Светлый демон

7

В юности, как и большинству девчонок, мне нравились мужчины с хорошей фигурой и военной выправкой. Я была высокой и стройной девушкой и, конечно, представляла рядом с собой широкоплечего парня с узкими бедрами, сильными руками и уверенным взглядом. Подлец Барсук был именно таким!

Ох, девочки, не клюйте на фасад, смотрите глубже – в глаза, в душу, а главное, в голову избранника проникните! Там и характер, и ум, и мысли сокровенные.

Барсук встретился мне позже, в двадцать один, когда моя жизнь уже рухнула с обрыва и ничего не стоила.

А в шестнадцать лет я впервые увидела Николая.

Его провожали в армию. Размалеванная губастая деваха с толстой задницей под короткой юбкой висела у него на шее и бесстыже слюнявила подбородок.

– Ирка, ты меня дождешься? – спрашивал парень.

Пьяная больше призывника девица клялась в вечной любви, терлась бедрами и пускала слезу. Она держалась за крепкую фигуру, потому что стоять сама не могла.

– Все слышали! – гудел парень и бил себя в грудь. – Ирка Жаркова будет ждать Колю Демьянова из армии и хранить ему верность!

Так я узнала имя молодого человека, который мне очень понравился. Я, девчонка из интерната, с завистью смотрела на шумную веселую компанию. Вот если бы меня полюбил такой парень, мечтала я и заливалась краской.

Наверное, мои глаза излучали такое пронзительное тепло, что Николай заметил светло-русую девчонку в невзрачной одежде, стоявшую неподалеку. Он даже отстранился от своей подруги и улыбнулся мне. Я окончательно смутилась и поспешила уйти. Но когда через пару десятков шагов я обернулась, стройный парень всё еще смотрел мне вслед. Я вспыхнула и потупилась. Озорные мужские глаза подмигнули мне и обожгли угольками счастья.

Через год я с подружками регулярно бегала из интерната на дискотеку во Дворец металлурга. Там я вновь увидела ту самую Ирку Жаркову, которая в слезах проводила в армию Николая Демьянова. Подвыпившая Ирка в грохоте музыки и свете вспышек бойко вертела тяжеловесной нижней частью, периодически бросаясь в объятия к носатому крепышу в спортивных штанах с косыми яркими полосками ниже колен. На парне белели модные кроссовки с длинным языком и пластиковыми вставками, он чувствовал себя королем. Меня удивило и обидело поведение девушки, ведь она же клялась в верности и любви! А как же Николай? Она забыла его? Или танцы – ничего не значащие дружеские ужимки?

Я проследила за Ириной. После дискотеки та сразу откололась от компании. Ее по-хозяйски увлек в кусты парень в белых кроссовках. Девчонка хихикала и не сопротивлялась.

Я стеснялась идти дальше. Возможно, я слишком плохо думаю о людях. В интернате крупицы добра и святости бултыхаются в грязном болоте зла и блуда. Но ведь мир не ограничивается сиротским приютом. Должны существовать нормальные отношения, где слова не расходятся с чувствами. Ирка Жаркова из благополучной семьи, это видно по ее фирменным шмоткам. Она должна быть чище меня.

И все-таки я двинулась дальше. Ради истины. Ради призывника с озорными глазами, которые умеют обжигать счастьем.

– Ого! Да ты не Гера, ты Геракл. У тебя такой мощный! – слышится бесстыдный женский шепот.

– Давай, начинай, – нетерпеливо требует парень.

Пьяные смешки прекращаются. Я крадусь сквозь темные кусты на другой звук. Сначала я не понимаю его природу. Но вот уже виден парень. Он по грудь торчит над кустами, его голова запрокинута, а глаза закрыты. Ирки не видно. Лишь частые скользкие звуки откуда-то снизу. Так чавкают влажные губы, когда ими жадно сосут… Нет, не карамельку!

Я – интернатская девчонка, и этим все сказано. Светло-карие глаза у меня от папы, белокурые волосы от мамы. Или наоборот. Я не знаю! И неизвестность гложет меня всю жизнь. Если вам про себя это известно, поверьте, счастье состоит вот из таких мелочей! А не из той грязи, которую сирота познает намного раньше вас.

Я прекрасно догадываюсь, что происходит за кустами, но всё еще надеюсь на чудо, которое должно быть, пусть не в моей, а в другой нормальной жизни, где любовь и верность ходят рука об руку!

Ладони раздвигают кусты. Чуда нет. Ирка на коленях перед спущенными штанами с яркими полосками. Толстые губы вытянуты, подбородок ходит туда-сюда. Носатый парень замечает слежку и ухмыляется.

– Тоже хочешь? Пристраивайся.

Ирка, не отвлекаясь, косит затуманенным взором. Я убегаю, не разбирая дороги, тело царапают хлесткие ветки. Сзади слышится глухой женский смех, по которому ясно, что рот у Ирки по-прежнему занят.

Еще через год я встретила Николая Демьянова.

В то время я уже работала в столовой медеплавильного комбината и выбежала на минутку из душной кухни на задний двор. Там разгружалась машина с продуктами. Шофер курил, стоя на дебаркадере. Я спиной почувствовала заинтересованный взгляд и ничуть не удивилась. Все девчонки на кухне ушивали халатики по фигуре и надевали их поверх белья. Белая ткань в меру просвечивала и привлекала мужское внимание.

– Привет, – послышалось за спиной. Я неохотно обернулась. – Помнишь, два года назад, я в армию уходил? На привокзальной площади?

Я обомлела, пораженная встречей с тем самым Колей, который порой мне даже снился.

– А я тебя помню, – продолжил он, думая, что я его не узнала. – Могу рассказать, в каком ты была платье.

Он в точности описал мою одежду, по-доброму вглядывался в лицо, а в его глазах неотвратимо разгорались уже знакомые колющие угольки.

– Ты кого-нибудь провожала в тот день?

– Нет, – поторопилась ответить я и, покраснев, призналась: – Я тебя тоже запомнила.

– Демьянов! – крикнула пышная заведующая столовой и сверкнула в меня глазами. – Принимай тару!

Он заторопился, спросил:

– Ты когда заканчиваешь?

– В шесть.

– Я тебя подвезу.

– Да мне тут близко. В общежитие.

– Всё равно подвезу! Жди! – и умчался.

После работы я специально замешкалась, чтобы ушли девчонки. Распустила хвостик, расчесала светлые волосы, которыми гордилась, и вышла в шесть двадцать. Ни Демьянова, ни его машины! В груди кольнула обида.

Не дождался, забыл. А может, пригласил другую? Ну и пусть! Не нужен мне такой!

Я прикусила губу и поплелась к проходной. Автобус в город, конечно, уехал. Следующий будет через полчаса. Я упрямо топала вдоль дороги, чтобы усталость набрала вес и придавила тоску. Сзади кто-то догнал, посигналил.

Не надо мне больше доброхотов!

А сверху знакомый голос:

– Прости, на базе задержали.

Я не знала – злиться или улыбаться.

– Меня Николаем звать, а тебя как?

– Света. – Губы дрогнули и расплылись в улыбке.

Он подал руку. В кабине было жарко, окна открыты, и ветер, издеваясь, доказывал бесполезность любых расчесок. Николай рассказывал об армии, и с его слов выходило, что служба состоит из подколок и шуток, которые, впрочем, я не все понимала. Я думала, знает ли он об Ире и какие у них теперь отношения.

– А Ира? – неосторожно вырвалось у меня. – Та девушка, которая тебя…

Я умолкла, заметив, как заиграли желваки на мужских скулах.

Выходит, знает.

Шутки как отрезало. Николай молчал, а потом вдруг выпалил:

– Все девки суки! У вас в интернате небось трахаются лет с четырнадцати? Или я оптимист? С тринадцати?

Я отодвинулась. За год «взрослой» жизни меня не раз попрекали интернатом. Уже два моих одноклассника загремели в колонию. Оба за хулиганку. Хватались за ножи в ответ на словесные обиды.

– Чего молчишь? А то я не знаю, что у вас там творится!

– Люди разные… В интернате тоже, – тихо заметила я.

– Дают, как только сиськи вылупятся? Да?

– Есть и такие, – согласилась я.

Грузовик внезапно остановился. Разогнавшаяся придорожная пыль залетала в окно, оседала на покатый капот.

– А ты? – спросил Николай, кося глазами на мои коленки.

– И что бы ты хотел услышать? Какую тебе надо?

Тяжелое молчание давило. Я дернула скобу на двери и выпрыгнула из кабины.

– Дурак! – выкрикнула я и быстро зашагала вперед, чтобы он не заметил моих слез.

8

– Так, где вы встретили солдата? – вкрадчиво поинтересовался разговорчивый кассир АЗС. По-моему, он повторил вопрос уже дважды.

– Что? – Я с трудом стряхнула воспоминания.

– Я про солдата. Где вы его видели?

– Там, – неопределенное движение рукой. – Минут пять-шесть отсюда.

– Разговаривали с ним?

– Зачем мне псих? – уклончиво ответила я, забирая сдачу.

– А мимо огня вы проезжали? – мужчина почти прилип носом к стеклу.

– Какого огня? – я пожалела, что не надела темные очки.

– Вы должны были заметить. Была яркая вспышка. Даже мне было видно. Что там случилось?

– Не знаю, не видела. Мне пора. – Я поторопилась уйти от въедливого кассира.

9

Женщина оператору АЗС не понравилась. Одета по-мужски, прячет глаза, уходит от ответа – но даже не это главное. Сокращенный в 90-х армейский капитан навек усвоил запах пороха и сейчас учуял его от рук клиентки – сквознячком затянуло в щель, когда она расплачивалась. Так же пахло от его ладоней после стрельбы, пока руки с мылом не отдраишь.

Он вытянул шею, провожая гостью бдительным взглядом. Когда она открыла дверцу автомобиля, в салоне вспыхнуло освещение. Кассир заметил фигуру на заднем сиденье, которая тут же опустилась. Ему показалось, что на пассажире кепка камуфляжной расцветки с высокой тульей, именуемая в армии полевой фуражкой.

– Замечательная ты наша. Солдата в темноте заметила, а вспышку огня нет. Зато я всё вижу и всё чую, – бурчал отставник, набирая телефонный номер полковника Барсукова.

Это был уже второй звонок за последние пять минут начальнику УВД по Валяпинску Геннадию Барсукову. Сообщения прекрасно дополняли друг друга. Сначала коллега с Северного Кавказа, злобно матерясь, доложил о сучке в широких штанах, стреляющей как дьявол. Затем последовало обстоятельное описание женщины с запахом пороха от рук и прячущегося пассажира в солдатской фуражке. В результате полковник знал марку, цвет и номер подозрительного автомобиля, а также направление его движения. Сложив дважды два, он догадался, что в салоне находится беглый солдат, которого надо поймать. И не просто поймать, а уничтожить! В самое ближайшее время!

Иначе досадная неприятность перерастет в Большую Проблему.

Вот только новое действующее лицо появилось в его владениях совершенно некстати. Проанализировав еще раз полученные сообщения и покопавшись в профессиональной памяти, полковник поежился от недоброго предчувствия. Подозрение росло и крепло. Неужели это она? Не может быть! А кто еще так смело решает проблемы с помощью снайперской винтовки?

Новый детальный разговор с внимательным кассиром АЗС догадку подтвердил.

Вот так сюрприз! Огромный сюрпризище с жирным знаком «минус».

Подтянутый широкоплечий полковник с большими залысинами злобно раздул ноздри. Он сидел в пустом кабинете за массивным темным столом. Пальцы нервно массировали старый шрам от пули на левой ладони. Рука с тех пор потеряла цепкость, что постоянно напоминало о былом унижении.

– Зачем ты вернулась? Зачем тебе понадобился мой солдат? Почему ты его защищаешь? – угрожающе цедили узкие губы. – Ты, кажется, не понимаешь, что времена изменились. Стрелять теперь имеют право только люди в форме. Ты возвращаешься в город, который подчиняется мне.

Он покрутил шеей, хлопнул здоровой ладонью по столу и рявкнул в пустоту:

– Ну что ж, добро пожаловать в родные места, Светлый Демон! Я встречу тебя с максимальными почестями!

10

За ближайшим поворотом показался серый город, угрожавший небу разнокалиберными жерлами полосатых труб. «Уж я Тебя достану, если Ты там есть!» – фыркала смрадом батарея труб. Самые длинные нервно мерцали мигалками, отпугивая самолеты, чтобы алюминиевые букашки не вмешивались в серьезный разговор адских машин с чистыми небесами.

Валяпинск. Один из промышленных городов Урала, где не бывает чистого снега.

Я даже притормозила. Сизые выбросы на фоне темного неба смотрелись умиротворенно и гармонично, как кресты на кладбище. Город выглядел как и прежде. Медеплавильный комбинат день и ночь работал по той же технологии, что и сто лет назад. Другие заводы по количеству труб лишь немногим уступали главному коптильщику.

Но были заметны и новшества. На старом храме появились сияющие кресты, даже на позолоту центрального купола кто-то расщедрился. Более того, я с удивлением разглядела купола двух новых церквей! Раньше их не было.

Как и по всей стране, уцелевшие после жестоких битв толстосумы открещивались от былых грехов постройкой соборов и мечетей, надеясь сохранить захваченные привилегии после встречи со Всевышним. Чем страшнее были грехи, тем круче получались культовые сооружения. В столице чиновничий люд, ошалевший от тучных взяток и невиданных откатов, восстановил грандиозный храм для Патриарха. А самую большую мечеть в стране отгрохали, естественно, в самой кровавой республике.

А может, о спасении души никто и не думал? Так, возводили обязательную социалку для работяг, как раньше дома культуры.

Центр города угадывался по более интенсивному освещению. Где-то там возвышается на пьедестале каменный свидетель моего первого «заказа». Наверняка его не снесли и ежегодно закрашивают голубиный помет на лысине за счет средств налогоплательщиков, средняя продолжительность жизни которых на двадцать лет меньше, чем в странах, где на центральных площадях не сыщешь одинаковых истуканов.

Но рядом есть светлое место. Аккуратный купеческий особнячок, переделанный в Дворец бракосочетания. Оттуда под марш Мендельсона я вышла под руку с любимым человеком. Это был самый радостный день в моей жизни, предвестник бесконечной череды счастья. Я обрела то, чего никогда не имела, но о чем мечтала до щемящей боли в груди. Я обрела свою семью. Не ту большую безликую семью, о которой талдычил директор интерната Белановский на торжественных собраниях, а маленькую, собственную, родную, состоящую пока только из двух человечков – меня и любимого Коленьки.

После ссоры в кабине грузовика Николай Демьянов встречал меня каждый день. Он поджидал у общежития, но я проходила мимо. Он толкался на заводской кухне, его выгоняли. Он приглашал меня в кино и на танцы, а потом выбрасывал билеты. Он вел тяжелую машину со скоростью черепахи, наблюдая, как я иду по тротуару. Однажды такой эскорт чуть не закончился наездом на женщину с коляской.

– Дурак! – крикнула я. И это было второе слово, точнее, то же самое, которое он услышал с момента, как я выпрыгнула из кабины.

Николай открыл дверь и расплылся в счастливой улыбке. Мне показалось, что в уголках его глаз блеснули слезинки. От смущения он ткнулся подбородком в грудь, стараясь прикрыть лицо. И тогда я впервые заметила в его русых волосах две макушки. Волосы между ними раскручивались навстречу друг другу и образовывали смешной непокорный гребешок. У меня больше не получалось хмуриться. Мне так захотелось провести рукой по его голове. Я потянулась вверх, он дернулся, мои пальцы задели его нос, словно дали щелбан. Наши глаза встретились, и мы дружно рассмеялись.

Потом были другие слова. Теплые встречи, нежные прикосновения, трепетные поцелуи и то самое, единственное и неповторимое, когда он нашел ответ на свой циничный вопрос и понял, что я ждала только его. И была свадьба. С завистливыми взглядами подружек, которые я не замечала. Счастье накрыло меня, как снежная лавина неумелого альпиниста. Я не разглядела даже злых глаз Ирки Жарковой и не расслышала ее пьяные угрозы.

В девятнадцать лет я родила здорового и крепкого малыша. Мы назвали его, как и папу, Коленькой. У малыша тоже были две макушки, и нежный пушок волос между ними наползал друг на друга, норовя вздыбиться смешным хохолком. Наша семья стала больше, превратилась в треугольник – самую крепкую конструкцию, из которой состоят опоры кранов и мостов. Я была уверена, что рядом с моим сыном всегда будут мама и папа. Ведь это и есть счастье. Для всех троих. И в первую очередь для моего малепусенького солнышка с бархатной кожей. То, чего не досталось мне, я с лихвой подарю родному созданию. У него должно быть совсем другое детство…

Я смотрела на город, который подарил мне самый счастливый день, когда в семье появился сынишка, и самый страшный день, когда мой Мир Рухнул.

Тогда я была юной и ранимой девушкой со светлыми волосами ниже плеч. Сегодня я возвращаюсь в Валяпинск совершенно другим человеком. Одиноким, уверенным в себе Светлым Демоном.

Я не ношу украшений, на лице нет макияжа, волосы коротко острижены. Так легче менять внешность, используя парики, а порой усы и бороду. Я периодически меняю цвет волос, сейчас они черные. Я научилась быть разной. Если потребуется, я с одинаковым успехом превращусь в обольстительную сексуальную блондинку, испитую неопрятную бомжиху или сутулого мужика невнятной наружности. Это важная часть моей профессии.

Валяпинск тоже изменился, но так и остался – самым-самым. Я вернулась сюда, чтобы понять свое прошлое и выполнить самый странный заказ в своей жизни. Я не знаю имя клиента. Я знаю лишь день, когда должна его убить.

Послезавтра.

11

На выезде из города вдруг показались три машины с мигающими красно-желтыми балками и фонарями на крышах. Милиция! Вот и расплата за добрый жест у придорожного кафе.

Я выключила габаритные огни и свернула на грунтовую дорогу, уходящую в лес. Потом долго петляла по проселкам, удаляясь от города, пока не наткнулась на заброшенную деревеньку. Посмотрела на дисплей мобильного телефона. Здесь даже сотовая связь не брала. Хорошее место для укрытия. Если кто-то и заметит чужака, не сможет никуда сообщить.

Пора было искать место для ночлега. Я проверила въезд на заросший участок – нет ли опасности для колес – и загнала автомобиль в высокий бурьян за покосившийся сарай. Дом на участке отсутствовал, видимо, былой сруб представлял интерес для хозяйственных мужичков.

– Вылезай, пассажир, – скомандовала я. – Здесь переночуем, а утром разбежимся.

– Я могу уйти сейчас. – После еды солдатик выглядел уверенно. – Спасибо, что покормили. Я и вам кое-что оставил.

– Нет уж! Никуда сегодня не пойдешь! Тебя непременно сцапают, а ты выведешь на меня. До утра здесь побудешь. – Я не удержалась и со вздохом добавила: – Так мне спокойнее, Коля.

Из-за этого простого имени я и засветилась по-глупому. Если спросят глазастого заправщика, тот четко меня опишет. А попадется ушлый милиционер и сопоставит портрет с базой данных федерального розыска… Да, осложнила я себе задачу. И что на меня нашло? Зачем за паренька вступилась?

– А вас как зовут?

– Светлана. А это Пифик, – ответила я, доставая пластиковое ведро с черепахой. – Ты поел, а он еще нет. Укачало беднягу. Просыпайся, Пифик. Сейчас поищу чем тебя порадовать.

– Светлана, а вы кто? – с долей опаски поинтересовался солдат. – Ловко стреляете.

– Сегодня я твой друг. Так получилось. Сама не хотела, если честно. А про стрельбу забудь. Не было ничего. Мы просто уехали. – Я посчитала объяснение достаточным и продолжила разговор с черепашкой. В моей жизни часто случались недели, когда я общалась только с Пификом. – Одуванчиков я что-то не вижу, зато есть клевер. Ты же любишь сладкие цветочки. Я бы выпустила тебя погулять, Пифик, но уже темно, заблудишься. Поэтому извини, дорогой. Вот тебе букетик. Наслаждайся прекрасным и полезным.

Я положила под морду животному сиреневые бутончики клевера. Пифик открыл рот, вытянул морщинистую шею, цапнул цветок и подал голову назад. На цветке образовалась проплешина.

– Так, на аппетит мы не жалуемся. Замечательно. – Я обернулась к солдату. – А ты что стоишь, рот раскрыл? Проверь сарай. Там есть возможность поспать?

Через три минуты Николай вернулся, отряхивая грязь со штанов.

– Нет. Там был курятник. Гнилые доски и старый помет.

– И выглядит он ненадежно. Если ты чихаешь или храпишь, сооружение может рухнуть.

– Я не храплю.

– Надеюсь.

В итоге мы расположились в машине, откинув до предела спинки передних сидений. Я приоткрыла окно, чтобы дышать свежим воздухом и слышать окружающие шорохи, поправила пистолет в кармане куртки и сказала:

– А теперь, дружок, я хочу услышать твою историю. Только сказку не сочиняй. Сказки я не люблю, как-то в детстве не сложилось.

– У меня тоже.

– Что так? Мамка книжек не читала?

– Я детдомовский.

– Из Валяпинска? – заинтересовалась я, прикидывая по возрасту, не могли ли мы пересечься. В нашем интернате дети воспитывались с трех лет до восемнадцати.

– Нет. Я с Поволжья.

– Родителей помнишь?

– Не-а. Меня подбросили к дому малютки. В записке было только имя. Субботиным записали, потому что в субботу нашли.

– Вот и встретились два одиночества…

– Что?

– Да это я так… – Я по-новому взглянула на солдата. Знаете, как отличить детдомовского ребенка от обычного? Сирота не смотрит вам в глаза. Его столько раз обманывали и пичкали нотациями, что он закрыл окошко в свою душу. Солдат, конечно, давно не ребенок, но взгляд его поймать мне не удалось. – Рассказывай, Субботин, почему из армии сбежал? Деды достали?

– Я сам дед. Точнее, дембель. После майских дембельнулся… С месяц уже.

– Только не трепись, Субботин. – По фамилии мне называть его стало легче. Уж слишком много щемящих воспоминаний у меня вызывало родное имя Коля. – Я же предупредила – сказок не люблю! Ты сбежал из охранения, прихватил автомат. Кстати, где оружие?

– Какой автомат? – встрепенулся солдатик. – Я ушел без автомата. Я свободный человек, потому и ушел.

– Свободный, – ухмыльнулась я. – Свободные люди в кустах не прячутся.

– Мне бы подальше куда уехать. А там…

– Тебя везде достанут, дезертир. Твои приметы на каждой заправке! Дослужить, что ли, не мог? Сейчас год всего служат.

– Дослужил я! Дембельнулся, как положено.

– Да ну тебя! Не хочешь рассказывать – не надо. Завтра всё равно разбежимся.

Я прикрыла глаза, собираясь забыться тем чутким сном, когда крупица сознания, словно часовой на посту, бдит, чтобы при любой опасности разбудить отдыхающий организм. Почти всегда я спала в верхней одежде, имея под рукой оружие. И трижды это спасало меня.

– Мы дали подписку о неразглашении, – после нескольких минут молчания прорезался Субботин.

– Вот трепло. – Я зевнула. Равнодушие слушателя чаще приводит к красноречию рассказчика, чем назойливые вопросы.

– И документы у нас забрали. Мы охраняли чертов подвал и не могли никуда уйти с территории. У нас был контракт, на два месяца. Я решил: почему денег не заработать, если ехать все одно некуда. Хомут, Стас и Глыня тоже согласились.

Я незаметно наблюдала за ним. Взволнованный солдат жестикулировал, периодически озирался в темноту и на мгновение замолкал. Потом спохватывался и продолжал рассказ. Я не перебивала.

– За неделю до дембеля командир части собрал пацанов, у которых срок заканчивался, и предложил. Мол, в Валяпинске можно чутка подработать. А делов-то всего ничего – охранять склад. Как в армии в нарядах, тока попроще. Я с Глыниным из одного детдома, другим тоже вроде как спешить не к кому, командир по личным делам, наверное, смотрел. А бабки нормальные предложил и полное довольствие в придачу. Конечно, платить не он будет, а тот, который нанимает. Хозяин, мол, серьезный, контракт подпишете и всё такое… Без кидалова, короче. Только пить нельзя и без выходных. Потому и бабки приличные… Два месяца – это ерунда, армия к дисциплине приучила. Мы, четверо, и согласились. А чо, думаем, хоть на прикид гражданский заработаем. Командир нам раньше всех документы выдал…

Привезли нас на склад. Только это не склад оказался, а стройка за забором. Две бытовки, между ними дыра в земле, лестница вниз, вроде как вход в подвал. Вот этот вход мы и охраняли… Что там, чего – нас не интересовало, мы вниз не спускались. Туда ходил Доктор – хмырь лысоватый с бородкой и в очках. Так его назвал наш Хозяин и велел слушаться. Доктор так Доктор. Он к нам особо не приставал, всё молчком да молчком. Спустится на несколько часов, потом поднимется и уходит. Компьютер плоский с собой таскал, ноутбуком называется. Иногда скляночками звенел. Как-то раз Доктор пришел с Хозяином. Тот объяснил нам, что в городе грипп свирепствует, надо колоть лекарство. Типа витаминов для укрепления иммунитета. Мол, больничные он не признает и платить больным не будет. Я попросил таблетками, с детства не люблю, когда колют. Но Доктор головой покрутил – только уколы. Принес он ампулы, не из города, а снизу, из подвала. Может, он раньше их в больнице взял и туда притащил, я не знаю. Только ампулы чудные – черные, непрозрачные. Я раньше таких не видел. На них еще красные буквы и цифры – и все разные! Доктор велел рукава закатать, резиновые перчатки надел, маску на харю и в ноутбук данные заносит – напротив наших имен номера ампул вбивает…

Я интересуюсь скромно, почему лекарство-то разное? Он сказал, что оно одинаковое, но от разных производителей. Он будет исследовать эффективность. Вколол Хомуту, записал. Потом Стасу… Мне не понравилось, как Доктор отвечал. Мямлит под нос, глаза отводит. Да и какие разные производители, если упаковок нет, все ампулы из решетки с дырками торчат и на них одной краской намалевано? Когда моя очередь подошла, я спросил: а себе, Доктор, вкололи лекарство? Еще вчера, отвечает. Но как-то неубедительно. А какую ампулу? Вот как тебе. Но я же вижу – врет! И продолжаю: а чего в таблицу себя не занесли? Если исследуете, зачем вторую такую же колоть? Он ноутбук захлопнул, побагровел и со шприцем к моему локтю тянется. Не, дорогой, так не пойдет. У меня и насморка-то нет, на фиг мне твое лекарство? Будь спок, не заболею. Глыня меня поддержал, мы с детства друг за друга и в отказ вместе пошли. Хозяин раньше уехал, и Доктор на рожон не полез: не хотите – как хотите, мне до лампочки…

Потом он за Хомутом и Стасом наблюдал. Зрачки посмотрит, пульс измерит, давление. Каждый час чего-то записывал, пока ему Хомут в морду не дал. Смачно так. Доктор салфеткой кровь промокнул и быстро слинял, а Хомут над нами стал изголяться. Вообще, Хомут по жизни наглый, но слабый. Если задирался, то исподтишка. А тут откуда силы взялись, попер на всех, как дед на салаг! Мы с Глыней ничего сделать не можем. Стас, самый здоровый из нас, в обычное время он Хомута одной левой. Но после укола Стасу все по фигу стало. Лежит, ржет по-тихому, балдеет. На нем Хомут чуть ли не на животе пляшет, а Стасу хоть бы хны, никакой боли не чувствует! Глынин Хомута сзади шваброй огрел, тот еще злее стал. Выхватил швабру и дрызг-дрызг ее на мелкие кусочки. Силища в руках у него была неимоверная…

Субботин умолк. Я сопоставила его рассказ с тем, что слышала на заправке, и убедилась, что он не сочиняет. Армии ни к чему охранять заброшенный фармзаводик, а рачительному Хозяину вполне с руки нанять покладистых ребят, привыкших к дисциплине.

– Ты от Хомута сбежал? – спросила я.

– Не… Это после было. Хомут двое суток колобродил, не спал ни минуты, потом сдулся.

– Амфетамин вкололи вашему Хомуту, сильнодействующий.

– Чего?

– Это допинг для спецподразделений. Утраивает силы, повышает выносливость. С такой подкачкой можно мировые рекорды устанавливать.

– Не знаю, что там было, но Доктор был доволен. Хомут тоже. Ему понравилось быть суперменом. Еще просил. И Стас туда же. Хотя Стас просто валялся и лыбился. Ему Хомут руку распорол, а Стас боли не почувствовал.

– Скорее всего, Стас получил суровый обезболивающий наркотик.

– Во-во, наркотик! Я тоже так подумал. Ему Доктор рану штопал, а Стас наблюдал и не морщился.

– Хорошую вам вакцину от гриппа подобрали.

– Да уж… Но Стас и Хомут еще захотели, и Доктор им вколол. Правда, эффект был совсем другой.

– Какой же?

– Страшнее…