Грани одиночества

Глава 5

*

Я долго приходила в себя от той памятной встречи, но беспокойство теперь прочно поселилось в моем сознании. Любимый старался успокоить и утешить, но меня не отпускало стойкое ощущение, что своей несдержанностью я подставила самое дорогое, что имею, – гнездо и Сэпия.

Гнездо тоже было встревожено, и каждый паучок за эти два месяца счел своим долгом прийти и лично заверить меня в своей преданности и заботе. Чем больше я ощущала свою значимость для этой большой семьи и причастность к ней, тем сильнее меня мучили угрызения совести и желание вернуть тот миг, когда я уступила своему гневу.

Императорская гадость регулярно присылал требования снять с его холеной физиономии печать, перемежая угрозы расправы надо мной и арахнидами с обещаниями награды и разных благ.

Но даже если бы я и могла убрать последствия выброса моей силы, то надежды на то, что злопамятное существо, гордо именующее себя человеком, выполнит обещание оставить нас в покое, все равно не было.

Мы с Сэпием перестали путешествовать, потому что брюшко его прилично выросло, доставляя арахниду определенные неудобства, но спасало то, что мое внимание утихомиривало беспокойную новую жизнь внутри любимого.

Меня распирали нежность, гордость причастности к этому чуду и еще большее желание быть ближе к моему мужчине. Нет, меня не мучило чувство физической неудовлетворенности – возможно потому, что я не была знакома с этим аспектом взаимоотношений, – но желание раствориться в Сэпии росло как снежный ком, заставляя каждую секунду уделять ему.

Он ворчал, что я его занянчила, но по мужчине было видно, что он очень доволен и наслаждается моей заботой. Вот и сейчас я гладила его пушистое тело, напевая незатейливую колыбельную.

– Алла, зачем ты поешь? Я ведь не собираюсь спать, да мне и не нужны песни, – с улыбкой спросил арахнид.

– Я не тебе пою, а нашему гнезду. В моем мире считают, что ребенок чувствует все эмоции родителей и за время ожидания привыкает к голосам, музыке или созерцанию прекрасного. Ты так много мне всего восхитительного показал в своем мире, а я всего-то и хочу подарить немного тепла нашим детям, – сказала я и поцеловала брюшко, отчего Сэпий вздрогнул и посмотрел на меня со странной смесью тоски и радости.

– Ни одна аллаида ни до, ни после проклятия не считала арахнидов своими детьми. Зачем тебе это?

– Потому, что они МОИ дети, моя плоть и кровь. И каждого рожденного из нашего гнезда я буду любить как своего ребенка, – убежденно сказала я. Сэпий сжал меня в объятиях и зарылся лицом в мои рыжие волосы.

– Спасибо, – хрипло сказал арахнид.

Любые другие слова были лишними, и мы просто наслаждались молчанием и острым щемящим чувством, которое дарит настоящая любовь.

*****

В это время в кабинете Андариэла Нимейского

*

Ваше величество, маги нашли место роения инсектоидов, но вы уверены, что нужно их сгонять с места? Ведь если гнездо Арахни погибнет, то нас больше некому будет защитить. Кроме того, они могут выбраться и на поверхность, тогда погибнет много людей, – увещевал молодого императора Томан Альвиери, советник по особо важным вопросам.

– Мне все равно, сколько людей погибнет, но эта тварь и ее тараканы ответят за мое уродство! – срываясь на совершенно неприличный визг, закричал парень. При этом вторая, не тронутая проклятьем сторона лица выглядела так же отвратительно, как и покрытая печатью.

– Это неразумно. Поймите, нам не выжить, если погибнет Сэпий или его Аллаида, – предпринял еще одну попытку образумить императора советник.

– Не тебе мне указывать, Томан. Маги вывели формулу яда, убивающего инсектоидов. Нам ничего не грозит. Исполнять! – кричал, топая ногами как ребенок, Андариэл.

– Но без инсектоидов наша планета умрет. Нельзя нарушать и без того шаткое равновесие, – молил, падая на колени, пожилой человек, но в ответ получил лишь хлесткий удар по лицу и, скрывая слезы обиды и отчаяния, ушел исполнять приказ.

Тысячу раз он пожалел, что магическая клятва обязывает его выполнять распоряжения императора – безумца, готового уничтожить весь мир из-за испорченной кожи.

******

Наша с Сэпием идиллия закончилась резко и трагично.

Внезапно арахнид встрепенулся, мягко отодвигая меня от себя, и собрался куда-то бежать, но был остановлен нашими няньками.

– Нельзя. Ты ничем им не поможешь, только отнимешь нашу надежду на спасение, – проскрипел самый большой воин, блокируя своим большим колючим телом проход.

– Я должен попытаться. Их там слишком много. Если мы потерям этих воинов, то новое гнездо не успеет вырасти! – рвался Сэпий, безуспешно пытаясь сдвинуть с места воина.

– Нет. Не пущу, – упорствовал Тарион (тот самый воин).

– Что происходит? Объясните сейчас же! – закричала я.

Сэпий метался по нашей зале, не произнося ни слова, но Диззи мне рассказал: по земле прошла магическая дрожь, и тысяча инсектоидов ближайшего к нам роя пробивается через один из коридоров. Уже погибло три десятка арахнидов и сметены все ловушки, но сдержать прорыв пока не получается.

Я кинулась к воину, закрывающему проход.

– Тарион, миленький, родненький, ты ведь знаешь, что я маг жизни и сильный маг. Отвези меня туда, я смогу помочь им, поверь мне! – молила я арахнида, но в ответ услышала:

– Об этом не может быть и речи, Аллаида хрупкая. Мы не станем рисковать женщиной.

– Без меня гнездо все равно уже выживет, а без вас нет. К тому же меня будешь защищать ты и другие. Я смогу. Умоляю, поверь в меня, – со слезами на глазах сказала я.

Арахнид заходил жвалами, но присел, позволяя мне залезть к нему на спину.

– Нет! Я приказываю! Нет! – кричал Сэпий, которого сдерживали трое воинов и ткачики, но было поздно: Тарион с огромной скоростью понесся по коридорам.

Я уже не боялась упасть и разбиться, единственной моей мыслью было – успеть.

Когда мы ворвались в нужный коридор, от происходящего я немного растерялась: не было криков боли, которые, по моему убеждению, должны были сопровождать это чудовищное зрелище, только стоял хруст ломаемых конечностей и скрежет зубов о панцири.

От пола до потолка пространство тоннеля было заполнено отчаянно дерущимися арахнидами и жуткими тварями. Арахниды были гораздо сильнее, кроме того имели в арсенале ядовитые жвала и жала, но инсектоидов было слишком много. Они напирали, не обращая внимания на уже погибших собратьев, и каждый десятый доставал до пауков своими не менее ядовитыми зубами, отчего и без того уставшие воины корчились от боли, но продолжали сражаться.

Я соскочила со спины Тариона и призвала силу.

Сначала привычно отозвались мои целительские способности.

Не знаю почему, но мне было важнее спасти тех, кто сражался, чем убить напирающих тварей. Однако, похоже, я только отвлекала своих друзей присутствием на поле битвы.

Трое из них погибли, пытаясь закрыть подход ко мне мелким шипастым инсектоидам. Я видела, как мерзкие существа буквально раздирают тела арахнидов на части, а благодаря своей магии и чувствовала их боль.

Вперед, на их место, бросился Тарион, сметая противников. Пока я вылечила двоих воинов, он держал оборону, сражаясь как лев, но и он не смог устоять перед напирающей стеной тварей. Как в замедленной съемке, я наблюдала сурха, выскочившего из общей хрустящей массы и вонзающегося острыми конечностями в незащищенное панцирем место.

Тарион разорвал его, но сам начал оседать, а остальные стервятники накинулись на него, полностью покрывая сильное тело своими мерзкими тушами.

Меня захлестнули гнев и отчаяние. Как и в случае с императором, я не поняла, что происходит, только в мгновение все замерло.

Я не убила тысячу инсектоидов, просто парализовала, чувствуя, как удерживаемые мной, бьются их сердца.

– Убивайте быстрее. Долго я не удержу – прохрипела я.

Арахнидов долго уговаривать не пришлось, они черной волной разбили застывшую бурую массу тварей и пронеслись, жаля и разрывая парализованных инсектоидов.

Самое плохое, что каждую смерть я ощущала болезненным уколом или острой болью. Не знаю, сколько я терпела, но в определенный момент мой мир померк.

В себя я пришла уже в своей постели. Тело болело, как будто я без подготовки пробежала марафон, а вокруг меня суетились верный Диззи и Сэпий.

– Они успели? У меня хватило сил их удержать? Никто больше не погиб? – первое, что спросила, когда очнулась.

– Ты удержала их до конца. Весь рой уничтожен, и остальные воины живы и поправятся, но ты не должна была собой так рисковать. Ты истратила весь свой резерв, еще немного – и ты бы умерла. Никогда так больше не делай, – нервно теребя мне руку, сказал Сэпий.

– Тарион, я не смогла… я видела… он защищал меня… – начала всхлипывать я, стараясь сдержать слезы.

Арахнид сгреб меня в объятия вместе с одеялом.

– Не плачь. Он был горд тебя защищать и жалел только о том, что не может продолжать делать это дальше, – сказал мужчина, легонько целуя меня в губы. – Я чуть с ума не сошел, пока ждал здесь. Они меня не пустили.

– Сэпий, а почему ты меня так поцеловал? Ты же говорил, что можешь меня отравить, – спросила я.

– Я слукавил. Мне казалось, что это неприятно – касаться кого-то губами. Прости, я обманул тебя, – засмущался мой арахнид.

– Это неважно. Я не спасла их. Должна была сразу понять, как остановить инсектоидов, а я… – слезы снова неудержимым потоком полились из моих глаз при воспоминании о произошедшем.

Сэпий скривился от боли и уронил меня на кровать, выгибаясь дугой.

– Сэпий! Сэпий, что с тобой?! – закричала я, кидаясь к любимому. Я сама не помню, как выпустила силу, окутывая его живительной энергией.

От перенапряжения у меня все болело, но я должна была успокоить гнездо, которое, чувствуя мои душевные муки, начало извиваться, принося арахниду боль.

Я забралась на пушистое брюшко, обняла его и начала петь, утешая себя и наше беспокойное потомство. Еще некоторое время я ощущала дрожь Сэпия, а потом уснула, прямо на нем.

Проснулась я так же на Сэпии, только укрытая моим заботливым Диззи.

Арахнид подо мной тоже спал, и, похоже, мое присутствие на большом паучьем теле ему не мешало.

Я пропустила силу через живот, удостоверившись, что с гнездом все хорошо, и аккуратно спустилась с него.

Меня мучил зверский голод, но отходить от Сэпия мне не хотелось. После его странного приступа меня одолевал страх за него и потомство, поэтому я расстелила плед прямо у лап арахнида и попросила Диззи принести что-нибудь перекусить.

Мой услужливый помощник принес целую корзину разнообразных закусок и прилег возле меня. С аппетитом умяв хлеб с мясом и овощами, я задумчиво гладила ткачика.

– Диззи, что случилось с Сэпием? Это нормально, что его мучают такие боли?

– Я не уверен. Жизнь внутри гнездового слишком разумна. Раньше гнездо не реагировало так на эмоции аллаиды.

– Ты хочешь сказать, что приступ был из-за моих слез?

– Мне трудно это объяснить. Я, как и остальные, смутно чувствую его эмоции. Аллаида испытывала сильные душевные страдания, а Сэпий винил в чем-то себя, поэтому гнездо решило наказать отца и причинило ему боль. Это очень странно, раньше никогда не было такого, чтобы оно думало и принимало решения. Но самое странное, что и наше отцветшее гнездо стало мыслить, и в нем что-то зародилось, хотя меня считали последним.

– Ты хочешь сказать, что из-за меня гнезда стали другими? Я что-то не так делаю или это из-за моей магии?

– Аллаида явно на них влияет, но не магией. Вы все делаете правильно, но слишком ярко. В нашей памяти рода не было такого, чтобы нас так сильно любили. До проклятия женщины принимали гнездовых в облике людей, но не арахнидов. Для них это было почетной обязанностью, а для тебя это целая жизнь. Ты отдаешь нам все без остатка. Возможно, гнезда и раньше умели думать, просто не хотели, а сейчас хотят, – пояснил мне друг.

– Как интересно. Я могу попросить его больше не причинять боли Сэпию?

– Это не обязательно. Оно и так поняло, что неверно оценило ситуацию, и теперь жалеет.

В это время проснулся Сэпий. Оглядевшись, он нашел меня и осторожно передвинул лапами вместе с покрывалом. Как только я оказалась в пределах досягаемости, он сгреб меня в объятия и зарылся лицом в мои волосы.

– Диззи, ты слишком много болтаешь. Не мешай нашей Аллаиде спать, – ревниво сказал арахнид.

– Это я проголодалась и разбудила свою тень. Извини, что мешаю отдыхать. Да и живот, наверное, тебе отлежала.

– Наоборот, только пока ты спала на нем, гнездо не беспокоилось. Это будет большой наглостью, если я тебя попрошу и дальше отдыхать на мне? – смущаясь, спросил Сэпий.

– Нет, на тебе удобно и уютно. Если хочешь, то конечно, – сказала я и поцеловала арахнида в щеку.

Я снова забралась на пушистое брюшко и уснула.

Утром следующего дня к нам пришла делегация воинов. Они принесли мне еще две голубые жемчужины. Зная, что это чьи-то загубленные жизни, я расплакалась.

– Для каждого из нас честь быть украшением для Аллы. Вы спасли гнездо и дарите нам так много. Они умирали счастливыми, надеясь, что, как и Равен, порадуют нашу Аллаиду.

– Их спасенные жизни меня порадовали бы гораздо сильнее, но я с гордостью принимаю ваш и их дар и буду помнить, чего он стоил, – улыбаясь через слезы, сказала я.

Арахниды доложили, что обследовали покинутое место роения и уничтожили огромную кладку инсектоидов. Поскольку это был самый близкий и большой рой в окрестностях, то, что его удалось уничтожить, обеспечит относительно безопасную жизнь гнезду на десятки лет.

Если бы магическая волна не согнала роение, то после созревания кладки они все равно напали бы, только большим числом – и тогда мы могли не устоять.

Получается, что тот, кто согнал их с места, оказал нам услугу, иначе потери были бы значительно больше.

В личности того, кто мог совершить такую подлость, сомневаться не приходилось. Я в тысячный раз помянула свою несдержанность и отсутствие знаний по управлению моей силой.

– Сэпий, я думаю, что стоит пригласить Андариэла и попытаться исправить мой необдуманный поступок, – сказала я, как только вновь прибывшие воины удалились.

– Нет, это исключено. Подземную волну пустили маги, значит, они должны были отслеживать успешность своей диверсии. Наверняка они почувствовали твою силу. Арахниды ею обладать не могут, следовательно, император уже в курсе, какую жемчужину мне подарил, а потому наверняка попытается тебя выкрасть любыми способами и использовать в своих целях.

– Но чего его подлейшество добивался, пытаясь убить гнездо? Он ведь тогда лишился бы вашей защиты. Его советник мне популярно объяснил, что если потерять вас, то этот мир обречен быть съеденным инсектоидами.

– Возможно, его маги нашли способ эффективно убивать сурхов, но они не умеют и не стремятся сохранить в равновесии их популяцию, а без этого сами люди вымрут от голода. Думаю, это очередное недальновидное решение императора.

– Я уже начинаю жалеть, что ты меня остановил и не позволил убить этого идиота. Как теперь быть, он же от меня не отвяжется?

– Боюсь, что нет. Тебе нужно научиться нападать. Физически ты никогда не будешь достаточно сильной, чтобы противостоять обученному мужчине, а вот твоя уникальная магия сможет дать тебе преимущество. Ты будешь ходить изредка с разведчиками в небольшие вылазки и под хорошей охраной, – нехотя сказал арахнид.

Меня его решение порадовало: во-первых, присутствуя рядом с ними, я смогу защитить паучков, во-вторых, действительно буду познавать свою магию. Как ни хмурился Сэпий, но я с нетерпением ждала своей первой вылазки.

Глава 6

*

Довольно долго ничего не происходило. Инсектоиды, понесшие значительные потери, не забредали на территорию арахнидов, а у последних после столкновения были весьма солидные запасы, поэтому они не охотились.

Но скучно мне все равно не было: Сэпий, лишенный возможности двигаться из-за просто огромного живота, решил заняться моим образованием.

Мы изучали историю, географию и политическое устройство этого материка, поскольку он остался единственным заселенным людьми, насколько это было известно.

Кстати, кроме этого материка, который называется Нимейским, в мире Суари есть еще два материка.

Самый крупный – Варея – располагается совсем недалеко отсюда, в трех неделях пути корабля. Его размер в два раза больше, чем Нимея, а самый маленький – Латея – расположен далеко на севере, и разумные на нем не обитают.

Даже инсектоиды там не водятся, только животные. Этот материк раза в три меньше Нимейского и весь покрыт льдами – что-то наподобие нашей Антарктиды.

Варея до недавнего времени была тоже заселена людьми и инсектоидами, но около ста лет назад гнездо брата Сэпия, Терея, погибло от атаки тварей, и не осталось никого, кто мог бы поведать, удалось ли выжить людям. Арахнид говорил, что шансов у них практически не было.

Историю этого мира составляют в основном войны людей двух материков. Арахниды никогда не враждовали с себе подобными. Я сильно не увлекалась ее изучением, только запомнила историю правящего рода и Андариэла.

В какой-то мере мне его стало жаль. Его родители, в отличие от своего отпрыска, правили мудро и справедливо, но брат императора собрал значительные силы и решил захватить власть, устроив переворот.

Сторонники правящей династии мятеж подавили, но императорская чета погибла, а десятилетний мальчик выжил. Но те же сторонники, получив власть в свои руки, стали манипулировать ребенком, что и привело к нынешней ситуации.

Бунты регулярно вспыхивают на территории всего государства, которое, как и материк, называется Нимея.

И обязательно я должна была учить правила дворцового этикета. Сколько я ни заявляла, что посещать это сборище змей в человеческом обличии не собираюсь, но арахнид настоял, что Аллаида – это политическая фигура, которая создает имидж гнезда и поддерживает связи между людьми и паучками.

– Сэпий, почему ты настаиваешь на этом? Ты все же решил от меня избавиться после появления потомства? Я вам всем буду не нужна? – набравшись мужества, спросила я арахнида, внутренне холодея от страха.

– Не говори ерунды, ты всегда будешь нам необходима и никогда не будешь для нас чужой или лишней, но ты аллаида и должна знать свои обязанности. Гнездо твой дом, и каждый из нас с гордостью умрет за тебя, если потребуется, но иногда тебе нужно будет выполнять свои обязанности, ради потомства. Иди ко мне, – Сэпий раскрыл мне свои объятия. Я с удовольствием прижалась к единственному существу во всех мирах, от любви и нежности к которому замирало сердце.

– Лучше с гордостью живите для меня. Я не готова терять еще кого-то, – ответила я, млея в родных руках.

Я очень переживала за него: из-за выросшего живота его человеческая часть сильно похудела, и лицо любимого выглядело усталым и изможденным.

Все свободное время я ползала по нему не хуже ткачика, то разминая затекшие от неподвижности плечи, то усмиряя беспокойное потомство. На все мои вопросы арахниды отвечали, что все проходит так, как и должно, но я уже сейчас не представляла, как Сэпий вернется в свое прежнее состояние. На мои вопросы об этом он только улыбался и целовал меня в щеку.

После его признания о том, что поцелуй между нами все же возможен, я сначала обиделась. Неприятно, что мужчина, к которому ты испытываешь такие сильные чувства, придумывает предлоги, чтобы избежать единственно возможного между нами выражения любви и нежности, поэтому хоть и жаждала попробовать, но не торопилась экспериментировать. Да и страшно. Нет, я не Сэпия боюсь, а того, что ему будет противно, но он промолчит.

Сидя в руках, я уткнулась в изгиб шеи дорогого мне мужчины и с удовольствием вдыхала его запах. Не удержавшись, стала нежно целовать его, легонько прикусывая тонкую, нежную кожу. Сэпий напрягся.

– Алла, что ты делаешь? – немного охрипшим голосом спросил арахнид.

– Тебе неприятно? – спросила я, заглядывая в глаза Сэпия.

– Слишком приятно, – сказал арахнид, кусая себе губу. Собрав всю свою смелость, я потянулась и аккуратно лизнула искусанную губу, отчего мужчина застонал, округлив от удивления свои черно-золотые глаза. Я отстранилась, решив, что ему все же не понравилось, но он сам потянулся ко мне с поцелуем. Я никогда раньше не целовалась, но желание хоть как-то быть ближе к любимому придавало уверенности в своих силах. Сначала мы несмело гладили друг друга, едва соприкасаясь, потом этого стало мало, и я снова коснулась его языком. Дальше все утонуло в розовом тумане моего желания. Мы то жадно пили друг друга, то нежно таяли, то сладко растворялись в партнере, пока Сэпий первый не решил прекратить эту пытку.

– Это… я не могу, не понимаю, чего хочу. Так хорошо и горько, что я столь сильно тебя люблю – и не могу быть для тебя тем мужчиной, который по-настоящему тебе нужен, – охрипшим голосом сказал Сэпий, спрятав свое лицо в моих рыжих волосах.

– Ты единственный, кто мне необходим. Может, боги твоего мира сжалятся над нами и снимут проклятие, – сдерживая слезы, сказала я, сгорая от нежности и тяжести этого момента. Арахнид только сильнее сжал объятия, а потом опустил меня на пол.

Из дальнего угла за нами наблюдали остальные арахниды, которые ни на минуту не покидали нас сейчас. Мне стало неловко, и я ушла в ванную комнату, чтобы немного привести растрепанные чувства в порядок.

*****

Тем временем в общем зале

*

– Почему ты опять не сказал ей? Ты хоть представляешь, что будет с девочкой после появления гнезда? – проскрипел самый большой из ткачиков по имени Форст.

– И не скажу. Она все равно будет страдать, а так я растяну ее мучения ожиданием неизбежного. Пусть оставшееся время не будет омрачено для нее этим. Обещай, что когда все начнется, то уведешь ее отсюда под любым предлогом. Ей не нужно этого видеть.

– Но тогда тебе будет больнее. Ее присутствие отвлекло бы тебя, а может, и Богиня смилостивилась бы и подарила тебе благословение? – без особой надежды спросил Форст.

– Ты ведь и сам в это не веришь. Просто пообещай, – устало сказал Сэпий, а его брат только склонил свою мохнатую голову.

*****

Решив, что раз я здесь, то не помешает освежиться, я набрала полную ванну горячей воды и добавила ароматической соли. Погрузившись в приятную воду, я пыталась расслабиться, но тело горело томлением, а внизу живота разливалось странное тянущее чувство. Может, это и есть желание? Боже, ну за что мне все это?! Я десять лет была никому не нужным изгоем, а сейчас нашла того, с кем хотела бы прожить всю жизнь, но не могу даже быть с ним в полной мере.

С другой стороны, еще недавно мне не на что было надеяться в плане личной жизни, а теперь у меня есть Сэпий, гнездо и скоро появятся наши дети. Что может быть лучше? Успокоив свое мятежное тело этими мыслями, я обмылась и вышла в общий зал.

Диззи как раз накрывал на стол, который арахниды подносили к Сэпию, чтобы мы могли кушать вместе. Один он отказывался от еды, а учитывая его состояние, меня это очень беспокоило. Мы молча насладились вкусным мясом и овощным салатом, а на десерт были медовые соты. Я только в детстве ела это лакомство, а в этом мире, оказывается, такие же пчелы и мед ничем от нашего не отличается. Мы с удовольствием ели тягучую сладость, перепачкавшись, как дети, потом со смехом оттирались от липкой массы.

Не успели мы привести себя в порядок, как прибежал разведчик из числа рабочих и сообщил, что в одном из коридоров произошел прорыв из трех сурхов. Один из них ранен, но арахниды пока их только удерживают, так что я могла потренироваться.

Отвезти меня вызвался самый большой ткачик в гнезде. По размеру он был лишь немного меньше Сэпия – в его прежних габаритах. Я с удобством разместилась на пушистом арахниде, и мы направились по извилистым коридорам.

Когда мы приблизились к месту, то увидели двух огрызающихся инсектоидов. Один уже лежал и только дергался в предсмертной агонии. Арахниды вяло отбивались от их атак, учитывая, что для двух воинов это были не соперники, а скорее легкая закуска.

Я даже пожалела этих животных, но потом вспомнила, как они разрывали на части Тариона, и неуместный приступ альтруизма мгновенно прошел. Сила послушно наполнила мое существо, я выпустила ее, а сурхи, издав противный свист, изогнулись в изломанных позах и замерли. Я решила, что в этот раз пойду дальше, и оборвала их жизни. Как только я это сделала, меня скрутило болезненным спазмом. Казалось, что в голову воткнули раскаленные иглы, и от напряжения по спине потек холодный пот. Через пару минут все прошло, оставив меня лежать в лапах Форста с тяжелым дыханием и бледным лицом.

Наверное, лучше ограничиваться парализацией. От смерти идет жуткий откат. Буду пользоваться новыми знаниями только в экстренных случаях. Хотя нужно проверить: может, в следующий раз будет легче. Мои исследовательские размышления прервал обеспокоенный скрип ткачика.

– Аллаиде нужно вернуться. Сэпий очень беспокоится.

– Конечно, – сказала я, удобнее устраиваясь у него на спине. – Форст, а почему вы все разного размера? Ты большой, а Диззи во много раз меньше.

– Арахниды растут всю жизнь. Я появился одним из первых, а тень – последний, поэтому маленький еще.

– А гнездовые рождаются тоже маленькими и растут всю жизнь?

– Нет. Они рождаются маленькими, но вырастают лет за двадцать, потом не растут, – ответил мне Форст, удовлетворив мое любопытство, а мы тем временем вернулись к обеспокоенному Сэпию.

– Что с тобой случилось? Почему тебе было больно? – сыпал вопросами арахнид.

– Не переживай, ничего страшного, просто я убила, а не только обездвижила. Это больно, но быстро проходит. Хочу позже еще раз попробовать – может, с каждым разом будет легче, – с сомнением ответила я.

– Нет, тебе нужно научиться отключать их так, чтобы не удерживать постоянно, и либо спасаться бегством, либо убивать бессознательными, тогда тебе не будет больно, – задумчиво ответил Сэпий.

Мне стало немного не по себе, что мы с ним обсуждаем теорию убийства мной кого-либо, но, с другой стороны, эти умения, возможно, спасут жизнь мне или дорогим мне существам, поэтому терзаться лживой моралью я не собиралась, согласившись с арахнидом.

Теперь к моим урокам по истории, географии, политике и этикету добавилась биология инсектоидов. К радости Сэпия, человеческую природу я знала довольно хорошо, учитывая то, что училась на ветеринара.

Срок появления на свет гнезда близился. Это и радовало меня, и тревожило, давя плохим предчувствием, но я гнала его прочь: все же появление на свет потомства должно быть радостью. Наша жизнь текла неспешно, и уже на днях должно было случиться то, чего с замиранием ждет все наше гнездо, – роды.