Проект «Оазис»

– Да что ж мы тут чаи будем распивать, если дело так серьёзно, как вы говорите! Если так мало времени осталось, чтобы попытаться предупредить новые смерти! – заволновалась Юля. – Виталя, надо скорее писать и передавать материал в редакцию, как ты думаешь?

– На всё воля Аллаха… – неторопливо протянул Хасан и снова поднёс стакан к губам, пока Виталий раздумывал, продолжать ли этот разговор или всё бросать, хватать такси и мчаться в гостиницу строчить репортаж и отправлять его по электронной почте Макару с пометкой «Срочно в номер!».

Удивительно, но жизнь порою допускает редчайшее дурновкусие, которое не позволил бы себе ни один, даже посредственный, писатель. Жизни дела нет до нашего вкуса, поэтому она позволяет себе просто невероятные события, похлеще любого хитроумно закрученного литературного сюжета или сценария блокбастера. В подтверждение этому тезису двери кафе резко распахнулись, как от пинка ногой, и на пороге возникли два молодых человека, чья внешность не оставила равнодушными никого из полутора десятков посетителей, включая бармена и официантку. Лица незнакомцев по самые глаза скрывали арабские платки-куфии, а из-под лёгких курток возникли автомат Калашникова и автомат «Узи».

– Все оставаться на свои места! Это теракт во славу Аллаха! Вы есть наш заложник! Все положил руки на стол и не двигать, не разговаривай! – крикнул высоким голосом первый из вошедших на ломаном французском и дал из «Узи» короткую звонкую очередь в потолок. На головы посетителей посыпались ошмётки облицовки и мелкая пыль. Взвизгнули женщины. По керамической напольной плитке звонко зацокали латунные гильзы, как первые крупные капли грядущего ливня.

Виталий взглянул на Юлю – она побледнела и сжала на столе кулаки до побелевших костяшек. Хасан продолжал сидеть боком к входу и внешне не проявлял беспокойства. Он даже головы не повернул в сторону террористов, однако внимательно рассматривал их в отражении зеркала за спиной бармена. Его губы сжались в ниточку, и уголки дрогнули в подобии ироничной улыбки типа: «А что я вам говорил?»

Один из террористов вытолкнул толстячка-бармена и официантку-африканку из-за стойки в центр зала и приказал сесть за пустой столик, а сам встал у двери служебного хода и взял её под контроль. На кухню он заглядывать не стал. Удивительно, но полицейские машины подъехали к кафе буквально через пять минут – наверное, две видеокамеры, висевшие под потолком, давали картинку «куда надо». К входу подошёл полицейский офицер с белым платком в поднятой руке и остановился, тревожно глядя сквозь дверное стекло на парня с автоматом.

– Что вы хотите? Ваши требования? – крикнул он.

Террорист чуть приотворил дверь и выкрикнул в ответ:

– Мы требуем извинения от президент Франция за карикатур на пророк Мухаммед! Если извинения нет, мы каждый час будем убивать один заложник!

– Сколько их у вас? – уточнил офицер.

– Семнадцать – двадцать, где-то так! Но скоро будет меньше! – Араб засмеялся, захлопнул дверь и встал за косяком так, чтобы не быть лёгкой мишенью для возможных снайперов.

Офицер немного потоптался в задумчивости, потом достал из нагрудного кармана фломастер, написал на дверном стекле номер телефона и показал террористу жестами и на пальцах: мол, позвони мне на этот номер через пятнадцать минут. Затем медленно развернулся и, не опуская руки с белым платком, ушёл за полицейский бронеавтомобиль.

Посетители кафе, услышав о грозящей им перспективе, отреагировали по-разному. Кто-то закрыл лицо руками и втянул голову в плечи, кто-то закачал головой в отчаянье, а большинство, казалось, просто застыли как мумии. Высокая рыжеволосая девушка, одиноко сидевшая за соседним столиком со стаканом апельсинового сока, начала подвывать, не в силах сдержать охвативший её ужас. Виталий скосил глаза – девушка была изрядно беременной, по виду почти на сносях. Террорист от двери прикрикнул на неё, повёл стволом калашникова, и та осеклась, зажав трясущимися руками рот.

Виталий встретился глазами с Юлей, постарался мысленно передать ей импульс: «Всё будет хорошо, успокойся!» Юля, как показалось Виталию, его поняла. Но обещанию не поверила. Пока тянулись бесконечные пятнадцать минут, Виталий постарался незаметно рассмотреть и понять диспозицию. Помещение имело почти правильную квадратную форму с входной дверью по центру фасада. По обеим сторонам двери во всю стену и в полный рост красовались арочные окна. Верхняя, арочная часть их была открыта подобно форточкам – на улице становилось всё теплее. Сквозь открытые фрамуги за ветвями платанов просматривалось розово-серое офисное здание на противоположной стороне улочки, под прямым углом примыкавшей к бульвару Елисейских полей. В кафе стояло с десяток небольших круглых столиков на два-три человека, около половины из них были заняты утренними посетителями, которых чёрт дёрнул заглянуть именно в «Сан-Суси». Посетители сидели тихо, почти не шевелясь и не притрагиваясь к своей посуде. Они напряжённо смотрели на террористов и тягостно ожидали дальнейшего развития событий. Детей среди них, слава богу, не оказалось, как заметил Виталий. Было три пары ошарашенных туристов-пенсионеров из Китая или Японии (кто их разберёт!), три пары молодых мужчин и женщин, явно прогулочного типа, да несколько одиноких посетителей в деловых костюмах. Диаметрально напротив первого террориста, у служебного выхода кафе, стоял второй араб, направив на посетителей короткий «Узи». Дверь выхода он закрыл на ключ, отобрав его у бармена.

Через пятнадцать минут араб, стоявший у центрального входа, достал мобильник и набрал номер, считывая цифры со стекла двери. Ему быстро ответили.

– Ну, что ты решиль? Где президент? – громко крикнул террорист, осторожно выглядывая из-за косяка двери. Пару минут молча слушал информацию от собеседника, затем выругался по-арабски и сказал: – В общем, через тридцать минут мы вам выкинуть первый труп, если не будет президент и извинения! – И выключил телефон. Затем обвёл зал маслено-чёрными глазами, полными то ли ужаса, то ли бешенства.

«А парнишка-то совсем молоденький! – подумал Виталий. – И голос ещё юношеский, неокрепший. Похоже, то ли ширнулся чем, то ли обкурился – вон как его колбасит, на месте не стоит! Сам себя боится…»

Террорист, действительно, всё время как будто пританцовывал на месте от напора адреналина, всё в нём двигалось и подёргивалось – руки, ноги, голова на тонкой шее. Виталий встретился взглядом с Хасаном, тот медленно и спокойно прикрыл и открыл веки, вроде как сказал: «Не волнуйся, сиди тихо!»

Прошло ещё минут двадцать. Виталий почувствовал, как его пульс становится всё учащённее, будто на стометровке. Обещанные арабом полчаса до первого трупа стремительно таяли. Виталий незаметно продвинул по столу руку и накрыл ладонью кисть Юли. Она была холодной и спокойной. Женщина ответила на прикосновение, и их пальцы медленно переплелись…

– Тахир! – вдруг резко и гортанно выкрикнул террорист у двери и что-то добавил по-арабски. Его напарник оторвался от своего поста и осторожно пошёл вдоль стены вправо. Ближайший от него столик занимала та самая рыжая девушка. Названный Тахиром подошёл к ней и движением автомата дал ей знак встать. Она повиновалась, выпрямилась во весь рост, прикрывая руками живот и с немым ужасом глядя на того, кто нёс смерть ей и её будущему ребёнку. Дальнейшее произошло очень быстро и внезапно. Хасан резко встал из-за столика и сделал шаг вперёд, заслоняя рыжеволосую от Тахира. Он что-то громко сказал по-арабски и указал рукой на её живот, потом ударил ладонью себя в грудь.

– Салман! – воскликнул Тахир и добавил фразу тоже по-арабски, видимо обращаясь к подельнику за советом, что ему делать дальше. Ответ прозвучал предельно кратко: Салман воскликнул что-то шипящее и грозное, из чего Виталий уловил только «…шайтан!», и тут же выстрелил короткой очередью от дверей в Хасана. Пули вспороли бок и живот, Хасан переломился пополам и упал к ногам Тахира. И тут же голова Тахира дёрнулась, середина лба провалилась чёрной дырой, а на стене осьминогом расплылось ярко-алое пятно.

«Снайпер!» – мелькнула догадка у Виталия. Тахир ударился о стену затылком и ничком повалился вперёд, причём автомат из его рук выпал и прокатился по гладкому полу прямо под ноги Виталия. Рефлекторно он схватил «Узи» и взглянул на Салмана. В это время по стеклу двери защёлкали пули полицейских снайперов, выцеливая второго террориста. На пол брызнули осколки стекла и щепки дверного косяка. Посетители кафе завизжали в ужасе и стали прятаться под столы. Салман присел, меняя позицию и отодвигаясь в безопасную зону за дверной проём. Когда он снова взглянул в сторону подельника, то увидел ствол автомата в руках Виталия, направленный ему в лицо. Виталий нажал на спуск, но… выстрела не последовало.

«Что за чёрт?! Да где же тут предохранитель?!» – судорожно соображал Виталий. Наконец он нащупал нужную кнопку и толкнул её вверх. Увы, этого промедления оказалось достаточно, чтобы Салман выстрелил первым. Но перед тем самым мигом, когда его палец привёл в действие смертельный металл, Юля шатнулась вперёд и заслонила собой Виталия. Короткая очередь ударила ей в грудь, и тут же Виталий, уже ни о чём не думая, не хоронясь, вопя в голос что-то дикое, первобытное, встал в полный рост и выпустил всю обойму в Салмана.

И наступила абсолютная тишина. В синем дыму у дверей корчился, сучил ногами в предсмертной агонии Салман, а на столе лежала Юля лицом вниз. Со столешницы медленно и страшно капала её кровь…

Глава 2. Кнут и пряник

«Почему я?.. Почему Юля?.. За что, зачем нам это?.. В чём смысл её смерти? В чём смысл нашей жизни?.. Куда это всё катится?.. Для чего Богу всё это надо?.. Есть ли Он?..»

Эти и множество других, не менее оригинальных вопросов Виталий задавал себе сотни, тысячи раз, пока месяц лежал в парижском госпитале, а потом ещё месяц ходил с гипсом на левом плече в Москве. В Юлю попали четыре пули, две из них, как сказал врач, были смертельными. Пуля, пробившая сердце, прошла навылет под Юлиной лопаткой и раздробила Виталию ключицу, остановившись в миллиметре от сонной артерии. Ещё одна пробила мягкие ткани его левого предплечья. Кроме погибших Юли, Хасана и двух террористов, больше в кафе никто не пострадал. Кстати сказать, «Пересвет» втрое увеличил тираж, описав трагическое происшествие со своими журналистами. Его название процитировали все новостные агентства мира, Макар Бездокладников дал десятки интервью. Эта новость две недели не сходила с газетных полос, экранов и из радиоэфира, пока не была вытеснена сообщением о гибели парома в Средиземном море – там счёт жертв шёл уже на сотни. Другие теракты во Франции тем летом полиция сумела предотвратить. Так что, надо признать, смерть Юли и Хасана произвела-таки положительный эффект и, возможно, предупредила десятки и сотни других смертей. К чести «Пересвета», всю дополнительную прибыль от взлетевших тиражей июня журнал перечислил Юлиной семье – на похороны бывшей сотрудницы и воспитание сына, оставшегося без матери. Да и на лечение Виталия не поскупились.

Виталий писать о происшествии ничего не стал (не мог себе представить, как он сможет бесстрастными, плоскими словами поведать о смерти Юли), хотя Макар настойчиво его об этом просил, чтоб из первых уст, так сказать. Выйдя с больничного, Виталий взял у Макара отпуск за свой счёт на неопределённое время. Снял нательный крестик, вместо него повесил на шею шёлковую нить с той самой пулей калибра 5,45, которую извлекли из-под его ключицы, и в конце августа уехал в Норвегию. Побывав несколько раз в этой стране ранее, Виталий ощущал её как место, где Земля смыкается с Небом, где человеку открывается Истина, где есть временный покой – предтеча новой жизни, и где, возможно, будет шанс осмыслить себя и понять, как жить дальше, ради чего и зачем… Продолжать свою журналистскую карьеру в «Пересвете», где всё так напоминало о Юле, ему теперь казалось немыслимо. Да и другие варианты журналистики представлялись чем-то из области мелкотемья и пустяшных вензелей на отдалённых полях жизни. Что-то должно было измениться в направлении, векторе движения, смысле его существования на Земле…

На окраине Олесунна он снял в кемпинге недорогой бревенчатой коттедж и зажил до прояснения мучивших его вопросов. С утра и до обеда Виталий лежал на жёсткой деревянной кровати, глядя в открытое окно на дальние склоны гор, на разномастные облака, вздыбленные Гольфстримом, слушал щебетание птиц. Выходил временами на крыльцо, чтобы вяло покурить, присев на скамейку. Без вкуса и куража потягивал местное светлое пивко «Рингнес», собирал ягоды и грибы на ближних склонах гор, а по вечерам брал на ресепшне спиннинг и выходил к городскому маяку побросать пилкер на макрель или треску. Рыбу, правда, в основном отпускал. Себе брал на пропитание хвостик-два, больше и не требовалось, ел он тут мало. И всё время думал, думал… И к середине сентября, в одно холодное дождливое утро, когда за порог выходить стоило только по самой крайней надобности, решил собрать свои растрёпанные мысли в нечто связное. После завтрака Виталий решительно пододвинул стул к столу у окна, достал блокнот-ежедневник, стальную шариковую ручку – подарок Юли на последний День защитника Отечества – и стал быстро набрасывать тезисы своих умозаключений:

«1. Причины, толкающие исламистов к совершению терактов:

а) несовпадение нравственных ценностей ислама и других религий, толкования сути добра и зла (50 %);

б) агрессивная нетерпимость к действиям, которые рассматриваются как оскорбление мусульманских святынь (25 %);

в) фанатичная ненависть к христианам и иудеям, основанная на давних, исторических счётах и законе кровной мести (15 %);

г) желание заработать денег, вырваться из нищеты, осваивая средства, собранные фанатиками на джихад, в том числе у шахидов – обеспечить семью за счёт своей смерти (7 %);

д) борьба исламской цивилизации с иными цивилизациями за жизненное пространство, то есть вариант естественного отбора, дарвинизм (3 %)».

В скобках он попробовал интуитивно оценить значимость, весомость каждой из причин, чтобы выделить главные. А по оконному стеклу всё так же нудно хлестал косой дождь, гонимый ветром с фьорда. Звук барабанящих капель, замешанный на шуме берёз и клёнов, окружавших домик, создавал невыносимо тягостную и одновременно притягательную звуковую атмосферу, располагающую к неспешным медитациям в кругу мыслей и слов, мерного движения шариковой ручки по белой, гладкой поверхности листа… Виталий поводил ручкой над столбиком ранжированных факторов, убедился, что ничего не упустил, и продолжил анализ:

«2. Возможные способы устранения / снижения рисков террористической активности исламистов:

а) создание системы общих ценностей разных религий или как минимум выделение общих ценностей и на этой основе формирование Соглашения о мирном сосуществовании разных религий;

б) подавление участниками Соглашения экстремистских проявлений среди своих сторонников-единоверцев, внутри диаспор;

в) взаимное признание разными религиями (иерархами разных церквей) ошибок прошлого, покаяние, взаимное их прощение и взятие на себя обязательств недопущения подобной практики в настоящем и будущем;

г) содействие развитых стран экономическому и политическому развитию отсталых стран – очагов религиозного экстремизма (но без экспорта революций и насаждения не свойственных форм государства!);

д) перевод цивилизационного дарвинизма на рельсы культурного соревнования-сотрудничества…»

На последний пункт Виталий долго смотрел с глубоким скептицизмом, понимая всю его махровую идеалистичность. Уже собрался было вычеркнуть, но потом махнул рукой и решил оставить: пусть пока поживёт, а там посмотрим. Встав к холодильнику за бутылочкой пива, он вдруг обратил внимание на своё отражение в зеркале, висевшем рядом с входной дверью. На Виталия уставился заросший дикой щетиной, малознакомый и малосимпатичный тип средних лет с глубокими тенями под глазами (спал Виталий плохо), сероватой кожей, яркой прядкой седых волос над левым виском (новообразование последних недель) и двумя глубокими вертикальными морщинами над переносицей. По поводу морщин ему вспомнился анекдот, который любила рассказывать Юля.

У армянского радио спрашивают:

– Почему у мужчин морщины на лбу горизонтальные, а у женщин вертикальные?

На что армянское радио отвечает:

– Потому что жена всегда спрашивает: «Где деньги?» – и сдвигает морщины на лбу вот так. А муж всегда отвечает: «Какие деньги?» – и делает лбом вот так!

Усмехнулся: у него появились морщины женского типа… по Юлиной классификации. Хлебнул пива, перечёл написанное и решительно вывел: «Создание единой мировой религии (ЕМР)» – и дважды подчеркнул эту фразу. Да, именно этот ключ должен открывать все замки и помочь устранить все перечисленные причины терроризма! Стал вспоминать, что слышал про аналогичные попытки. Понял, что без Википедии не обойтись, и включил Интернет. Вот что выдал современный друг любителей халявной сетевой информации. Предтечами Виталия на пути создания ЕМР оказались масоны, Даниил Андреев с «Розой Мира», Елена Блаватская и даже Лев Толстой, супруги Рерихи, манихеи, несториане, Акбар Великий, Соломон, Рамакришна и Вивекананда, либеральные экуменисты, сторонники единой религии бахаи и масса других эпигонов пожиже типа саентологов и дианетиков доктора Хаббарда. В общем, компашка подобралась нешуточная!

А дождь зарядил всерьёз, даже не намекая на окончание в ближайшей исторической перспективе. Так что Виталию ничего не оставалось, как продолжить свои теоретические домашние изыскания. Весь этот день и следующий он просидел в Интернете, вникая в суть и различия основных мировых религий, хитросплетения различных подходов к проблеме создания единой религии. К шести вечера почувствовал дикую усталость в глазах, шее, крестце, потянулся с наслаждением и хрустом, глянул за окно: над сине-фиолетовыми грядами холмов за фьордом небо было исполосовано алыми перьями заката, пронзавшими мокрую вату дождевых облаков. Дождь прекратился, деревья вокруг стояли понурые и обвисшие, как провинившиеся мальчишки, загулявшие по пути из школы домой и попавшие под ливень.

Виталий включил свет, сварил кофе, чтобы встряхнуться, затем надел резиновые сапоги, куртку из гортэкс и вышел прогуляться по вечернему городу, чтобы проветрить мозги и неспешно обдумать наработанное за день. Построения других авторов определённо не устраивали его либо своей практической нереализуемостью, либо как априори коммерческие проекты, не имеющие ничего общего с целью ЕМР. За этими мыслями Виталий медленно прошёл по набережной извилистого канала, рассекавшего старый город надвое, посмотрел на норвежских детей, которые в канале на маленьких яхтах типа «Кадет» жизнерадостно осваивали азы управления парусом. Подумал: «Вот это они и есть – здоровые наследники норвежских традиций! Вот правильный генотип будущего этой страны!» Вздохнул и неспешно почапал по живописной каменной лестнице на обзорную площадку в двухстах метрах над городом – его любимое место в Олесунне. Отсюда открывался безумно захватывающий вид, представленный во всех путеводителях по Норвегии. Под ногами на нескольких островах, уходящих к горизонту, лежал чудный город, похожий на печатный пряник своими разноцветными фасадами домов, построенными сто лет назад. Говорят, германский кайзер Вильгельм, большой любитель норвежской природы, частенько отдыхал здесь летом и после одного из пожаров, спалившего всё старое деревянное поселение, выделил личные средства на воссоздание центра Олесунна, но уже в камне. И благодарные норвежцы воплотили замысел кайзера в немецком романтическом стиле «югенд», изваяв один из красивейших городов планеты…

У Виталия вдруг сами собой связались в уме рифмованные строки:

 
К моей душе страна фиордов
Подведена как шнур бикфордов!
 

Он похвалил себя за оригинальную рифму. Подумал, хорошо бы развить как-нибудь эту тему и написать красивое романтическое стихотворение, посвящённое этому удивительному городу (давненько он не писал стихов). И тут же легко сформулировал для себя в словах то, что два последних месяца так его томило и не давало покоя: «Смысл жизни – это же так просто! Он – в достижении великой и благородной цели, которую ты перед собой ставишь! И пусть моей целью будет создание единой мировой религии как новой философско-этической системы, способной объединить все частные религии, убить вражду и ненависть одних людей к другим. А главное – надо придумать механизм её реализации, найти сторонников, способных осуществить эту идею! И это будет лучшим памятником Юле. И тогда её жертва и моя жизнь не будут напрасными…» Он удивился ясности и простоте возникшего решения и понял, что оно-то и составляет отныне цель и смысл его жизни.

Спустившись по той же лестнице вниз, Виталий решил завершить прогулку привычным путём – дойти до городского маяка, караулившего вход в бухту пассажирского порта. По мере приближения к цели придумал ещё один фрагмент будущего стишка:

 
Друзья, дела свои засуньте
Куда подальше, а пока
Я соберу вас в Олесунне
У городского маяка!
 

На волнорезе, как обычно, стояли рыбаки, они методично забрасывали снасти в сторону моря и выбирали их волнообразной проводкой, но клёва не было – видимо, сказывалось всё ещё низкое атмосферное давление. Виталий ощутил привычный рыбацкий зуд в ладонях – захотелось и самому испытать счастье поклёвки, и он пожалел, что не захватил спиннинг. Присел на скамейку с краю, стал с интересом наблюдать за манипуляциями ближайшего удильщика.

Просто поразительно, как природа умудряется производить похожих друг на друга людей! Ближайшим рыбаком оказался молодой рослый парень, удивительно смахивающий на немецкого теннисиста Бориса Беккера в пору его триумфального шествия по кортам мира. Рыжие короткие волосы, голова без шапки, рыжие брови и ресницы, светлая, красноватая кожа, не приспособленная к загару, светло-серые глаза… Беккер-плюс мощно, но неспешно закидывал снасть и так же мерно её вываживал, без особого, впрочем, результата. Похоже, смысл рыбалки он видел в самом процессе, а не в трофеях. По крайней мере, внешне он никак не проявлял досады или нетерпения от пустых проводок. Виталий обратил внимание на его качественную экипировку: куртка, штаны, кроссовки – всё было отмаркировано профессиональными брендами и рассчитано на суровые норвежские погоды. Рыбак заметил, что незнакомец его пристально рассматривает, обернулся и, улыбнувшись доброжелательно, что-то сказал по-норвежски.

– Извини, не понимаю! – ответил Виталий на английском и развёл руками.

– А, так ты не местный? Хочешь попробовать побросать спиннинг? – перешёл на хороший английский Беккер-плюс и протянул Виталию удилище.

– Да нет, спасибо, у меня свой есть, просто лень идти за ним в кемпинг.

– Ты не из Польши? – спросил рыбак.

– Нет, из России. А почему ты решил, что я поляк? По акценту?

– А здесь в округе много народу из Гдыни и Гданьска – корабелы, на наших верфях работают.

Рыбак собрал снасти, подошёл к Виталию, протянул руку:

– Меня зовут Кнут.

– Виталий.

Обменялись рукопожатиями, Кнут присел рядом.

– Пора закругляться, пойду домой, тётя меня на ужин ждёт.

– Ты тут живёшь?

– Последние годы живу в Бергене, в университетском кампусе. А тут живёт моя тётя, у которой я воспитывался. Родители у меня рано погибли, в автомобильной катастрофе, я их почти не помню. Тётя Марта меня вырастила, дай Бог ей здоровья.

– Учишься в университете?

– В аспирантуре. Работаю над диссертацией. Я математик, точнее матфизик.

– А я журналист.

– Что-то пишешь про наши места? Для России?

– Нет… Просто отдыхаю здесь. В отпуске. Собираюсь с мыслями…

– А, у нас хорошо отдыхать. И мысли хорошие тут приходят часто! – Кнут засмеялся. – Сам много раз проверял!

Улыбка у него была, что называется в дамских романах, широкая, открытая и располагающая.

– Это я почувствовал. Кое-какие мысли уже нашёл, буду их дальше думать.

– А, ну-ну… Ты один, без подруги?

– Один.

– Слушай, завтра воскресенье, и я собираюсь на катерке смотаться в Йорунд-фьорд на рыбалку. Хочешь составить мне компанию?

– С удовольствием!

– Ну, тогда будь вон на том причале в девять утра – я тебя подхвачу на борт, о'кей?

– О'кей!

– Отлично! Не забудь снасти и одежду по погоде – тут всё может быть. Перекус я возьму.

Они попрощались. Кнут упаковал спиннинг в чехол и лёгкой походкой, насвистывая что-то себе под нос, пошагал вверх по булыжной мостовой. По всему чувствовалось, что человек он жизнерадостный и сегодня у него отменное настроение.

Утро следующего дня не отличалось теплом и ясностью перспектив. На расстоянии вытянутой руки над головой клубились одутловатые облака, казалось, что с минуты на минуту они разродятся нудной моросью. Свежий ветерок подталкивал к желанию поднять воротник или набросить капюшон куртки. Видимость осложнялась белёсой мутью, клубившейся над волнами фьорда. К пирсу подрулил небольшой красно-белый катер с тентовым верхом и свободным пятачком на корме, приспособленным для манипуляций со снастями при рыбалке. Виталий перебрался на борт, где его радостно встретил Кнут:

– Привет, Виталий! Устраивайся рядом… Пройдём вверх по фьорду примерно с час-полтора в район Саэбо – там у меня пристреляны отличные банки, где всегда есть треска и сайда! Конечно, мористее было бы поинтересней, но сегодня там штормит, безопаснее уйти под защиту гор, в глубь фьорда. Да, возьми вот – надень спасательный жилет!

Виталий надел оранжевый жилет, умостился рядом с Кнутом на пассажирском сидении и с интересом завращал головой по сторонам, рассматривая из-за ветрового стекла открывающиеся то слева, то справа умопомрачительные виды гор, отвесных стен и длинных водопадов, чудесных бухточек, уютных островков. Там-сям на урезе воды стояли неприметные хохлатые цапли, карауля зазевавшихся рыбёшек; вдоль берега сторожко курсировали утки с подросшими выводками утят. Глядя на закруглённые скулы утёсов, Виталий подумал, что, растай сейчас километровой высоты ледники Антарктиды или Гренландии, глазу открылась бы точь-в-точь такая же картина узких глубоких ущелий-фьордов, заполненных изумрудно-синей водой.

Шли так довольно долго, и наконец Кнут сказал:

– Ну, вот тут и начнём! Доставай снасти на троллинг! Проверим, как тут с макрелью сегодня.

Он перешёл на самый малый ход, и вскоре оба рыбака выставили удилища по сторонам катера, опустили в воду тяжёлые пилкеры с гирляндами крючков и пластиковыми наживками и пошли вдоль правого берега фьорда. Барражировали так с полчаса, но, кроме пяти небольших скумбрий да веретенообразного саргана с зелёным хребтом, особых успехов не стяжали.

– Так, меняем тактику! – решительно сказал Кнут. – Переходим на вертикалку!

Они отошли на полкилометра от берега, примерно на середину фьорда. Кнут показал на экране эхолота резкий свал глубин на подводной отмели – от тридцати до двухсот метров, заглушил мотор и встал в дрейф.

– Тут нас ждут крупные трофеи! – многообещающе заявил он.

Однако за следующие полтора часа оба сподобились вынуть лишь по четыре средненьких сайды на два-три килограмма да по треске, сканируя толщу фьорда на вертикалях. В общем, ломового вала трофеев не случилось, но Виталий и этому улову был рад – опыт рыбалки в фьордах с лодки был у него впервые. Тем временем облака поднялись повыше, начало проглядывать голубое небо, ветерок стих, ощутимо потеплело.

– Через час-полтора подойдёт хороший клёв – погода меняется! – сообщил Кнут, задумчиво глядя в небо и почёсывая рыжую щетину на кадыке. – А пока есть предложение сойти на берег отдохнуть и перекусить.

Причалили у деревянных столиков зоны отдыха с удобным невысоким пирсом. Один из столиков занимала мусульманская семья, неподалёку стоял старенький «Опель-Кадет». Отец, жена и трое детей, похоже, остановились перекусить у дороги. Кнут вынес на скалистый берег сумку с провизией, Виталий – свой рюкзачок с перекусом, поприветствовали соседей и занялись

приготовлениями. Через пару минут на столе возникла скатерть-самобранка с термосами и пластиковыми контейнерами. Тётя Марта собрала племянничка в поход основательно! Из сумки были извлечены отварной картофель с укропчиком и отбивные в кляре, домашние маринованные огурчики, кофе, яблочный пирог-шарлотка с корицей и хрустящей корочкой. Виталий внёс в праздник желудка со своей стороны термос с чаем и лимоном, а также дары ближайшего супермаркета – шоколадку, булку с изюмом, ветчинную нарезку.

– Хорошо сидим! – минут через пятнадцать сообщил он Кнуту старинное русское выражение маленького застольного счастья. – А чем ты занимаешься, какой темой матфизики?

Кнут отхлебнул кофе, неспешно прожевал шарлотку, внимательно посмотрел на Виталия:

– Вопросами пространства и времени!

– Это как?

– Чтоб ты понял, придётся потерпеть мои объяснения минут десять – пятнадцать! Готов? Значит, так. Год назад я опубликовал в журнале «The Science & Future» статью «Ортогональная топология многомерного временного континуума». Это, собственно, основная канва моей будущей диссертации. В космофизике есть понятие «точка сингулярности» – момент времени, когда произошёл Большой взрыв. С него якобы берёт отсчёт история развития нашей Вселенной.

– О, это даже я слышал! – кивнул Виталий.

– Отлично! Так вот, в момент прохождения точки сингулярности у материи Вселенной должны быть неимоверно большие температура и плотность, если верить уравнениям специальной теории относительности (СТО). И вот уже эти характеристики СТО не описываются. Поэтому гипотезе Большого взрыва требуются объяснения, какая-то новая физическая и математическая модель для состояния «точки сингулярности». Я сделал предположение, что Вселенная имеет не четыре, а двенадцать измерений: три временны́е Т-оси, составляющие ортогональную временную систему координат, и девять пространственных измерений – по три на каждой Т-оси. То есть в совокупности – три четырёхмерные временные ветви, или Т-ветви. Причём каждая Т-ось свёрнута в эллипс, и единственная общая точка всех осей – точка сингулярности. Это означает, что события на каждой Т-оси проходят некоторый цикл, который завершается свёртыванием подпространства данной Т-ветви и новым Большим взрывом в точке сингулярности.

– Погоди, – вставил вопрос Виталий, – а куда же переходит сжатая материя после взрыва?

– Молодец, хороший вопрос! – похвалил Кнут. – Я предполагаю, что в результате этого взрыва свёрнутая материя перераспределяется между всеми тремя Т-ветвями в случайном порядке, хотя не исключён какой-то более сложный механизм перераспределения – это предмет отдельных исследований. В итоге я назвал такое пространство Обобщённым Пространством или ОП. Все двенадцать осей между собой связаны уравнением пространственно-временного континуума, или уравнением состояния. Для математического описания движения объектов в этом мире используются уравнения, аналогичные уравнениям Лагранжа, в которых центр системы координат привязан к перемещающейся точке.