Замуж с осложнениями

– Ты ещё кто?

Я молча протягиваю ему горсть бормол, а когда он не берёт их, просто хватаю его руку и вываливаю фигурки ему на ладонь. Он смотрит на них озадаченно, перекатывает между пальцами. Вокруг нас образуется небольшая толпа зевак: как же, грозная землянка встретила отрёкшегося отца свежего Исполина!

На лице Аравата отражается узнавание, и он поднимает взгляд и тут же весь озаряется той самой родной улыбкой, которую в такой точности унаследовал от него Азамат, мне даже больно становится где-то внутри.

– Это ты та девочка! – восклицает он совершенно Азаматовым голосом, и я не знаю, чего мне стоит не заплакать. Он протягивает мне обратно свои бормол, они соблазнительно светятся на солнце рыжеватым деревом.

– Я жена Азамата, – говорю я медленно и чётко, и каждое слово падает, как камень мне же на ногу. – Мне не нужны твои подарки. Ты недостоин своего сына.

Вона какое слово вспомнила, когда припекло. Ну всё, не стоит дожидаться, пока он сообразит, что мне ответить. Разворачиваюсь и ухожу сквозь расступившуюся толпу. Тишина, не знаю, когда успевшая повиснуть, прорывается шепотком. Я могу быть уверена, что завтра весь Муданг будет в курсе моего жеста. Спускаюсь вниз к полю, где толпа начинает потихоньку отхлынывать от шатра. Ноги у меня довольно деревянные.

Старейшина Унгуц сразу замечает моё далеко не радостное настроение и аж привстаёт.

– Что ты сделала?

– Я сделала ваш бормол по-настоящему первым в коллекции, – отвечаю легко.

Он опускается обратно на сиденье со вздохом.

– Ты знаешь… – произносит он после паузы. – Арават не такой уж плохой человек…

– Вы одобряете, что он отрёкся от Азамата? – рявкаю я. Мало мне сегодня было разочарований в людях!

– Нет, конечно, – пожимает он плечами. – И всё же он сделал много хорошего в жизни.

– Ну так я его жизни и не лишаю, – выдавливаю я со слезами в горле. – Просто подумала, будет иронично, что именно я не в восторге от его решения.

– Лиза, – окликает меня подошедший Тирбиш. – Так это правда, что вы и есть та девочка, про которую…

Я кратко обнимаю его, потому что он такой хороший и наивный, потом вытираю слёзы и иду к шатру ждать Азамата. Старейшина Унгуц бормочет мне в спину, что мой бутон начал раскрываться слишком быстро.

Азамат выпадает из шатра раскрасневшийся, да ещё в мамином свитере, от него пахнет фруктовым вином, а в руках корзина со всевозможными сластями. Он демонстрирует чудеса эквилибристики, умудряясь обнять меня и не просыпать сласти. Я, как всегда после стрессов, особенно липуча и отпускать его не собираюсь, только хом навешиваю обратно. Рядом с ним мне становится сразу намного легче, а то даже мелькала мысль где-то в глубине подсознания, что вдруг он мне станет меньше нравиться теперь, когда я соотнесла его лицо с воспоминанием о его отце. Но нет, слава богу, на том тёплом восторженном чувстве, которое у меня появляется от его улыбки, выходки его папаши не сказались.

– Я слышал, как ты всех перекричала, – говорит он. – Спасибо тебе. Это такая редкость, чтобы женщина на играх активно за кого-то болела…

– Надеюсь, это не против приличий? – усмехаюсь. – А то с меня станется. Но ты и сам всех здорово на свою сторону перетянул, ишь как этого большого дядю сделал!

Азамат смеётся в голос.

– Да они тут на планете расслабились, я смотрю. Я ведь далеко не всё могу, что мог бы… То есть, ты понимаешь, – он немного путается в словах. Как же быстро на муданжцев спиртное действует, жуть. – С такими борцами куда нам джингошей скинуть, эххх.

Мужики вокруг опускают головы, кто понимает на всеобщем.

– Азамат-ахмад, – окликает его подошедший Тирбиш, – а что бы вам не поучить нас, как на корабле бывало? После сегодня-то, я думаю, найдутся желающие.

Его предложение встречают дружным одобрительным гомоном, какой-то тучный мужик у меня за спиной предлагает одно из своих полей отвести под занятия, благо оно так хорошо укрыто между скал, что никто их там не увидит. Подошедший Эцаган тоже загорается идеей продолжить тренировки под руководством капитана и предлагает взять на себя организационную сторону. Я высматриваю у шатра ведущего, подманиваю его поближе и уговариваю составить список желающих принять участие. Если у Азамата ещё и были какие-то возражения, то их смело толпой.

– Лиза, да тут целый полк, – шепчет он мне, глядя, как всё больше мужчин, оповещённых о возможности поучиться у «самого Байч-Хараха» стекаются обратно на поле, чтобы записаться.

– Ну подели их на группы, – пожимаю плечами. – И пусть более сильные тренируют более слабых, а ты сиди в кресле да оценивай. Потом, наверняка сейчас многие на энтузиазме запишутся, а потом отпадут.

– Да нет, я не про то, – говорит он ошарашенно. – Справиться-то я с ними справлюсь, но странно, что столько народа вообще хотят со мной дело иметь! Я ведь мало того, что урод, так ещё и не сын своему отцу…

– Ну, твой отец нынче не в почёте, – усмехаюсь я.

К нам подходит Алтонгирел, останавливается перед Азаматом и некоторое время просто стоит и смотрит: то на него, то на меня. Потом отводит взгляд и произносит:

– Ну что же… Этот брак принёс более обильные плоды, чем я ожидал. Но тебе, Лиза, надо быть очень осторожной. Все эти люди, что записываются на уроки к Азамату, на самом деле просто хотят оказаться под сенью твоего могущества. И ты должна их не разочаровать.

– Предлагаешь немедленно научиться убивать взглядом и воскрешать словом? – хихикаю я.

– Нет, – кривится Алтонгирел. – Но придётся тебе хотя бы первое время поизображать образцовую жену.

– С этого места поподробнее, – напрягаюсь я, – а то я уже договорилась с целителем переводить земные медицинские справочники на муданжский.

Алтонгирел закатывает глаза.

– Старейшины никогда в жизни тебе этого не разрешат…

– Старейшина Унгуц это сам предложил! – перебиваю я.

– Старейшина Унгуц… – Алтонгирел сглатывает ругательство. – Что он тебе ещё предложил?

– Взять ученицу.

Духовник мотает головой, а Азамат прижимает меня покрепче. Гляжу на него – он выглядит страшно довольным.

– Ладно, – сдаётся Алтонгирел. – Я уже понял, что Старейшина Унгуц теперь весь твой. Боги с тобой, бери ученицу, переводи свои книжки, только умоляю тебя, ходи в женский клуб, не хами старшим, и пусть Азамат тебе дом построит где-нибудь… подальше.

Когда мы наконец-то вылезаем из ямы с трибунами, неподалёку прямо на траве уже расстелены скатерти и всё уставлено яствами. Азамат щедро раздаёт сласти из своей корзинки, я еле успеваю всё попробовать. К счастью, оно всё не такое сладкое, как на первый взгляд кажется, только очень жирное.

– Это и весь приз? – спрашиваю разочарованно, когда корзинка начинает показывать донышко. Я как-то ожидала, что хоть медальку дадут или статуэтку платиновую…

– Нет, ещё участок земли у дальнего края Дола и табун. Хоть лошадь себе подберу, а то старый мой друг меня не дождался…

Я не придумываю ничего лучшего, как присвистнуть. Однако и правда вестерн, вот и ранчо теперь есть.

Нас усаживают на ковры и подушки в торце импровизированного длиннющего стола рядом со Старейшинами, кормят сырыми фруктами и мясом, потом мясом, тушённым с фруктами, потом ещё в каких-то комбинациях, и всё это под хримгу и фруктовое вино. Впрочем, алкоголь я игнорирую, а то ещё развезёт из-за папаши… Не стоит Азамату праздник портить. Да и вообще, кто-то же должен будет сесть за руль.

Под конец застолья начинает темнеть. Азамат уже давно растянулся во весь немалый рост на ковре и пристроил голову мне на колени. Я же каверзно расплела ему волосы и сижу, глажу по всей длине, сколько дотягиваюсь. Он только что не мурчит. Народ вокруг уже даже перестал тыкать в меня пальцами и шушукаться. Кажется, все приняли как должное, что у Байч-Хараха ужасно ласковая жена.

Начались песнопения. Интересно, что бородатые Старейшины принимают в них живейшее участие, и у многих даже вполне приличные голоса. С моей пролетарской точки зрения, гораздо приятнее, чем у профессионального певца, который вместе с музыкантами надрывается. А вот бритые Старейшины рта не раскрывают.

– А почему духовники не поют? – спрашиваю сонного Азамата.

– Ещё бы они запели, – усмехается он. – Если духовник поёт, то получается молитва-заклинание, ну знаешь, гуйхалах. А вон тот Старейшина… который нам хомы заговаривал… он и говорить не может, такая в нём сила. Чуть губами шевельнёт, уже чудеса творятся. Любовь богов даром не даётся, знаешь ли.

Ох, знаю. И очень надеюсь, что Азамат уже заплатил за сто лет без бед. Я поднимаю лицо к небу и возношу свой собственный молчаливый гуйхалах, чтобы все дальнейшие сражения в своей жизни он выигрывал так же легко, как сегодняшнее. Музыка подхватывает мою просьбу и уносит в темнеющее небо над головами счастливых людей.

Глазами знающего

Капитан Адицан пригнулся, чтобы не задеть макушкой низкую притолоку, и прищурился, привыкая к полумраку таверны. В зале почти никого не было, и хозяйка не стала зажигать половину фонариков, экономя дорогое гарнетское электричество. Однако знакомый силуэт капитан высмотрел сразу – спиной к двери в самом дальнем закутке. Только Байч-Харах обладал талантом так чудовищно сутулить такие широкие плечи.

Адицан мысленно вздохнул и помешкал: встречаться с давним соратником ему с каждым разом хотелось всё меньше и меньше. Когда-то давно, когда Азамат только явился на Гарнет, они работали на одном корабле, но со временем им там стало тесно, да и капитан был уже стар, вот они и разошлись, основав каждый свою команду. Байч-Харах был удачливее, хитрее и храбрее, а Адицан – Слушающий – лучше разбирался в людях и предпочитал бешеной гонке спокойную уверенность. Тогда, давно, он ещё немного завидовал горячей смелости Азамата, пока не распознал стоящий за ней лихорадочный блеск в глазах, нездоровый такой огонёк. Который со временем потух, оставив по себе лишь привычку рисковать и не более чем привычку уворачиваться.

От барной стойки отделился официант, и Адицан понял, что медлить больше не выйдет, поэтому пошёл-таки присоединяться к чёрной глыбе едва тлеющих углей, оставшихся от давнего товарища.

– А, ты пришёл, – Байч-Харах мягко улыбнулся, но Адицану почудилось то ли облегчение, то ли разочарование. Уж не заметил ли тот, как он мешкал у двери? А тот, может, и сам был не рад встрече. Но пытаться угадать, что творится в голове у Байч-Хараха себе дороже, даже его духовник ни шакала там не понимал. Плечи он когда-то успел расправить, и сидел теперь непринуждённо, как будто всегда так и было.

Адицан, стараясь не выглядеть обречённым, опустился на подушки по другую сторону массивного, хоть и низкого стола.

– Что у тебя нового? – произнёс он дежурную фразу, хотя смысла в ней было не больше, чем в реплике самого Азамата.

Тот улыбнулся чуть шире, но снова одними губами.

– Что у меня может быть нового? – И тут же, опомнившись, перебил сам себя. – Или ты про работу? В команде пополнение, кстати…

Адицан покачал головой.

– Я бы мог хотя бы предположить, что у тебя может быть нового, если бы ты позволил наконец тебе погадать.

Байч-Харах мотнул головой и отвернулся в сторону.

– Опять ты за своё… Я же объяснял уже: зачем мне обращаться к знающему, если у меня в команде один из сильнейших духовников Муданга?

– Ну, например, чтобы удовлетворить моё любопытство, – пожал одним плечом Адицан. – Твой духовник же мне не расскажет, что он видит. Да и опыта толкования у меня побольше будет.

– Дату смерти скажешь? – в очередной раз завёл свой торг Байч-Харах.

– Нет, – привычно мотнул головой Адицан.

– Ну почему? – как обычно возмутился собеседник. – Ты ведь знающий, на тебя духовничьи запреты не распространяются. И вообще, что плохого-то? Я просто не люблю оставлять недоделанные дела. Это неаккуратно и несправедливо по отношению к остающимся. Уж ты-то должен понимать, все мы, наёмники, под Ирлик-хоном ходим, не сегодня так завтра, не завтра так через месяц, удача кончается…

– Перестань, не проси, – отрезал Адицан. – Кому другому сказал бы, но только не тебе.

– Да почему же?

– Да потому что истинный срок никому, кроме Ирлик-хона, не ведом, и даже если я увижу что-то, похожее на смерть, это может быть ошибкой, а может быть только одной из возможностей.

– Ну и что? – по-прежнему не понимал Байч-Харах. – Пронесёт так пронесёт, погадаешь ещё раз.

– Да вот ещё быть бы мне уверенным, что ты хочешь, чтобы пронесло! – выпалил Адицан и зло уставился в глаза Азамату.

Тот выдержал взгляд с честью, только ноздри раздул, осмысляя.

– Если бы я так хотел на тот свет, как ты это представляешь, – медленно проговорил он наконец, – я бы уже там был.

– Ой ли? – скривился Адицан. – И что же тебя здесь держит?

Тишина так растянулась, что казалось, вот-вот порвётся и лопнет.

Наконец Байч-Харах опустил взгляд и пожал одним плечом.

– Туда я всегда успею. Меня мало что держит, но мало что и подталкивает, так куда спешить? Чай не подросток. Но я тебя понял – не хочешь ставить меня перед выбором. Мне кажется, это излишняя предосторожность, но тебе как знающему виднее, наверное, да и ответственность в случае чего не хочется на себя брать, так ведь?

Адицан только открыл рот ответить, но тут Азамат полез в карман за телефоном, а вытащив и глянув на экран, тут же засобирался. Нерасторопный официант принёс чай, заказанный ещё до прихода Адицана, когда за Азаматом уже закрылась дверь.

Капитан задумчиво поболтал ложечкой в чайнике. Предосторожность, видимо, и правда была излишняя – Байч-Харах обиделся, а он не такой человек, чтобы обижаться на правду. Но Адицану не впервой было видеть у наёмников вот такой же самый пустой взгляд, в котором не читалось ничего кроме привычки, и обида Азамата казалась ему тогда невысокой ценой за уверенность, что через год они встретятся снова.

Вот только не встретились. Адицан просидел весь вечер за облюбованным ими для этих встреч столиком в полупустом зале, вскидываясь всякий раз, как отворялась дверь, но Байч-Харах так и не явился. В конце концов нервы сдали: Адицан ему позвонил. И не получил ответа.

– Хоть бы волосок оставил, зар-раза, – прошипел себе под нос знающий, неверяще качая головой. – Я бы хоть знал…

В итоге так и не заказав ужин, он вышел вон и отправился в другое заведение, где подавали напитки покрепче. Знающий там или какой, а поспать этой ночью ему удалось бы только с хорошей хримги.

Однако спустя несколько дней капитанский телефон запиликал в приличном часу утра. Точнее, у кого другого, может, и приличном, а капитан Адицан ещё совершенно не собирался просыпаться. Он открыл один глаз глянуть на экран, просто чтобы решить, скажет ли он «пошла» или «пошёл», когда возьмёт трубку, но тут сон как рукой сняло.

– Азамат?!

– И тебе не болеть, – раздался на том конце непривычно жизнерадостный голос. – Извини, что не явился без предупреждения, влип тут в один контракт… Ну в общем. Я чего звоню, у тебя всё ещё есть тот контакт в земной военке? Помнишь, ты говорил, что экспериментальные образцы выкупал? Мне бы что-нибудь этакое.

– Есть, – Адицан принялся мучительно вспоминать, что там ему толкал последний раз его приятель за бешеные деньги. – Они сейчас занимаются бездонными контейнерами, коробочки такие делают маленькие, в которые целый шкаф запихать можно.

– О! Пойдёт. Подгонишь мне?

– Да не проблема… А..?

– Спасибо, друг! Я завтра буду на Гарнете, у Кочерги в мастерской. Ты же знаешь Кочергу, ювелира?

– Да, конечно…

– Ну вот, подъезжай. До завтра!

И сброс.

– Однако, – пробормотал Адицан в молчащую трубку, безуспешно пытаясь сообразить, какая муха укусила вечно спокойного и сосредоточенного товарища. Даже слова вставить не дал – а ведь Адицан пытался сказать, что сам завтра занят и не сможет приехать лично, придётся прислать подручного. А жаль, поговорить с Байч-Харахом ой как хотелось. Впрочем, Белый День не за горами, и его Байч-Харах при всём желании пропустить не мог. Вот там и поговорят.

Загадка разрешилась, стоило Байч-Хараху переступить порог зала встреч.

– Азамат Байч-Харах с женой, – объявил его Старейшина, и по уже собравшимся наёмникам пробежал ропот.

– Вот так та-ак, – пробормотал Адицан, в который раз жалея, что Байч-Харах не дал ему погадать. Вот было бы предсказание, конфетка! Он выступил из-за колонны, присматриваясь к женщине, вошедшей вместе с Азаматом, и повторил ещё протяжнее: – Вот так та-а-ак…

Женщина была маленькая и тощая, в одном только синем тамлингском платье и совсем без украшений, если не считать весьма лестного хома – ни дать ни взять Алтонгирел специально для Азамата берёг какой посимпатичнее, хотя по идее зверя-хранителя брака называет духовнику его бог накануне церемонии. На голове у женщины была копна белёсо-жёлтых волос, похожих на горку деревянной стружки, не украшенных, и, кажется, даже не расчёсанных. Черты лица у неё были настолько бледные, что с его места было почти не разглядеть. В целом на человеческую женщину она была похожа весьма условно, скорее на изображение богини из сказок, такое, нереалистичное, вплетённое в узор.

– Землянка, что ли? – выдохнул его первый помощник, тоже заворожённо уставившийся на это явление.

Действительно, земляне ведь как-то так и выглядят, хоть Адицан сам в живую не видал, но на Гарнете всё заклеено земной рекламой, так что представление у него было.

Женщина меж тем вслед за Байч-Харахом спустилась по ступенькам и зашагала по залу – совсем не по-женски, неровно и размашисто, стараясь угнаться за мужем, который, видимо, с непривычки, забыл подстроиться под неё. Теперь, когда она подошла поближе, Адицан различил, что у неё большие круглые полупрозрачные глаза, которыми она испуганно таращилась по сторонам, как будто впервые увидела людей. Впрочем, наверное, муданжцев в таком количестве и правда впервые. Она была вся такая белая, словно вырезанная из бумаги, что лицо, что голые до локтя руки, видневшиеся в прозрачных рукавах, нервно сцепленные слишком большие для женщины ладони.

– Она такая… другая… – зачарованно произнёс первый помощник, тоже рассматривая землянку. – Как ненастоящая.

Пока Адицан соображал, что на это сказать, пара поравнялась с ним, и Байч-Харах приветливо кивнул. Глаза его горели, но не тем сумасбродным, болезненным блеском, что раньше, а живым, озорным огоньком. Адицан ошарашенно кивнул в ответ и вдохнул аромат дорогих духов, которым пахнуло от землянки. Она скользнула по нему взглядом примерно с тем же интересом, что и по колонне рядом с ним и продолжила прилежно переставлять свои спичечные ножки с выпирающими лодыжками. Она казалась невесомой, как будто шла по земле лишь для вида, и с тем же успехом могла шагать прямо по воздуху, и её угловатый силуэт вписывался в убранство зала, словно она была одним из декоративных элементов, росписью, небылицей.

Позже, когда женщины ушли наверх, а официальная часть закончилась, Азамат подловил его в стороне от основной толпы.

– Видел? – спросил он нетерпеливо и с плохо скрываемой гордостью.

– Да уж тут слепой бы увидел. Вот, значит, для кого был подарок, – хмыкнул Адицан. – Ты её у Кочерги в ювелирной мастерской выковал, что ли?

– Нет, в небе поймал, – ещё шире улыбнулся Азамат. – И она только кажется хрупкой. На самом деле, сильная и грозная.

– Как скажешь, друг, как скажешь, – покивал Адицан, сразу поняв, что добродетели этого интерьерного украшения тут будут защищать до потери пульса. – Ты только похвалиться подошёл или дело какое есть?

– Дело, – не переставал улыбаться Байч-Харах. – Погадаешь?

Адицан фыркнул.

– То тебя было не уговорить, а теперь сам просишь. А ведь я мог бы ещё год назад тебе её предсказать.

– Вряд ли, – сморщился Азамат. – Алтонгирел не смог, а уж он больше всех на свете мечтал меня женить.

– А теперь что, думаешь, я дальше него вижу?

– Просто он с ней не поладил, – Азамат отвёл глаза, явно смягчая серьёзность ситуации. – Я подумал, вдруг у тебя выйдет лучше.

– Байч-Харах, ты опять ставишь меня перед жестоким выбором. Вдруг я увижу, что тебе с ней не по пути. Ты думаешь, я смогу тебе в твою счастливую физиономию это сказать?

– Да ты можешь мне вообще ничего не говорить, – отмахнулся новообручённый. – Просто если что, не будешь ждать меня на следующий год.

Адицан закрыл глаза и глубоко вдохнул. Потом, стараясь ничего не выражать на лице, достал из поясной сумки зип-пакет, раскрыл пошире и подставил. Байч-Харах аккуратно выдернул у себя несколько волосков – предусмотрительно с нормальной стороны – и пропихнул их в пакет.

– Ничего не обещаю, – буркнул Адицан, застёгивая пакет.

– А я и не прошу, – кивнул Азамат, доставая телефон, чтобы перевести гонорар за предсказание.

– Но желаю тебе такого года, чтобы в следующий раз мы всё же встретились, – закончил Адицан и развернулся прочь.

Тем же вечером, не утерпев, он вытряхнул волоски на стол и обмотал ими – благо длина позволяла, – сразу три разноцветных свечи. Сочетание благовоний было отвратительным до тошноты. Духовники так никогда не делают, у них всё по правилам и всему своё место. Адицан же предпочитал провести ночь в обнимку с унитазом, но прояснить все нюансы, а не гадать в полутьме.

Через несколько часов, немного придя в себя и прополоскав рот, он выполз в спальню и подобрал лежащий на подушке телефон. Удостоверился, что на Муданге сейчас не спят и выбрал из списка нужное имя.

– Онхновч? Давненько, да, здоровья тебе, родич. Я тебе что хочу сказать. В ближайшие дни на Муданг вернётся наёмник. Байч-Харах – слышал, наверное. Ты его не знаешь, но мой тебе совет, держись его. За ним будущее планеты.