, что будет в этот раз.

Построенный в 1904 году Адоль фом Эрихсоном по заказу книгоиздателя И.Д. Сытина, сто лет назад дом выглядел вот так. Внизу размещался книжный магазин Сытина, на втором и третьем этажах – редакции ему же принадлежавших газеты «Русское слово» и журнала «Искры», а семья Ивана Дмитриевича занимала верхний этаж и мезонин. После революции на месте сытинских редакций обосновались советские – сначала «Правда», потом «Труд», обычное дело.

Тверская улица, дом № 18б. Фото 1910-х гг.

Нечто необычное произошло с этим зданием в 1979 году: его передвинули с одного места на другое. Собственно, в Москве подобные операции проводились неоднократно, особенно в конце 1930-х годов, когда на одной только улице Горького (Тверской) при её расширении передвинули целых три дома – Саввинское подворье, здание Моссовета и глазную больницу. Приспособления для подобных операций в те времена использовались довольно простые: гидравлические домкраты и полиспасты, то есть системы тросов и колёсных блоков, известные с древности. Однако и этими средствами удавалось перемещать здания весом от 500 до 25 000 тонн на расстояние до 200 метров.

Прежде чем постройку отделить от фундамента, её по линии среза укрепляли обвязочным поясом из прокатного металла, затем изготавливали другой фундамент на новом месте и прокладывали несколько рельсовых линий, по которым на стальных катках зданию предстояло передвигаться.

Перемещение бывшего дома Сытина. Фото из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы, 1979 г.

Процесс передвижки требовал довольно много времени, поскольку в первую очередь требовалось объект переместить, не повредив, и лишь во вторую – сделать это в срок. Иногда задача усложнялась тем, что здание предстояло не только передвинуть, но и развернуть, однако в любом случае повседневная жизнь обитателей мигрирующего дома не претерпевала никаких изменений – Моссовет работал в обычном режиме все те четыре месяца, пока здание готовили к перемещению, и те 40 минут, за которые его передвинули на запланированные 14 метров, а жилые дома переезжали даже без отселения жильцов. Понятно, что все инженерные сети (электричество, водопровод, канализация), подключённые через гибкие шланги и кабели, при этом функционировали.

Что касается дома, который мы видим, то в техническом смысле операция по его перемещению не представляла собой ничего особенного – от здания отделили секции с лестничными клетками, уложили 8 ходовых путей и по ним со средней скоростью 2 сантиметра в минуту за 28 ч асов переместили здание на 34 метра, до Настасьинского переулка, где дому предстояло соединиться с концертным залом издательства «Известия».

Вид на улицу Горького от Страстной площади. Фото из фонда ЦИГИ,1934 г.

Необычными в этой операции представляются два факта. Первый: дом не задвигали за «красную линию», а перемещали вдоль неё, что довольно странно. Второй: дом не сломали, хотя вполне могли бы. Для первой из загадок кто-то придумал довольно забавное объяснение: сытинский дом отодвинули в сторонку, чтобы он своим модернистским фасадом не заслонял социалистическое великолепие нового корпуса комбината «Известия». Что можно на это сказать? Художественные вкусы у представителей партийной верхушки бывали своеобразные, – но вряд ли уж настолько. На самом деле причина передвижки была сугубо рациональна: готовилась к открытию станция метро «Горьковская» (ныне «Тверская») и нужно было сделать так, чтобы вход на станцию был виден с улицы Горького.

Удивительно, почему сытинский дом всё же передвигали, а не разрушили, как это при строительстве всё того же здания «Известий» произошло с соседним зданием, в котором работал кинотеатр «Центральный», а также с «домом Фамусова» (а если точнее, то особняком М.И. Римской-Корсаковой, на балах и приёмах у которой собирались персонажи, вдохновившие Грибоедова на создание «Горя от ума»).

А причина проста. Дом спасла мемориальная доска со словами: «В этом здании с 1918 по 1929 год работала секретарём редакции газеты «Правда» Мария Ильинична Ульянова». Факт, возможно, и достопамятный, но вот мне хочется рассказать о совсем другом человеке.

Издатель

Из всех изобретений и открытий в науке и искусствах, из всех великих последствий удивительного развития техники на первом месте стоит книгопечатание.

Чарлз Диккенс

Как известно, испорченные квартирным вопросом москвичи очень ревниво относятся ко всем «понаехавшим». В особенности если те добиваются успеха. Справедлива эта неприязнь или так проявляется комплекс неполноценности рождённых в «нерезиновой», но так и не поймавших своего шанса, мы выяснять не будем. Лучше расскажу про одного из тех, кто свой шанс создал собственными руками.

Начиналась эта история почти как чеховский рассказ «Ванька Жуков». Двенадцатилетний Ванька, старший из четверых детей волостного писаря с ела Гнездниково, был отдан в обучение скорняку на Нижегородской ярмарке. Мальчишка оказался смекалистым и работящим, и мог бы из него выйти хороший меховщик или торговец пушным товаром, а получился крупнейший российский книгоиздатель.

Виктор Васнецов. Лавка лубочных картинок

Иван Дмитриевич Сытин, окончивший три класса сельской школы, до конца жизни писал с ошибками, но какое это имеет значение, если ни в жизни, ни в бизнесе он не ошибался? На шестнадцатом году жизни Иван приехал в Москву, имея в кошельке пару рублей мелкой монетой, а в шапке – письмо, рекомендовавшее его купцу Шарапову как человека непьющего и честного. Однако вышла незадача – нужды в торговце-коробейнике Шарапов не имел. Правда, ему требовался смышлёный человек в книжную лавку, недавно унаследованную от брата. Иван заверил, что книжки очень любит и потому всенепременно справится. Книг он в жизни видывал немного, так что в этом слукавил, но зато в главном не обманул: лавка начала приносить прибыль.

Шарапов присмотрелся к парню как следует и, уверившись, что толк из него будет, предоставил свободу действий. Сытин свёл знакомство с бродячими торговцами и быстро организовал целую сеть из коробейников, носивших по деревням немудрёную печатную продукцию: сказки, песенники, лубочные картинки… Совсем недавно сам ходивший с «коробочкой», Иван прекрасно ладил со своими дилерами и потому легко получал из первых рук информацию о том, на что вообще есть спрос. Можно и нужно было открывать собственное дело, но мешало отсутствие капитала.

Бездетный старик Шарапов полюбил Ивана как сына, потому и помог ему, как родному: за толкового, но безденежного парня сосватал шестнадцатилетнюю дочку купца-кондитера, и очень удачно – Евдокия родила Ивану десять детей, и сыновья стали отцу помощниками. Помогли Сытину и 4 тысячи рублей приданого. Заняв у Шарапова ещё столько же, Иван купил свой первый литографский станок, с которого и началось огромное издательское дело, – но не будем забывать и о том, что главная часть любого предприятия есть голова его владельца, а в идеях у Ивана Сытина недостатка не было.

Первая идея выстрелила в годы Русско-турецкой войны. Тема освобождения братьев-славян от владычества Османской империи очень воодушевляла все слои российского общества, даже тех людей, кто и не знал толком, где находятся Балканы. Сытин принялся выпускать иллюстрированное «Пособие для читателей газет» в виде карт с обозначением театра военных действий, диспозиций войск и мест сражений. Очень большие тиражи позволяли держать низкие цены. Это делало сытинский проект неуязвимым для конкурентов и вообще прибавляло популярности его изданиям.

Другим прорывом на рынке печатной продукции стали календари. Ещё с петровских времён издавать календари дозволялось только Академии наук (видимо, из опасения, что на Руси всегда найдутся самородки, способные выдумать не только 32 мая, но и 33-е). Привилегию уж е лет двадцать как отменили, но до Сытина никому и в голову не приходило, что в открывшейся нише – настоящий Клондайк.

А Иван Дмитриевич просто добавил к собственно календарю ещё некоторые полезные сведения: святцы, указатель железнодорожных станций, описание государственного устройства Российской империи, ну и так, по мелочи – от рецептов вкусных и питательных блюд до народных средств лечения ящура.

Обложка «Народного русского календаря». Издательство И.Д. Сытина

Сытинские календари стоили по двугривенному, а выглядели на полтину, и народ их буквально с руками отрывал. Заказы посыпались лавиной, и нипочём не удалось бы удовлетворить такой безумный спрос, если бы не возможность купить новую типографию на доходы от карт военных действий. Уже на второй год издания этого календаря тираж его составил 6 миллионов экземпляров.

Следующий хит продаж был прост до гениальности: книжица в 365 листков, каждый из которых по линии дырочек отрывался, уступая место следующей дате, а на обороте сорванного листка, прежде чем свернуть из него пару самокруток, можно было прочесть что-то интересное. Причем интересное не «так, вообче», а рассчитанное на вполне определённый круг читателей. Календари выпускались разные: «Всеобщий русский», «Народный сельскохозяйственный», «Общеполезный», «Царь-колокол» и тому подобное. Целый штат редакторов старался сделать так, чтобы публиковавшаяся в календарях информация не повторялась и давала пищу уму.

Первая типолитография И.Д. Сытина на Пятницкой. Из коллекции М.В. Золотарёва

Но однажды перестарались. Перепечатали из какого-то иностранного источника такие статистические данные: «Американский рабочий ест фунт говядины в день, английский ³/₄ фунта, французский и немецкий – ¹/₂ фунта. Русский 2 золотника». Вскоре пришло полицейское предписание об изъятии из продажи всего тиража. А тираж был так велик, что убытки от его уничтожения стали бы для фирмы катастрофой.

Надо было как-то выкручиваться, ведь с властями шутки плохи… Единственная защита от них – это более высокие власти. И Сытин через кого-то из знакомых нашёл способ передать великому князю Константину Константиновичу экземпляр злосчастного календаря вместе со своими письменными объяснениями по поводу произошедшего. Великий князь, человек образованный и утончённый (он переводил Шекспира и Гёте, сочинял стихи и драмы, представляя публике свои произведения под псевдонимом К. Р.), счёл уместным замолвить словечко перед Александром III.

Фамилия Сытина была императору известна: не так давно он собственноручно утвердил Устав товарищества «И.Д. Сытин и К^о» и знал, что фирма печатает не только календари и лубочные картинки, но также издаёт произведения Пушкина, Гоголя и других великих русских писателей, причём по очень доступным ценам. Понимая, что закрытие такого предприятия России не на пользу, государь решил дело по своему разумению, оставив на поданной ему записке собственноручную резолюцию: «Не вижу оснований налагать кару на сие издание».

От календарей и книг Сытин естественным образом перешёл к выпуску газет и журналов. Один из его журналов – «Вокруг света» – издаётся до сих пор. Это предназначенное для юношества издание Иван Дмитриевич купил в 1891 году и кое-что в нём изменил – как обычно, привёл продукт в соответствие с запросами потребителя: снизил цену подписки до 5 рублей в год (то есть каждый из еженедельных выпусков обходился юному подписчику всего лишь в гривенник), а в качестве бонуса читатель получал ежемесячно по книжке Майн Рида, Жюля Верна, Дюма или Конан Дойла… За такое чтение мальчишки готовы были подписаться на что угодно, и потому тираж журнала очень скоро увеличился в 10 раз.

Самое удивительное в карьере Сытина – то, насколько долговечными оказались использованные им приёмы. Ведь отрывные календари издаются до наших дней, а литературное приложение к журналу «Вокруг света» возродилось в 1961 году, и миллионы школьников знакомились с произведениями Саймака и Шекли, передавая друг другу на переменах эти маленькие затрёпанные книжечки.

Стремление добиваться наилучших результатов приводило Сытина к прогрессивным решениям, а те, в свою очередь, обеспечивали дальнейшие успехи. На предприятиях Ивана Дмитриевича устанавливалась самая современная техника, да и само здание сытинской типографии на Пятницкой было построено заново по проекту архитектора Адольф а Эрихсона и инженера Владимира Шухова. При типографии начала работу школа технического рисования и литографического дела. Лучшим из её выпускников Сытин предоставлял возможность получить высшее образование в Московском училище живописи, ваяния и зодчества – ему ведь нужны был и талантливые кадры

Автомобили «Лорелей» Товарищества И.Д. Сытина для развозки газет «Русское слово». Открытка из коллекции Михаила Азарха, 1900-е гг., публикуется впервые.

В те же годы Эрихсон для сытинской газеты «Русское слово» построил здание на Тверской. В этом доме Иван Дмитриевич и поселился, поближе к редакции. В делах помогали сыновья: первенец Николай стал заместителем отца, Василий принял на себя руководство издательством, Ивану поручили реализацию продукции. Петра отец отправил в Германию изучать экономические науки. Нашлось бы дело и для Дмитрия, но младший из сыновей захотел стать офицером. Кстати, в годы Гражданской войны он воевал на стороне красных, служил в штабе Михаила Фрунзе. Но этот факт не сыграл никакой роли. После революции вся собственность Сытина была национализирована, здания на Пятницкой стали 1-й Образцовой типографией, газету «Русское слово» большевики закрыли за то, что она не поддержала Октябрьский переворот. Сытина даже арестовали и некоторое время продержали в заключении, а когда выпустили, его дом уже занимала редакция «Правды».

И.Д. Сытин. Фото 1900–1910 гг.

Однако неоспоримые заслуги Ивана Дмитриевича Сытина в деле просвещения российского народа всё же приняли во внимание. По личному указанию Ленина Сытин был назначен консультантом Госиздата, его даже из квартиры не выселили, а с 1927 года, когда бывший владелец крупнейшей российской издательской фирмы окончательно отошёл от дел, ему была назначена персональная пенсия в размере 250 советских рублей.

Эпилог

Мемориальная доска с именем Ивана Дмитриевича Сытина на доме всё-таки есть, даже целых две. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

А рядом с доской, посвящённой деятельности сестры вождя мирового пролетариата, могла бы висеть и другая: «Здесь в книжном магазине И.Д. Сытина работал приказчиком будущий поэт Сергей Есенин».

Правда, книгами он торговал так недолго, что не сохранилось документальных свидетельств – точно ли работал именно здесь или же в каком-то другом из сытинских магазинов, известно только, что на Тверской. Подобно всем, кто приехал покорять столицу, поэт постоянно перемещался всё ближе к своей цели: от конторщика в мясном магазине до приказчика в книжном, от наборщика в типографии до корректора, и так до января 1914 года, когда напечатанное в детском журнале первое стихотворение дало Есенину право считать себя поэтом, после чего он с чистой совестью ушёл на вольные хлеба.

Видимо, рецепт успеха один на все времена: видеть цель, верить в себя, не замечать препятствий…

4. Малый Палашёвский, большой Палашёвский

Свернув влево под арку, мы покинем шумную Тверскую и попадём в Малый Палашёвский переулок. Историки полагают, что в древности здесь была слобода оружейников, которые изготовляли палаши (прямые сабли). Поскольку рядом находилась Бронная слобода, версия выглядит достаточно убедительной. По крайней мере, в это легче поверить, чем в компактное проживание здесь артели московских палачей. Хотя, учитывая стабильный спрос Российского государства на людей этой вредной профессии, почему бы и нет?

Церковь Рождества Христова, что в Палашах. Фото конца 1920-х гг.

Дом А. Сытина. Фото из собрания Э.В. Готье-Дюфайе, 1914 г.

Идущий влево в сторону Тверского бульвара Сытинский переулок не имеет отношения к Ивану Дмитриевичу. До революции едва ли не большинство переулков назывались по фамилии кого-то из домовладельцев – самого известного, или самого богатого, или просто владевшего самым крупным участком. Этот дом в стиле классицизм принадлежал капралу Измайловского полка Андрею Сытину, о котором никакой информации не сохранилось.

Построенный в 1806 году, в пожаре 1812-го полностью деревянный особняк – не только штукатуреные колонны, но даже похожий на лепнину декор тоже выполнен из дерева – уцелел просто чудом. Не меньшим чудом можно считать и то, что усадьба пережила советскую эпоху, особенно период расселения коммуналок, а именно в этом статусе она и пребывала до 1980 года. По случаю приближавшейся Московской Олимпиады здание отреставрировали, но это была последняя хорошая страница в биографии дома.

Ни прежние балансодержатели, ни нынешние арендаторы не занимаются поддержанием памятника в достойном состоянии – и остаётся только надеяться, что свой лимит чудесных спасений здание ещё не исчерпало. Почему бы и нет?.. Чудеса случаются, и за примером далеко ходить не нужно.

Большой Палашёвский переулок до 1927 года именовался Рождественской улицей по церкви Рождества Христова, построенной ещё при Иване Грозном. Святыней этого храма был чудотворный образ Божией Матери «Взыскание погибших». Наполеоновские солдаты церковь разграбили, а икону саблями порубили на куски, но она и после этого продолжала совершать исцеления, и образ был восстановлен.

Перед этой иконой венчалась Марина Цветаева с Сергеем Эфроном в 1912 году. Простым смертным будущего знать не дано, но поэты наделены даром предчувствия:

 
Будет скоро тот мир погублен,
Посмотри на него тайком,
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом.
 

И дом исчезнет, и храм в 1935–1937 годах разберут, чтобы на его месте построить школу. А чудотворная икона начнёт свои скитания. Воскресенская церковь на Малой Бронной, куда перенесут икону, тоже будет вскоре закрыта и разрушена. Образ найдёт приют в храме Воскресения Словущего на Успенском вражке. Там, в Брюсовом переулке, случится пожар, но и в огне икона уцелеет…