Витязь специального назначения. В гостях хорошо, а дома нету…

– Напрямик вёрст десять, а через свёрток раза в полтора больше. Если с утра выйдем, к вечеру будем там. На постоялом дворе переночуем, а утром, помоги Даждьбог, переправимся.

– Дело. Кто в стражу – заступай, прочие – спать, – распорядился купец.

…Акеле выпало стоять «собаку», самую неудобную и опасную стражу. Под утро можно, моргнув один раз, только раскрыть глаза уже на том свете. Когда соседи по очереди в чистилище толкнут в бочину, чтобы не проспал своё приглашение в рай или в ад. В зыбком рассвете галлюцинации объёмны и красочны, а реальные объекты смутны и зыбки.

Но он с годами привык, потому эту стражу стоял лучше, чем даже первую. Тем более, что сидеть у костра с самострелом на коленях всё-таки легче, чем, стоя с автоматом навытяжку, до боли вглядываться в темень. Можно и чаю глотнуть, и покурить потихоньку.

Уловив краем глаза какое-то движение, Акела тихо развернул самострел.

– Борисыч, не пальни, свои, – послышался шёпот Андрея.

– А пароль «мушка» знаешь? – тут же шёпотом спросил он.

– А то, как же! – тихонько возмутился «оскорблённый» в лучших чувствах старый друг. – Что же я, за двадцать лет «мушку» наизусть не выучу?

– Тогда присаживайся, будешь меня от бдительности отвлекать.

Барс хмыкнул тихонько – Борисыч в своём репертуаре, снова пошёл травить. Уселся по-турецки рядом, задумчиво щуря на мерцающие угли светлые глаза.

– Борисыч, тебе некоторые вещи тут не кажутся странными?

– Ещё как кажутся. Табак без Колумба и, кстати, задолго до него.

– Чай не забудь.

– Нет, брат, чай как раз не из этой области.

– То есть как это? Чай к нам когда завезли, в смысле, в Россию?

Акела отрицательно помотал головой.

– Андрюша, этого самого китайско-индийского чая здесь ещё нет. Это же кипрейный чай, ты разве не понял?

– Это из иван-чая который? Вот те на! Здорово. А он, кстати, когда на Руси появился?

– Я не знаю. По-моему, он очень давно был. Как ты заметил, он ничем не хуже, если не лучше. Когда на Руси появился тот чай, к которому мы привыкли, кипрейный с ним конкурировал вполне успешно. Его производителей иностранные купцы, как обычно, «сожрали» с помощи интриг через наших чиновников. Ну, в общем, всё как обычно.

– Если здесь адаптируемся, можно им этот гешефт поломать.

– Не стоит, – Акела встал и, разминая затёкшие ноги, прошёлся взад-вперёд.

От промозглой утренней сырости становилось зябко. Он поворошил угли и подбросил в костёр хвороста, вспыхнувшие язычки пламени с треском принялись глодать свежую пищу.

– Это пуркуа?

– «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся».

– Опять не понял.

– Это товарищ Тютчев сказал, по-моему, дело сказал.

– Борисыч, про Тютчева я в курсе. Что ты этим хотел сказать?

– Погоди-ка, – Акела насторожился.

В серых сумерках рассвета ему почудилось какое-то движение. Словно в кустах промелькнуло что-то крупное, бесшумно двигаясь вокруг поляны. Такое бывает, когда добычу скрадывает медведь или другой крупный хищник. Это только несведущие люди свято уверены, что «крупный» и «неуклюжий» – синонимы. Громадный медведь может подойти сзади так, что обнаружишь его не раньше, чем он начнёт скручивать тебе головёнку. Андрей, внешне оставаясь безучастным, напряжённо сканировал окружающее пространство.

– Ничего, – Акела присел.

– Так, что ты хотел сказать, Борисыч?

– А, да. Читал я один фантастический рассказ. Героев Судьба, уж не помню, как именно, забросила к индейцам доколумбовой эпохи. А они, как нарочно, очень тяжело этот период в истории переживали, в смысле, что испанские варвары погубили могучую индейскую цивилизацию, ну, и так далее и более того.

– И сейчас есть такая точка зрения, – заметил Барс.

– Да, я тоже читал где-то. И вот эти молодые и горячие ребята решили проклятым завоевателям подложить классическую свинью в шоколаде.

– Почему в шоколаде?

– Как почему? Индейцы же коричневые, ты разве не знал? – ехидно спросил Акела.

– Тьфу на тебя. Давай дальше.

– А дальше просто. Чтобы цивилизацию этих островитян подстегнуть, они разожгли войну между двумя родственными племенами и поддерживали искусственно пару поколений. Как эти идеалисты и рассчитывали, индейцы несказанно продвинулись, изобрели оружие, похожее на огнестрельное…

– Почему «похожее»? – заинтересовался профессиональный вояка.

– Там энергия расширения пороховых газов использовалась, как в базуке, то есть, снаряды, от пули до гранаты, вылетали из трубы, как ракета, на собственной тяге. Понял?

– А то. Так что плохого случилось с этими бедными идеалистами?

– Дальше просто. Пришли проклятые конкистадоры, дикари расправились с ними, как повар с картошкой.

– А потом?

– А потом дикари отправились завоёвывать их земли, то есть, Европу и иже с ней. Тут уж даже сами идеалисты догадались, какие они мудаки. Потому что эти дикари так и остались дикарями во всём, кроме военных технологий. Представляешь, какой «реннесанс» они там устроят?

– Да, уж. А ты, случаем, ни на что ещё не намекаешь?

– Разве только на чай, – усмехнулся Акела. – В смысле, чаю можно попить. Кипрейного. Пока его индийский не вытеснил.

– Любишь ты голову человеку заморочить. Если такой умный, чего тогда строем не ходишь?

Ответ он знал и сам, потому Акела только широко улыбнулся в ответ. Лагерь уже начинал просыпаться. Из шатра Жилы вышла Смышлёна и застенчиво шмыгнула в кустики. Из общего шатра вышел голый по пояс Серж с деревянным мечом и, поздоровавшись с друзьями, стал заниматься «правúлом». Остальные трое, выйдя, уселись возле костра и сосредоточенно пили крепкий утренний чай.

…К вечеру этого дня до села Угóльного они добрались без приключений. Сельская окраина, согласно давней традиции, встретила их собачьим лаем. Стая собак старательно делала панику, изображая, что они отрабатывают регулярно выдаваемые им объедки. Вьючные лошади, уважая их труд, фыркали, делая вид, что принимают всё это безобразие всерьёз.

Усталые люди, не опускаясь до подобных пошлостей, просто шагали по улице мимо бревенчатых изб. Скрипели колодезные журавли, мелькали бабьи платки, мужики обтёсывали брёвна. Усталые косари возвращались с поля, бродили телята – весь жила своей обыденной жизнью, не тратя на путников внимания зря.

Трактир назывался «Поющая птица». На улице уже смеркалось. Изнутри слышался задорный молодой голос, распевающий какую-то песню. Прислушавшись, друзья разобрали слова.

 
…И, как ты не берегися от острога и сумы,
Избежать их не сумели даже светлые умы.
Опыт горем прирастает, лишь страдая и греша,
И становится светлее наша русская душа…
 

Друзья удивлённо переглянулись – философские, однако, вещи выдаёт эта «птица». Прямо бардовский уровень с поправкой, конечно, на здешний менталитет. Даже мелодия похожа на «Балладу о Робине Гуде» Высоцкого. Что ни говори, Русь талантами никогда не обеднеет, даже в параллельном пространстве. Интересно, были ли подобные баллады в нашем прошлом? Кроме протяжных хоровых песен да былин в стиле медленного рэпа, вроде бы, нет. А может, просто потерялись в веках, не такое забывать умудрялись…

В трактире было тепло, пахло жареным мясом и какими-то специями. Столы были заполнены примерно на треть. Акела привычно огляделся, оценивая обстановку. Пьяных за столами практически нет, хотя и видно, что о «сухом законе» тут и слыхом не слыхали. Пару столов занимает компания вроде их самих, несколько явно местных жителей. За стойкой здоровенный бородатый мужик, с таким не забалуешь. Да и охранник у входа не хилый дядька. Не вставая из-за стола, цепко окинул вошедших взглядом и снова уставил рассеянный взгляд в сторону певца.

 
…Кто в свином хлеву родился,
Кто под княжеским плащом,
Всё едино породнился
Со стрелой и кистенём.
Ты прости меня, невеста,
Не ругай, старушка-мать,
Уж такая, видно, доля,
В «зернь» со смертью поиграть…
 

Акела, придвигая к себе миску с чем-то вкусно пахнущим, внимательно посмотрел на поющего. Молодой светловолосый мужик, чуть скуластое лицо, светлые глаза простодушно глядят из-под низких выцветших бровей. Не слишком-то высок, но, как говорится, скроен ладно. Если судить по тому, как он приплясывал слегка, распевая под гусли, силён и вёрток. Слишком силён и слишком вёрток для бродячего певуна. Такая динамика движений бывает у хороших боевиков.

Случается, что и бродячие менестрели бывают хорошими рубаками, но это, скорее, исключение из общего правила, а нормального охранника вот такие вот аномалии и должны настораживать.

– Василич, – тихо сказал он Барсу, который, казалось, поглощён исключительно обгладыванием аппетитной свиной ножки. – Обрати внимание на этого акына.

– И смотреть на него нечего, – отозвался Барс, не поднимая глаз от чашки. – Разбойник, скорее всего. Здесь бывает редко, хотя и не впервые. «Телок» [1] у дверей, заметь, прямо на него не пялится, но и из поля зрения не выпускает, матёрый дядька.

– Надо наших предупредить.

– Конечно, но здесь-то нам вряд ли что-нибудь угрожает. Вот, когда утром поедем…

– Понял.

Певец же, тем временем, устав, видимо, музицировать, пил брагу за соседним столом, исподволь бросая взгляды на юную Смышлёну, сидевшую рядом с отцом. Та, заметив, разумеется, такое к себе внимание, старательно «не замечая» взгляда музыканта, тренировалась в женском косоглазии. Акела тихонько улыбнулся. Двигайся в любую сторону пространственно-временного континуума, женщине везде женщина.

Засиживаться за столами ни у кого желания не было – все устали, как ездовые собаки. Заняв выделенные наверху две комнаты. – поменьше для Жилы с дочерью и побольше для охраны, все, кроме вахтенного, завалились спать.

Утром купец, наскоро перекусив, в сопровождении Мыся и Околела отправился на «стрелку» с лошадиным барышником. За завтраком Акела обратил внимание, что вчерашнего барда в зале не видать.

– Хозяин, – обратился он к трактирщику. – А где певец давешний, спит, что ли, ещё?

– Он уж на девятой версте, – усмехнулся тот. – Волка ноги кормят.

– А я думал, что он здешний, – «простодушно» удивился Барс.

– Да, нет, – острый взгляд трактирщика проявил внимание к любопытным. – Бывает он тут редко, долго не задерживается, но плохого за ним, вроде, не замечено.

– Спасибо, хозяин, не сердись за любопытство, в дороге, оно, сам знаешь…

– Оно, конечно, – вежливо согласился тот и переключился на других посетителей.

В это время объявились отсутствующие. Купец, оглядев своё воинство, махнул рукой, давая команду на выход.

Акеле достался крепкий гнедой жеребец лет примерно пяти. Был, конечно, у него опыт в верховой езде, даже как-то раз помогал объезжать, отделавшись всего лишь смешением пяти поясничных позвонков. Но, в общем, взгромоздился он на своего Росинанта довольно уверенно, опять привыкая смотреть на землю с высоты конской спины.

Что же касается Барса, то его восползание на спину каурой кобылки живо напомнил Акеле одну забавную выдержку из петровских законов.

– Андрюха, слышал, что по этому поводу Пётр Первый в Воинском Уставе писал?

– И что же?

– «Офицерам полков пехотных в расположении кавалерийских частей верхом появляться запрет кладу, ибо своею посадкою гнусной, яко собака на заборе сидя, вызывают смех среди нижних чинов, что чести офицерской не способствует».

– Лапидарно сказано. Где вычитал, в оригинале?

– Вы мне бессовестно льстите. Да нет, конечно. У Бушкова. В «Пиранье», по-моему.

Кавалькада, тем временем, уже выезжала из села. Ей сопутствовал «греческий хор» довольных нежданному развлечению «шариков» и «тузиков».

– Мысь, – окликнул Акела старого воина. – Надо в оба глядеть, что-то не понравился мне вчерашний гусляр…

– Похож на подсыла от татей, – пожал плечами наёмник. – Так мы всегда в оба глядим, так что какая, в жопу, разница, подсыл он или нет?

– Резонно.

Переправа на двух больших лодках заняла часа два, включая сюда и те полчаса, в течение которых Жила безбожно торговался с перевозчиками. Выгрузившись, они проверили груз и двинулись дальше по узкой лесной дороге.

Копыта коней мягко стукали по свежей грунтовке, ещё чуть влажноватой от ночной росы. Лучи солнца ещё не заглянули сюда – сплошная стена деревьев, вплотную подступающих к дороге, закрывала её от света почти до самого полдня. Лес в основном был хвойным. Дорогу сумрачно охраняли старые тёмные ели. Под их сенью люди чувствовали себя довольно неуютно. Акеле вспомнилась поговорка: «В сосновом лесу веселиться, в берёзовом Богу молиться, в еловом с тоски удавиться».

Давиться, конечно, не наш стиль, но обстановочка действительно мрачноватая. Так и тянет оглянуться назад, какое-то тягостное чувство, словно под наблюдением. А может, это не только чувство?

– Барс, – тихонько окликнул он друга. – Ты ничего такого не чувствуешь?

– Есть такое дело, – признался тот. – По-моему, мы не одни. Не зря меня этот трактирный вокалист насторожил.

– Я тоже почему-то сразу про него подумал.

– Глюк на двоих – это реальность.

– Сам придумал? – заинтересованно спросил Акела друга.

– Сам.

– Класс.

…Солнце стояло высоко, время близилось к обеду. Уже устали ноги и болела задница. Отвыкшее от верховой езды тело нытьём в пояснице напоминало, что сорок пять не есть двадцать, это хозяин что-то напутал, по своему обыкновению. Самое поганое, что клятый неспешный аллюр дико укачивал – от мелькающего однообразия стволов в глаза хоть спички вставляй.

Однообразие кончилось внезапно. Перед едущим впереди конём Малыша на дорогу из кустов вышел давешний менестрель. Конь, всхрапнув, остановился. Встали и остальные.

– Люди добрые, помогите сироте кто, чем может, – воззвал певец.

– С такой мордой здоровой побираться не стыдно? – отозвался Малыш. – Что, видать, пением не обогател, так, на большую дорогу вышел? Пропусти.

– Вот, так вот и живу, каждый так и норовит горемычного обидеть, – грустно отозвался «попрошайка».

Сделав шаг навстречу, он хотел поймать лошадь Малыша под уздцы, но не на того напал. Охранник дал коню шенкеля, натянув поводья. Жеребец взвился на дыбы, певун проворно отскочил и громко свистнул.

– Вперёд! – крикнул Барс, но было уже поздно.

Собственно, шансов уйти не было, с самого начала. Малыш покатился с седла со стрелой в плече. Охранники мгновенно замкнули кольцо, обнажив мечи и встав вокруг Жилы с дочерью. На дорогу выскочили вооружённые люди. Один, два, три… семеро! Плюс этот долбанный ашуг, черти б его взяли.… Не так уж плохо, если бы не самострелы в руках у всех семи, взведённые и держащие их всех под прицелом.

Ещё несколько татей выломились из кустов с мечами и секирами в руках, считать стало некогда, да и бессмысленно. Уже кошке ясно, что влипли по самое «не балуйся» – слишком неравны были силы.

– Мужики, – мирно сказал певец. – Хотите – верьте, хотите, – нет, но мне до товаров ваших и даже до девицы-красы дела нет. Совсем. Пусть вот эти два витязя останутся, а вы езжайте с миром.

Он кивнул на Барса с Акелой. Немая сцена. Все с удивлением посмотрели сначала на разбойника, потом на друзей. Как, если бы сексуальный маньяк, выловив в тёмном переулке вожделенную девственницу, робко попросил автограф и коснуться губами затянутой в печатку ручки.

Впрочем, на удивление – секунда, столько же на рефлексии. Расчёт прост – спасённых больше, чем оставшихся, чай, не бином Ньютона. Обычное в нашей суровой профессии дело – «следую своим курсом».

– Парня перевяжи и два часа ни одна морда не шевелится, пока обоз не уйдёт подальше, – спокойно сказал главарю Акела.

– Идёт, – моментально согласился тот. – Коновал, живо!

Лохматый мужик, проворно убрав самострел, стал возиться с раненым. Вместе с атаманом они усадили в седло бледного, покрытого испариной Малыша. Тот несколько раз огорошил их незатёртыми перлами русской словесности, но разбойники даже ухом не повели. Дисциплинка в банде, видно, поставлена как надо. Караван приготовился к движению.

Купец хмуро отвёл глаза, Смышлёна, втянув голову в плечи, испуганно таращила полные предательской влаги глаза. Коллеги-телохранители дружески кивнули – им такие расклады были не в диковинку. Друзья кивнули им в ответ, неподвижно сидя в сёдлах. Попали крепко, но чувства безнадёжности не было – тут не расправа, тут какие-то игры. И оба, в принципе, смутно догадывались – какие именно. Только, при чём тут эти «романтики с большой дороги»?

Однако, день поганых сюрпризов, оказывается, ещё не показал дно. Успокоились они рановато. Едва обоз тронулся, заполошенно порскнуло с веток и разоралось, поднимая панику на всю округу, надоедливое сорочье племя. Эти горластые соглядатаи даром орать не станут. Они по врождённой вредности характера вечно предупреждают лесную братву о крадущихся охотниках или хищнике.

Долго гадать не пришлось. Бесшумно выросшие из кустов чёрные коренастые фигуры взяли в кольцо и разбойников и караван. На середину поляны вышел, видимо, главарь этих существ – в шлеме с высоким гребнем типа эллинского, в кирасе и кривым ятаганом в узловатой, заросшей густым волосом чёрной лапе.

Морда землисто-тёмная, хотя по строению более напоминала всё-таки лицо, а не звериную морду. Но назвать это «лицом» язык упорно отказывался, только мордой, рылом или харей – уродливая и косоглазая, вся какая-то асимметричная. Судя по рассказам Мыся о всякой пришлой нечисти, выходило, что это как раз и есть чёрные орки.

Оглядев замерших людей, он гаркнул на ломаном русском: «Этим двоим. – он ткнул когтистым пальцем всё в тех же Акелу с Барсом. – бросить оружие и не сопротивляться, остальным бросить оружие, если хотите жить!»

– Не сопротивляться чему? – ехидно шепнул Барс, тихо опуская руку под плащ. Акела секундой раньше сжал пальцами клинок метательного ножа. Картинка вдруг смешалась, словно в отражение в воде бросили булыжник.

Атаман коротко, пронзительно свистнул, бросаясь ничком на дорогу. Те из татей, кто продолжал держать в руках насторожённые самострелы, разрядили их в ближайших орков. Телохранители закрыли собой купца с дочерью. Главарь орков рухнул навзничь с ножом Андрея в горле.

Спрыгнув с падающей лошади, Акела отбил удар секиры и длинным выпадом попытался достать горло нападающего. Ловок, шельма, ушёл прогибом… Краем глаза он засёк, как Барс сцепился на мечах с двумя орками, пока никто никого. А-а, твою мать! Проворный противник достал остриём клинка плечо. Тёплая струйка потекла под рубаху. Ерунда, чуть-чуть шкурку попортил. И тут орк повёл себя как-то странно. Вместо того, чтобы рубануть раненного от души по голове, он вдруг попытался схватить Акелу за горло и за руку. Вот, этого уж точно делать не стоило. Мечом вблизи не размахнуться, обойдёмся. Локоть левой руки с размаху ударил в висок, кость хрустнула. Нападающий мешком упал на траву.

Что-то блестящее прожужжало рядом, противник Жилы схватился за морду и упал, заливаясь кровью. Молодец, Мысь! Арбалетная стрела, ударив старого воина в переносицу, смела его сухое тело в кусты. Спина Жилы открылась и один из гоблинов, замахнувшись мечом, бросился на купца сзади.

На Сержа наседало сразу трое. Один упал сразу, не успев даже взмахнуть своей алебардой, двое других проворно отскочили. Почти сразу упал навзничь с чёрной стрелой в горле мешковатый Околел. Викинг достал-таки одного из своих противников, того, что не успел отскочить подальше. Прыгнув вбок, он крутанулся красивым и страшным пируэтом, снёся голову стрелку, убившему Околела. Один из орков стал заходить ему со спины.

Акела прыгнул вперёд, резко сократив дистанцию. От верхнего правого замаха с резким приседом пустил меч по дуге под его правое колено. Ага! Наглухо не срубил, но зацепил неплохо. Развернулся лицом к другому, одновременно доставая из сапога нож, мгновенно оценил диспозицию. Так, один из чёрных уродов, не выпуская из рук самострела, крепко держит визжащую и брыкающуюся Смышлёну. Ну, это не смертельно.

Барс рубится с рослым орком, Серж гоняет сразу двоих, третьего он только что опрокинул пинком в грудь. Вокруг кипела настоящая мясорубка – разбойники оказались весьма лихими ребятами и бились стойко, как триста спартанцев. Коренастый орк с огромным шрамом через всю морду занёс ятаган над головой Акелы. Щита у того не было – он так и не приобрёл пока привычку всюду таскать с собой эту «бандуру». Спасаясь от мощного засечного удара, он скользящим блоком отвёл ятаган левее себя. Резко выпрямляясь, от своей левой ноги подплужным «романским» [1] ударом глубоко разрубил орку грудь. В лицо плеснуло тёплым и вонючим.

Отпрыгнув назад, он быстро огляделся – купец стоит с ножом у горла, который приставил ему из-за спины его оппонент. Остро отточенный конец меча легко вошёл в волосатую шею того, что с ножом. В следующий миг Акела прыгнул к тому, что держал за локти дочь купца. Дурак, нашёл время девок щупать. Ещё минус один! Смышлёна визжала в истерике, как резаная.

И тут вдруг раздались родные до боли хлопки пистолетных выстрелов. Барс, воспользовавшись тем, что один его противник отскочил, крутанул один из пируэтов кэндо. Затем, выхватив ИЖ-71 [1], разрядил оставшиеся семь патронов в нападающих. На этом бой закончился. Оставшиеся в живых орки, словно по команде, вдруг прыгнули в кусты и рванули прочь, только топот раздался за деревьями.

– Стоять! – остановил нескольких рванувшихся татей атаман. – Сдурели, олухи? Они вас в лесу, как кур, передушат.

Чуть помятая Смышлёна рыдала на груди у раненного Жилы, лежащего на обочине дороги.

– Перевяжи отца! – рыкнул на неё Акела. – Рыдать потом будешь.

Над местом битвы уже кружила пара воронов в ожидании поживы, оглашая окрестности нетерпеливым криком. Скоро на этот призыв потянулись их собратья, их немалый жизненный опыт показывал, что после людских стычек всегда появляются трупы.

Таковые не всегда предают земле, а вороны, как истинные санитары природы, всегда готовы очистить её от гниющей и разлагающейся плоти. Вот и теперь чёрные птицы расселись на деревьях, ожидая, когда оставшиеся в живых двуногие покинут место побоища. Тот же опыт подсказывал им, что похорон после таких вот стычек не устраивают и покойники от них никуда не денутся. Молодых и нетерпеливых успокаивали и понуждали к терпению крепкие клювы старых и седых патриархов.

Кругом слышались стоны и ругань. Тогда уцелевшие, уже не делясь на «казаков» и «разбойников», осмотрели друг друга, друзья оказали помощь Акеле. Тот был ранен хотя и легко, но певец предупредил, что своё оружие орки (а это действительно оказались они) часто смазывают всякой гадостью. По знаку вожака упомянутый Коновал, разжевав какую-то найденную неподалёку сочную травку, наложил её на рану и крепко забинтовал. Андрей отыскал в кустах труп вожака орков и, выдернув нож, чистил его землёй. После пистолетной стрельбы многие недоумевающее поглядывали в его сторону, стараясь понять, что же это такое было? Но расспрашивать, конечно, не решились.

Малыш уже пришёл в себя и сидел, опираясь спиной на толстый ствол ясеня. Затягиваясь цигаркой, которую Акела сунул ему в рот, парень вслух сам с собой обсуждал способы казни для агрессоров. Впрочем, эти высказывания носили чисто риторический характер – живых орков на поляне не было. Неугомонный здоровяк тут же нашёл новую мишень для зубоскальства.

– Что, баян недоделанный, пошёл по шерсть, а вернулся стриженным?

– Тебя не спросил, деревенщина…, – равнодушно отпарировал атаман.

– Это точно, – в излюбленном своём стиле стал прибедняться здоровяк, – мы-то, святловодские, завсегда так. Токмо с вёски своёй припрёмся, назём [1] с лаптей отряхнём, и зараз давай всех сударей благородных палкой дубасить, особливо которы по лесам с гуслями да шестопёром шастают…

Разбойник, видимо, ценивший добрую шутку, весело оскалил белые крепкие зубы.

– Ловок брехать, шельма.

– Что-то личность мне твоя знакома, – Не унимался Малыш, готовя, по-видимому, очередную подначку.

– Так ты же в Светлограде бывал? – вопросом на вопрос ответил атаман.

Акела внимательно посмотрел на главаря разбойников.

– Так, орлы, потом воспоминаниями займёмся. Как зовут-то тебя?

– Лутоня.

– О, как! – не удержался Акела. – Барс, какая честь для нас, не какой-нибудь там пришей-пристебай, а сам Лутоня. Но я одного не понял – за каким лешим ты к нам прицепился? Богатства большого у нас с собой не было…

– Из-за вас самих, – спокойно ответил разбойник. – Из-за тебя и… – он дёрнул головой в сторону Андрея. – …из-за него. Мне позарез нужно было с вами поговорить без помех, а стали бы вы слушать какого-то бродягу. Вот и пришлось поставить вас перед таким выбором, даже мост нужда заставила сжечь. Я согласен заплатить вам и даже купцу за беспокойство. Одно условие – я с вами двоими должен поговорить.

– И с ним, – он указал глазами на Сержа. – Если он тоже из ваших.

– Из каких наших? – подал голос Барс.

– Из таких, которые вместе со своей весью из другого мира появились. Вас ведь должно четверо быть.

– Ну, твою дивизию, – всплеснул руками Акела. – Похоже, скоро белки на деревьях будут наше появление обсуждать!

Лутоня обернулся в сторону раненых.

– Скажи, купец, подходят тебе мои условия?

– Да так-то оно так…, – с сомнением промямлил Жила, теребя в задумчивости густую бороду.

– По-моему, он не врёт, – вмешался в разговор Серж.

– Мне тоже так кажется, – согласился Акела. – Значит, сделаем так. Кто-нибудь из твоих орлов пусть слётает за деньгами. Потом мы все вместе едем в Червлянск. Я имею в виду только тебя, товарищи твои могут идти на все четыре стороны. По дороге можешь с нами говорить, пока нам не надоешь. На окраине города мы расстаёмся, и каждый едет по своим делам. Я, со своей стороны, ручаюсь, что, если ты не обманешь, мы тебя честно отпустим и день и ночь будем про тебя молчать. Подходит тебе такой расклад?

– Я согласен.

Лутоня жестом подозвал молодого парня. Тот наклонился ухом к атаману. Выслушав тихие инструкции, он встал и вопросительно посмотрел на Акелу. Атаман повелительно мотнул головой – сматывайся, мол. Разбойник нырнул в кусты и пропал. Барс перевёл взгляд на Лутоню, встретился с ним глазами.

– Если задумал измену, ты умрёшь не быстро, но наверняка.

– Для меня самый выгодный расклад – тот, что ты предложил, – усмехнулся атаман. – Подожди час – убедишься сам.

Час прошёл не в скучном ожидании, а в трудах и заботах. Выкопали на всех павших одну могилу и схоронили. На свежий, ещё осыпающийся земляной холм закатили валун, помечая могилу. Может, когда и присядет возле него проходящий путник да помянет чарочкой. Или бросит за трапезой подле хлебных крошек на пропитание лесным птахам. Чай, ведь тоже людьми были, грешно так оставлять.

Орков оттащили с тропы, скинув в овраг как обычную падаль. Судя по крикам ворон, моментально устремившихся туда и поднявших невообразимый гвалт, без внимания они не остались. Говорить не тянуло, от курева уже щипало язык. По счастью, на мирное конское фырканье и ржание, из леса выбрела убежавшая было лошадь, навьюченная съестным. Перекусили, выпили за помин души убиенных. Предложили разбойникам. От еды они отказались, но бражки выпили с удовольствием. Акела, прикурив цигарку, предложил кисет атаману. Тот, свернув себе солидную «ногу», со вкусом затянулся. В это время в кустах послышались шаги.

На дорогу вышел отпущенный разбойник с тяжёлым мешком на плече. Он с видимым облегчением сбросил звякнувшую мошну на землю.

– Проверяй, купец, – спокойно сказал Лутоня.

Примерно полчаса ушло на пересчёт серебра, пока, наконец, Жила не кивнул утвердительно. К тому времени все кони, кроме одного, уже собрались возле людей. Пропавший конь принадлежал Околелу, так что сожалеть о нём, по большому счёту, было некому. Путешественники, усевшись в сёдла, продолжили путь, оставив за спиной безымянную братскую могилу да пирующее вороньё.

Вместо погибших Мыся и Околела рядом с безмятежным видом ехал знаменитый разбойник Лутоня. Разговор, которого столь дорогой ценой добивался этот, очень своеобразный тип, состоялся на первом привале.

– Ну, так что же за причина заставила тебя совершить столь дурацкий поступок? – спросил Акела знаменитого атамана. – И почему про тебя рассказывали, что ты очень умный и хитрый, а на нас ты полез, словно кабан в камыши?

– Всё очень просто, – отозвался, прихлёбывая чай, Лутоня. – У меня не было времени и народу было маловато, а ждать я не мог, хоть тресни. Мне нужно было перехватить вас до того, как вы встретитесь с Браном.

– Это с Великим Кнезом? – уточнил Барс. – Мы, вообще-то, не собирались с ним знакомиться.

– Зато он собирается познакомиться с вами как можно ближе. Не удивляйтесь, он уже знает о вас и о вашей веси. Той, которая появилась из грядущего времени, словно из-под земли. О вас, вообще, знает уже много народу. Гораздо больше, чем следовало бы.

– Так, – не выдержал Акела. – То, что про нас знает каждая собака, мы уже наслышаны. Вопрос – откуда? Второй вопрос: зачем мы вообще кому-то нужны? Великие Кнезы и знаменитые разбойники не устраивают такую бойню из простого любопытства. Я не прав?

– Ты прав, – спокойно кивнул Лутоня. – Оно и правда, надо вам всё рассказать по-порядку, а уж тогда решите сами – кому помогать.

– Валяй, – согласился Барс. – Мы сидим и внимательно слушаем тебя.

– Ну, слушайте, – без улыбки согласился атаман. – Историю Великого Кнеза Брана и его старшего брата вы уже слышали или ещё нет?

– Слышали, – кивнул Акела.

– Так, вот – кнезич Волод не покушался на своего отца, он его очень любил.

– Ну, это проверить уже нельзя, – поморщился Барс. – Хотя, история, и в самом деле, мне лично показалась тёмной. Волод уже ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не может.

– Может, – невозмутимо парировал разбойник. – Кнезич Волод – это я. Правда, мне нечем эти слова подтвердить. Нет у меня ни рун на лбу, ни приметных родимых пятен на теле. Даже и не знаю – чем доказывать.

– А оно тебе надо? – пожал плечами Акела. – Какая тебе, по большому счёту, разница, верим мы в это или нет. Наверное, важнее, чтобы верил ты сам и твои разбойники, пожалуй.

– Как раз разбойники-то и не знают, кто я такой на самом деле. Они знают только, что я не Лутоня. Да и то после встречи с вами осталось только трое, которые знали прежнего Лутоню. Знаю только я и еще двое при дворе Великого Кнеза.

Акела задумался. Надо же, как тут всё круто заворачивается. Поневоле поверишь в высшую целесообразность. В том смысле, что не были востребованы в своём мире именно потому, что их предназначение – вершить судьбы в этом. Он усмехнулся про себя – каждому кажется, что он создан для великих дел. А, меж тем, веря в своё высокое предназначение, исправно ходит каждый день на скучную службу. И исправно высиживает там свои восемь часов, решая кроссворды, дымя в коридорах.

А за чаем (кофе, водкой, текилой, матэ – нужное подчеркнуть) в кругу себе подобных до хрипоты решает судьбы миров. А потом, придя домой, опускает шею, как тот ослик, выслушивая всё, что о нём думает жена, которая всегда права. И жалок жребий твой. Впрочем, мы отвлеклись. О чём там они?