Глубинная ловушка

Глава четвертая

Москва

– Анна Аркадьевна, вы обратили внимание на пассажиров соседнего самолета? – интересуется Саша. В голосе звучат нотки восхищения.

– Да, обратила. Крупные личности.

– Интересно, куда они собираются лететь?

– А тебе какая разница?

– Ну, так… для общего развития. Хотелось бы знать, где обитают такие накачанные ребятки.

– Где-где… Там же, где их хозяева.

– В каком смысле? Какие хозяева?

– Обычные. Олигархи, миллиардеры, мультимиллионеры и прочая отрыжка капитализма. Скорее всего, эти монстры – их охранники. Кстати, вы говорили о машине, – оборачивается Анна к сопровождающему мужчине в штатском. – Где она?

– Нас встретят у выхода с летного поля.

– И куда мы поедем?

– Известно куда. На Лубянскую площадь.

– Замечательно. Там еще не бывала. А моего коллегу до Института теплотехники по пути не подбросим?

– Где он находится?

– Я думала, вы знаете все. Саша, как лучше доехать до твоего института?

– По Ленинградскому шоссе до МКАД, потом по Дмитровскому до Отрадного.

– Подбросим, – соглашается фээсбэшник.

Каблучки модельных туфель часто стучат по асфальту. Анна не переносит информационного тумана, неопределенности и прочих непоняток, поэтому спешит прояснить ситуацию с приглашением (или вызовом?) в один из департаментов Федеральной службы безопасности. Собственно, тучи над Анной сгустились еще в Воткинске. Уже там, в процессе подготовки баллистической ракеты к двенадцатому испытательному пуску, сотрудники ФСБ проявили к ее персоне повышенный интерес: то настойчиво приглашали в Управление по Удмуртской Республике, то приезжали сами и подолгу беседовали с ней при закрытых дверях. Мало кому из окружения Анны было известно об этих контактах; а те, кому она доверяла, деликатно обходили неприятную тему. Ничего этого Симонов, конечно, не знал. А в Северодвинске, при сходе по трапу с борта эсминца «Ушаков», он нос к носу столкнулся с двумя подозрительными типами в штатском, что привело его в полное замешательство.

– Простите, вы – Воронец Анна Аркадьевна? – отодвинув его в сторону, приглушенно спросил один из них.

– Да, – устало вздохнула молодая женщина. – Чем обязана?

– Вы не могли бы уделить нам несколько минут? – показал один из них удостоверение.

– Опять вы. Пожалуйста…

Результатом недолгой беседы стали быстрые сборы в гостиничном номере и скорый выезд на военный аэродром, где дожидался специальный самолет, присланный за ней из столицы. Сугубо гражданский молодой человек ничего не понимал в происходящем: нервничал, сочувствовал, сопереживал. Потом напросился доехать до аэродрома с Анной и на всякий случай захватил свои вещи. Вдруг возьмут? Ему ведь тоже в Москву.

Взяли. После того, как Анна Воронец лично обратилась к сопровождавшим ее мужчинам…

На Ленинградском шоссе, немного не доехав до МКАД, застряли в длинной пробке: несколько экипажей ГАИ перекрыли движение и стали тупо ждать проезда какого-то начальства.

Анна не то чтобы нервничала, просто она не любила и не выносила неопределенности. Не нравится ей и эта задержка посередине пути. Скорее бы встретиться с пригласившим ее загадочным человеком и разрешить все недоразумения.

Беспрестанно поглядывая на часы, она достает из сумки справочник и, открыв на заложенной страничке, пытается читать…

От чтения отвлекает кортеж, пронесшийся в попутном направлении с включенной сиреной и синими маячками.

– Забавный прогресс, – шумно захлопывает она технический фолиант. – Раньше придворные шуты бегали с бубенчиками, а теперь ездят с мигалками.

– Думаю, это не все, – тоскливо смотрит на забитую машинами дорогу провожатый фээсбэшник. Кого-то ждут по встречке…

Встречного упыря пришлось ждать гораздо дольше. Анна выбрасывала в открытое окно второй окурок, когда в нескольких метрах с важной неторопливостью прокатил одинокий черный автомобиль представительского класса с неизменным атрибутом власти – синим маячком на крыше. Подобным пренебрежением к тысячам ожидавших людей возмутился даже Симонов:

– Какая все-таки наглость!

Молодая женщина с грустью глядит вслед удалявшейся машине:

– А ты знаешь, кто это?

– Понятия не имею, – обиженно бурчит он.

– Наслаждайся публичным зрелищем – это новый вид «галерных рабов» из тех, что сидят сверху и гребут к себе. Представитель очередной волны великой русской эмиграции.

– Про рабов понятно – наслышан. Им так тяжело работать, что добровольно из власти – только вперед ногами. А какое они имеют отношение к эмиграции?

– Самое прямое: им до поры на все наплевать. Они живут в своем милом обустроенном и уютном мирке; прикидываются, что работают, а на самом деле воруют, обманывают, жируют… А когда доведенный до ручки народ возьмется за дубины и вилы – дружною толпою побегут до городу Парижу. Там наворованное благополучно пропьют и примутся тосковать по навеки утраченной великой Родине: сочинять стишки о белых березках и петь романсы про необъятную русскую ширь, – устало вздыхает Воронец. – Господи, не было б среди нас этой мрази – не случалось бы и потрясений вроде Октябрьского переворота…

Слушая сии вольные речи, Симонов испуганно косит глаз на фээсбэшника. Но тот, криво усмехнувшись, молчит. Видать, и многих из них достала вседозволенность и безнаказанность власть имущих.

Многорядный поток постепенно приходит в движение…

Пробившись сквозь Ленинградку, МКАД и Дмитровское шоссе, автомобиль доезжает до Отрадного. Короткая улочка с очаровательным названием Березовая Аллея. Машина тормозит напротив светлого институтского корпуса.

«На месте», – обернувшись, без слов объявляет фээсбэшник.

Молодой человек суетливо хватает сумку. Покидая салон, жалостливо просит:

– Анна Аркадьевна, пожалуйста, позвоните мне. Позвоните, как освободитесь, хорошо?..

– Постараюсь, – холодно кивает она. – Удачи тебе, Симонов…

* * *

– Нет, телеметрию расшифровать не успели, – отвечая на вопрос Анны, произносит седовласый пожилой мужчина и подходит к карте. Трижды он тычет тонкой указкой вдоль северных границ Российской Федерации и монотонно продолжает: – В этих точках находятся наземные станции слежения за испытательными пусками из акваторий Белого и Баренцева морей. А на морских участках траектории… – указка скользит по голубой краске, – дежурят научно-исследовательские суда Министерства обороны.

«Это мне давно известно, – устало думает Анна. – Пора перейти к конкретике».

Сегодня она впервые увидела Сергея Сергеевича. До этого ей дважды передавали его распоряжения, один раз довелось поговорить по телефону. Проходя лабиринтами здешних коридоров, она попробовала возмутиться:

– Послушайте, я могу узнать, к кому вы меня ведете?!

– Нет, – отрезал молчаливый проводник. – Все, что вам нужно знать, это имя – Сергей Сергеевич. Остальное он объяснит сам. Если сочтет нужным…

Вот так. Ни больше ни меньше.

Подчиняясь ее мысленной просьбе, руководитель одного из подразделений ФСБ (так он себя назвал) торжественно обводит северо-восточную область моря Лаптевых:

– Ваше детище – третья ступень «Молота», уважаемая Анна Аркадьевна, – изволило исчезнуть с радаров станций наблюдения где-то здесь.

Анна подается вперед:

– В нейтральных водах?

– Совершенно верно – район за пределами наших территориальных вод, и его, разумеется, имеет право пересечь судно любого государства.

– А поиски?.. Поиски ведутся?

– Только с воздуха – самолетами дальней авиации. Но уже сегодня с командованием флота согласован срочный выход в район большого противолодочного корабля «Адмирал Никоненко». А пока вы летели сюда из Северодвинска, в северо-восточную часть моря Лаптевых отправилось научное судно «Академик Антонов».

– «Академик Антонов»… – массирует пальчиками виски Воронец. – Кажется, это судно оснащено аппаратурой слежения за испытательными пусками…

– У вас хорошая память, – кладет указку Сергей Сергеевич. – Оно приписано к порту Тикси и действительно выходит в море Лаптевых для наблюдения за пусками ваших ракет. Именно «Антонов» зафиксировал неполадки третьей ступени и оказался ближе других к району падения. Думаю, завтра на рассвете судно будет на месте.

Анна пристально глядит на мужчину, понимая, что наступил момент истины, ради которого и происходит эта удивительная встреча.

Возвратившись в кресло, тот буднично произносит:

– Вы не могли бы выполнить еще одну нашу просьбу?

Вот он – момент истины.

– Говорите.

– Нам нужна ваша помощь. Там… в море Лаптевых.

– В опознании тела?

Лицо Сергея Сергеевича расплывается в довольной улыбке.

– Мне всегда нравились умные женщины. Метко замечено: в «опознании тела». Да, Анна Аркадьевна, вы отлично знакомы с третьей ступенью – это же детище вашего инженерного коллектива. И вам будет проще других определить ее обломки среди подводного хлама.

С языка едва не срываются резкие возражения. Дескать, почему бы для командировки не подобрать кого-то из мужчин? И неужели все дно этого долбаного моря усеяно обломками ракет?!

Но она умеет сдерживать эмоции. И не только сдерживать, а давить их в зародыше быстрой, безукоризненной логикой. Буквально через секунду возражения исчезают. Старик прав: по полигону Кура шмаляют ракетами более пятидесяти лет; за это время полигон принял пять с половиной тысяч боеголовок. А сколько их не долетело?.. Появляется идея и по поводу мужчины, знающего третью ступень не хуже ее…

– Итак, вы согласны?

– Да, – вздыхает Воронец, – согласна. У меня к вам просьба.

– Да-да, конечно.

– Хотелось бы иметь рядом еще одного специалиста, знающего предмет поиска не хуже меня.

– Это несложно обеспечить. Назовите фамилию.

– Симонов. Александр Анатольевич Симонов.

– Молодой конструктор из Московского институт теплотехники? – подозрительно щурится фээсбэшник.

– Делая ударение на слове «молодой», вы намекаете…

Тот энергично отмахивается:

– Будет вам, ей-богу! Во времена социализма мне пришлось бы об этом спросить, а сейчас ваша личная жизнь заинтересует разве что желтую прессу. Молодость Симонова мной упомянута исключительно из сомнения в его опыте.

– Меня связывают с этим человеком только служебные отношения, – настаивает Воронец, четко проговаривая каждое слово.

– Хорошо-хорошо, Анна Аркадьевна. Прошу меня извинить.

– Просто Симонов – очень толковый конструктор.

– Что ж… Коль вы в нем уверены – пожалуйста, возражений нет.

– Когда самолет?

– «Адмирал Никоненко» направляется полным ходом в северо-восточную часть моря Лаптевых. Так что ваш вылет дня через три.

– Через три?

– А чего там раньше-то делать?

– Где делать? И-и… куда, простите, вылет?

– В Тикси, милая, в Тикси. В тех краях на тыщу верст ничего, кроме Тикси…

Глава пятая

Норвежское море

Мы, пловцы «Фрегата», оккупируем просторную вертолетную площадку. Распаковываем багаж, извлекаем самую теплую рабочую одежку, так называемые «сухари» – гидрокомбинезоны-мембраны «сухого» типа, полностью изолирующие тело и обеспечивающие длительное пребывание в холодной водице. Многие подводники их недолюбливают из-за непростой процедуры надевания. Но, как говорится, здоровье дороже, ибо переохлаждение под водой бесследно не проходит. Это факт. Наши импортные комбинезоны обогреваются с помощью носимой на боку аккумуляторной батареи, питающей небольшие эластичные элементы, спрятанные под ближайшим к телу слоем ткани. Вспотеть данная система не позволит, да и прилично работает минут тридцать, от силы – сорок. И все же в ледяной воде помогает. Главное, не забыть перед погружением установить в герметичном кармане свежую батарею.

Да, к сожалению, канули в Лету времена, когда мы с гордым удовольствием использовали отечественное снаряжение. Увы, разработка и производство родной «снаряги» безнадежно отстают. Приходится довольствоваться раритетами или покупать передовые образцы у французов, немцев, итальянцев. А жаль, ведь некоторые из наших «штучек» до сих пор остаются непревзойденными по тактико-техническим данным. Даже при всей их неказистой топорности.

Ладно, хватит о грустном.

Подготовка идет быстро, ибо делом мы всегда занимаемся молча и ни на что не отвлекаемся. Все разговоры и шуточки будут позже – когда отработаем и соберемся на палубе. Мокрые, довольные. И живые.

Вначале осматриваем и готовим наши ребризеры (re-breathe – повторный вдох) замкнутого цикла с электронным управлением. Это дорогостоящие и самые незаметные дыхательные аппараты типа «CCMGR» (Closed Circuit Mixed Gas Rebreather), в которых углекислый газ, выделяющийся в процессе дыхания, поглощается химическим составом регенеративных патронов. Далее смесь обогащается так называемой «донной смесью» (кислородом с дилюэнтом, содержащим воздух или нитрокс; чаще смесь на основе гелия) и снова подается на вдох. Хитрость и дороговизна аппарата обусловливаются наличием маленького микропроцессора, дозирующего кислород в зависимости от глубины, за счет чего происходит эффективная и быстрая декомпрессия. В нижней части ребризера предусмотрено местечко для двухлитрового резервного баллона с обычной воздушной смесью. Этот баллон, в шутку называемый «парашютом дайвера», предназначен для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров.

Мои орлы разбиты на три смены – по две пары в каждой. График обычный: одна смена отдыхает после погружения, вторая работает, третья в готовности. Сейчас на глубину собирается первая смена во главе с опытным Гришей Устюжаниным. Второй командует Борис Белецкий – ему тоже опыта не занимать. Третью оставляю себе.

Задачи первопроходцев Устюжанина – уйти на глубину, проверить придонное пространство и просигналить о результатах проверки. Если внизу чисто, настанет черед британских кладоискателей с их специальным оборудованием поиска и подъема ценностей.

Охрана подводных работ – дело для боевых пловцов незатруднительное, рядовое. Однако и его надлежит исполнить качественно. Под водой вообще расслабляться нельзя, особенно в таких северных широтах, где температура воды даже летом не поднимается выше двенадцати градусов.

Между тем возвращается наш катер. По боковому трапу на палубу сторожевика поднимаются «пиджаки»; один из них направляется к нам и с минуту разглядывает черный костюм Устюжанина, проверяющего телефонно-микрофонную гарнитуру гидроакустической связи в полнолицевой водолазной маске. Охраняющий наши шмотки Босс навострил уши и ворчит на непрошеного гостя.

– Сидеть, – успокаиваю пса.

Гость робко интересуется:

– Простите, кто главный в вашей команде?

Делаю шаг навстречу. Из вежливости представляюсь:

– Капитан второго ранга Черенков. Англичане передают нам бумажный привет в виде профильной и плановой распечатки?

– О, чувствуется, и вы, и они – настоящие профи, – удивленно улыбаясь, отдает он тонкую пластиковую папку с вложенными цветными листками. – Без переводчика разберетесь?

– Да, конечно. Все подводники разговаривают на одном языке. Спасибо…

С восхищением оглядываясь на разложенное по вертолетной площадке снаряжение, «пиджак» удаляется восвояси. А я показываю Грише профиль дна и рельефный план с расположением затонувшего судна и с указанием глубин.

– Угу, – кивает он и надевает маску.

Группа заканчивает подготовку к погружению в пришвартованной к борту сторожевика большой надувной лодке. В ней находятся только четверо пловцов и я – командир спуска.

Проверяю гидрокомбинезоны, подвесную систему, оружие. Особое внимание уделяю ребризерам: осматриваю целостность дыхательных мешков, шлангов, легочного автомата, байпасных клапанов и автомата промывки дыхательной системы; контролирую давление в заправленных баллонах и наличие свежих регенеративных патронов. Ужасно не люблю высокопарности, но от исправности и надежной работы всего вышеперечисленного в буквальном смысле зависит жизнь боевого пловца.

Все в норме. Подаю Григорию последний элемент – этакий «символ власти» командира группы боевых пловцов – навигационно-поисковую панель, на цветном экране которой отображается великолепная картинка со сканирующего гидролокатора кругового обзора.

Хлопаю командира по плечу:

– С богом!

* * *

Благодаря теплому течению температура воды в Норвежском море в это время года держится на уровне плюс одиннадцать градусов. Не самый худший вариант из тех, что нам доводилось испытывать на собственной шкуре. Многослойные гидрокомбинезоны мембранного типа в сочетании с толстым шерстяным или тинсулейтовым нательным бельишком неплохо спасают от холода, но чертовски затрудняют движения. В них, по сравнению с легкими костюмами из неопрена, мы чувствуем себя этакими мужичками в овчинных тулупах…

Вода, как мы выражаемся, чище анализов младенца. Взвеси – планктона и неорганики – практически нет; горизонтальная видимость близка к идеалу и составляет около шестидесяти метров.

Работаем весь день. Бригада британских кладоискателей копошится на глубине шестидесяти метров у лежащего на боку и вросшего в ил погибшего судна. Подводники работают в новом водолазном снаряжении яркой черно-желтой расцветки; великолепные бенд-маски, отличные ласты. Подача воздуха ведется через надежные кабель-шланговые связки от компрессора, установленного на палубе «Одиссея», при этом у каждого за спиной имеется небольшой резервный баллон с гелиево-воздушной смесью для аварийного всплытия. Один водолаз елозит по дну с «пылесосом» – засасывающим илистый грунт «хоботом»; другой заправляет штангой с двумя мощными прожекторами, ввиду того, что свет с поверхности сюда почти не доходит; трое отыскивают и собирают тускло поблескивающие слитки. Найденное золото помещается в две специальные корзины, снующие от поверхности до дна. Длинный хобот системы грунтоотсоса тянется метров на тридцать к востоку и присоединяется к мощной водяной помпе. Мерно гудящая помпа вышвыривает из себя темную тучу мелкого ила, медленно относимого дальше на восток слабым океанским течением.

Двумя парами кружим над останками затонувшего судна.

Мы находимся выше британцев метров на двадцать – на самой удобной для наблюдения «высоте». Почему так? Во-первых, вкупе с удивительной чистотой Норвежского моря это расстояние позволяет обозревать гораздо большее пространство. Во-вторых, мы не мешаем кладоискателям, они не мешают нам. А в-третьих, на глубине до пятидесяти метров наши инжекторно-регенеративные аппараты с гелиево-кислородной дыхательной смесью работают вдвое дольше.

Навигационно-поисковая панель постоянно включена – вокруг ни одной посторонней души. Связь тоже в порядке. Наверху обстановка спокойная: ни кораблей норвежской береговой охраны, ни патрульных самолетов. Надолго ли?

Постепенно меняются смены британских пловцов, меняемся и мы…

Поиск и подъем золотого груза проходят успешно. Около девяти часов вечера работы прекращаются – уставшим пловцам требуется отдых. Мы все еще избегаем общаться по радио, поэтому делегация «пиджаков» вторично отправляется на борт «Одиссея». И на этот раз совещание длится более часа.

Вернувшись, мидовцы озвучивают следующую весть: за первый день найдено и поднято на поверхность около сорока процентов перевозимого затонувшим судном золота. Для завершения подъема драгоценного металла в течение следующего дня потребуется начать работы не позднее шести часов утра.

Попрощавшись, суда расходятся – незачем провоцировать норвежских погранцов. «Одиссей» берет курс на северо-запад, «Стойкий» – на северо-восток. Ровно через семь часов мы обязаны встретиться в этой же точке…

* * *

Раннее утро следующего дня. Бледное солнце движется почти параллельно горизонту – от восточного сектора к южному. Воздух прохладен, море удивительно спокойно – ни ветра, ни высокой волны.

«Одиссей» в полукабельтове от нас, на борту кипит работа. Готовимся и мы, в точности повторяя вчерашний план: боцманская команда занимается спуском на воду катера и надувной лодки; первая смена во главе с опытным Гришей надевает поверх теплого белья черные гидрокомбинезоны. В начале шестого две пары боевых пловцов уходят под воду…

На краю вертолетной площадки нами оборудован надводный узел гидроакустической связи: на «баночке» покоится цифровая станция – чемоданчик, чем-то смахивающий на ноутбук. Незаменимая в нашей работе и в то же время довольно простая вещица, имеющая встроенный динамик, микрофон на витом шнуре и погружаемый в море кусок провода – антенну. Подобную станцию можно запросто прикупить в магазине, торгующем снаряжением для дайвинга. Однако наше оборудование в обязательном порядке проходит экспертизу и доработку в техническом отделе Департамента ФСБ.

У станции дежурит молодой старлей Фурцев.

– Порядок, командир, – кричит он, получив доклад с глубины.

Я дублирую сообщение вахтенному, тот семафорит британцам.

На «Одиссее» приступают к спуску оборудования. Одновременно с ним под водой исчезают пять водолазов.

Первые признаки грядущих неприятностей проявляются к полудню. Я готовился возглавить третью смену, когда на вертолетной площадке появляется Лоцманов.

– Евгений, у нас проблема, – заговорщицки сообщает он, подойдя вплотную.

– Что, поршня полетели? Я ж вас предупреждал: никогда не заправляйтесь в «ЛангепасУрайКогалымнефть»!

– Где?.. – изумленно приоткрывает рот комбриг.

– В «ЛУКОЙЛЕ», темнота. Ладно, шутки в сторону. Что за проблема?

– Радиолокационный пост общего наблюдения доложил о двух надводных целях, приближающихся к нашему району. Скорость – тридцать узлов.

– Далеко?

– В ста километрах к западу.

– Через два часа будут здесь… – чешу затылок. – И каково же, Юра, твое решение?

– Свяжусь с англичанами. Проинформирую и спрошу, сколько им еще ковыряться.

– Я тебе и без них скажу: до вечера как минимум.

– Много осталось?

– Прилично. Слитки высыпались из разбитых ящиков, потому британцы и возятся. Ладно, пора менять парней. Благодарю за информацию.

– Не за что. Повнимательнее там.

– Мы всегда внимательны. Свистни вниз, если что…

Медленно, экономя силы и дыхательную смесь, парим над британцами. Я внимательно всматриваюсь в окружающую нас черноту и частенько поглядываю на экран поисковой панели, где четко отображается позиционирование каждого пловца и каждого подводного объекта с указанием дистанции, пеленга, геометрического размера, высоты расположения от грунта. Уникальная штука. Жаль, дальность сканирования маловата – всего до одной сотни метров.

Вокруг спокойно. Бригада из пяти профессиональных кладоискателей работает в привычном для себя режиме. Мы, как и прежде, кружим на удобной для нас «высоте». Прямо под нами иногда вспыхивают желтые искорки – это поблескивают в лучах мощных прожекторов глянцевые бока слитков. В стороне зловеще темнеет столб выбрасываемого помпой грунта…

Настораживающая новость приходит сверху минут через сорок с момента нашего погружения.

– «Скат», я – «Ротонда», – напоминает о себе Устюжанин по гидроакустической связи.

Позывной «Скат» всегда присваивается старшему находящейся под водой смены. Если работают две смены – «Скатом» остается смена, работающая на глубине, а та, что выше, зовется «Барракудой». «Ротонда» неизменна и непотопляема, ибо она всегда стоит на берегу.

Отвечаю Георгию:

– «Ротонда», «Скат» на связи.

– Как у вас?

– Нормально. Работаем по плану.

– Понял вас. А к нам «Орион» пожаловал.

Понятно. Патрульный противолодочный самолет «Орион» просто так не появится. Его визит вкупе со спешащими к этому району двумя военными кораблями недвусмысленно намекает о намерении норвежцев выяснить причину присутствия в их экономической зоне чужаков. Что ж, пусть выясняют. Надеюсь, Юрий связался через «пиджаков» с британцами, и те ускорили подводные работы.

Впрочем, они и так перепахивают дно Норвежского моря без перекуров…

* * *

Внизу работает вторая смена моих ребят под командованием опытного Белецкого. Быстро перекусив, сижу на «баночке» перед станцией связи; в одной руке микрофон, в другой бинокль.

«Стойкий» в циркуляции – постоянно маневрирует, не позволяя норвежцам приблизиться к неподвижному «Одиссею». Едва их корабли подошли на приемлемую дистанцию, мы просигналили: «Устраняем неисправность. Помощь не требуется».

Но они же не идиоты. Летчики «Ориона» отлично видели повернутую вбок стрелу крана «Одиссея», уходящие под воду тросы, электрические кабели и шланги. И аккуратно разложенное снаряжение на вертолетной площадке сторожевика. Теперь все это лицезреют моряки фрегата «Руаль Амундсен» и патрульного корабля ледового класса «Анденес».

Надводное противостояние длится около часа.

Норвежцы стараются втиснуться между нашими судами и, видя, что это не получается, вопят в эфир, пугают санкциями и грозно вращают маленькой орудийной башенкой. Нам не страшно, потому что мы ничего и ни у кого не воруем – мы забираем свое. Да и калибр наших орудий побольше норвежских.

В конце концов упрямые скандинавы объявляют на кораблях тревогу и начинают готовить к погружению своих пловцов.

Та-ак. Работать становится интересно.

– Третья смена, срочное погружение! – командую парням и сажаю на связь молодого Фурцева.

– Евгений Арнольдович, – канючит тот, – позвольте и мне в воду – я ведь со вчерашнего дня с вами в одной смене!..

Действительно, чего парня мариновать? Он хорошо подготовлен, голова хоть и медленно, но соображает. Пусть учится в боевых условиях.

– Быстро одевайся!

Свободная смена помогает облачиться в тяжелое снаряжение, пристроить на груди перезаряженные дыхательные аппараты, надеть маски. Каждый проверяет свой «АПС» – надежный автомат для стрельбы под водой. Аналогов в мире ему практически нет. Легкий, небольшой, с выдвижным прикладом, с приличной емкостью магазина и хорошей дальностью действия – на малой глубине насквозь прошивает аквалангиста с расстояния в тридцать метров. Дальше и не надо, потому как тридцать метров для большинства водоемов планеты – предел видимости. При крайней необходимости способен вести огонь и на берегу, но злоупотреблять этим не стоит – ресурс для такой стрельбы всего две сотни выстрелов.

Готовая к погружению смена сходит по трапу в надувную лодку, где осталось нацепить ласты и пройти у командира спуска последний контроль. Надувная лодка просторна и рассчитана на восемь вооруженных бойцов с полной экипировкой.

– Снаряди на всякий случай одну из своих пар, – даю крайние наставления Устюжанину. – Белецкому я сообщу. И слушай глубину…

Норвежские корабли стоят с южной стороны. Оба ощетинились стволами и готовы к бою – кажется, будто они решили заслонить своими телами родное побережье от российско-британского вторжения.

Белецкому с одним из напарников я приказываю не дергаться, быть возле бригады водолазов и внимательно наблюдать за южным сектором. Вторая пара его смены поднимается к нам с навигационно-поисковой панелью. Да, к сожалению, панель всего одна. Давно прошу начальство обеспечить нас резервной, но, видимо, придется сбрасываться и покупать самим.

Теперь нас шестеро, мы растянулись во фронт и ждем появления противника…

– Я – «Ротонда», объявляю «сирену», – раздается в гарнитуре спокойный голос Устюжанина. – Объявляю «сирену». «Барракуда», их около десятка.

– Я – «Барракуда». Информацию по «сирене» принял, усилил внимание. Ждем…

Команда «сирена» для боевых пловцов равносильна объявлению тревоги в сухопутных частях Вооруженных сил. Команда объявляется командиром спуска или любым бойцом группы и означает появление поблизости «чужих» – подводных сил противника. Реакция личного состава на команду «сирена» обычна и вполне естественна: полная осмотрительность и готовность к применению оружия.

Ага, вижу отметки на экране – гидролокатор кругового обзора четко позиционирует группу неизвестных пловцов. Четыре, шесть, восемь…

Впрочем, количество значения не имеет. Хуже всего то, что они стремительно погружаются, словно знают о происходящем на дне. Уверен: пока не знают. Просто у них имеется схожее снаряжение, позволяющее видеть нас.

– «Ротонда», я – «Скат», работа почти закончена. Бригада поднимает последнюю корзину и сворачивается, – докладывает Белецкий. – «Барракуда», вам нужно продержаться минут десять.

Славная новость.

– «Скат», я – «Барракуда». Постараемся задержать чужих на десять минут.

Корректирую направление – идем наперерез и устанавливаем визуальный контакт. Норвежцы тоже нас замечают.

Мы находимся на одной глубине. Друг против друга.

Между нами метров десять-двенадцать. Их восемь. Нас шестеро.

На скандинавах такие же костюмы и схожие по внешнему виду дыхательные аппараты. Зато из оружия, не считая обязательных ножей, видны лишь короткие пистолеты, с дальностью стрельбы на приличной глубине не более семи-восьми метров. Их не сравнить с подводными автоматами, способными дырявить противника даже на предельной глубине.

Мы на пути норвежцев, и они в нерешительности замедляют движение. «Стоим на ластах» друг против друга – работаем ногами, сохраняя неизменность позиции, но при этом имеем возможность смещаться в любую сторону.

– Игорь, возьми у меня панель, – обращаюсь к молодому Фурцеву. – Двигай в сторону и ниже метров на десять.

– Зачем?

– Не перебивай, а слушай и выполняй! В случае рукопашной заварухи будешь пресекать их попытки прорваться к британцам короткими заградительными очередями. Усек?

– Так точно, командир.

– Только не перестарайся. Трупы нам ни к чему.

Фурцев поспешно забирает панель и исчезает…

В душе я надеюсь на мирный исход, но заваруха все же начинается, когда шестеро скандинавов устремляются на нас, а двое под шумок уходят вниз. Мы имитируем схватку, стараясь оказаться за спинами оппонентов. Имитируем, но на прямой контакт не идем – на сей счет парни получили от меня строжайшие указания.

Норвежцы отвечают той же любезностью: крутятся скользкими угрями, избегая соприкосновения.

Занимаясь подводной акробатикой, изредка поглядываю на Фурцева. Он аккуратен в исполнении приказа: следит за парой пловцов и постепенно сближается с ними…

– «Ротонда», я – «Скат». Британцы закончили работу, – вновь гудит по акустике Белецкий. – Поднимают оборудование. Сопровождаю подъем бригады…

– Ясно, «Скат». Не отходи от них ни на шаг. Мы сдерживаем шестерых…

Звучит короткая очередь щелчков-выстрелов. Под водой, из-за большой плотности среды, практически невозможно определить направление на источник звука. Но мне и так понятно, что стреляет Фурцев. К тому же далеко под нами появляются росчерки от стремительного движения длинных стреловидных пуль.

– «Скат», поторапливай бригаду, – прошу Белецкого после второй серии выстрелов Фурцева.

– Да-да, тут слышно, как вы постреливаете. Мы уже в пути…

Слева что-то блеснуло. Замечаю в руке одного из норвежцев нож. Это плохо.

Несколько мощных движений телом, и я оказываюсь рядом. Кружась, он пытается подобраться к спине одного из моих парней. Подобное поведение нужно пресекать жестко и без лишних международных церемоний.