Портрет дамы. Мистический детектив

Сергеич, заметив её в дверях подъезда, подал знак рукой, приглашая к себе в машину.

– Садись, Татьяна, довезу куда скажешь.

– Да я пока не решила куда.

– Коля, – обратился шеф к водителю, – поезжай в наше кафе, я сегодня не завтракал… Ты не против, Таня, попить чайку с фирменным пирогом? Время есть?

– Подкрепиться не откажусь. – ответила та. – А время для этого у меня есть всегда.

Машина тронулась с места и Кузьмин поинтересовался:

– Как тебе Михаил Иванович?

– Нудист! – раздражённо выпалила она.

– ???

– Зануда, каких мало. – пояснила Татьяна своё определение, видя явное непонимание собеседника.

– Невзрачный, но въедливый. – улыбнулся Кузьмин. – Под землей на три аршина видит.

– По моему, он меня видит в роли убийцы! – распустилась Таня чёрным юмором, как черная роза лепестками.

– На воре и шапка горит? – пошутил наставник.

– И ты туда же?! – не восприняла она шутку.

– Да ладно тебе, Татьяна, – миролюбивым тоном произнёс он. – Это у него такая манера с контингентом работать.

– Но я – не контингент!

– Для него все равны. – уже не улыбаясь сказал Кузьмин. – Не хотелось мне, чтобы он вёл дело Лины…

– Как ты думаешь, Сергеич, для нас это чревато последствиями?

– Не думаю. – в раздумье произнёс Сергеич. – Хотя… Кто знает?

– Пожалуй, я подключусь к этому делу, чтобы «буравчик» дров не наломал.

– Какой буравчик?

– Ну, нудист.

– Совсем запутала! – рассмеялся Кузьмин. – То буравчик, то нудист… Не слишком ли много эпитетов для одного следователя? Хотя и то, и другое Селезнёву очень подходит.

– Почему? -поинтересовалась Татьяна.

– Потому что он – дуб прямолинейный, и дальше носа ничего не видит! – вдруг начал сердиться Кузьмин, заставляя девушку задуматься о том, чего ждать от этого расследования дальше.

Балуясь чайком, за уединённым столиком, наблюдая, как Сергеич и Коля уплетают фирменный, от тёти Кати, пирог, Рябинина соображала с какого бока подступиться к делу, навязанному ей предателем-случаем, ясно понимая, что обладает для этого ничтожно малым количеством информации.

Когда трапеза, наконец, закончилась, она приступила к делу:

– Сергеич, мне нужна твоя помощь!

– Какая именно? У меня минут пятнадцать есть.

– Ты давно знаешь… знал Лину Евгеньевну?

– Как минимум лет десять.

– Какая она?

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, какая она: добрая, злая, спокойная, уравновешенная или нервная, замкнутая или общительная?

Сергеич задумался лишь на пару секунд, пытаясь достать с какой-то полки своей памяти представление о Лине Евгеньевне:

– Лина – добрая, открытая. Даже слишком открытая. Доверчивая душа… Наивная, как неопытная девчонка. Но, вместе с тем, могла быть и твёрдой, даже порой жестокой… непредсказуемой, как все женщины.

Кузьмин резко остановился, словно натолкнувшись на невидимый барьер, за которым что-то осталось, и это что-то было видно лишь ему одному. Молчание длилось всего три-четыре секунды, и за это время, видимо, перед глазами старшего друга, всплыла картина, очень знакомая, но не совсем приятная, поэтому его лоб наморщился, как от боли. И было ясно, что боль эта вовсе не физическая.

Затем он достал из своей кожаной папки, с которой не расставался никогда, небольшую книжонку с тиснением на обложке «Ежедневник».

– Из-за этой штуки я и поспешил к Лине, когда услышал о её гибели. – произнёс он. – Это дневник… Я не мог допустить, чтобы посторонний, чужой человек копался в её записях, измеряя поступки и слова Лины с высоты своего понимания нравственности и безнравственности… Я решил отдать его тебе, Татьяна.

– Но почему мне? – запротестовала Татьяна. – Ведь я её совсем не знала.

– Теперь это не столь важно. – ответил Кузя. – Хочу доверить именно тебе последние полтора года жизни Лины… Возможно, дневник поможет открыть тайну её трагической гибели.

Глава 3. Дневник

Татьяна долго не решалась открыть дневник Лины, хотя он ужасно притягивал её.

Девушка намеренно отодвигала ту минуту, когда, наконец, возьмёт его в руки. Неспешно приняла душ, долго и с азартом оттирая себя до блеска, с видимым удовольствием выпила кофе, откусывая от любимого бутерброда с ветчинной колбасой маленькие кусочки, посмотрела новости по ОРТ, которые почему-то сегодня не трогали, рекламу, которая не раздражала назойливой глупостью. И даже тогда, когда новости закончились, она еще долго тянула с этим шагом.

Её руки сами потянулись к гадальным костям, к которым она не прикасалась уже давным-давно, и неожиданно для себя Татьяна решила:

– Да, это именно то, что сейчас мне нужно более всего – их совет!

Возможно, многие стали бы смеяться, назвав это чудачеством, но с недавнего времени, девушка стала доверять этим предсказаниям, испытав их верность на себе неоднократно, хотя и делала это очень редко, думая, что не стоит слишком часто «пытать» Тайну, ибо это – чревато.

Достав мешочек из чёрного бархата, и, высыпав в ладошку три гладких, отполированных неоднократным прикосновением, кубика, она нежно, как что-то живое и хрупкое, грела их в ладонях, нашёптывая всяческие нежности, разговаривая с ними, пытаясь расположить к себе, дать понять, что её сейчас волнует более всего, что она хотела бы узнать.

Замерев на несколько секунд, закрыв глаза и затаив дыхание Таня, наконец, произнесла вслух:

– Куда толкаешь ты меня Господин-случай, что несешь с собой?

Кости, как живые, выпорхнули из её ладоней, и, ложась полукругом, открыли взору комбинацию 4, 21, 25. Попытка определить что же означает эта комбинация на память ничего не дала. Пришлось достать распечатку из семи листов с расшифровкой комбинаций. «Позор и бесчестье падут на ваш дом, если вы не сумеете критически оценить положение вещей».

– Только этого мне и не хватало! – возмутилась она такой трактовке, удивляясь её актуальности.

– Следователь Селезнёв, пожалуй, готов на более жёсткие меры, – усмехнулась девушка, вспоминая общение с работником прокуратуры.

– Позор и бесчестье – пожалуй, некая гипербола, иносказание. Но неприятности, при таком стечении обстоятельств, видимо, неизбежны. – размышляла она вслух.

– Хотя я думаю в моих силах смягчить их удар, и даже свести к минимуму его последствия.

Налив ещё одну чашечку кофе, Таня уже думала совсем о другом, напрочь забыв о своём беспокойстве.

– Давай, Татьяна, думай, думай! Попытайся представить… Что если допустить элемент случайности, нечаянности? Вдруг дама застала кого-то, на месте преступления, крадущего её драгоценности, и стала грозить разоблачением, и тогда грабитель, в порыве страха и гнева, или чтобы припугнуть её, взял этот злополучный шарф, ставший в его руках орудием убийства. Осознав, что дама мертва, испугался ещё больше и убежал…

Замок не был взломан, и, если грабитель проник туда, то, скорее всего у него был ключ. Но тогда это был не Андрей! Почему? А потому что он всегда бы смог найти предлог своего присутствия в квартире. Версия явно не выдерживала никакой критики. Следовательно, никакой случайности или нечаянности там не было. Дама знала посетителя в лицо, и сама открыла ему дверь.

Мысли Татьяны прервал телефонный звонок, возвращая от предположений и версий в реальность. Звонил Кузьмин. Он сообщил, что взяли Таро, который появился на квартире Лины, утверждая, что пришёл поговорить с ней.

– Соседка рассказала следователю, что около восьми вечера в квартире Лины был сильный шум. Она утверждает, что слышала два голоса: женский и мужской. Пара громко скандалила. Лина плакала, кричала, что он – неблагодарный мальчишка, что она доверяла ему, боготворила, как могла, поддерживала, а он подложил ей такую свинью. Мужской голос было слышно хуже, но соседка уверяет, что слышала слово – убью. Слышала хорошо. Потом хлопнула входная дверь и все затихло.

– Заключение судебно-медицинской экспертизы готово? – спросила Татьяна.

– Смерть наступила в результате асфиксии в районе 21 часа. Никаких следов насилия, кроме странгуляционной борозды на шее, не обнаружено.

– А это значит, – сделала вывод Татьяна, – что когда Андрей уходил от Лины она была жива.

– Ему ничего не стоило вернуться назад через некоторое время. – ответил на её вывод полковник. – Поразмыслил на досуге, чем для него чреват разрыв с Линой и вернулся…

– Чтобы убить? Зачем ему это? Если её помощь была необходима Андрею, то смерь, напротив, была невыгодна!

– Ну почему убить? – не согласился Сергеич. – Возможно изначально у него были совсем другие намерения: попросить прощения, помириться. Но, встретив полное непонимание, а, возможно, и агрессивное нежелание не только не прощать, но даже больше не видеть его, в гневе схватил шарф и…

– Андрей вполне уравновешенный, спокойный человек и такое поведение с ним никак не вяжется.

– Ну, это первое впечатление, Таня, и оно ничем не подтверждено. Первое впечатление зачастую обманчиво.

– Не забывай, Сергеич, что я изучала его почти неделю. – напомнила Татьяна.

– Иногда и года мало. Да что там года – и жизни порой не хватает, чтобы узнать на что способен человек. Я, например, до сих пор не знаю, какая ты на самом деле, хотя знаком с тобой гораздо дольше недели.

– Игорь Сергеевич! – начала сердиться девушка. – Разговор не обо мне. Хотя слышать от вас такое обидно. Разговор идёт об Андрее. Он – не преступник!

– Слова-слова, одни слова. Где доказательства? Ты же знаешь, что Фемида слепа и глуха к словам – нужны факты. Уверена в его невиновности – докажи! – твёрдо, почти приказным тоном, ответил Кузьмин на её эмоциональный всплеск, и Татьяна поняла, что он абсолютно прав: слова к делу не пришьёшь.

– Договорились. – ответила она, понимая, что сама себя загнала в ловушку, и что теперь ей не отвертеться от этого дела.

– Договорились. – повторил за ней Кузя.

– Но с одним условием. – поспешила Татьяна выторговать для себя некоторые льготы.

– С каким ещё условием? – в голосе полковника явно сквозило недовольство.

– Я должна быть в курсе официального расследования.

– Татьяна, укоризненно произнёс Кузьмин, – ты же знаешь, что тайна следствия – звук не пустой…

– Знаю-знаю! – перебила она. – И поэтому не настаиваю на доскональном её знании – согласна на краеугольные, так сказать, камни.

– Будут тебе камни! – рассмеялся в трубку Кузьмин. – Уж это я тебе обещаю.

– Есть, товарищ полковник, – согласилась Татьяна, рапортуя. – Разрешите приступить к выполнению задания?

– Приступайте, товарищ частный детектив! – разрешил он, поддерживая игру.

Положив трубку, Таня некоторое время смотрела в окно, стараясь думать о чём-то нейтральном: о небе, облаках, о том, что ей нет ещё и двадцати пяти, и что в её возрасте женщина должна, наверное, думать о нарядах, развлечениях, кавалерах, а у неё на уме – расследования, подозреваемые, статьи уголовного кодекса.

Улыбнувшись своим мыслям, она поняла, что её сетования – скорее дань обстоятельствам, чем серьёзные угрызения.

– Не ко времени ты, Татьяна, решила покопаться в своей душе, – отчитала сама себя вслух. – У тебя на шее непростое, весьма запутанное дело. Под угрозой судьба человека, который, я уверена, не убивал Лину, однако, не смотря на это, находится под стражей, а ты тут рассуждаешь о своих переживаниях! Не понимаю тебя и не одобряю!

Осудив и заклеймив себя таким образом, Татьяна решила продолжить рассуждения, прерванные звонком Кузьмина.

– Помнится, что я уже одну версию отмела? Тогда, может быть, эта версия имеет право на существование: после моего ухода от Лины у неё появляется Таро – это подтверждает и соседка Между ними происходит ссора. Затем Андрей уходит, хлопнув дверью, а Лина ещё некоторое время рыдает, т.е. в это время она ещё жива…

Возможно, что Андрей, осознав всю глупость своего поведения, через некоторое время возвратился назад, чтобы помириться, но Лина непреклонна, и тогда Андрей, в порыве гнева и досады, берет шарф… Эта версия непременно будет рассматриваться следствием как основная. Но она не может быть правильной, ибо совершенно не вяжется с тем, что я успела узнать об Андрее: его характере, темпераменте, моральном облике, отношении к людям…

Что могло случиться ещё? Вряд ли Лина уходила куда-то из дома: она была очень расстроена, плакала, а значит выглядела недостаточно хорошо для выхода куда бы то ни было. Значит версию, что она в сердцах могла привести кого-нибудь постороннего к себе, чтобы отомстить Андрею, нужно отмести сразу, как ошибочную. Кто-то пришёл – она открыла. Значит, гость был достаточно хорошо знаком ей, в противном случае она бы его не впустила.

Воспользовавшись плохим настроением хозяйки, снижением внимания, рассеянностью, вечерний гость, улучив момент, снял злополучный шарф и задушил свою жертву. Затем забрал все ценное и ушёл. Хотя использование в качестве орудия убийства подручного средства скорее говорит о спонтанности, непреднамеренности убийства…

Эта версия показалась Татьяне более правдоподобной, и она решила, что работать нужно именно её. Тем более, что отработкой версии виновности в убийстве Андрея Таро, по видимому, вплотную займётся Селезнёв, и поэтому не стоит тратить на это время. Придётся выявить всех друзей и хороших знакомых Лины, да и Андрея тоже, пока это единственно верная линия расследования, а значит Татьяне предстоит много работы: дом моделей, которым владела Лина, студенты-сокурсники Андрея, Марина. И самый первый, пожалуй, самый главный шаг – сбор информации на месте происшествия.

– Ну а пока все-таки придётся заняться дневником Лины Евгеньевны – этого не избежать, – решила Татьяна и, забравшись с ногами на диван, укрыв ноги мягким пледом, взяла в руки «Ежедневник», начала читать:

11.03. Я никогда не писала раньше дневников, и не знаю, как это делается, но вчера Нина Кузьмина посоветовала начать его, уверяя, что сейчас мне это необходимо.

Вчера было сорок дней Виктору. Собрались самые близкие друзья. Помянули. Вспомнили. Несмотря на дружеское участие, на тёплые слова, сказанные в этот вечер, у меня было какое-то странное ощущение, словно собравшиеся чувствуют себя виноватыми передо мной. Почему? В чём? В том, что постепенно отдаляются? Но это вполне понятно, ведь в большей степени это друзья Вити: его сослуживцы, сокурсники, друзья детства. К своим друзьям я могу причислить, пожалуй, только Игоря и Ниночку Кузьминых.

Когда все разошлись я всплакнула, вспоминая о том, какие интересные у нас собирались компании, как было хорошо, как весело… Душой нашей компании был Витя. Погибла душа – пропала и компания. Друзья приняли смерть Виктора, смирились с ней. Я же до сих пор не могу, не хочу верить в это! Мне всё кажется, что вот-вот раздастся звонок в дверь, я побегу открывать её, а на пороге он: улыбающийся, несуразный, дорогой мой Витя! Но проходят дни, а в дверь никто не звонит, никто не тревожит мой треклятый покой, и мне начинает казаться, что я постепенно схожу с ума от этой чудовищной тишины.

Ушла с головой в работу: готова работать круглые сутки, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, чтобы не оставаться наедине с собой. Совсем загоняла подчинённых – они уже начинают понемногу роптать. Но зато создали новую коллекцию «Весна-лето». Говорят – получилось неплохо.

Привлекла к работе двух молодых художников-модельеров Настю Волошину и Андрея Таро. Очень талантливые ребята. Сколько набросков! Сколько проектов! Живу только на работе. Дома умираю. Каждая вещь напоминает о прошлом, о Вите, о нашей жизни, нашей любви. Слезы текут ручьём. Вот и сейчас не могу удержаться…

Прочитав первую запись, Таня отложила дневник в сторону, раздираемая сомнениями: имеет ли она право вторгаться в личную жизнь человека, пусть даже погибшего. Но, поразмыслив немного, понимает, что её сомнения основаны не столько на этических соображениях, сколько на опасении стать свидетелем чего-то ужасного, трагического.

Барьер слишком крут, и, поэтому она не в состоянии продолжить чтение. Однако здравый смысл укрощает страх, нашёптывая, что в дневнике могут быть какие-то зацепки. Пересилив себя, Татьяна всё-таки открывает дневник на закладке. Её взору предстают две последние записи.

Одна из них совсем короткая.

16.09. Снова приходил Виктор. Звал меня с собой, напоминая, что у него всё готово к моему появлению. Просила его немного подождать, и он начал сердиться, говорить, что не понимает меня, что скучает, не может больше без меня, и что я начинаю забывать его. Пыталась оправдываться, но Витя сказал:

– Не лги хотя бы себе! Зачем тебе этот мальчишка? Он не любит тебя и никогда не любил! Он спит с тобой за деньги!

Я разрыдалась, и Виктор исчез.

За короткой записью, показавшейся Татьяне настолько странной, словно написанной кем-то другим, я не Линой, следовала запись более обширная, и она приступила к ней.

17.09. Мы слишком много наговорили друг другу. Я назвала его в запальчивости обманщиком, неблагодарным и глупым мальчишкой. Он, в ответ, назвал меня истеричкой, несправедливой и эгоистичной. В гневе я подняла на него руку, готовясь ударить по лицу, но, увидев его широко открытые, почти обалдевшие глаза, опустила её, так и не осмелясь сделать это. Он закричал отчаянно:

– Все, это – конец! Между нами всё кончено! – и выбежал из квартиры, что есть силы, хлопнув входной дверью.

Слезы хлынули у меня рекой. Я шаталась по квартире, как раненный зверь, звала то Витю, то Андрея, моля о помощи, но никто не отвечал.

Сколько провела в таком состоянии – не знаю. Выпила немного коньяка, чтобы успокоиться, но он не подействовал. Наконец, решила записать свои переживания в дневник, вылить на его страницы всю тяжесть моего раскаяния. Зачем я сделала это?! Зачем наняла частного детектива, чтобы узнать всё?! К чему мне это знание, когда я теперь потеряла всё, оставшись, как пушкинская старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке», у разбитого корыта?… Звонок?… Андрюша?! Вернулся?!

Запись на этом обрывалась. Предположения, что дневник даст Татьяне хоть какую-то зацепку, не оправдались. Последняя запись Лины была невероятно сумбурной, взволнованной. Она дала Татьяне повод к рассуждениям:

– Лина кинулась к двери, уверенная в том, что за ней стоит возлюбленный. А, значит, она могла даже не поинтересоваться, кто там. Доказательством этого может служить и мое посещение: тогда она тоже не спросила кто, хотя в её двери нет глазка. Помнится, я про себя отметила это обстоятельство.

– Ах, Лина, Лина, – произнесла вслух Татьяна. – Как же вы были безрассудны и доверчивы. И это стоило вам жизни…

Случайность или закономерность? Я должна разобраться в этом, и как можно скорее. Итак, показания Лины Евгеньевны я выслушала, теперь ради торжества справедливости следовало бы выслушать противную сторону -. Андрея Таро. Но Андрея правоохранительные органы уже изолировали от общества и попасть к нему на приём будет нелегко.

– Плохо, что в СИЗО у меня нет полезных знакомств. – посетовала Татьяна вслух. – Как бы это сейчас пригодилось. Правильно говорят: не имей сто рублей, а имей сто друзей. В моей работе без них, как без рук.

– Придётся обратиться за помощью к полковнику Кузьмину. – решила Таня про себя. – Пусть только попробует отказать! Сам подбил меня на это расследование – пусть хоть немного ощутит на себе всю тяжесть этого дела.

– Сейчас звонить не буду, пусть поживет пока в неведении. – рассуждала она вслух. – Позвоню утром: утро вечера мудренее, как гласит старая пословица.

Глава 4. Карма на санскрите – деяние

Утро застало Рябинину полусонной, плохо отдохнувшей, с тяжёлой головой.

– Кажется, вчера не пила. – вспоминала она вслух. – Почему так отвратно себя чувствую? Неужели так повлияла гибель Лины?

Против воли вспомнилось ужасное впечатление, которое произвел на неё контраст двух лиц: юного, полного жизни, желаний и веры в счастливое будущее и серого, скорбного в своей боли и несчастливости.

Чтобы отогнать видение, она схватилась за телефон, и, прикинув, где в это время может находиться полковник, позвонила ему домой.

– Алло, квартира Кузьминых. – отозвалась супруга Игоря Сергеевича.

– Здравствуйте, Нина Анатольевна. Это Таня Рябинина.

– Танечка? Доброе утро. Как поживаете? Давно Вас не видела.

– Спасибо, Нина Анатольевна, нормально. А как у вас дела? Как мальчишки?

– Растут. —смеясь, ответила Кузьмина. – Хулиганят, как и все в их возрасте.

– Их можно понять, сами когда-то это проходили.

– Как сказать. Вот папа их не всегда понимает.

– Просто он забыл своё босоногое детство!

– И я ему то-же самое говорю, а он не соглашается.

– У мужчин совсем иная логика. – проявила Татьяна женскую солидарность. – Кстати, а старший ваш мужчина ещё дома?

– Игорь! – крикнула Кузьмина в пространство. – Ты для Татьяны дома или тебя уже нет?

Таня рассмеялась в кулак, слушая бесхитростный юмористический призыв самой мудрой из всех знакомых ей милицейских жён. Нина передала ей ответ:

– Говорит, что для тебя – дома.

– Спасибо, Нина Анатольевна.

Тут подключился полковник:

– Здравствуй, Татьяна! Не слушай эту балаболку: она много чего наболтает.

– Все было сказано по делу – ничего лишнего.

– Так я и поверил! – рассмеялся хозяин. – Ты её всегда защищаешь.

– Не забывай, Сергеич, что я тоже женщина, а женщины должны быть солидарны.

– Тяжёлый случай. – констатировал Сергеич. – С вами лучше не спорить.

– Ну, то-то же! – рассмеялась в ответ Таня.

– Ты звонишь для того, чтобы выразить солидарность с моей супругой? – выразил сомнение Сергеич.

– Не только. – хитрым голоском ответила Рябинина. – Мне нужна встреча с Андреем Таро.

– С ума сошла?! – воскликнул Кузьмин.

– Пока нет.

– Как ты только до этого додумалась?

– Ты же сам уговаривал вчера взяться за это дело. – настаивала Таня. – Вот я и выполняю наш уговор.

– Татьяна, я уговаривал тебя покопаться на свободе, а не в ИВС. – протестовал Сергеич.

– Игорь Сергеевич, – попыталась расшевелить собеседника та, – ты прекрасно знаешь, что ответы на многие вопросы можно получить именно там, куда ты не хочешь меня пускать.

– Хотеть и мочь – разные вещи! – начал сердиться Кузьмин.

– Меня на мякине не проведешь, Сергеич! – усмехнулась Татьяна в трубку. – Я знаю прекрасно, что ты можешь организовать эту встречу. В противном случае не стала настаивать.

– Всё-то ты знаешь, всезнайка, – проворчал Сергеич больше для проформы, но собеседница понимала, что он уже обдумывал, как это сделать.

– Сергеич, ну хотя бы на полчасика?

– Ишь чего захотела! – возмутился Сергеич. – Полчасика! А почему не час или два?!

– Ладушки, согласна на двадцать минут.

– Чёрт с тобой! Приходи ко мне в одиннадцать – попытаюсь помочь.

– Как грубо, Сергеич! А где волшебное слово?

– Хамишь, Рябинина?!

– Нет, учу друга вежливому обращению с дамами.

– Ха, дама! – засмеялся в ответ Кузя.

– Да, Танечка – настоящая дама! И даже не смей в этом сомневаться! – подключилась к разговору Кузьмина.

Татьяна улыбнулась, слыша комментарии Нины Анатольевны в свою защиту и сказала:

– Благодарствую за приглашение, Игорь Сергеевич, передавайте Нине Анатольевне искреннее сочувствие и наилучшие пожелания.

– Это что ещё за сочувствие?! – взвился Сергеич, явно не понимая о чём речь.

– А вы передайте, – хихикнула Таня, – Нина Анатольевна поймёт.

Без пяти одиннадцать Рябинина уже находилась в приёмной начальника прокуратуры, и вежливо здоровалась с его заместителем Гужиным.

– Здравствуйте, Николай Иванович, я к шефу. Он у себя?

– Здравствуйте, Танечка! Вы все хорошеете и хорошеете! Рад видеть вас.

– Спасибо, Николай Иванович. Я тоже рада.

– Проходите, проходите, дорогая, он, как раз один, в кабинете.

– Спасибо. – поблагодарила та зама, прекрасно зная, о его позитивном к ней отношении.

Завидев Татьяну, полковник бросил:

– Явилась, настырная деваха? В какое положение ты меня ставишь?!

– А кто ещё кроме меня может поставить вас, господин начальник, хоть в какое-то положение? – улыбнулась та в ответ. – Вас все боятся.

– Одна ты не боишься?

– Одна я не боюсь! Ты не забыл, Сергеич, что я уже не твоя подчинённая?

– Вот возьму сейчас и попрошу дежурного милиционера выпроводить тебя из здания! Посмотрю, как ты запоёшь!

– Ты не сделаешь этого, – парировала она.

– Почему же?! – удивился полковник.

– А потому что ты мне симпатизируешь.

– Кроме того, что она настырна, она ещё и самоуверенна?! – нарочито удивился полковник, делая вид, что недоволен поведением бывшей подопечной.

В ответ Татьяна сделала смиренное, покаянное лицо:

– Но вам, сэр, нравятся именно такие?

И они от души рассмеялись.

На смех заглянул майор Гужин.

– По какому поводу веселье? – поинтересовался он, – Уж больно заразительно вы тут угораете. Анекдоты травите?

– Ну, всё, – решила про себя Татьяна, – сейчас начнётся.

Поэтому поспешила выдать всё сразу и по полной:

– Нет-нет, приятели, анекдоты, пожалуйста, потом! У меня сейчас более серьёзное дело. Кстати, Игорь Сергеевич, как там моё дело?

– Дело? – переспросил полковник, словно напрочь забыв, о чём это ему намекают.

– Да-да, – подтвердила Татьяна, – именно дело.

Пока Гужин пытался рассказать какой-то анекдот, полковник звонил по телефону:

– Виктор Петрович, зайди ко мне… Да, сейчас.

Передоверив Татьяну Виктору Петровичу, Кузьмин кажется заинтересовался анекдотом, сразу забывая о ней. А Татьяна уже шагала по длинному коридору следом за Петровичем в правое крыло здания, пристроенное прошлым летом, в помещение, которое иногда использовалось для бесед с подозреваемыми.

– Слава Богу не в камеру для допросов, – подумала она, вспоминая о системе прослушивания.

– Побудьте здесь, сейчас его приведут, – попросил Виктор Петрович, – но учтите: только двадцать минут – не больше.

– Спасибо, Виктор Петрович. Хорошо. – согласилась Рябинина, приготавливаясь к предстоящему разговору.

Через пять минут открылась дверь и в кабинет почти втолкнули Андрея. Он был небрит, сердит, и явно не расположен к любезному общению.

– Здравствуйте, Андрей, – произнесла Татьяна. – Проходите, присаживайтесь.

– Ба! – захорохорился студент. – Знакомые всё лица!

Татьяна, чтобы с самого начала придать беседе большую серьёзность, представилась:

– Рябинина Татьяна – частный детектив. Мне нужно задать Вам, Андрей, несколько вопросов.

Но Таро, видимо, не был настроен на серьёзный разговор:

– Что вам нужно от меня, студентка Ирочка Славина, которая на самом деле – частный детектив Татьяна Рябинина? Разве вы ещё не завершили своё грязное дело?

– К чему этот пафос? – удивилась Таня. – Вы пытаетесь обвинить во всём меня?! Раскрыть ваше истинное лицо было не моим личным желанием, а желанием вашей покровительницы. Она считала, что имеет право на честность с вашей стороны, имеет право на правду.

– Какую правду?! – с болью в голосе воскликнул Андрей. – На ту, что представила ей ты?! Я и сам о своих чувствах не знаю всей правды! Как ты её могли узнать?!

– А тут и узнавать нечего! – начала сердиться Татьяна. – С состоятельными дамами спим – с девушками играем во влюблённость!

– Значит всё так понимаешь? – сверкнул, потемневшими от негодования глазами, Андрей.

– И не только я одна, – уверила его Татьяна.

И Таро неожиданно сник, осознавая беспомощность, неспособность доказать свою невиновность.

– Но я не убивал её! Не убивал! Почему вы все не хотите поверить в это!

Таня не стала вступать в его монолог, надеясь, что Андрей выскажет всё, что у него на душе: бесхитростность и прямодушие парня на его курсе уже давно стали притчей во языцах. Но он неожиданно умолк, вновь замыкаясь в себе.

– Соседка видела, как ты приходил к Лине около восьми вечера. Слышала, как вы скандалили. Слышала, как Лина рыдала.

– Тогда она, наверное, слышала и как я ушёл, хлопнув дверью, а Лина продолжала бесноваться?

– Да, это так, – согласилась Татьяна. – Но ты мог вернуться чуть позже и задушить её. После твоего ухода кто-то приходил ещё. Где гарантия, что это был не ты?

– Гарантии может и нет, – криво усмехнулся Андрей, – но есть здравый смысл: для чего мне её смерть, ведь теперь я лишился поддержки, а мне ещё два года учиться? Со второго семестра прошлого года нас перевели на самоокупаемость, и теперь два раза в год нужно платить за обучение значительную сумму. У моей матери таких денег нет… Она часто болеет – мне самому приходиться помогать ей.

– Расскажи, как вы познакомились с Линой? – попросила Татьяна.

– С Линой… Евгеньевной? – переспросил Андрей, выдавая полную растерянность.

Татьяна смотрела на парня, пытаясь представить, что сейчас твориться в его душе. Ей понятна и агрессивность Андрея и даже его растерянность: попадая в такое положение, зачастую, человек, ни разу не бывавший в качестве подозреваемого, не способен какое-то время адаптироваться к правилам поведения несвободного человека – это вызывает неосознанный протест, который может выражаться по разному, начиная от агрессивности и заканчивая безволием и подавленностью.

– Это плохой признак! – подумала она обеспокоенно. – Мне приходилось видеть, как в таком состоянии, подозреваемые брали на себя то, что по логике вещей, сделать не могли даже в сильном душевном волнении.

– Успокойся, пожалуйста, – попросила она парня. – Ещё ничего не потеряно. Я уверена в том, что в смерти Лины Евгеньевны ты не виновен. Уверена, слышишь? Не вздумай взять всю вину на себя и подписать, так называемую явку с повинной: уверена, что Селезнёв уже предлагал это!… Рассказывай мне всё, как на духу.

– Зачем? – вновь усмехнулся Андрей.

– Я по образованию юрист. Чем смогу – помогу. Найдём адвоката – он тебя вытащит.

– У меня нет денег на его оплату!

– На этот счёт можешь не волноваться: что-нибудь придумаем.

– Нет-нет! – яростно запротестовал Андрей. – Хватит с меня покровителей!

Татьяна недоуменно посмотрела на него, и вдруг поняла, что он имел в виду:

– Ты думаешь, что я набиваюсь тебе в покровительницы?!

Андрей, от неожиданно едкого вопроса, начал краснеть, а Татьяне стало смешно.

– Не надейся и не жди! Мне самой впору какого-нибудь богатенького Буратину отыскивать. Жаль они на дороге не валяются.

Её притворно опечаленный вид вызвал у Таро гримасу, едва ли напоминающую улыбку.

– Вот видишь, дружок, не всё так плохо, как кажется. Я постараюсь тебе помочь, но ты киснуть прекращай: загорюй воробей – курица обидит.

Её бодрый тон несколько приободрил Андрея, и он начал свой рассказ с того, что его мать, Смирнова Вера Дмитриевна, живёт в райцентре; что больше у них нет никого; что отца своего он не помнит.

– Мама рассказывала, что отец умер почти сразу же после моего рождения… Поэтому она – Смирнова, а я – Таро. Она не успела взять фамилию отца.

Андрей вкратце рассказал о своей жизни до поступления в университет: учёбе, работе, о том, что помогал матери в ателье.

– Мама, сколько себя помню, работала в швейной мастерской закройщицей. Даже дома у нас везде были выкройки, материя, слышалось стрекотание швейной машинки. Я с этим вырос. Потом стал помогать матери, потому что она сильно уставала…