Тайна пролива «Врата скорби». Том первый

И тут профессора, что называется, торкнуло – вот он, первый кирпичик в систему. Похоже, каждый участок был равным другим – примерно пять метров на пять, в том числе и тот, который приютил на себе то, что осталось от его квартиры. И ни один из них – по крайней мере те, что видел Романов – не наползал на соседний.

Он даже попытался измерить шагами тот участок, к которому они пришли и… нарвался на ироничный взгляд Кудрявцева, который явно понимал, чем это тут пытается заниматься профессор. Тот только теперь осознал, что вся компания, включая ее шестого члена – огромную собаку, не отстающую от подполковника больше чем на шаг, следует за ним.

Профессор в это время измерял третью сторону, когда чей-то счастливый возглас: «Ого!», – вернул его к действительности.

Середину соседнего участка украшала стеклянная витрина-холодильник – одна из тех, что заполняют любой российский рынок; она была целой. Целой и полной – колбас, окороков, еще чего-то вкусного (по крайней мере на вид). Следующий за ней – не холодильник, а обычный фанерный прилавок и полки, были когда-то уставлены лоточками с орешками, сухофруктами и, кажется, приправами. Кажется, потому что от этого прилавка и от этих полок осталось не больше метра, который естественным образом завалился набок, на соседний участок. Точнее на глухую стену какого-то кирпичного здания.

Алексей Александрович чуть было не бросился вслед за другими, чтобы поднять ладонями с бетонного пола продукты, такие драгоценные здесь. Этот порыв был не профессорским; за Ильиным и Исаковой кинулся спасать добро новый человек. И этот человек осознавал, что больше он, возможно, никогда в жизни не попробует ни чернослива с урюком, ни фисташек и орешков кешью, ни плова, сдобренного зирой.

– Стоп! – отрезвляюще прозвучала команда Кудрявцева, – этим займутся другие. А наша задача – вот это. Смотри, Алексей Александрович…

Подполковник пригласил профессора в помещение, которое, как понял последний, когда-то было ванной комнатой геолога. Ванная до сих пор была почти полной воды; понять, насколько грязной она была после четырех месяцев полевых работ, мешала густая шапка пены – Малышев плеснул моющее средство от души. Романов, конечно, предполагал, что геологи как-то там приспосабливаются по части гигиены, но все ж таки было видно, что именно «как-то».

Игорь Малышев сунулся было рукой к ванной, чтобы спустить грязную воду, но тут же был остановлен стальной рукой подполковника: «Не сметь!».

Он приглашающе махнул рукой остальным и совсем скоро все теснились в соседнем помещении, оказавшемся вполне целой ванной комнатой бывшего бухгалтера Надежды Николаевны. Ванна тоже была наполнена больше чем на половину водой подозрительного розоватого оттенка, а рядом с ней на кафельном полу лежала сложенная опасная бритва. Профессор не успел глазом моргнуть, как последняя исчезла где-то в воинском одеянии Кудрявцева.

– Это мы реквизируем, – пробормотал подполковник и повернулся к Надежде, – я так понимаю, что ты сидела здесь, – его палец остановился над розовой гладью, прямо посреди ванной.

– Да, – кивнула Исакова.

– Берем сюда два с половиной метра, – Кудрявцев ткнул пальцем в стену, смежную с соседней ванной.

Романов очень зримо представил идеально ровный срез бетонных стен соседней комнаты.

– Туда, – палец повернулся в противоположную сторону, – хватило как раз, чтобы комната осталась целой, – там, – он показал на потолок, до которого едва не доставал рукой, – понятно. А там?!

Романов тупо уставился на его руку, указывающую теперь вниз, на кафельную плитку серого цвета. Но первым отреагировал Ильин. Наверное, строительный опыт подсказал:

– А там тоже чья-то ванная. Была. Или то, что от нее осталось…

– Точно! – кивнул Кудрявцев, – метра два стен и песчаный пол.

– А откуда вы знаете, что там песок? – удивился Ильин.

– Знаю, – загадочно улыбнулся подполковник и… нажал на кнопку слива унитаза.

Вода с шумом пролилась этажом ниже.

– Это будет женский туалет, а там…

– Мужской, – опередил его профессор, – так ведь вонять будет.

– Ну, пованивать, конечно, будет. Так ведь в деревнях в каждом дворе такие скворечники стоят – и ничего, люди живут. А тут такие условия… Тебя бы профессор на.., – подполковник вспомнил что-то настолько неприятное, что скорчил жуткую физиономию.

Такую, что Романов поспешно отодвинулся от него, но все-таки спросил:

– А вода? – только теперь он понял, зачем Малышеву запретили сливать свою ванную.

– Вода – это задача других бойцов. Этого на первое время хватит, – подполковник повернулся к Ильину, – ты свою задачу понял?

– Понял, командир – вентиляцию загерметизировать; вытяжные трубы с нижнего этажа поднять насколько возможно высоко; мужской туалет оборудовать стенкой в виде ширмы или… что получится.

– Молодец, – похвалил Кудрявцев, – не зря свой хлеб кушаешь, – и он хитро подмигнул строителю, кивая головой в сторону прилавка с мясными деликатесами.

– А где я трубы возьму, цемент, герметик и все остальное?..

– Ну.., – разочарованно протянул подполковник, выходя из ванной, вернее женского туалета, – а говоришь бизнесмен. Что, забыл, как в советское время из подручных средств? – и он сделал широкий взмах рукой в сторону развалин, – а тут этого богатства… Инструмент и стройматериалы своей властью разрешаю реквизировать.

– Понятно.

– Ну раз понятно, оставляю в помощь Игоря. Остальные за мной, – уже на ходу добавил он, – и поспешите, люди ждать не будут.

Назад возвращались вчетвером, включая собаку. Возвращались быстро и вовремя – практически над громадной тушей неизвестного пока животного разворачивалась битва «гигантов». Прижав к груди черный ноутбук, от доцента Игнатова отбивался левой рукой худощавый паренек, который в силу субтильности казался много моложе остальных мужчин.

– Прекратить! – громыхнуло над ухом профессора так, что он невольно присел, а пес рядом угрожающе заворчал.

Прекратили, в смысле замерли все, кроме доцента, к которому собственно эта команда и была обращена. Тот в сильнейшем возбуждении, даже подпрыгивая, вцепился в рукав командира, тыча другой рукой в сторону паренька; скорее в сторону его ноутбука.

– Это что? – каким-то непонятным для профессора образом черная электронная игрушка оказалась у подполковника, который и выставил ее на общее обозрение.

Теперь и незнакомый пока парень вцепился в тот же рукав, который раньше оккупировал Игнатов. Недолго. Кудрявцев сделал опять что-то непонятное – и вот уже оба недавних соперника стоят перед ним, явно опасаясь снова протягивать руки.

– Представиться! – прозвучала команда и парень пробормотал:

– Ежиков я, Сергей Петрович, учитель географии, из Воронежа.

– Из-за чего потасовка, Петровичи? – чуть улыбнулся подполковник.

– Это мой ноутбук, мой, – тоном обиженного школьника вскрикнул учитель.

– Да там у него, офицер, там у него.., – перебивая соперника, сунулся вперед доцент.

Сунулся и замер, едва только Кудрявцев поднял руку. А тот махнул ею в сторону Ежикова:

– Рассказывай, Сергей Петрович.

– Понимаете, – чуть смущенно начал тот, – это я днем в школе учитель, а по вечерам…

Толпа сунулась вперед в ожидании какой-то ужасной тайны и учитель, наконец, решился:

– Я вечером я пишу книжки…

– Молодец, и много платят?

– Не знаю, – стушевался Ежиков, – я пока не издавался…

– Ну и…

– А чтобы сейчас книгу интересную написать, так много надо знать: и ТТХ оружия – и нашего, и вражеского, и про зверей всяких диких и…

– Подожди, а ты разве не про любовь пишешь? – с какой радости подполковник сделал такой вывод, профессор не понял, но отметил, что женская часть окружения явно потеряла интерес к писателю.

– Так вот, – продолжил Ежиков, тыча пальчиком в такой недостижимый сейчас для него гаджет, – там куча информации, там Википедия!

– Так интернета ведь нет, – искренне удивился профессор.

Сергей Петрович посмотрел на него снисходительно:

– А она у меня в памяти записана.

– Да ну, – махнул рукой Романов, – там такой объем.

– Ну, не вся, конечно, – признал Ежиков, – только русская версия. А жесткий диск у меня на два террабайта – там еще ого-го сколько места осталось!

– Тогда да, – признал поражение профессор, – такое возможно.

– Вот я и говорю, – торопливо влез в разговор доцент, пнув ногой лежащую рядом громадину, – сейчас откроем и узнаем кто это.

Кудрявцев перевел взгляд на писателя.

– Так там зарядки – процентов десять, а где здесь зарядить? – он обвел взглядом развалины.

– Значит так, – распорядился командир, – проблему с зарядкой решим; сейчас включать не будем. Это ведь свинья? – спросил он у доцента.

– Ну.., – протянул тот, – какой-то предок свиньи, или тупиковая ветвь. Несомненно, есть различия в строении внутренних органах…

– Вот сейчас и узнаешь! Есть ее можно?

– Ну.., – опять протянул Игнатов, – можно, наверное, только варить часа четыре, не меньше… Мало ли что.

– Доцент Игнатов!

Сергей Петрович невольно вытянулся в струнку.

– Поручаю вам важную задачу – обеспечить питанием товарищей, – подполковник показал на толпу и, не обращая внимания на слабую попытку возражения того, добавил, – а помогут вам… Никитин!

– Я!

– Отрабатываешь наряд; есть еще желающие… умеющие помочь?

– А, пожалуй, я возьмусь, – вперед вышла женщина, совсем недавно получившая тычок локтем от соседки.

Что интересно, в руке она держала длинный нож, словно готова была к такому повороту событий, – Ильина я, Ирина Павловна, в сельпе (она так и сказала – в «сельпе») работаю, продавщицей. Я этих поросят перевидала больше, чем мужиков.

Последнее прозвучало настолько двусмысленно, что профессор, сам того не желая, спросил:

– А Валерий Николаевич, случаем, не мужем вам приходится?

– Ага, бывший. А нынешняя – вон, с дитем сюда приперлась.

Подполковник тем временем опять заговорил с Ежиковым:

– Это ты молодец, Сергей Петрович! От лица командования объявляю тебе благодарность. Я бы конечно расцеловал тебя, но, – Румянцев весело захохотал, глядя, как Ежиков испуганно отскочил.

– Хотя… Екатерина Павловна, подойди-ка к нам, – миловидная девушка в какой-то нелепой старушечьей ночнушке шагнула к ним, – ты у нас девушка опытная…

– Мальчишка, – погрозила командиру девушка, и тот на удивление совсем не стал возражать такому обращению, – хотя, конечно. Вот помню я, как раз Иосиф Виссарионович помер…

Она вдруг ловко подскочила к Ежикову и, заключив его в объятия, впилась в его губы своими.

А профессор, косясь на замершего в крепких девичьих руках писателя, поспешил за Кудрявцевым. Последний, явно пользуясь моментом, уносил куда-то ноутбук, про который Сергей Петрович на какое-то время забыл. Он вообще наверное забыл сейчас обо всем, не замечая даже громких аплодисментов, которыми зрители наградили Екатерину Павловну.

– Это что, такой отвлекательный маневр был?

– Ни в коем разе, – с чересчур честным выражением лица ответил Кудрявцев, – просто награда нашла своего героя. Не завидно, профессор? А хороша старушка, правда? Моя соседка, между прочим, тридцать пятого года рождения, два года с постели не вставала.

– Да, – согласился Романов, – старушка хороша, а куда мы идем?

– Прятать сей драгоценный предмет, – подполковник погладил гладкую крышку ноутбука, – и кое-что еще, и кое-что другое.

Тут он ловко обогнул огромную кровать, на которой по-прежнему лежала, наблюдая за происходящим, спасенная ими из-под завала девушка, и широким гостеприимным жестом пригласил профессора:

– Прошу вас, Алексей Александрович, в мои пять на пять на пять. Точнее в наши с Екатериной Павловной. Ее кровать там, – он кивнул на дальнюю целую стену и зашел в комнату через широкий проем.

Романов последовал за ним, опасливо покосившись на пса-громадину, который угрюмо наблюдал, словно говоря: «Только попробуй тронуть что-нибудь из хозяйских вещей!». Пес разинул широко пасть, демонстрируя великолепный набор клыков – конечно, не сравнимых с теми, у махайрода, но тоже вполне себе ничего. В смысле ничего хорошего, если такие вдруг вонзятся в организм в любом его месте.

– А как зовут твою собаку? – спросил он, подходя к подполковнику.

– Какую? Этого малыша? – «малыш» как раз с клацаньем захлопнул пасть, – так я его сегодня в первый раз увидел.

– Да вы что, – от изумления перешел снова на вы профессор, – а ходит за вами как привязанный.

Но полковник не слушал его – он словно провал на вкус какое-то слово:

– А что, Малыш… Неплохо, – он вдруг подскочил к псу, скромно сидевшему перед входом в комнату.

Кудрявцев тоже присел – так, что оказался лицом прямо против немигающих глаз волкодава. Затем захватил бесстрашно руками густую шерсть на щеках собаки и громко прошептал:

– Хочешь быть Малышом? Будешь Малышом. Малыш, Малыш, – его правая рука теперь гладила широкий лоб, трепала ухо, и Романов совсем не удивился, когда пес, не закрывая глаз, вдруг кивнул.

– Вот и хорошо, – обрадовался подполковник и, отпустив пса, опять направился в комнату.

Профессор огляделся: без вынесенных раньше стола и кресла комната выглядела совсем пустой. Только старенький двухстворчатый шкаф сиротливо стоял в левом углу. Его Кудрявцев и открыл, представив взгляду Романова нечто удивительное: внутри первого скромного собрата скрывался второй, сейфовый, кивнув на который с гордостью, Александр Николаевич сказал

– Унесут только вместе со стенкой, – затем он пошарил рукой в пространстве между стенками – металлической и деревянной (или дээспэшной – за шпоном светлого дерева было непонятно) и две створки железного шкафа чуть раздались.

Подполковник открыл правую и ноутбук занял свое место на верхней полке. Нижние были заняты какими-то документами в пластиковых папках, воинским снаряжением, от которого, как показалось Романову, резко запахло кожей и чем-то еще железным, опасным.

Кудрявцев вынул что-то опутанное ремешками, попытался примерить его к своему наряду и досадливо поморщился. Тут же была распахнута вторая дверца, сдернута висевшая впереди камуфляжная форма, явно ношенная, но чистая и выглаженная – и вот уже подполковник переодевается за спиной профессора, шурша одеждой.

Но тот не слышал ничего, потрясенно разглядывая мундир, висевший за камуфляжной формой. Это был парадный мундир подполковника, весь в орденах и медалях. На правой стороне ткань еще проглядывала сквозь награды; левая была увешана сплошь, так, что мундир явственно перевешивало на эту сторону. А на самом верху этого иконостаса скромно сверкнула Звезда Героя – еще та, без триколора на верхней планке.

Романов чуть дотронулся до нее и прошептал: «Настоящая…»

– Вообще-то за такие вопросы серьезные пацаны морду бьют, но на первый раз прощаю, – парадный мундир тут же был завешен другим, только что снятым, еще теплым.

А Кудрявцев принялся шустро распределять на себе невероятное количество колющего и режущего оружия. Последним свое место в кобуре заняли пистолет и три

– Эти.., – профессор вдруг победно вспомнил, – запасные обоймы.

Только эта кобура да страшный нож с темным матовым лезвием в ножнах были теперь видны; все остальное как-то уместилось под камуфляжем, причем разместилось так, что когда подполковник попрыгал мягко, но достаточно высоко, Алексей Александрович не услышал ничего – даже стука подошв берцев о линолеум.

– Вот как-то так, – усмехнулся Александр, а профессор, наверное в первый раз, обратился к нему по Уставу:

– Товарищ подполковник. Ну ладно я, Игнатов, остальные. А вас-то за что сюда?

Кудрявцев неопределенно пожал плечами и постучал по стальной дверце:

– Может, за это?

Когда командир в обновленном виде и профессор вернулись к точке сбора, толпа явно собралась расходиться. Не всем, видно, понравилось смотреть, как доцент Игнатов азартно кромсает свинью, несмотря на все попытки Ирины Ильиной успокоить его. Впрочем, дела тут благодаря успешным действиям тракториста Никитина продвигались, и Кудрявцев, улыбнувшись ему, спросил вдруг у профессора:

– Так что вы там говорили про диван и кресла?

Романов не помнил, что вообще говорил с кем-то на эту тему, но кивнул, подтверждая – да, места у нас хватает.

– Вот и хорошо, веди, – и уже громче, – товарищи! Меняем место дислокации, – и пошел вместе с профессором вперед, уверенный, что люди последуют за ним.

Действительно, бывшая зала Алексея Александровича вместе с участком пустыря, на котором все также сиротливо громоздились три трубы, вполне способна была разместить три десятка человек, к которым уже присоединились Егорова с попом, очевидно успевшими привести кухню в порядок. Причем последний поглядывал на Зинаиду Сергеевну с изрядной опаской и… уважением.

Пока люди тянулись к дивану, на котором место нашлось прежде всего детям и их родителям, а может и бабушкам – одну из двух молодых женщин, оккупировавших его мебель, профессор пока не знал – он сам стоял, озираясь, не решаясь присесть в свое кресло.

Кудрявцев тем временем скрылся за дверью сруба и через какое-то время показался в окошке чердачного помещения. Минуты две он обозревал окрестности, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, поднявшегося уже достаточно высоко на небосклоне. Затем он удовлетворенно чему-то кивнул, захлопнул окно и совсем скоро опять распахнул дверь и вышел, уже с двумя деревянными лавками, которые он и водрузил рядом с диваном.

Остальные парни тем временем тоже не стояли без дела. Под командой живчика в брезентовой робе, которую он очень скоро скинул, оставшись в таких же брезентовых штанах, клетчатой байковой рубашке и резиновых высоких сапогах, четверо из них споро раскатили трубы, крайняя из которых, короткая, откатившись, уперлась в очередные, идеально обрезанные по вертикали железобетонные стены. Теперь на них, пусть не совсем удобно, разместилось большинство мужчин и часть девушек. Остальные столпились ближе к креслу, пока пустому. Скорее всего они ожидали, что в него опустится командир, но тот кивнул головой Котовой – устраивайся поудобней. Последняя, как оказалось, успела подобрать на месте разгрома, учиненного махайродом и листки, заполненные каллиграфическим почерком, и оказавшуюся каким-то чудом невредимой пачку писчей бумаги, и даже несколько авторучек, готовых к работе.

Подполковник повернулся к основной аудитории, встав прямо перед передней трубой. Романова он поманил за собой.

– Это профессор Романов, – громко начал он, – Алексей Александрович любезно согласился собрать и систематизировать всю информацию, которая поможет нам понять, как и почему мы попали сюда, Поэтому прошу всех предельно честно и внимательно отвечать на его вопросы.

Романов, не теряя времени, вытянул из папки примерно третью часть листов, зацепил с собственного столика пару ручек, едва не перевернув бокал с так и недопитым Игнатовым коньяком – он был готов к работе. А Кудрявцев продолжал:

– Через десять-пятнадцать минут будут оборудованы женский и мужской туалеты. Надежда Николаевна, – палец правой руки поманил Исакову, чья ванная только что была реквизирована для общественных нужд, – покажет и объяснит, как пользоваться объектом. Ее слово там – закон. Помощник тебе… Ершов!

– Я! – видать, близкое знакомство с кулаком Дубова, следы которого все дальше расползались от подбитого глаза, здорово дисциплинировало.

– Ты ведь у нас художник?

– Так точно!

– Замечательно, – обрадовался Кудрявцев, – берешь два листа, фломастеры (маленькая коробочка последних заслугами Котовой тоже оказалась на столике) и художественно оформляешь два плаката: «М» и «Ж». Затем поступаешь в распоряжение Надежды Николаевны. Понятно?

– Понятно.

– Выполнять! – он опять повернулся к Исаковой, – а вы голубушка, проследите, чтобы вода не кончалась. Пусть парень побегает, потаскает воду. Там, – он взмахнул направо и профессор понял, что так внимательно высматривал подполковник в чердачное окошко, – метрах в тридцати, в низинке, ручей. Только одного без охраны не пускать. Ну, насчет охраны мы что-нибудь придумаем. Так что сейчас ищете пару ведер и…

– А зачем ведра? – к ним подошел тот самый живчик в брезентовой робе, – у меня в машине… в половинке, что от пожарки осталось, и топоры, и ломики, и рукавов метров триста. А главное – ранцевые огнетушители. Удобные – двадцать литров заливаешь и идешь. И руки свободные. Только спина мокрая…

– Ну, спина это не страшно, – подполковник поглядел вверх, где все сильнее припекало солнце, – пожарник?

– Так точно – Володин Игорь Сергеевич – старший пожарного расчета, как раз выехали на тушение пожара…

– Почему не по форме одет?

– Это, – Володин потрепал за рукав собственную рубаху, – так ведь мы не эмчеэсники, у нас своя пожарная часть, от районной администрации. Как в десятом году леса горели, так шустренько и построили.

– Шустренько, говоришь? Хорошо, сейчас шустренько берешь его, – Кудрявцев показал на художника, который, сидя на диване рядом с детьми, вырисовывал что-то на листке бумаги, высунув от усердия кончик языка, – вооружаетесь ранцами, топорами и – вперед и с песней. Шучу – песен не надо, осторожнее там, понятно?

– Понятно, но…

– Никаких но! Пост ответственный, но не постоянный, – и уже громче для всех, – Дежурство по санузлу будет определено позднее.

– Раскомандовался, блин… Люди вон босиком ходят, а он наряды только успевает менять, – эти слова парень, тот самый, с чемоданом, процедил сквозь зубы зло, но так тихо, что никто, кроме профессора, стоявшего рядом, скорее всего их не расслышал.

Но нет – вон и командир чуть заметно дернул щекой, но никак реагировать не стал. Он опять обратился к толпе – заметно поредевшей, растекавшейся по местам тонкими ручейками приставленных к работе людей:

– Нужен человек с опытом руководящей работы. Желательно знакомый со складскими работами, особенно с хранением продуктов.

– Может, я подойду? – парню в фетровой шляпе и с удочкой в руках подполковник кивнул как знакомому, видно сталкивались уже, – Рубцов Николай Петрович, город Свердловск, директор управляющей компании… бывший.

– Проворовался?

– Ну что вы! – непритворно оскорбился Рубцов, – разорился, точнее разорили.

– М-да.., – Кудрявцев явно засомневался, но никто больше не вызвался, и он кивнул, – хорошо. Николай Петрович, назначаешься комендантом лагеря. Временным комендантом. С испытательным сроком… Орлова!

– Ой, кажется это меня, – с трубы в первом ряду соскочила миниатюрная девушка в зеленом, явно каком-то служебном халатике.

– Раиса.., – до отчества дело не дошло, – это ты торговала колбасой?

– Я.

– Ты, Николай Петрович и… – ты, – указал на парня с чемоданом, – ну и Егорова. За мной.

Профессор и Малыш последовали за командиром по умолчанию. Парень, что-то бормоча под нос, отказаться тоже не посмел. Совсем скоро компания была у прилавка со снедью; первым, как всегда командир, успевший ухватить за ухо (другое, пока еще не красное) все того же шкодника-попа. Последний не успел спрятать улику – батон вареной колбасы, кусок которой отчаянно пытался проглотить.

Кусок, очевидно, был непомерной величины и священник, размазывая по лицу выступившие слезы и стремительно наливаясь в лице кровью, лишь дернулся, когда крепкая ладонь с размаха шлепнула его по спине; кусок выскочил прямо под ноги Раисы. Та вдруг заразительно засмеялась.

– Ты чего, – удивленно повернулся к ней Кудрявцев, выпуская уже покрасневшее ухо.

– Ничего, – махнула та рукой, – представила морду козла этого, Багира – хозяина товара. Я ведь за процент от реализации работала. Раньше еще ничего, а как кризис начался… вон – кто будет окорок по восемьсот рублей за кило покупать? А этот козел по рынку только ходит, руки за спину, важный такой. Да еще к девкам пристает. Я-то уже давно на рынке, за тридцать мне уже, я и по морде отвесить могу, а девки молодые, а, – опять махнула она.

– Бить не буду, – успокоил попа Кудрявцев, – помогай, – к остальным он повернулся с командой, – все продукты длительного хранения к ней, на кухню. Егорова, за сохранность отвечаешь головой. Остальное – к месту сбора. Рубцов!

– Слушаю.

– Организовать там столы, собрать стулья, лавки. Обед должен пройти в теплой, дружественной обстановке. Куда? – тормознул он коменданта, – пусть они носят, а у нас тут еще дело есть.

Кудрявцев указал пальцем на кирпичную стену, рядом с которой рассыпались орешки и пряности.

– Я так понимаю – это та самая «сельпа».

Здание с низкой крышей без передней стены действительно оказалось сельским магазином. Магазин привел командира в полный восторг. Не так основной его торговый зал, с двумя прилавками – одним с чем-то мясным, рыбным и сырным; вторым заполненным кондитерским деликатесами. Гораздо больше порадовал его склад – точнее его узкая полоса за стеной торгового зала, что вписалась в пресловутые пять метров.

Вдоль стены выстроился в ряд как видно давно неистребованный товар – профессору показалось, даже местами затканный паутиной: 1). Три алюминиевые фляги, открыв одну из которых подполковник, принюхавшись к густой массе темно-коричневого цвета, пробормотал: «Масло подсолнечное, нерафинированное»; 2). Несколько деревянных ящиков со слипшейся массой светло-бурого цвета (хозяйственное мыло – жуткий дефицит) и, наконец, в дальнем углу 3). Сложенные штабелем мешки белого (точнее давно уже грязно-серого) цвета, на верхних из которых еще можно было прочитать: «Соль каменная».

– Действительно каменная, – постучал по одному из них Кудрявцев и счастливо улыбнулся.

А профессор только сейчас понял, какую ношу добровольно возложил на себя командир. Ведь сам он за переживаниями и потугами объяснить происходящее пока ни разу не подумал, что будут делать эти люди и он сам завтра, послезавтра; через неделю, месяц, год…

– Так, – озадачил Рубцова командир, – это тоже на склад; одну – нет, две фляги освободить. Не вылить – расфасовать в посуду помельче. Помыть и передать Ильиной для варки мяса; и чтобы ни один килограмм не пропал.

– Так ведь тут этих зверей – стадами бродят, – Николай Петрович обвел широким жестом близкую кромку леса.

– Чем охотиться будешь? Этим? – под нос Рубцова ткнулся ствол пистолета, – тридцать шесть.., нет! Тридцать пять патронов. Может, ты знаешь, как их изготовить? Нет? Или топорами махать будем. Первым пойдешь.

Он разочарованно махнул рукой и пошел опять к прилавку с копченостями, рядом с которыми – метрах в трех – сидели в ожидании чего-то (своей доли, чего же еще?) овчарки. Кудрявцев быстро подошел к ним и успел схватить поводки. На попытавшуюся огрызнуться одну из четвероногих подруг грозно рыкнул алабай и знакомство, наконец, состоялось.

– Ты будешь Белкой, – показал подполковник на левую, отличавшуюся более светлым окрасом суку, – а ты…

– Стрелкой, – подсказал профессор и был прав.

Кудрявцев кивнул и, вдруг насторожившись, повернулся к лесу. Тут же грозно зарычал Малыш, и подполковник сунул уже распутанные поводки в руку Романову.

Из леса выскочила девушка в грязном, местами порванном черном брючном костюме, с измазанным глиной лицом и широко распахнутым от недостатка воздуха ртом. Она не добежала до них совсем немного из двадцати с небольшим метров, отделявших лагерь от леса, и рухнула бы на землю с выдавленным через силу возгласом: «Помогите…», – если бы Кудрявцев не успел подхватить ее.

В это мгновенье из чащи вывалился еще один субъект – в камуфляже, черной бандане, с молодым небритым лицом восточного типа, с автоматом в руках, который он вскинул, готовый очевидно расстрелять всех перед собой. Он тут же отпустил его, вскидывая ладони к горлу. Оцепеневший от ужаса профессор с удивительной четкостью увидел, как сквозь пальцы незнакомца потекла кровь, а Кудрявцев, оказавшийся рядом с падающим на траву телом, подхватил уже лежавший там автомат и исчез в лесу.