Как в старых сказках

– Научил на свою голову! – вздохнул шут и, поднырнув под руку короля, поднял его и поковылял к выходу.

Ночь окутала город. На небе высыпали звезды, двурогий месяц мирно покачивался во мраке. Дверь за спинами Прохора и Генриха захлопнулась, оградив от гомона пьяных ухарей и звуков музыки. Веселье продолжалось. Хмельная парочка двинулась по тускло освещенным улицам. Лампы на столбах горели даже не через одну, а через десяток. Хорошо, что ночные светила помогали. Шут прилагал все усилия, чтобы самому не упасть и не уронить бесценную ношу, которая бубнила прямо в ухо своему носильщику.

– Куда ты меня тащишь?! Там так весело, давай вернемся! Ха…

– Генрих, поверь мне, тебе уже хватит. Какой же ты тяжелый!

Они свернули в неосвещенный переулок. Прохор прислонил короля к каменной стене какой-то лавки и, уперевшись ладонями в колени, попытался отдышаться. Воздух, прогретый солнцем, уже успел остыть. Изо рта шута вырывался пар. Тут чуткий слух весельчака уловил какие-то звуки, а острый глаз заметил скользнувшую тень. В висках застучали тревожные молоточки. Что-то подсказывало Прохору, что благополучно добраться до дома не получится, а ведь предчувствия его никогда не подводили. Вскоре опасения оправдались. Из-за угла появились три фигуры, в плащах, скрывающие лица под глубокими капюшонами. Явно мужчины, если судить по походке.

– Жизнь или деньги! – прохрипел один из них.

– И не говорите, что у вас их нет. Мы видели, как вы кутили в таверне, – поддакнул второй.

– У того толстяка целый кошель золота, я сам видел, – третий бандит достал нож, чей клинок блеснул в свете звезд.

Двое других последовали его примеру. Шут осмотрелся: улица позади свободна, можно удрать, но всегда есть свое маленькое «но», а данном случае – большое, пьяное и королевское. Да и потом, окажись Прохор в такой ситуации один, он все равно бы не дал стрекоча. От сюзерена мало толку: слишком тучный и пьяный, к тому же старый. С ним только зимой хорошо, можно на нем с горки съехать.

Молоточки в голове немного успокоились, глаза попривыкли к темноте. Прохор постучал себя по щекам, выгоняя излишний хмель.

– Шли бы вы по добру, по здорову! – сказал он, сжимая кулаки. – Ей-богу, покалечу кого из вас, чего доброго. Оно вам надо?

Разбойники переглянулись и стали наступать. Прохор приготовился к драке. Трое на одного – это слишком, к тому же хмель затуманивает разум, но величество надо защищать.

– Не геройствуй парень, просто отдайте деньги и идите своей дорогой, – тот что поменьше вытащил из-под плаща пистоль.

«А вот это плохо! – подумал Прохор. – Поди, знай, заряжен или нет. Если да, то в кого пальнет».

Шут показал нападавшим открытые ладони.

– Спокойнее, други, спокойнее. Будь по-вашему.

Вооруженный грабитель опустил пистоль, двое других попрятали ножи. Шут, конечно же, и не собирался отдавать деньги. Такого бы не случилось при любом раскладе: хоть десять против одного, хоть пусть тут три короля стоят. Дело принципа! Чтобы какие-то пришлые забулдыги грабили в городе его хозяев? Ну уж дудки! В голове Прохора уже созрел план, кого и куда побольнее ударить: самому здоровому кулаком в лицо, туда, где зияет чернота капюшона, среднему ногой по колокольчикам, да так, чтобы звон по всей улице пошел, а третьему с разворота ребром ладони по горлу, и уже потом добить здоровяка. Но тут вмешалась судьба-злодейка в образе короля.

– Кому тут не живется спокойно, а?! Подходи по одному! – Генрих на мгновение пришел в себя и схватил бузотера, что оказался ближе всех, за грудки, за что и получил удар в ухо.

Августейший хрюкнул и всем прикладом упал на грабителя, придавив того к мостовой. Двое других, не сговариваясь, бросились на шута. Надо сказать, что дрались нападавшие знатно, не как обычная шпана. Они знали свое дело, но шут тоже был не робкого десятка. Пару раз ему хорошо досталось по спине, но и грабители уже плевались кровью. Один из них вновь выудил пистоль и направил на Прохора.

– Сейчас я тебе еще одну дырку в голове сделаю, сучий потрох!

– Стреляй, Фарух, чего ждешь?! – рыкнул здоровяк. Вооруженный полез за огнивом, косясь по сторонам. Где-то в темноте стонал придавленный королем бандит, сам же августейший мирно сопел и видел десятый сон. – Ну же!

– Отсырело! – буркнул тот.

Шут облегченно вздохнул и даже посмотрел на звезды.

– Нет, ребята, так дело не пойдет. Думаю, мы поступим следующим образом: сейчас вы снимаете ремни и вяжите себя по рукам и ногам, как на галерах. Потом подбираете своего друга и идете в тюрьму.

Разбойники опешили от такой наглости и переглянулись.

– Шути, шути, – хмыкнул тот, кого назвали Фарухом, пытаясь поджечь порох.

– Не хотите по-хорошему, будет по-плохому.

Прохор засунул руку под куртку и достал, уже сжимая в ладони многозарядный пистоль, о котором вспомнил только что. Просить второй раз он не стал. Взведя курок, шут сделал первый выстрел, выбив оружие из рук грабителя. Шут взвел пистоль, и барабан совершил оборот, вновь оказавшись в боевом положении. Вторая пуля повредила здоровяку колено. Тот взвыл, как подстреленный лось, и рухнул на мостовую, схватившись за ногу и матерясь, на чем свет стоит. Третья пуля свалила обезоруженного ранее разбойника.

Шум выстрелов громом разлетелся по тесным улицам, и уже через десять секунд раздался топот и бряцанье оружия. Шут засекал. Это приближался отряд гвардейцев, патрулирующих улицы. Оружие горожанам запрещалось носить, да и стоило дорого, а значит, выстрелы означали, что кто-то свершает преступление!

Караул, освещая дорогу факелами, точно выбежал к месту сражения, будто заранее знали, куда следует направлять свои силы. Но на то они и гвардейцы, за это жалование получают. Вперед вышел начальник отряда, закованный в кирасу, поножи и шлем с опущенным забралом.

– Именем короля! Что тут происходит?! – он сжал рукоять сабли, но вытаскивать ее из ножен не спешил.

Шут облегченно вздохнул, спрятал пистоль и вынырнул из тени.

– Доброй ночи, служивый! – и Прохор помахал перед его носом пальцами. В свете факелов блеснул золотой перстень с тисненой монограммой «КСЗ». Стражник поклонился, и его примеру последовали остальные гвардейцы, вооруженные кто ружьями, кто алебардами. – Вот этих, в плащах, в темницу. Нападают на прохожих и грабят, угрожая ножами и пистолем. А этого толстого, несите во дворец. И запрещаю говорить об этом под страхом смерти. Все ясно?!

– Так точно! – ударил каблуками начальник отряда.

Солдаты соорудили из алебард и плащей нападавших носилки и погрузили на них раненых. Одноглазого толстяка, похожего на пирата, пришлось нести на руках.

Прохор поднял глаза к звездам и прошептал.

– Клянусь, больше этого не повториться! – и пошел вслед за отрядом, держась за раскалывающуюся хмельную голову.

Глава шестая

Часы на Главной башне пробили три раза.

Прохор никак не мог сомкнуть век, мутить не мутило, но и заснуть не удавалось. Он поднялся с кровати, оделся и уже собрался покинуть покои. Тусклый свет небесных светил еле освещал помещение, поэтому двигался дворцовый балагур по памяти да на ощупь. В тишине слышалось только шуршание одежды и спокойное дыхание.

– Ты куда? – раздался сонный женский голос.

– Прогуляюсь, – ответил шут. – Спи.

– Ты вернешься? – вновь прозвучало в темноте.

– Нет, у себя досыпать буду.

Прохор взялся за золотую ручку двери, повернул ключ в замке и потянул на себя тяжелую створу. Обернувшись на пороге, он вздохнул и скрылся за дверью.

В замке царила гробовая тишина, нарушаемая только легкими шагами шута, бредшего по пустынным коридорам дворца, чьи стены были увешаны всевозможными портретами всех предыдущих правителей, вельмож и членов их семей. В свете малочисленных лам лица на холстах больше походили на призраков, которые пытались вырваться наружу из серой, холодной каменной кладки. Это наблюдение заставило вспомнить Прохора о поручении короля. Стоило шуту только подумать о приведении, как где-то раздались шаркающие шаги и скрипучее причитание.

Слуга государев запустил пальцы в рыжую шевелюру и замер, увидев, как в конце коридора промелькнула чья-то фигура в белом одеянии. Ступор продлился около минуты. Придя в себя, Прохор стал медленно продвигаться вперед, но тут же перешел на бег, а когда достиг следующего коридора, то понял – призрак уже скрылся. Сплюнув прямо на пол, шут продолжил преследование.

Прохор пробегал по коридорам, освещенным масляными лампами, несколько десятков метров, останавливался и, затаив дыхание, прислушивался. Где-то в глубине замка раздавались чьи-то шаркающие шаги и бухтение. Шут терялся в догадках: может ли призрак издавать столько шума? Ведь его, вроде как, нет. Но обитатели замка столкнулись с такой проблемой впервые, поэтому надо сначала изловить нарушителя спокойствия, а уж потом разобраться, что к чему.

– Немыслимая архитектура! – вздыхал шут то и дело.

Пробегая по очередному коридору, Прохор столкнулся с одним из обитателей замка, который вышел из своих покоев, держа в руке подсвечник с горящей восковой свечкой. Им оказался королевский казначей. Естественно, оба от неожиданности грохнулись на пол. Подсвечник с бряцанием отлетел в сторону.

– Ты мастеру денег дал?! – ни с того, ни с сего спросил шут, поднимаясь с пола и потирая ушибленный зад.

– А? Что? Какие деньги? Нет у меня ничего! – протараторил казначей, загребая руками и ногами, пытаясь вползти назад в комнату.

Прохор ухватил его за край ночной рубашки и вытащил упирающегося служаку назад в коридор.

– Слушай меня внимательно: я тут зло забарываю. Призрак по замку бродит. Ты не видал ничего подозрительного?

Казначей все еще не мог придти в себя. Он бессмысленно хлопал ресницами и потирал заспанные глаза.

– Не видел, но слышал. Кто-то прошел мимо, остановился у моей двери и скреб в нее, противно так… Я проснулся и решил посмотреть, кто там. Так это не ты?!

– Нет, не я, – ответил Прохор оглядываясь. – Ладно, вали спать. И запомни: если не отдал деньги мастеру, пеняй на себя!

И шут опять припустил по коридору, надеясь догнать приведение.

На выходе с этажа, возле массивных дверей, что вели на лестницу, он обнаружил двух гвардейцев, лежащих без сознания. Видать, призрака увидели, а это означает, что Прохор двигается в правильном направлении. Вдруг раздался чей-то крик. Он шел с улицы. Весельчак, которому сейчас было вовсе не до смеха, толкнул тяжелые створы, выскочил на лестницу и, в три прыжка преодолев все ступени, едва не вылетел в открытое окно.

На внутренней площади дворца, освещенной светом звезд и несколькими факелами, Прохор увидел тело прачки Хелен, а рядом с ней валялась корзина с бельем, которое она снимала с веревок. Шут нахмурился, и тут его взгляд уловил движение справа, возле фонтана, что выплевывал в ночное небо десяток водяных струй. Это стало возможным, благодаря изобретению мастера и его выполненному обещанию.

Прохор аж присвистнул и не поверил своим глазам: по выложенной булыжником площади плыло самое настоящее приведение! В белой рубахе до земли, с длинными, седыми волосами, что колыхались на ветру. Призрак двигался вдоль стены, выставив перед собой руки, шевелил пальцами и раскачивался из стороны в сторону.

То еще зрелище! Прохор закрыл рот и закатал рукав своей рубашки: волосы на руке топорщились, как иголки у ежа, а мурашки своим размером не уступали бородавкам на лице у старой няньки королевы Изольды. Отогнав мрачные мысли, Прохор помчался вниз с такой скоростью, что едва не затушил все факела и лампы.

Шут выскочил на площадь, как ошпаренный, оставив позади себя арку с распахнутыми коваными воротами. Это кажется странным, но архитектор, который занимался проектировкой здания, не предусмотрел выхода с этой стороны здания, поэтому площадь почти всегда пустовала. Приходилось обходить весь замок. А смысл сюда приходить? С любимым или любимой не уединишься, на тебя смотрят сотни окон. Исключение составляли редкие строевые занятия гвардейцев, которые заплыли жиром и теперь больше походили на поросей. Даже постройка фонтана не привлекла сюда дворцовых зевак. В связи с этим, прачка Хелен использовала сие пространство для сушки белья. Для этих целей ей натянули через всю площадь веревки, которые опирались на деревянные шесты, в полтора роста длиной. И вот теперь женщина лежала без сознания, заваленная тряпьем. Именно к ней сначала и подбежал шут, сбрызнув прачке лицо водой, которую зачерпнул из фонтана.

– Хелен, вы в порядке? – спросил Прохор и сам же ответил. – Хотя, какое там может быть в порядке!

Та никак не реагировала на тряску. Тогда рыжеволосый охотник за приведениями пошел на крайние меры. Он опустил женщину на холодные камни и схватил ее пышную грудь, что покоилась в корсете, двумя руками. Действие возымело желаемый результат. Хелен пришла в себя, но прежде чем открыть глаза, она наградила шута звонкой пощечиной.

– Стоит только на мгновение сознание потерять, как тут же найдется желающий воспользоваться беспомощным и шикарным телом!

Надо отметить, что формы у прачки действительно были выше всяких похвал!

Шут потер ушибленную щеку.

– Прошу прощения, я ничего не хотел дурного, – сказал он. – Хотя, будь обстоятельства несколько иными…

– Ах, это ты, милый шут, – прошептала женщина и попробовала обнять Прохора, но тот пресек эту попытку.

– Да подожди ты! Уф…

Стоя на коленях балагур осмотрелся. Белье, висевшее на веревках, скрывало призрака. Еще треклятое облако сокрыло собой месяц, а света факелов не хватало, чтобы что-то разглядеть. Тем временем Хелен обвила шею Прохора и прижалась к нему всем телом.

– Я боюсь! Я только что увидела такое! – Она стала задыхаться от обуревавших ее эмоций.

– Знаю, знаю, – опередил ее шут. – Это призрак. Сейчас я его изловлю.

– Как?! – шепотом спросила прачка.

Прохор посмотрел ей в глаза и помедлил с ответом.

– Каком кверху… Что-нибудь придумаю.

И тут он заметил, что ясные очи женщины стали увеличиваться, пока не достигли размера золотой монеты.

– Мамочки… – прохрипела Хелен, побледнела и опять потеряла сознание.

Прохор замер, боясь пошевелиться. Он медленно повернул голову и… заорал на всю площадь.

– А-а-а!

Перед шутом стояла древняя, как мир, старуха, с глубоко посаженными, водянистыми глазами. Ее всклокоченные седые волосы, лезли в беззубый рот, а белая ночная рубашка обволакивала костлявое тело и хлопала на ветру вместе с бельем, что трепыхалось вокруг. В этот миг туча сорвалась с места. С неба ударил свет рогатого месяца, и от этого картина перед глазами Прохора стала еще ужаснее, чем прежде, а сам шут сделал вдох и заорал с новой силой. То ли все побоялись вмешиваться в происходящее, как это обычно бывает, То ли на самом деле крепко спали, но, как бы то ни было, никто не высунулся в окно и не поинтересовался в чем дело.

В конце концов, организм не сдюжил. Голосовые связки Прохора устали от напряжения и сдались. Вой сменился хрипом и пропал вовсе. Шут и призрак смотрели друг на друга, хлопая ресницами.

– Ты чего орешь, будто приведение увидел?! – неожиданно произнесла старуха. – Ночь на дворе! Людей разбудишь.

Прохор сглотнул и попятился назад, но наткнулся на бесчувственную прачку.

– Ты… Ты…

Приведение наклонилось, и шут почувствовал, как седеют его собственные вихры.

– Не тыкайте, молодой человек, – просипела карга, – а то проткнете. И вообще, давно ли пошла мода обращаться на «ты» к людям, которые намного старше тебя самого, да к тому же еще являются царственными особами?!

Прохор открыл рот и подался вперед. Ну конечно же! Только теперь он заметил то, что упустил. Эта особа никто иная, как Феофания тринадцатая, мать нынешнего правителя Серединных Земель! Ее портрет висит на одной из стен замка. Правда, там она выглядит более привлекательной, если можно так выразиться. Художники всегда несколько приукрашивают свои работы, но чтоб настолько! Тут мастер явно переусердствовал. Но его можно понять. Напиши он правду, махом бы познакомился с палачом за один только крючковатый нос.

– Чтоб я сдох! – прошептал Прохор и замахал на старуху руками. – Чур меня, чур! Изыди, дух, сгинь, нечистая!

Старуха села на край бортика фонтана, опустила в воду руку и протерла свое морщинистое лицо.

– Сам ты нечистый! – сказала она. – Ты кто такой будешь?

– Я?! – Прохор никак не мог поверить, что вот так запросто разговаривает с приведением. – Я – шут короля Генриха. А вы… Вы же должны быть в могиле, в смысле, в фамильном склепе! Что держит ваш дух в этом мире?!

Бедный Прохор шарил руками по камням, в надежде найти хоть какое-то оружие. Свой пистоль он оставил в комнате, когда пришел из таверны.

– Тело меня держит, что же еще, – просипела старуха.

– Но вы же умерли давно! – не унимался шут.

– Да ладно?! – удивилась карга. – А я вот и не знала. И давно?

Балагур потер подбородок.

– Да уж лет двадцать как.

Теперь удивился призрак.

– Да? То-то я думаю, что меня все игнорируют. Выходит, они меня не видят? – старушка нахмурила брови и задумалась, – А ты меня, стало быть, видишь…

– Вроде того, – немного успокоился Прохор, но встать не решался. – И еще несколько человек, но только ночью.

– Вот оно как… Я когда еще живая была, читала в какой-то книге, что души умерших остаются в нашем мире только по двум причинам. Первая – это не завершенные дела, но у меня, кажется, таких не имеется.

– А какая вторая? – спросил шут.

– Вторая… – приведение подняло свои тусклые глаза на ночное небо, словно вглядывалось в звезды. Прохор последовал его примеру и окончательно успокоился. Судя по всему призрак ничего плохого делать не собирался ни ему, никому либо другому. – Вторая – возможно, на этом свете осталась часть меня, которая не погребена.

– Руки-ноги и голова на месте, – подметил Прохор.

– Да ты хохмач, – старуха смахнула призрачную слезу. – Неприятно осознавать, что тебя больше нет. Нужно срочно найти то, что от меня осталось. Не хочу вот так бродить, как тень.

Шут совсем осмелел. Он встал, отряхнул портки и сел рядом со старухой. За спиной шумел фонтан, раскидывая во все стороны брызги. Некоторые капли пролетали сквозь тело старухи и падали на булыжник. Наверное, со стороны зрелище выглядело более чем странно. Человек и приведение, которые мирно разговаривают под звездным небом. На мгновение пришла в себя прачка, но едва увидела странных собеседников, ойкнув, погрузилась в забытье.

– Так что же это может быть? – призадумался шут. – Кукла? Слышал я, что для них брали настоящие волосы.

– Нет, – сказал призрак. – Я настоящими людьми играла. Помнится, в моих шахматных партиях много народу полегло. Кровь ручьем текла. А сейчас в такие не играют?

Прохора передернуло от слов старухи.

– Нет, сейчас в моде более… спокойные игры. Крокет там всякий… Я вот чего подумал. Ведь Генрих, король нынешний, сын ваш. Кровь от крови, плоть от плоти. Может из-за него вы не в силах покинуть этот мир?

– Предлагаешь его убить? – карга посмотрела на шута.

– Заманчивая идея, – потер тот подбородок, – но я сейчас о другом. Возможно, он просто должен вас отпустить. Типа, дух моей матери, отпускаю тебя, покойся с миром, и все такое.

Теперь свои впалые щеки почесало приведение.

– А почему бы и нет?!

Старуха взлетела над парапетом фонтана и поплыла к стене, после чего исчезла за серыми камнями, просочившись сквозь них, а через пару минут из покоев сюзерена раздался душераздирающий вопль. Прохор вздрогнул. Набрав в ладони воды, он сбрызнул ей лицо прачки, и та открыла глаза.

– Пришлось притвориться, что я потеряла сознание, правда, я на самом деле чуть не того… Что это было?

– Ничего такого, с чем бы я не смог справиться. Всего лишь приведение, – улыбнулся шут. – Пойду-ка я спать, чего и тебе советую.

Прохор помог Хелен подняться и направился через площадь, чтобы скрыться в темном зеве арки.

Стоит отметить, что больше призрак давно умершей королевы никто не видел.

***

Генрих не вышел ни к завтраку, ни на утреннее совещание с Главным Министром и Советником. Он вообще не вставал с кровати. Его белоснежные шелковые простыни были смяты, а само Величество сидело, прислонившись к позолоченной спинке и натянув одеяло до подбородка. Его, до этого узкие, глаза бегали по сторонам. Придворный лекарь, осмотрев пациента, только развел руками и прописал, на всякий случай, настойку пустырника. Толстая сиделка с капором на голове пыталась впихнуть Генриху в рот ложку с похлебкой, но тот мотал головой, отчего варево выливалось на постель. Все вокруг недоумевали и беспокоились за здоровье государя, все, кроме королевы, пожалуй. Она заглянула в опочивальню сюзерена буквально на минуту, изобразила на лице грусть-печаль и исчезла.

Прохор оказался единственным, кто знал истинную причину королевского недуга, но распространяться о ней не стал, решил сохранить в тайне. Еще чего доброго скинут государя с трона, как умалишенного. Оно ему надо? Ведь вместе с Генрихом и ему наладят пинок под зад.

– Государь простыл и просит не беспокоить его два дня! – сказал шут Генералу, который пытался добиться аудиенции. – Все вопросы будут решаться в рабочем порядке. Встретимся в Тронной зале через десять минут, и прихватите советника с казначеем.

Министр фыркнул.

– С каких это пор дураки страной управляют?

– Вот и меня это интересует, – покачал головой рыжий хохмач. – Как это вам удалось должность заполучить? Купили или по наследству досталась? Можете не отвечать, это риторический вопрос.

Офицер промолчал, он только поправил медали с аксельбантом и удалился.

Прохор зашел в апартаменты короля и закрыл за собой двери. Подойдя к кровати и склонив голову, шут сказал.

– Ты давай, приходи в себя. Я пока займусь делами государственной и не очень важности. Не беспокойся, я заручусь поддержкой королевы. Мне она доверяет больше, чем кому-либо. Выздоравливай, – Он похлопал хозяина по плечу и обратился к сиделке. – А вы никого к нему не пускайте и следите, чтобы он никаких бумаг не подписывал. Ясно?

Толстуха кивнула и вытерла с подбородка Генриха похлебку. Прохор раздвинул оконные шторы и распахнул витражные ставни, впустив в комнату потоки солнечного света и свежего ветра. С бюро, сделанного из красного дерева, слетели какие-то бумаги и плавно легли на пол, устланный дорогим ковром с крупным ворсом. Шут махнул рукой и покинул покои короля.