Серебро ночи. Тетриус. Книга 3

– Милый мой, – маркиза не знала, смеяться ей или плакать, – неужто ты думаешь, что мне в окно стучится столько народа, чтоб мне нужно было запоминать условный стук?

Беллатор сжал ее в крепких объятиях и благодарно поцеловал.

– Я рад, что у меня нет конкурентов. Надеюсь, прислуга не примет меня за вора?

– Конечно, нет. – Она нежно провела кончиками пальцев по его щеке. – Если ты будешь вести себя достаточно осторожно.

– Я всегда осторожен, – заверил он, перехватывая ее пальцы и целуя нежные подушечки. – а теперь подари мне на прощанье розу. Лучше алую.

Она посмотрела по сторонам. В розарии было много красных роз, но вот чем их срезать? Она не знала, где садовник хранил свои инструменты. Беллатор понял ее затруднение без слов.

– Ты выбери розу, а я срежу ее своим кинжалом.

Маркиза подошла к пышному кусту с крупными ярко-малиновыми цветами.

– Это мои любимые розы. Они не алые, но, надеюсь, понравятся тебе. У них необыкновенный запах.

Она выбрала полураспустившийся бутон, и Беллатор, вынув из ножен кинжал, аккуратно отделил цветок от стебля. Затем воткнул его в петлицу.

– Меч и роза. – Маркиза печально посмотрела на него. – Это так удручает.

– Такова наша жизнь. Нам ее не изменить. Остается использовать те крохи счастья, что нам перепадают. – Беллатор крепко поцеловал ее, давая понять, кого он считает своим счастьем, и попросил: – Жди меня. Надеюсь, я смогу приехать к тебе скоро. Хорошо, что ты живешь недалеко от дворца, а не в поместье маркиза Пульшира. И запомни: если что-то случится, а меня не будет рядом, обращайся за помощью к Фелиции. До нее легко добраться, и пропускают к ней всех и сразу, не то, что во дворец. Она в любом случае сможет помочь.

Он ушел. Росита горестно посмотрела на куст, с которого подарила ему розу, и присела на ближнюю скамейку. Из глаз сами собой закапали слезы. Она не знала, как их остановить.

Маркиза никогда не плакала, какое бы горе не случалось в ее жизни, муж даже называл ее воином в юбке. И вот теперь, когда, на поверхностный взгляд, ничего плохого не случилось, слезы прорвали плотину в ее сердце.

Что она наделала? Зачем позволила соблазнить себя этому вкрадчивому красавцу? Ей не верилось в его любовь. Она слишком стара для него. Но как было ему отказать? Она только женщина и, как выяснилось, женщина слабая. Господь послал ей искушение, и она не смогла ему противостоять. Впервые в жизни оно оказалось ей не по силам.

Маркиза принялась молиться, прося Господа сжалиться над ней и не искушать ее больше. Пусть Беллатор найдет себе другую возлюбленную, достойную занять подобающее место в его сердце, его жизни и его постели. Она же этой чести недостойна. Скоро, очень скоро ей придется ответить за все свои грехи. И не след ей тянуть за собой в геенну огненную молодого сильного красавца.

Беллатор не знал о ее сомнениях, иначе повернул бы вспять, чтоб их развеять. Он несся ко дворцу весь во власти пережитого наслаждения. Он предполагал, что будет хорошо, но не думал, что настолько. Это чувство могло называться только одним словом: блаженство!

Примчавшись во дворец, бросил поводья выскочившим навстречу конюхам и побежал к отцу. Во всем теле была необыкновенная легкость, будто у него за спиной выросли крылья. Но, едва взглянув в темное лицо Медиатора, понял: случилось что-то неприятное.

Враз посерьезнев, обеспокоенно спросил:

– Чем ты обеспокоен, отец? Снова появился Контрарио?

– Нет. Объявился Алонсо. – Наместник был откровенно зол. – Вел он себя совершенно неподобающе. Я возмущен.

Беллатор насторожился.

– Алонсо? И что? Он вздумал ехать вслед за Сильвером?

Медиатор проговорил, едва удерживаясь от крика:

– Он не только вздумал, он уже уехал!

– Дьявол! Как не вовремя! – Беллатор с силой стукнул кулаком по раскрытой ладони. – Каким он тебе показался?

– Совершенно неуправляемым. Если раньше он еще владел собой, то сейчас нет. Он вопил, как рыночная торговка. И выглядел просто ужасно – лицо серое, глаза впали. Похоже, за время пребывания в имении лэрда его болезнь только усилилась.

– Неужели Роуэн не успел передать ему браслет?

– То-то и оно, что успел. Он потому и приехал, что отрава, которой его пичкали в доме отца, утратила свою силу. Он очнулся и все вспомнил. Но нам-то от этого не легче. От крысиного смрада браслет его не излечил.

Беллатор испугался за брата.

– Отвратительно! Если его болезнь становится все глубже, в тяжелом походе он Сильверу только навредит. И что же ты сделал?

– Дал ему снаряжение. Иначе он поехал бы без него и стал бы откровенной обузой. Но теперь жалею об этом. – И Медиатор раздраженно топнул ногой в туфле из тонкой кожи козленка, выплескивая недовольство собой.

Беллатор поспешил успокоить огорченного отца:

– Ты все сделал верно. Я понимаю, его было не остановить.

Лицо Медиатора стало жестоким.

– Если только убить. Но на это я пойти не мог, он лучший друг моего сына и много раз спасал ему жизнь. У меня была мысль посадить его в темницу, но под каким предлогом? Понимаю, что это было бы лучше всего, но не смог.

Беллатор припомнил, как по приказу наместника его с братом без всяких вопросов бросили в темницу. Медиатор вспомнил то же самое.

– Тогда были другие обстоятельства, – извинительно произнес он. – Хотя, возможно, мне нужно было проявить твердость и все же приказать заточить Алонсо в темницу. Хотя бы за то, что он кричал на меня.

Сын положил сильную руку отцу на плечо и уверенно пожал.

– Мы не знаем, чем может обернуться наша доброта или жестокость. Кто знает, возможно, тем, что снарядив в дорогу Алонсо, ты тем самым спас жизнь Сильверу?

– А, возможно, наоборот, – уныло высказал Медиатор. – Но ничего уже не поправить. Будем ждать их возвращения. Ничего другого нам не остается. Но что за цветок приколот к твоему камзолу? Странно смотрится.

Беллатор аккуратно поправил розу.

– Это подарок любимой женщины, отец. Разве тебе не дарили цветы в знак привязанности?

– Дарили. Но очень давно, – Медиатор задумался, припоминая прошлое. – Но тебе пора приниматься за работу, пришло очень много донесений. Прочтешь, скажи мне, если узнаешь что-то важное.

Поклонившись в знак согласия, Беллатор пошел к себе. В коридоре навстречу ему попалась милая девочка четырнадцати лет в изящном белом платье с дорогим бриллиантовым ожерельем на стройной шее.

Сделав глубокий почтительный реверанс, она спросила:

– Можно мне с тобой поговорить, Беллатор?

Он с удивлением посмотрел на нее. Глубоко задумавшись, не сразу узнал сестру.

– Конечно, можно, Марти. Пойдем ко мне.

Оставив ее в своей гостиной, переоделся, опустил розу в умывальный таз с чистой водой и вышел к сестре. Она благонравно сидела на стуле, сложив руки на коленях. Он внимательно всмотрелся в ее лицо, выискивая порочные черты Сордидов. И не нашел. Она была больше похожа на отца, чем на свою мать. О Зинелле напоминали только большие светло-голубые глаза.

– Ты, наверное, пришла узнать о матери? – спросил ее Беллатор, наливая себе бокал вина.

– О маме? – она пожала плечами. – Нет. Мама никогда не интересовалась мной или Рубеном. Она любила только Родолфо. – И проницательно добавила: – Насколько умела любить.

– Вот как? – Беллатор помолчал. Он думал, что ему придется вести полудетский разговор, но понял, что сестра умна. Намного умнее и наблюдательнее, чем он мог предполагать, помня ее мать.

Аккуратно разгладив складки на платье, Марти вскинула голову, прямо посмотрела брату в глаза и откровенно сказала:

– Я не жалею о ней. Не думаю, что она была хорошим человеком. Рубен тоже о ней не вспоминает. Я пришла узнать, что будет с нами.

– А что должно быть с вами? – не понял ее вопроса Беллатор.

– Я незаконная дочь внебрачной дочери, по сути я никто, – спокойно пояснила девочка. – Может быть, мне стоит уйти в монастырь? Надеюсь, тетушка Фелиция примет меня.

– Это бессмысленно! – строже, чем намеревался, произнес Беллатор. – Зачем тебе уходить в монастырь?

– А что мне еще остается? – пожала плечами Марти. – Во мне течет грязная кровь Сордидов. К тому же я не гожусь в жены ни одному достойному человеку. Я же никем не желанный ублюдок. На таких, как я, не женятся.

– Откуда ты это взяла? – Беллатор был шокирован ее словами и тем, с каким спокойствием она из произнесла.

– Мне это говорила мать. И не единожды.

Он мысленно послал проклятье Зинелле. Какая она все-таки подлая стерва! Вымещать личную неудовлетворенность на собственных детях отвратительно, но она ничем не гнушалась.

– Теперь я понимаю, почему ты ее не любишь.

Марти печально опустила голубые глаза.

– Она меня тоже не любила, ведь я дочь Медиатора.

В ее тоне Беллатора что-то зацепило.

– А она хотела бы видеть тебя дочерью другого? – осторожно уточнил он.

– Не знаю. Порой мне казалось, что да. – Предупреждая его вопрос, она поспешно добавила: – Кого, я не знаю. Это только мое ощущение. Может быть, я ошибаюсь.

Почему-то Беллатор тут же вспомнил графа. Кровосмешение? Возможно ли это?

– Нет, в монастырь тебе нельзя.

– Нельзя? Почему? – Марти уже смирилась со строгой жизнью в монастыре. И считала, что для нее это наилучший выход.

– Сначала ты должна понять, каково это – жить. – Беллатор постарался разъяснить свои слова как можно проще: – Представляешь, как будет нехорошо, если ты примешь постриг и выяснишь, что в миру тебе было бы гораздо лучше? Обратного хода-то ведь не будет. Это монашкой можно стать в любой момент, а вот из монашки светской дамой ты уже никогда стать не сможешь.

– Светской дамой? – девочка не поверила. – А я когда-нибудь смогу стать светской дамой?

– Ты уже почти светская дама, – заверил ее брат. – Ты дочь наместника, не последнего человека в нашем королевстве. И моя сестра. А я наследник наместника.

– Это все верно. Но я бастард.

– Бастарды были только у королей. И по знатности они считались даже выше обычной знати.

– Как нескио?

– Да. – Беллатор был несколько обескуражен знанием сестры подобных жизненных нюансов, которые девушкам ее возраста знать не полагалось. Наверняка это все наущения Зинеллы.

И снова Марти догадалась о его мыслях:

– Это не мама мне говорила. Это я прочла в нашей библиотеке. Историю мне никто читать не запрещал, это же не гривуазные романы.

– Ты любишь читать? – Беллатор кинул мимолетный взгляд на стройные ряды книг в стоящих в комнате шкафах.

Проследив за его взглядом Марти с улыбкой согласилась:

– Люблю. А что мне еще делать? Не вышивать же. Вот уж что я не люблю. Тоска смертная эти нитки и иголки.

– А Ферруна ты видела?

– Это такой страшный, бледный, как смерть? Видела. Он мне не понравился. У меня от его взгляда все внутри оцепенело.

– Смерть? Ну, возможно. Для врагов. Так вот, он тоже очень любит читать.

– Я знаю, – она укоризненно покачала хорошенькой головкой. – Библиотекари жутко ругались. Он брал книги без спросу и не возвращал, а это запрещено.

Беллатор легкомысленно махнул рукой, не предавая значение подобной ерунде.

– Вообще-то они превышают свои полномочия. Библиотека хоть и считается королевской, но собирали-то ее мы. Вернее, наши предки, Медиаторы. Ну и мы с отцом тоже.

Сестра строго взглянула на брата, не одобряя его несерьезность в этом важном для нее вопросе.

– Брать что-либо без спросу в принципе нехорошо. Пусть это даже, по сути, и наше. Так мы выказываем неуважение служащим нам людям. А не возвращать взятое, чем это ни прикрывай, называется кражей.

Беллатор чуть помедлил, прежде чем отпить вино из бокала.

– По сути, ты права, – он вынужден был с ней согласиться. – Тебе вполне можно быть королевой. Ты будешь мудро править.

Марти потупилась и покраснела.

– Я понимаю, ты хочешь сказать мне что-то приятное. Но лучше не надо. Я видела, как исчез Родолфо.

– Вы с ним хорошо относились друг к другу?

Она печально улыбнулась мудрой улыбкой взрослого человека.

– Мы часто играли вместе, когда были детьми. Потом он решил, что стал слишком взрослым для игр.

Беллатор отметил тонкую дипломатичность, с которой сестра ушла от прямого ответа.

– Понятно. Ты боишься, что тебя ждет такая же судьба, если ты сядешь на трон?

Она села поглубже на стуле и поболтала ногами в воздухе, невольно показав, что она еще только ребенок.

– Нет, не боюсь. Потому что я не собираюсь садиться на трон. Мне не нравится приказывать.

– Ты считаешь, что просить лучше? – удивленно уточнил брат.

Марти вскинула на него ясный взгляд.

– Я считаю, что вежливость лучше всего.

– Ты великий дипломат, сестренка! – искренне восхитился Беллатор. – Кстати, почему ты не обратилась с мучающим тебя вопросом к отцу?

Марти скептически посмотрела на него.

– Как я могла? По сути, я обвинила бы его в своих неприятностях. Это мелко. К тому же отец видит во мне предавшую его Зинеллу и относится соответственно.

– Ты считаешь, что он переносит на тебя свое отношение к ней? – Беллатору не понравилось это предположение. По сути, сегодня он впервые разглядел в сестре не несмышленого ребенка, как привык, а очень умного человека.

– Я не считаю, я вижу, – грустно кивнула Марти. – Порой он смотрит на меня с таким негодованием, что я теряюсь. Мне хочется сказать ему, что я не Зинелла, но это неприлично.

Беллатор внезапно зевнул, не успев сдержать зевок, все же ночь была бессонной, и сестра проворно поднялась.

– Прости, ты устал, а я мешаю тебе отдыхать.

Она сделала грациозный реверанс и отправилась к себе. Беллатор тоже учтиво поклонился и, зайдя вперед, раскрыл перед нею дверь.

– Я и не думал, что ты так выросла, сестренка. И так поумнела, – сказал он ей на прощанье.

Она кивнула и быстро пробежала мимо, шелестя пышными юбками.

– Марти! – спохватившись, позвал он ее.

Она остановилась, вопросительно повернувшись к нему.

– Сними это ожерелье. В твоем возрасте полагается носить жемчуг. Бриллианты тебе не подходят.

– Хорошо, – со вздохом согласилась Марти. – Я это знаю. Просто это ожерелье подарила мне моя любимая тетушка Фелиция, и оно греет мне сердце.

Она ушла. Беллатор прошел в свой кабинет, вскрыл первое лежащее на кипе документации донесение и принялся читать. Обнаружив, что не может сосредоточиться, отложил его в сторону и сжал виски тонкими сильными пальцами.

Как сказала Марти? Оно греет мне сердце?

Он подошел к тазу, вынул розу. От теплой воды бутон раскрылся и предстал перед ним в полном расцвете своей красоты.

– Вот и этот роскошный цветок греет мое сердце. За все годы своей жизни я не испытывал такого благоговения перед женщиной. Жаль, что я не могу перенестись к Росите прямо сейчас. Завтра тоже. Но уж послезавтра я обязательно отправлюсь к ней. И ничто меня не остановит. – Эти слова прозвучали как клятва.

Глава третья

Мрачный граф Контрарио в темно-сером, отделанном черненым серебром бархатном камзоле, стоял в оружейной своего столичного особняка. Заложив руки за спину и расправив плечи, внимательно следил за своим оруженосцем, испытывавшим остроту наточенного меча. Подкинув вверх птичье перо, оруженосец обеспокоенно ждал, когда оно неспешно опустится на лезвие. Это он точил меч и теперь боялся наказания. Но перо, опустившись на острие, разделилось на две части, плавно упавшие на ковер.

– Хорошо, можешь идти. – Граф кивнул на дверь, и оруженосец поспешил удалиться, благословляя свою удачу.

Контрарио был зол, впрочем, как всегда. Злость раздирала изнутри, не давая дышать. Он срывал злобу на всех, кто попадался под руку. С пропажей кольца жить стало гораздо сложнее, и граф зеленел от ненависти, вспоминая Агнесс. Но он рано или поздно ее найдет, и тогда она ответит ему за все его несчастья.

Он знал, что Агнесс была в монастыре Фелиции, знал, что потом отправилась в замок в надежде раздобыть камень, но вот забрала она его или нет, этого он не знал. Тетриус был жив, он это чувствовал. Камень звал его, своего хозяина, чтобы вновь оказаться в его руках. Он тоже стремился владеть Тетриусом, который давал ему безграничную власть над людьми, и которая теперь исчезала, оставляя у них желание мстить за свое порабощение.

И в этом тоже была виновна Агнесс.

И Феррун.

Это он помог бежать Агнесс, граф был в этом уверен. И это Феррун обрушил центральный пролет моста, чтоб он не смог их догнать. Как он это сделал, никто до сих пор понять не мог.

Мост с огромным трудом восстановили через несколько драгоценных дней, сначала натянув вместо обрушенного пролета крепкие цепи, а потом положив на них толстые доски. Достать со дна рва упавшие металлические части моста было невозможно.

Потом граф был вынужден ждать, когда посланные им в деревню пешие стражники вернутся с лошадьми, потому что Феррун с Агнесс умудрились выгнать из замка всех коней.

К счастью, кони оказались на постоялом дворе. Но Берта среди них не было. Один из стражников, оставленных сторожить привезшего Агнесс мальчишку, сказал, что воин, объявивший себя Ферруном, уехал на Берте.

На вопрос разъяренного графа о том, почему Берта у него не отобрали, дрожа, ответил, что с ним никто связываться не посмел – Феррун слишком силен.

Выслушав нелепый рассказ перепуганного владельца постоялого двора, граф не поверил этим россказням. Но тела убитых Ферруном стражников и особенно сломанный меч убедили его в правдивости сказанного. И насторожили. Кто же это такой – Феррун, и что ему надо было в его замке?

Контрарио взял в руки сверкающий меч, осторожно провел пальцем по острому, как бритва, лезвию. Потом в бешенстве махнул рукой, в которой держал меч. Тот отозвался угрожающим свистом. Он обязательно узнает, кто это такой – Феррун и отплатит. За все.

Но еще больше Контрарио взбеленил его собственный сенешаль, объявивший, что Берт прискакал в его городской дом сам. И он же сказал, что приходил молодой оборванец, донесший, что в монастыре Дейамор подыхает от укусов крыс какой-то «Король-из-подворотни».

На вопрос графа, где принесший эту весть мальчишка, Фонсо, немного помявшись, ответил, что тот ушел.

– Как ушел? – граф заскрипел зубами от злости. – Кто его выпустил?

Сенешаль пожал плечами.

– Его никто не держал. Он запросил слишком много за свои сведения.

– Ты глупец! – граф с ненавистью посмотрел на сенешаля. – Он наверняка знал гораздо больше, чем сказал! Ты хотя бы выяснил, кто это такой – Король-из-подворотни?

– Этого мальчишка не знал. Я его спрашивал. – Фонсо ответил своему господину таким же ненавидящим взглядом.

– Его нужно было не спрашивать, а пытать! Как зовут мальчишку узнал?

Сенешаль замялся. Этого он спросить у оборванца не удосужился.

Граф понял это без слов.

– Ты просто дурень! Опроси своих людей, может, кто-то из них знает, где его можно найти. И немедля его ко мне приведите!

Фонсо поклонился и ушел, весьма нелестно думая о своем господине.

Контрарио положил меч, вышел в свою спальню, остановился перед задернутым портретом величиной в рост человека и резким движением отдернул покрывало. И тут же прерывисто вздохнул, будто получив сокрушающий удар под дых.

На него, нежно ему улыбаясь, смотрела Фелиция в самом расцвете своей потрясающей юной красоты. Он приказал сделать этот портрет в ту пору, когда она была его невестой. В пору так и не сбывшихся надежд и мечтаний. Увы, это время длилось недолго.

Он снова с проклятиями вспомнил свою надменную мать, не побрезговавшую приехать в королевский дворец и заявить наместнику, что этому браку не бывать, и что ее сын женится на ничтожной безродной особе только через ее труп.

И вот труп графини, или, вернее, ее обглоданные крысами кости есть, но свадьбы так и не было. Но будет! Он принудит Фелицию признаться, что она любит его! И кардиналу не останется ничего иного, как отпустить ее из монастыря. И вот тогда свадьба будет.

Граф нежно обвел кончиками пальцев контуры тонкого лица бывшей невесты. И снова неистово проклял Агнесс. Когда у него было кольцо, в его жизни были другие цели, и про этот портрет он даже не вспоминал. И сердце не болело, закованное навеянным кольцом бесстрастием. Но теперь, когда чары Тетриуса спадают, как звенья ржавой цепи, ему все больнее и больнее смотреть на этот дивный лик.

Немыслимая горечь раздирала сердце. Он уткнулся лбом в портрет и несколько минут постоял так, справляясь с собой.

Фелиция! Это была его пожизненная мука. Он был уверен, что рядом с ней его не терзала бы злая тоска, разрывая на части его измученное сердце. И она тоже любила его, иначе не ушла бы в монастырь, отрешившись от надежды счастливо выйти замуж, хотя поклонники стаями вились возле ее дверей.

Его новая любовница, выбранная им за белокурые волосы, похожие на волосы Фелиции, трепетала каждую ночь, боясь не угодить своему господину и подвергнуться жестокому наказанию. Вот и в эту ночь она не была достаточно соблазнительной, и овладел ею граф только после того, как представил на ее месте Фелицию.

Но он вернет свою единственную любовь! Фелиция все равно будет его! Предначертанное исполнится!

Контрарио решительно задернул занавесь портрета. Вернулся в оружейную и снова взял в руки меч. Простая без украшений рукоять удивительно ладно легла в его ладонь. Серебристое лезвие со свистом рассекло воздух. Меч был легок, но необыкновенно прочен. Он был очень стар, но на нем не было ни одного пятнышка ржавчины. Из какого сплава был сделан меч, граф не знал. Опытнейшие кузнецы, которым он показывал меч, только восторженно качали головой. Никто из них даже не пытался повторить что-либо подобное.

Замечательный подарок. Подарок крыс. Вернее, их предводительницы.

Жаль, что замок от крыс очищен. И кому это удалось? Чародейство в государстве не в чести, крысолова вполне можно отдать под суд и добиться сожжения на костре, как колдуна. Но только как узнать, кто это был? Может быть, Феррун?

Но кто же он все-таки такой?

И тут он вспомнил, как испуганно замерцал и померк в кольце Тетриус, когда тот жалкий мальчишка, почти ребенок, вскинул на него свои невероятно синие глаза и заявил, что он, граф Контрарио, дурень!

И упустил он мальчишку только потому, что изумился. Поразился до полного ступора, позволившего нахаленку удрать. Разыскивать не стал, был уверен, что тот подохнет где-нибудь в закоулках замка. С той поры он его не разу не видел и был уверен, что так и случилось.

Напрасно.

Он выжил. И стал настоящей опасностью. Если это тот Феррун, о котором ходят дикие байки вроде уничтожения воронов королевского дворца, то от него можно ждать много неприятностей. Но теперь он хоть знал, что этот трубочист вовсе не дворянин, как уверяли его на постоялом дворе. Теперь его можно обвинить в измене, бегстве и воровстве. Дивный меч Ферруна, которым восхищались все, кто его видел, наверняка украден из замка Контрарио.

Но он и с Ферруном разочтется. Потом. А сейчас у него другие заботы.

Граф вставил меч в ножны, повесил на пояс и подошел к высокому зеркалу. Оно отразило высокого горделивого мужчину с напряженным недобрым взглядом. После утраты кольца отражение в зеркале изменилось: пропала кровавая сетка в глазах и кожа из желтоватой стала белой. Он будто помолодел лет на десять. Наверняка это камень высасывал из него жизнь и здоровье, давая взамен безграничную власть.

Знать бы, что камень может быть так дерзко у него похищен, и у него мало времени, давно бы сместил Медиатора и владел Терминусом как полноправный король. На трон можно и не садиться. Или вообще выбросить его на свалку. Хотя как это сделать? Трон вмурован в пол тронного зала, и просто так его не поднять.

Отметая эти здравые рассуждения, Контрарио решил, что на это есть каменщики, плотники и прочий рабочий люд. Его дело приказать. И придет время, когда он отдаст такой приказ.

А сейчас он должен захватить монастырь. Сам монастырь ему, естественно, не нужен, ему нужна только Фелиция. Проще было бы схватить ее на улице, но в последнее время она из монастыря не выходит. Его попытка выманить ее подложным письмом от имени Медиатора не удалась, она его просто проигнорировала. Наверняка у них с братом оговорены какие-то особые слова, которые он не знает.

Как плохо, что с гибелью жуткого предводителя крыс исчезла и столь удобная система отлаженной связи. Теперь крысы не спешат к нему со всей страны с донесениями от его шпионов. И нет Антии, от которой он знал обо всем, что делалось в королевском дворце.

Но это не страшно. Теперь, когда в Мерриград ушла почти вся королевская стража, когда нескио со своим войском не встает ему поперек дороги, у него развязаны руки, и он возьмет свое. То, что было ему обещано давным-давно. Нежную, так манящую его к себе Фелицию. Страстно любимую им Фелицию. Живую, а не мертвую.

Отойдя от зеркала, сел в кресло с высокой спинкой. Немного подумал и, на что-то решившись, приказал позвать к себе сенешаля. Тот явился почти сразу, его комнаты были на первом этаже городского дома графа.

– Сколько у нас людей? – не удостоив его приветствия, спросил граф.

Фонсо с некоторой небрежностью поклонился и ответил с толикой осуждения:

– Смотря каких. Если вы имеете в виду воинов, то около тысячи. Но большая часть из них охраняет границы Терминуса.

Граф грязно выругался.

– От кого охраняет?

Сенешаль чуть заметно вздернул бровь. Неужели граф не знает то, что в его вотчине знает каждый младенец? Но ответил сдержанно:

– Из соседней Фарминии постоянно приходят браконьеры. И по условиям владения титулом графы Контрарио обязаны защищать границы страны и своих владений.

Контрарио вскочил, не в силах справиться с собственным норовом.

– К дьяволу все условия! Неужто ты думаешь, что кто-то посмеет отобрать у меня титул? Это привилегия королей. Вот когда у нас появится король, тогда и будешь думать, выполнять условия владения титулом или нет. А сейчас слушай мой приказ: отзывай всех своих людей от границы с Фарминией и собирай под Купитусом. Место можешь выбрать сам, но побеспокойся, чтоб никто ничего не заподозрил.

– Вы собираетесь штурмовать королевский замок? – поразился сенешаль. – Для этого нужна не одна тысяча человек. Там и сотни тысяч будет мало.

Граф вспыхнул, как сухой порох.

– Болван! Неужели ты считаешь меня идиотом? – Фонсо сделал шаг назад, молча поклонился, отрицательно покачал головой. Контрарио помолчал, пытаясь совладать со вспышкой ярости. Наконец добавил охрипшим голосом: – Я собираюсь штурмовать монастырь Дейамор.

Сенешаль исподлобья посмотрел на него, не в состоянии скрыть отвращения.

– Вы собираетесь штурмовать божью обитель? – ему очень хотелось повернуться и уйти, но этого он позволить себе не мог. Слишком многим он был связан со своим неистовым господином.

– Да! – взбешенно рявкнул Контрарио. – Если тебе это не по нраву, можешь катиться ко всем чертям! Замену тебе найти не трудно!

Фонсо криво усмехнулся.

– На мне висит слишком много злодейств, чтобы я побоялся совершить еще одно. Хорошо, я вызову всех своих людей. Но на это понадобится несколько дней. Учтите, ваши границы останутся без защиты. И замок Контрарио в слишком опасной близости от Фарминии.

Граф в неистовстве сжал кулаки и придвинулся вплотную к сенешалю, будто намереваясь его ударить. Тот невольно отшатнулся.

– Ерунда! Замок неприступен! Принимайся за переброску людей немедленно!

Сенешаль удалился, отвесив на прощанье короткий издевательский поклон.

Контрарио в раздражении покусал губы, раздумывая, не заменить ли ему сенешаля в самом деле, но не мог найти для этого достаточно веских причин. К тому же Фонсо слишком много знает, и просто так отстранить его от звания не получится. Его нужно убрать. Если б они были в замке, это не составило бы труда, но посреди столицы выполнить это затруднительно. Фонсо – воин, и воин опытный. В ловушку его не поймать.

Приказал подать лошадь. Вскочив на нее, в сопровождении небольшого отряда отправился на рекогносцировку. Подъехал к воротам монастыря, позвонил в колокол. Выглянувшая в окошко монашка при виде вооруженных всадников испуганно округлила глаза и тихонько ойкнула.

– Что вам угодно? – ее голос нервно дрожал.

Граф с силой сжал поводья. Что ему угодно? Ему угодно увезти отсюда Фелицию! И немедленно! Но ответил мирно:

– Я хочу поговорить с матерью настоятельницей.

Видимо, монахиня получила на этот счет строгие указания, потому что поспешно ответила:

– Матушка никого не принимает. Ей нездоровится.

– Вот как? И что с ней такое?

Монахиня беспомощно пожала плечами.

– Я не знаю. Просто она себя неважно чувствует.

Граф презрительно расхохотался.

– Да она никогда в жизни ничем не болела! Она просто боится меня видеть!

Испуганно моргнув, монашка исчезла, и вместо нее в окошке появился статный мужчина в черной одежде с мрачным взглядом.

– Что вам угодно, граф Контрарио?

Контрарио вгляделся в сумрачное твердое лицо. Где-то он его видел, но вот где? Он не мог вспомнить.

– Что ты здесь делаешь? В женском монастыре не место мужчинам. – Граф негодующе взмахнул рукой, желая уничтожить его на месте.

Незнакомец высокомерно смерил его не менее презрительным взглядом.

– Я здесь по поручению наместника. Я начальник монастырской стражи. А вот что здесь делаешь ты?

Граф отшатнулся.

– Кто ты такой, чтобы говорить мне «ты»? – ярость слепой волной ударила ему в голову.

– Я тот, кто научит тебя правилам вежливости, – прозвучал издевательский ответ.

Негодуя, граф схватился за меч.

– Ну так выходи, ничтожество! Посмотрим, что у тебя получится!

Страж спокойно покачал головой.

– Время еще не пришло. И для чего ты здесь? Собираешься штурмовать монастырь? Вынюхиваешь, как бы это лучше проделать?

– А, ты шпион? – взревел Контрарио. – А не Роуэн ли ты? Любимчик Беллатора? И что ты собираешься делать? Неужели думаешь отстоять монастырь?

Роуэн хмуро потребовал ответа:

– Для чего тебе монастырь? Молиться собираешься? Или стремишься добраться до страстно желаемого женского тела? И не надейся! Тебе ее никогда не получить! Ты сюда не войдешь!

Это было сказано с яростью не меньшей, чем графская. И Контрарио вдруг ясно понял: перед ним соперник. Возможно, равный ему по силам. А, возможно, и превосходящий. Граф всегда чувствовал себя выше окружающих. Но сейчас, под суровым взглядом стоящего напротив воина впервые засомневался в себе.

Взмахнул рукой своему отряду, развернулся и поскакал прочь, безжалостно вонзив острые шпоры в бока ни в чем не повинного Берта. Тот понесся вскачь, рискуя раздавить попадавшихся навстречу стремительно разбегавшихся по сторонам людей. Но граф на подобные мелочи никогда внимания не обращал.

Бросив поводья подоспевшему груму, вбежал в свой дом и принялся крушить все, что попалось под руку. Ушибив руку о мраморную каминную полку, опомнился и обвел взглядом разгромленный холл. Испуганный мажордом прятался в глубине под парадной лестницей, лакей осторожно выглядывал из-за колонны, оба старались не попасться на глаза взбешенному господину. Крикнув им, чтоб немедленно навели порядок, граф взбежал по лестнице в свои покои.