Когда я снова открыл глаза, по всей видимости, настало утро следующего дня после моего «воскрешения» или, как говорили здесь медики, «после выхода из коматозного состояния». В палате, кроме меня, никого не было, еще одна больничная койка по левую сторону от меня оставалась незанятой, но постель была заправлена, поэтому я не удивился бы, если бы ко мне в самое ближайшее время подселили нового пациента.

Голова болела уже меньше. Мне кололи уколов по десять в день, и этому, казалось, не будет конца. Весь персонал держался со мной достаточно вежливо и ровно, но иногда я замечал, как что-то появлялось у медсестер во взгляде, что-то необъяснимое, но довольно неприятное. Думаю, я бы не ошибся, если бы сказал, что меня боятся. И это было вполне понятно: после моего вчерашнего вопроса об убийстве они тут все, естественно, насторожились. Конечно, многие могли принять мои слова за бред, но это не делало мое общество более безопасным. Ведь если я бредил, то, возможно, у меня что-то не в порядке с головой, и я вообще настоящий псих, которого нужно опасаться. А если говорил правду – получается, что я кого-то порешил. Значит, я мог оказаться матерым преступником, и от меня надо держаться подальше.

Несмотря на непрерывный поток мыслей в моей голове, я сам до конца не был уверен, кто же я на самом деле. Вчера я даже не смог вспомнить и произнести свое имя, настолько ослаблен и изможден я был. Мне рассказали, что меня сбила машина, поэтому я частично потерял память. И я в самом деле мало что помнил. Интересно, кому потребовалось сбивать меня? Как бы то ни было, автомобиль, почти переехавший меня, не довел начатое до конца, ибо я склоняюсь к тому, что это было покушение на мою жизнь.

Но со вчерашнего дня я заметно продвинулся вперед, и мне удалось многое воссоздать. Воспоминания как-то нахлынули на меня потоком, и я радовался им как ребенок, узнавший что-то новое об окружающем мире. Оказалось, что мое имя – Жак Дюбуа, я родился и вырос в замке Шато де Виль на юге Франции в регионе Лот – крае необычайной красоты и первозданной природы предпиренейских ландшафтов.

Моя мать вышла замуж за Ролана Дюбуа и родила ему двоих детей – меня и мою сестру Анабель, с которой мы были неразлучны, до тех пор пока не началась война. Военные годы сейчас вспоминать мне не хотелось: чудом оставшись в живых, я подхватил сыпной тиф и был отправлен в госпиталь, где за ранеными солдатами ухаживали монахини. Там я познакомился с Фабрисом Сенжаном, хорошим парнем, получившим небольшие ранения и тоже страдавшим тифом, как и я. Мы подружились за недели, проведенные в палате, и я взял с него обещание непременно навестить меня в Шато де Виль после окончания войны.

Спустя два года Фабрис действительно приехал к нам в дом погостить и в мгновение ока сумел завоевать расположение моей матери. Выяснилось, что за несколько лет до этого мой приятель закончил обучение на художника-декоратора и увлекся архитектурой, что оказалось весьма кстати, потому как наш средневековый замок требовал серьезной реконструкции. Когда мать начала поиски подходящего человека, которому можно было доверить восстановление Шато де Виль, я тут же вспомнил о своем товарище и был искренне рад очередной возможности увидеться с ним. Приехав к нам этой весной уже во второй раз, Фабрис занялся подготовкой замка к реставрации и много времени проводил вместе с моей сестрой, помогавшей ему в изучении документов и старых фотографий нашего имения.

Анабель младше меня на три года и являет собой образец чистоты и нежности, что так присуще девушкам южных провинций. Если бы она сейчас была здесь, то обязательно сидела бы возле моей кровати, держала меня за руку и рассказывала сказки народов мира, которые мы с ней с детства так сильно любили, что часто отказывались засыпать, не услышав наши истории про фантастических персонажей. Сейчас, находясь так далеко от дома, я удивительно четко увидел перед собой ее стройную, даже худоватую фигуру, светлые с пепельным оттенком волосы, спадающие на узкие плечи, и нежную немного грустную улыбку.

Мне бы хотелось, чтобы в эти тягостные минуты одиночества она была рядом со мной, но это было невозможно, ведь они с мамой и Фабрисом находились сейчас в Шато де Виль недалеко от Каора. Не знаю, что думает по этому поводу Анабель, но Фабрис с самого начала всем своим видом показывал, какое впечатление произвела на него моя сестра, поэтому я не удивлюсь, если в ближайшем будущем он сделает ей предложение. Сомневаюсь, что я был бы рад этому браку. Анабель еще слишком молода и совсем не разбирается в мужчинах, а Фабрис, напротив, прошел через множество любовных испытаний и теперь явно хочет наконец-то остепениться и завести семью. Другое дело, что ничего не известно о его прошлом, о его родителях, а это всегда наводит на подозрение. Возможно, я и преувеличиваю – что скрывать – ведь я сильно ревную сестру к этому архитектору. Хотя Сенжан оказался профессионалом своего дела: уже через пару месяцев после его приезда к нам начались реставрационные работы, и наш дом стал похож на пленника, окруженного со всех сторон строительными лесами, подъемниками и тросами.

Пока я размышлял о возможных отношениях между Анабель и моим приятелем, в палату заглянула приятная молоденькая девчушка. Увидев, что я не сплю, она издала радостный возглас:

– Вам становится лучше с каждым днем! Это просто чудесно! Надеюсь, совсем скоро вас можно будет выписать.

– Спасибо, – с трудом выдавил я из себя, – а вы…

– Сестра Лестридж, – не дала договорить мне бойкая девушка. – Вчера в отделении дежурила сестра Бланш, такая довольно высокая и крепкая, у нее густые темно-русые волосы, заколотые в огромный пучок. Уверена, что распущенные они достают ей до талии…

Девушка продолжала еще что-то тараторить, но я уже не мог слушать, в голове опять все закружилось, и вдруг я отчетливо вспомнил убийство, о котором говорил вчера сестре Бланш. Мой мозг нарисовал довольно страшную картину: незнакомый мужчина лежит на полу в нашем доме, рисунок ковра кажется мне знакомым, но я не уверен, где видел его. Я трогаю мужчину за плечо, пытаюсь перевернуть, но не могу, так как он очень тяжелый. Тогда я изо всех сил тяну его за ноги, и на полу остается красный след. Я понимаю, что это кровь, кричу, но тщетно – никто не бежит на мой зов. В конце концов я переворачиваю тело и вижу, что человек мертв, я не могу это объяснить, но я знаю, что его убил я. Вдруг стены стали рушиться, я снова оказался в больничной палате. Надо мной – испуганное личико сестры Лестридж, которая держит в руках кувшин с водой, и по направлению ее руки я догадался, что она хочет вылить содержимое кувшина мне в лицо, чтобы я пришел в себя.

Я хотел было запротестовать, но на мое счастье в палату впорхнула другая медсестра. Отстранив сестру Лестридж, она дала мне ватку с чем-то резко пахнущим, и я окончательно вернулся к реальности. Сестра Лестридж поставила кувшин на прикроватную тумбочку и торопливо вышла в коридор.

– Вам уже лучше? – участливо спросила сестра Бланш, ибо это была именно она. Я сразу узнал ее приятное, немного строгое лицо и ободряющую улыбку. В ее присутствии становилось спокойнее, а все страхи и тревоги улетучивались сами собой.

Я кивнул ей в ответ. Правда, от моего внимания не ускользнуло, что девушка была чем-то сильно расстроена. Ее взгляд блуждал и не мог ни на чем остановиться, особенно медсестра избегала смотреть мне в глаза. Боясь снова потерять сознание, я схватил ее за руку, и, словно почувствовав мои опасения, девушка присела на стул рядом с кроватью.

– Вам не о чем волноваться. Ваше состояние пришло в норму, приступы головокружения и потери сознания еще будут повторяться, но уже не так часто. Скоро ваши травмы заживут, и вы сможете вернуться домой.

Медсестра произнесла это так спокойно и уверенно, что не было причин сомневаться в этом. Но я все-таки не выдержал и задал ей тот самый волнующий меня вопрос:

– Вы знаете, кто я такой?

Сестра Бланш резко встала со стула и принялась поправлять салфетку на прикроватной тумбочке. Потом, не глядя мне в глаза, сухо произнесла:

– Вас зовут Жак Дюбуа. Вы француз, приехали в Лондон три дня назад, а позавчера вас сбила машина, после чего вас с тяжелыми травмами доставили сюда, в госпиталь Святого Варфоломея. Все это время вы были без сознания, вас осматривали лучшие врачи, были проведены все необходимые медицинские манипуляции. Все здесь желают вам только добра и скорейшего выздоровления!

В отличие от юной Лестридж, сестра Бланш разговаривала со мной на французском, причем совершенно свободно. «Они знают, кто я и откуда. Значит, полиция уже была здесь, и скоро меня арестуют», – пронеслось у меня в голове.

Стараясь придать своему лицу беззаботный вид, я улыбнулся в ответ и вежливо спросил:

– Вы, наверное, устали? Почему вы все еще на работе? Сестра Лестридж сказала, что ваша смена закончилась и вы ушли домой.

– Да, я и в правду утомилась, – призналась девушка, – но сейчас пора отпусков, не хватает рабочих рук, поэтому главный хирург попросил меня остаться.

– Главный хирург? Наверное, он также попросил вас более тщательно приглядывать за мной? – сделав акцент на слове «приглядывать», отчеканил я.

Сестра Бланш закусила нижнюю губу и бросила на меня отчаянный взгляд. Затем, убедившись, что из коридора за нами никто не подсматривает, закрыла дверь и села обратно на стул рядом со мной.

– Послушайте, месье Дюбуа, – доверительно начала она, – я не знаю, что с вами произошло, и почему вы оказались в Лондоне, но доктор Томпсон, тот седой врач, который осматривал вас вчера вечером, беспокоится о том, что вы упомянули о каком-то убийстве. И он поручил мне следить за вами до тех пор, пока вы не вспомните все, что в действительности случилось. Если вы в самом деле убили человека, нам придется вызвать полицию. Профессор не сделал этого до сих пор, так как вы французский подданный, а доктору не хочется необоснованно обвинять в чем-то гражданина другой страны. И что же теперь прикажете с вами делать?

Я попытался подняться и вновь почувствовал себя дурно. Девушка заметила это и хотела было снова дать мне нашатырь, но я жестом остановил ее и неожиданно для себя выпалил как на духу:

– Сестра Бланш, вы не обязаны верить мне, скорее наоборот. Возможно, в ваших глазах я преступник, скрывающийся от правосудия. Но ведь на самом деле вам ничего не известно обо мне, как я жил до сегодняшнего дня, кто мои родители и моя семья. По правде сказать, я и сам смутно все это теперь вспоминаю. Вот вы сказали, что меня зовут Жак Дюбуа, а еще вчера мне это ровным счетом ничего не говорило. Но и сейчас я не до конца уверен в этом, ибо то, что творится со мной, это словно фильм, а я – зритель в кинозале. Я знаю, что главного героя зовут Жак Дюбуа, он живет со своей семьей в шато во Франции. И я заставляю себя думать, что это и есть я. В моей голове сохранились какие-то отрывки из киноленты про мою жизнь, а я как будто вижу все со стороны. Все персонажи хорошо прорисованы в моей памяти, все замечательно срежиссировано и поставлено, но это не мои воспоминания, это всего лишь фильм обо мне. Единственное, что я точно помню, помню так, как будто это действительно происходило со мной, так это то, что я лишил человека жизни. Я говорю об этом, потому что это самые яркие воспоминания, которые мне удается воспроизвести. Но я не могу объяснить, ни кто этот человек, ни почему я убил его. Понимаю, это звучит безумно, и никто не поверит мне, даже вы с вашим светлым умом и добрым сердцем. Но мне не у кого просить помощи, сестра Бланш. Я знаю, что убил человека, и хочу понести наказание, но я должен разобраться во всем. Жак Дюбуа сейчас для меня не более, чем вымысел, я не знаю, кто он такой, способен ли он на убийство; но я знаю, что я, тот человек, который сейчас перед вами, не способен никого убить. Так получилось, что мое сознание не дает мне возможности проникнуть внутрь Жака Дюбуа, покопаться в его голове и найти причины, по которым он мог пойти на убийство. Если сейчас меня арестуют и отвезут домой, то на родине меня ждет как минимум тюрьма. Я никак не смогу помочь ни себе, ни Жаку Дюбуа. Мне нужно вернуться домой обычным человеком, не подозреваемым в убийстве, а потерпевшим, перенесшим тяжелые травмы и нуждающимся в уходе. Ваш покорный слуга – из состоятельной семьи, сестра Бланш, если вы сможете мне помочь, я не останусь в долгу. Но я думаю, что деньги не будут для вас решающим фактором при принятии решения. Подумайте о справедливости. Ведь если я не докопаюсь до правды, осудят Жака Дюбуа, а с ним и меня, но представьте на минуту, что он невиновен. Это значит, что настоящий убийца останется безнаказанным и будет разгуливать на свободе. Эта мысль не дает мне покоя. Поэтому я прошу вас о помощи, мне больше не к кому обратиться, в вас я вижу своего спасителя. Вы добрая и честная девушка, поэтому я полностью доверяю вам.

Сестра Бланш смотрела на меня изумленными глазами. Я тут же подумал, что зря сходу обрушил на нее такой поток своих измышлений и терзаний: скорее всего, это еще больше ухудшит мое положение, и она расскажет все главному хирургу, который ускорит появление полиции и мое задержание. Я уже совсем было отчаялся, но тут девушка тихо заметила:

– То, что вы говорите… это все очень странно и непонятно. Если бы я не наблюдала за вашим состоянием, то решила бы, что вы сошли с ума. Но я хорошо знаю больных с нарушенной психикой: они мнят себя убийцами и маньяками, чтобы почувствовать себя великими людьми, быть на виду и познать славу. Вы не похожи ни на одного из таких пациентов, поэтому я склоняюсь к мысли, что вы говорите правду. Я искренне сочувствую вам, но, право, не понимаю, чем могу вам помочь.

Почувствовав некоторую поддержку с ее стороны, я поспешил ответить:

– Я должен как можно скорее вернуться домой, и вы поедете вместе со мной.

– Что? Но это невозможно… я…

– Прошу вас, выслушайте меня до конца, – взмолился я, и девушка молча кивнула. – Вот что я придумал: вы скажете доктору Томпсону, что я был не в себе, когда говорил об убийстве, и, конечно же, это всего лишь плод моего воображения. Объясните профессору, мол, вы сами уверены, что я никого не убивал, но вас волнует мое психическое состояние, поэтому вы хотите сопровождать меня во Францию и там быть моей сиделкой, пока я окончательно не поправлюсь. Если главный хирург согласится вас отпустить, то я напишу своей матери, чтобы она подготовила все к нашему приезду, и вы ни в чем не будете нуждаться. В нашем замке, кроме прислуги, живут только моя мать, сестра и один молодой архитектор. Значит, когда мы приедем, вам выделят отдельную комнату. Вы будете рядом со мной, и с вашей помощью я смогу постепенно вспоминать все, связанное с убийством. Если в доме и правда совершено преступление, то мне нужно будет время, чтобы разобраться в произошедших событиях. Но мы должны поехать вместе, один я не справлюсь. Мне нужен человек, который будет в курсе моих планов и сможет в случае необходимости дать показания в мою пользу, рассказав обо всем правдиво.

Сестра Бланш молчала. По ее лицу было непонятно, о чем она думает, но я надеялся, что она встанет на мою сторону.

Через минуту девушка промолвила:

– К сожалению, доктор Томпсон не сможет отпустить меня ухаживать за вами вне стен больницы, но я давно не была в отпуске и вполне могу попросить его сейчас.

Я не поверил своим ушам и принялся благодарить сестру Бланш.

Она с серьезным выражением лица остановила поток моих радостных возгласов:

– Но если что-то пойдет не так и вас поймают, то меня могут уволить. Подумайте, пожалуйста, найдется ли в таком случае в вашем замке подходящая работа для молодой медсестры и ее мужа.

Вот так тогда и началась наша история по расследованию этого загадочного убийства, воспоминания о котором так ярко отпечатались в моей голове.

Глава 3

1

Вернувшись домой со столь странного дежурства, миссис Бланш осознала, что большей глупости она не совершала за всю свою жизнь. Как она могла пойти на такую авантюру? Присцила пожалела о том, что послушала доктора Томпсона и согласилась следить за этим молодым французом. И вот чем это обернулось! Нужно было просто убедиться, что с ним все в порядке, и оставить пациента на попечение сестры Лестридж, которая присматривала бы за ним.

В конце концов, какое ей дело до того, что сказал больной. Это все может быть выдумкой от начала и до конца. Какая-то нелепость! И зачем только она в это ввязалась! Теперь ее карьере конец, ее выгонят из госпиталя с позором, да еще, вполне вероятно, и упекут за решетку за пособничество и укрывание преступника.

А ведь этот парень абсолютно прав: она ничего не знает о нем, а его история слишком уж неправдоподобна. Что же заставило ее пообещать ему свою помощь в этом странном деле? Присцила вздохнула, ибо прекрасно знала ответ. Она всегда сопереживала людям, даже когда это оборачивалось против нее. И сейчас девушке казалось, что этот бедолага хватается за соломинку, раз обратился именно к ней, обычной медсестре, а не к своим родственникам, например. Да, они, безусловно, без труда забрали бы его в ближайшее время и с комфортом доставили бы домой. Но получается, Жак Дюбуа не хотел довериться своим близким, а значит, он действительно опасался, что кто-то из них мог быть замешан в деле об убийстве. В этом случае он мог рассчитывать только на себя, а из-за проблем с памятью возвращаться в замок, не выяснив, кто и почему убил того человека, было совсем не безопасно. Увидев в медсестре свое спасение, он обратился к ней. Жак Дюбуа выглядел таким безнадежно несчастным… да еще и такая загадочная, почти мистическая история – ну разве Присцила в состоянии была отказать?

После разговора с французом она пошла прямиком к главной медсестре и достаточно убедительно сыграла заранее продуманную роль. Девушка сказала, что ее тетя из Девоншира серьезно заболела и никак не сможет обойтись без ежедневного медицинского патронажа. Поэтому Присциле необходимо уехать через две недели примерно на месяц, чтобы ухаживать за внезапно слегшей родственницей. Миссис Бланш примерно рассчитала, что к этому времени Жак Дюбуа как раз придет в норму, останется только перелом ноги, который будет еще долго срастаться. Но нога в гипсе не будет препятствием для выписки молодого человека, и с парой костылей он вполне сможет передвигаться. Рассказывая начальнице про свой долгожданный отпуск и о том, как она давно не брала отгулы, миссис Бланш чувствовала, что плетет какую-то ахинею, но со стороны все это, видимо, выглядело довольно правдиво, потому как мисс Хамбл поверила ей и дала Присциле отпуск на целый месяц. И это несмотря на то что персонала в больнице страшно не хватало! Но ведь Присцила Бланш была образцовым работником, и главная медсестра пошла ей навстречу.

Миссис Бланш устало плюхнулась в кресло и покачала головой. Она только сейчас поняла, что, возможно, берет на себя роль пособника убийцы, а если Жак все же невиновен – она попадет в змеиное логово, где каждый может оказаться преступником. Присцила никогда раньше не была во Франции и теперь почувствовала легкое волнение от предстоящей поездки. «Интересно, что сказал бы Виктор, узнай он об этом? – пронеслось в голове миссис Бланш. – Лучше ему оставаться в неведении. Скажу, что просто решила отдохнуть в санатории». Медсестра поморщилась, так как ей раньше никогда не приходилось обманывать мужа, но ради благого дела можно было пойти и на такое. Через две недели она заберет Жака Дюбуа из больницы, и вместе они поедут в Шато де Виль, где он будет продолжать лечение и восстанавливаться после аварии. Конечно, транспортировка будет осложнена тем, что молодой человек не мог ходить, но хорошие костыли должны были помочь, да и основную трудность сама миссис Бланш видела не в этом. Ей казалось, что Жак, хоть и распланировал все так хорошо, сам до конца не уверен в правильности своего решения. То, с чем им придется столкнуться в его родном доме, может не просто расстроить француза, а ухудшить и без того болезненное состояние его психики. Но назад пути не было, оставалось только молиться, чтобы все обошлось и завершилось благополучно.

Присцила еще минуту поколебалась, а потом села писать мужу письмо.

2

В Шато де Виль известие о возвращении Жака из Лондона пришло вместе с его письмом к матери:

«Дорогая маман! Я счастлив сообщить вам, что со мной все в порядке и нет повода для волнения. Сейчас я нахожусь в больнице, куда я попал с многочисленными травмами, полученными в результате наезда автомобиля. Благодаря стараниям врачей я уже иду на поправку, медики делают все возможное, чтобы как можно скорее поставить меня на ноги. У меня к вам будет весьма деликатная просьба, настолько деликатная, что я прошу вас ни с кем не обсуждать подробности, и даже Анабель не должна ничего знать. Я приеду домой через пару недель, к этому времени врачи смогут меня выписать, и я буду более-менее здоров, но все еще не смогу самостоятельно передвигаться, ведь перелом ноги будет заживать еще пару месяцев. После аварии у меня появились провалы в памяти, и я плохо помню, что произошло до несчастного случая, поэтому мне некоторое время будет необходима помощь квалифицированной медсестры. Меня мучают кошмары о каком-то убийстве, и я даже боюсь предположить, что все это может значить. Со мной приедет моя хорошая знакомая, медсестра из больницы, где я сейчас нахожусь. Надеюсь, вас не затруднит приготовить для нее комнату. Также прошу вас сообщить всем домашним, что со мной все хорошо и я быстро поправляюсь. Передайте привет Анабель, скажите ей, что я безумно скучаю без нее. Ваш сын Жак».

Люси Дюбуа сложила лист бумаги и откинулась на спинку кресла, в котором сидела. Письмо ее сына было написано просто и понятно, но она уловила какой-то скрытый смысл между строк. Что за кошмары его беспокоят? И почему он говорит о каком-то убийстве? Неужели это связано с исчезновением Седрика Буше? Но ведь это невозможно! Мадам Дюбуа не знала, что и думать. Хотя серьезного повода для беспокойства у нее не было, женщина почувствовала себя не в своей тарелке. Жак всегда рос впечатлительным мальчиком, мечтал стать сыщиком и расследовать преступления, и вот теперь, после этого несчастного случая с машиной, он, вероятно, был так сильно травмирован, что его мозг сыграл с ним злую шутку, и Жак не в состоянии контролировать себя. И зачем он только поехал в Лондон! Собрался буквально за пару часов и сообщил, что ему срочно нужно в Англию. Подумать только! И какая муха его тогда укусила! Едва-едва успел на последний поезд до Лиона. А на следующее утро замок покинул и Седрик.

Собственно все это началось с приезда Седрика Буше в Шато де Виль примерно два месяца назад. Люси Дюбуа знала Седрика еще с детства и всегда была уверена, что он влюблен в нее. В те годы своей юности молодые люди много времени проводили вместе, и Люси ждала, что Седрик вот-вот сделает ей предложение. Но то ли он струсил, то ли его не поддержали родители, но молодой человек так и не решился открыть свои чувства юной Люси, и они так и остались просто хорошими друзьями. Девушка вышла замуж за другого, а сам Седрик так никогда и не женился. Уже позже, когда у Люси родился Жак, Седрик написал ей письмо, в котором признался, что всегда любил только ее, но не смог набраться смелости попросить ее руки.

Муж мадам Дюбуа умер в возрасте сорока лет от туберкулеза, но оставил вдове приличное наследство, которое помогло семье довольно сносно существовать. К тому времени у Жака уже была сестренка Анабель, и мать прилагала все усилия, чтобы дети ни в чем не нуждались. Жак хорошо учился в школе и после ее окончания поступил в университет в Тулузе, где изучал естественные науки, химию и биологию. Анабель больше интересовалась живописью, архитектурой, много читала. Старинный замок, в котором они жили, был настоящим культурным наследием и требовал постоянного ухода. Построенный в середине семнадцатого века он пережил несколько поколений семьи Дюплеси, которые затем продали его мужу мадам Дюбуа. Однажды во время непогоды сильный порывистый ветер сорвал с крыши черепицу, а у одной из башен отвалился шпиль и чуть не убил старого садовника, упав на землю в паре шагов от него.

После этого случая Люси всерьез задумалась о реконструкции шато и пригласила заняться этим молодого декоратора месье Фабриса Сенжана, который еще раньше гостил у них в доме и проявил большой интерес к особенностям архитектуры Шато де Виль. Кроме того, он был хорошим знакомым ее сына – молодые люди познакомились во время войны – что давало мадам Дюбуа дополнительную уверенность в надежности месье Сенжана.

Так получилось, что молодому архитектору приходилось много работать, изучать чертежи, фамильные документы, чтобы максимально подробно вникнуть в особенности замка. Все это хранилось в библиотеке в шато, поэтому, чтобы оградить Фабриса от лишних забот и не перевозить книги из замка и обратно, было решено, что он будет жить здесь же, в одной из гостевых комнат. Это всех устроило, и месье Сенжан в два счета перебрался в шато. Жак был рад, что в доме будет гостить его друг, Анабель за короткий срок сошлась с Фабрисом, общаясь с ним на темы искусства и живописи, да и Люси Дюбуа от души радовалась, что в огромном, почти безлюдном замке стало оживленнее. Поначалу хозяйка боялась, не будет ли месье Сенжан чувствовать себя скованно в чужом доме, но вскоре убедилась, что этот молодой человек на удивление прост в общении, легко сходится с людьми и быстро находит подход к любому независимо от его положения. Поэтому все скоро привыкли к архитектору и уже не могли представить, как раньше обходились без общества обаятельного Фабриса.

Так продолжалось несколько месяцев, пока в замке не появился еще один персонаж – тот самый друг детства Люси – месье Буше. И для хозяйки дома, и для ее гостя это была долгожданная и радостная встреча. Они не виделись много лет, и у обоих столько всего накопилось, чтобы рассказать друг другу. Седрик Буше с детства увлекался старинными редкими монетками, а с возрастом его увлечение переросло в серьезное занятие. Седрик стал известным коллекционером и почти все время проводил в заграничных поездках, общаясь с такими же нумизматами, а также посещая выставки и аукционы. В его жизни мало что изменилось со времен юности, он не обзавелся ни женой, ни детьми, жил все в том же загородном особняке в пригороде Тулузы. Возможно, поэтому все его разговоры начинались и заканчивались рассказом о какой-нибудь знаменитой монете из его коллекции: как и где она появилась, за какую цену он ее купил, сколько она стоит теперь.

Как-то раз Седрик Буше показал одну из своих монет – золотой луидор – и сказал, что она обошлась ему в целое состояние. Все, конечно, сразу проявили к ней большой интерес. Особенно Жак, так как в детстве он тоже собирал монетки, и у него была даже своя небольшая коллекция, которую он, к сожалению, забросил, и теперь она валялась где-то на чердаке. Анабель тогда мило улыбнулась и восхитилась упорством и целеустремленностью месье Буше, который, несмотря на высокую стоимость монеты, не продавал ее никому, включая самых состоятельных и влиятельных особ. Фабрис же, напротив, едва взглянул на маленький блестящий кружочек металла. Казалось, месье Сенжан только из вежливости поддерживает незанимательную для него беседу. В остальном тот вечер прошел удивительно душевно и тепло: все смеялись, пили вино, и Люси давно не было так весело и по-домашнему уютно у семейного очага.

Но идиллия продолжалась недолго: месье Буше неожиданно покинул Шато де Виль, а за день до этого Жаку срочно пришлось уехать в Лондон. Между этими событиями, казалось бы, не было никакой связи, и Люси Дюбуа так и оставалась бы в неведении о дальнейшей судьбе Седрика Буше, если бы через неделю в замок не пришел полицейский – комиссар Фурнье – и не начал расспрашивать о недавно уехавшем госте.

Как сообщил в полиции племянник известного коллекционера, его дядя Седрик Буше должен был появиться на аукционе в Лондоне, но не приехал в назначенный день. Более того, после посещения Шато де Виль Буше не возвращался домой, и его местонахождение оставалось неизвестным. Странным было еще и то, что нумизмата никто не видел, после того как он покинул замок. Расследование его исчезновения поручили детективу комиссару Клоду Фурнье, уже немолодому служителю закона, проживавшему в пригороде Каора и возглавлявшему комиссариат маленького городка под названием Сальвьяк. В шато детектив появился с явным убеждением, что здесь каждый что-то скрывает, а факт пропажи состоятельного коллекционера должен быть возведен в ранг национальной трагедии.

Клод Фурнье обосновался в замке в кабинете покойного мужа мадам Дюбуа, где дотошный полицейский опросил всех домочадцев и сделал, казалось, совсем неутешительный для себя вывод: внезапный отъезд Жака Дюбуа как-то связан с исчезновением Седрика Буше. Так как Жак уехал из дома почти одновременно с месье Буше, комиссар тотчас зацепился за это и начал в чем-то подозревать молодого Дюбуа, хотя Люси была уверена, что ее сын совершенно ни при чем. Получив письмо от Жака, мадам Дюбуа без промедления сообщила комиссару о том, что ее сын скоро вернется из Лондона и обязательно ответит на любые вопросы комиссара, касающиеся месье Буше.

Но здоровье сына беспокоило мадам Дюбуа. Если он действительно поправляется, как он пишет, то зачем он тогда берет с собой эту сиделку? В доме сейчас не место посторонним, Фабрис Сенжан и его сестра – исключение. Николь Сенжан приехала из Парижа после длительных гастролей, и ей совсем негде было остановиться, поэтому архитектор и попросил мадам Дюбуа приютить его сестру на некоторое время.

Николь была на редкость красивой и обаятельной девушкой. Умение ладить с людьми, видимо, достались ей и Фабрису от родителей, так как именно это, а не внешность, делало их похожими друг на друга. Девушка принадлежала к труппе театра в Париже и постоянно гастролировала, отчего мало задумывалась о будущем и оседлой жизни и всегда с веселой беззаботностью говорила о себе. Своей непосредственностью и энергией она была так не похожа на Анабель, которая обычно снисходительно улыбалась, слушая невероятные рассуждения Николь о жизни в целом и о мужчинах в частности. Мадемуазель Сенжан была образцом независимой женщины, свободно мыслящей и действующей раскованно и непринужденно, что несколько шокировало современное общество. Всякому становилось понятно, что мадемуазель Сенжан не спешит связать себя узами брака и дорожит своей свободой, которую не променяет ни за что на свете.