Банкир

– Повернись спиной! – приказал Корт. Одним движением он вытянул из ножен изящный, словно плавник хищной рыбы, клинок, обхватил шею пилота, приставив к кадыку остро отточенное лезвие. – Не вздумай дергаться!

Предупреждение было излишним: вертолетчик затаил дыхание, словно боялся потревожить каленую сталь даже мимолетным движением. Корт поднял пистолет и выстрелил дважды – пули разнесли головы пулеметчиков.

– Заводи!

– Бензин почти на нуле.

– Не болтай зря. Ты взлетишь, даже если в бензобаке ослиная моча, – хмыкнул Корт и подытожил:

– Потому что жить хочешь.

К вертолету уже бежали. Почти не целясь. Корт прострелял весь магазин, заставив преследователей затаиться. Машина затряслась и плавно пошла вверх.

Корт удовлетворенно оглядел удаляющиеся, распластанные на земле фигурки, заметил вспышки выстрелов. Пилота торопить не нужно – теперь они были «в одной лодке». Вертолет круто взял в сторону… Ушли!

Вспышку на балкончике особняка он отметил как данность. Ни о чем не думая, просто шагнул в черный проем двери. «Вертушка» разбухла, как налитый огнем шар, и развалилась в воздухе. Последнее, что видел боевой пловец перед страшным ударом, была несущаяся навстречу земля.

Альбер опустил гранатомет.

Услышав рокот вертолета, он вышел на балкончик. Единственное, что увидел в предутренней дымке, – это вспышки выстрелов. Быстро вернулся в кабинет, вытащил из шкафа реактивный гранатомет, оснащенный ночным прицелом. Он сумел поймать вертолет на взлете – пилот успел заложить вираж, еще секунда, и он ушел бы из зоны выстрела… Хорошо, что навыки остаются. В Афганистане Альбер в свое время работал советником по вопросам идеологии, но на караваны выезжал: любимый спорт «кремлевских пташек» разного ранга – поохотиться на людей. Естественно, при наличии «загонщиков» и почти с полной гарантией безопасности. Альбер был тогда у них вроде как «егерем».

Сейчас мужчина работал на себя – он зарабатывал деньги. Большие. Очень большие. От работы же получал удовольствие: сутью ее оставалось властвование. И что бы ни думали себе московские денежные мешки, именно люди действия продолжали осуществлять непосредственную власть в стране.

Жаль Корта. Один из немногих профессионалов экстракласса. Теперь – просто груда паленого мяса… Последние «романтики профессии» уходят. И с кем работать? С этими недоумками?

– Вертолет взорвался! – прокричал вбежавший охранник.

– Это я заметил, – хмыкнул мужчина, кивнув на гранатомет на подоконнике.

М-да… Работать с идиотами – себе дороже. Это не Корт – тот даже его самого считал любителем – этакая корпоративная самонадеянность. Вычислил в нем «идеолога» и относился соответственно. Хотя не все в «пятерке» были дебилами, далеко не все… И кто, интересно, прикрывал всю «контору» перед цэкистами, если не они? Да и идеологическая основа нужна любому государству; если у страны нет своей идеологии, ее подменит чужая. Для любой страны это губительно, для России – просто убийственно.

– Болек убит, – выдавил из себя охранник.

– Об этом я тоже догадался. Что делали вы?

– Виноват.

Охранник беспомощно лупал глазами. Нет, этих раздолбаев нужно менять, и немедленно! Если человек дурак, то он дурак во всем! Из-за чьей-то тупости, нерасторопности и непрофессионализма навалена куча дерьма, и теперь ее нужно разгребать!

– Все – на уборку территории.

– Что? – переспросил охранник. Дебилы! Корту не нужно было объяснять подобные вещи – азбука. То, что он и его «скаты» попали под грубую зачистку, – тоже азбука; будь Корт на его месте, он поступил бы так же.

– Всех – на свежий воздух. Уничтожить следы перестрелки, насколько возможно. Представить все обычной авиакатастрофой, вызванной утечкой горючего.

Вам ясно?

– Да.

– Выполняйте.

– Есть.

Альбер закурил сигарету, не отрывая от губ, сделал несколько затяжек, поднес к губам микрофон спецсвязи:

– Дельта-два, я Дельта-один, прием.

– Дельта-два слушает Дельту-один, прием.

– Готовность по полной зачистке Базы.

– Чистильщики готовы.

– Ждите сигнал.

– Есть.

Альбер выключил спецсвязь, поднял трубку внутреннего телефона.

– Доктора ко мне.

– Есть.

Он прикрыл глаза, постарался расслабиться. Если он не доложит через полтора часа, Москва свяжется с ним сама. Отговорок типа «Связь не работала, потому что свет отключили» там не понимают. Им нужен результат. Только положительный. Конечно, кассеты. И еще – полная картинка происшедшего. Может быть, через пару часов она прояснится. Может быть… Вот тогда и будем говорить с Магистром. Даже если кристальной чистоты и не будет, не важно. В мутной водице тоже плавается… Но сам он должен знать, что происходит. Наверняка.

Глава 3

– Не волнуйтесь, Доктор, все уже позади. Сигарету?

– А мне можно?

– Меня заверили, что никакой опасности. Просто большая кровопотеря. Прошу.

– Хозяин кабинета приподнялся из-за стола, вставил в рот сидящему напротив в кресле-каталке тщедушному человечку сигарету, чиркнул зажигалкой. Живот и ноги сидящего были плотно закутаны простыней, он опасливо посмотрел вниз, увидел ступни:

– Вы знаете, я совсем не чувствую ног… И туловища тоже… – Он затянулся сигаретой, поднес руку к губам, взял ее аккуратно двумя пальцами, с удивлением посмотрел на них и на тлеющий огонек, затянулся снова, так что горящая точечка оказалась между средним и указательным пальцами, обжегся и едва успел перехватить сигарету другой рукой. Дым выдохнул с видимым облегчением.

Хозяин кабинета наблюдал за ним молча, укрываясь за пучками света, бьющего из-за спины прямо на сидящего. Экспериментатор! Проверяет чувствительность…

Ну-ну…

– Так что произошло? – быстро спросил Альбер, бросив тело резко вперед и приблизив лицо так, что маленькие глазки-буравчики впились в глаза раненого; во взгляде была угроза: коль скоро Доктор решил, что будет жить, и жить долго, пусть теперь почувствует и цену возможной лжи… Только страх дает власть, только страх, больше ничего! – Ну?

– Он… Он убил всех.

– Кто?

– О… Объект.

– Как это случилось?

– Вдруг… Вдруг он вскочил…

– Погодите, Доктор. По порядку. – Альбер снова укрылся в тени, и Доктор почувствовал мгновенное облегчение. Он всегда боялся этого человека, боялся, как боятся люди неотвратимого ночного кошмара… – Когда вы начали допрос?

– Сразу, как только легли в дрейф.

– И это было?..

– После полудня.

– А точнее?

– Сначала… Сначала Смоляр… Он пытался напугать этого человека… Но это ведь еще не было допросом, ведь так? Он еще был сильно раздосадован тем, что нельзя применить пытку.

– Да, я категорически это запретил.

– Вот тогда я, собственно, и приступил к допросу. К телу были подведены датчики, но вы знаете, как сейчас относятся к этому…

– Да.

– Хочу отметить, справедливо. Ни реакция зрачков, ни повышение пульса или давления не способны в достаточной степени…

Альбер не прерывал этого велеречивого яйцеголового дегенерата. Жить ему осталось от силы минут двадцать, а он рассуждает о каких-то там реогенных зонах эпителия… Бред! Но прерывать нельзя. Каждый думает в понятных ему образах и выражает их в понятных ему словах… Тут важно уловить детали, чтобы составить картинку.

– …и приступил к химиостимуляции в сочетании со световым гипнорефлектором… Знаете, его еще называют на сленге «чертова лампадка»…

– Какие препараты вы применили?

– О! – Доктор мечтательно улыбнулся. – Сначала самое простенькое, общеизвестное: пентонал, скополамин, амитал. Естественно, в просчитанных сочетаниях. Нет, и эти средства могут давать прекрасный эффект в отдельных случаях, но если есть большее время для работы – неделя или две. Тогда черепушку, – сидящий легонько похлопал себя по темечку, – можно было выпотрошить очень основательно с их помощью…

– Такого времени у вас не было.

– Да. И задача вами была поставлена нешуточная: вытащить из респондента все, что возможно и невозможно… Даже то, о чем он сам может не знать…

– Да, это так.

– После двух часов работы я очистил ему кровь физиологическим раствором и потом применил авторскую модификацию «чайна уайт». – Глаза Доктора лучились от удовольствия. – Это был риск, серьезный риск, но я на него пошел!

– И результаты?..

– Превзошли все ожидания! Вы даже представить себе не можете, как это интересно! Жаль, я не могу использовать кассеты для научной публикации…

– Это было бы… – хмыкнул Альбер.

– Но, кажется, мне удалось проникнуть… как бы это выразить понятнее… на нижние этажи подсознания… Механизм этого явления совершенно не изучен, еще в тридцатые годы пытались проводить подобные опыты в Германии, а в начале сороковых – в Штатах, но впоследствии если кто и работал в этом направлении, то… неофициально.

– Нелегально…

– Да. Слишком велик был отсев респондентов… – Доктор вздохнул.

Едва заметная гримаса искривила губы Альбера. Как он сформулировал? «Отсев респондентов»? В переводе с псевдонаучного на обычный это означало только, что людишки мерли, как крысы в серной кислоте, от таких высокоинтеллигентных занятий!.. Нет, Альбера это нисколько не волновало: одним время жить, другим – время умирать… Тем более сам он всегда знал, что и для него может настать «время Ч», и его мозг будут «потрошить», как тушку кролика… Но он знал, чего он хочет: власти! И не скрывал свое отношение к людишкам за красивыми словесами… Ради науки… Ради будущего… Ради истины… «Это был риск, серьезный риск, но я на него пошел!» Сказано-то как! Этот паршивый «градусник» рисковал только тем, что объект сдохнет раньше, чем он сумеет удовлетворить свой «научный интерес»…

– Наши ученые не совсем верно называют это свойство мозга «генной памятью»… Но поскольку этот термин устоялся в науке и к нему привыкли обыватели, я буду употреблять в нашем разговоре именно его…

– Что конкретно вы выяснили?

– Все это зафиксировано на пленках. Объект был в состоянии, которое я называю «летаргическая кома», и при этом он вспоминал! Иногда его воспоминания облекались в форму стихов, эссе, картин – нет, это нужно было видеть!

– Сколько времени занял допрос?

– Почти семь часов. Это, я вам скажу, очень серьезное психологическое напряжение для любого врача…

– А для пациента?

– Что?

– Для объекта это было напряжением?

– В каком смысле?

– Доктор. – Альбер выдержал паузу. – Меня интересуют две вещи. Первое: насколько полно объект «освобожден» от своих… э-э-э… знаний.

– Полагаю, на основе полученного материала можно составить полную картинку. Естественно, с материалом необходимо целенаправленно поработать.

Иначе говоря: что именно нужно извлечь из сказанного. Я понятно объясняю?

– Вполне. Второе: каким образом объект сумел убить троих моих людей, ранить вас, и куда он исчез впоследствии?

– Это не поддается объяснению. – Доктор закатил глаза, все лицо его приняло слезливо-жалкое выражение. – Он так меня ударил!.. – Сидящий опустил лицо вниз, погладил бок. – Прямо в живот. Что сказали медики, ушиб сильный?

– Не особенно. Ничего серьезного не задето. Просто вы потеряли сознание от болевого шока…

– Боль была жуткая!..

– …и при падении повредили что-то там… Вену или артерию – здесь я не специалист.

– Пролежи я так немного, и – все…

– Могло быть и такое, но обошлось. Итак, повторяю вопрос: почему после семи часов допроса, когда респондент, – это слово Альбер произнес с едва заметной иронией, – находился, как вы это называете, в «летаргической коме», он оказался способным действовать, как боец спецназа очень высокого уровня?!

Кстати, кто он, по вашему мнению, по профессии?

– Точно я сказать не могу… То, что он называл – экономика, финансы, – не вполне соответствует его, так сказать, внутреннему сознанию… Человек он высокообразованный – это несомненно, причем мыслящий образами, парадоксально…

Я бы назвал это так: он думает в стиле импрессионистов и постимпрессионистов, иногда – немного мистически, в стилистике раннего Врубеля или Нестерова, порой – необъяснимо странно, мы называем это явление «парадокс в Абсолюте», где Абсолют понимается как ипостась того, что обыватели называют Богом… Однако живот болит, – растерянно, без всякого перехода завершил Доктор, с легкой пока тревогой глянув вниз, на собственное туловище, плотно обтянутое простынями. – Не могли бы мы перенести беседу? Мне кажется, я чувствую себя немного хуже…

Альбер мельком глянул на часы на стене, за спиной сидящего. Похоже, действие обезболивающего ослабевает… Врач специально подобрал то, что нужно: легкая эйфория не затрагивала сознания и не мешала связному рассказу, убирая в то же время последствия болевого и психологического шока. Но… Жить ему осталось минут десять. Нужно спешить.

Мужчина нажал кнопку. Появился врач со шприцем наготове:

– Это вас поддержит.

– Что со мной? – спросил Доктор коллегу по-латыни.

– Ничего серьезного. Шок.

– Я чувствую скрытую боль, но пока еще не могу определить ее источник.

– Не беспокойтесь, Доктор, – ответил медик по-русски. – Это просто невротическая реакция, следствие перенесенного болевого и эмоционального стресса. К тому же у вас было серьезное напряжение в течение нескольких часов… Работа психоаналитика, которую вы блестяще провели, – это тоже эмоциональный стресс особого рода, а поскольку завершился он нападением пациента, произошла долговременная невротическая реакция.

– У меня что-то повреждено?

– Ничего серьезного. Небольшая внутренняя гематома. Если что вам действительно необходимо, так это отдых, покой. – Медик говорил неторопливо, размеренно, и это успокаивало сидящего. Он ловко уколол в вену, опорожнил шприц, пояснил:

– Морфий. В очень небольшой концентрации.

– Благодарю вас. – Доктор поднял взгляд на хозяина кабинета:

– Мне необходим покой…

– Его у вас будет сколько угодно. Еще сигарету?

– Да. – Доктор затянулся, расслабленно перевел дыхание. – Так на чем мы остановились?

– Расскажите подробно, что произошло после окончания допроса. Я не специалист, но полагаю, что после той дозы наркотиков, какую получил объект, он вообще не способен был двигаться…

– Да, это так, но…

– Я слушаю…

– Вы ведь запланировали… летальный исход…

– Да. Объект после допроса подлежал устранению. Откуда вы это узнали?

– От Смоляра. Он так и выразился: «Теперь с этой падалью и возиться не нужно. Просто выбросим за борт». Мне, честно говоря, было жаль такой материал… И я решил, поскольку летальный исход запланирован, провести еще один опыт… Очень любопытный в научном плане… – Доктор мельком взглянул на Альбера, поправился, оправдываясь:

– Я полагал, что это может дать дополнительные результаты по допросу.

Альбер сжал челюсти. Все как всегда. Любой четкий и выверенный план рушится, порой погребая под собой создателя, когда хотя бы один из исполнителей принимает «командирское решение» сделать «как лучше». Нет, премьер страны выдал некогда бессмертную фразу: «Мы хотели как лучше, а получилось – как всегда».

Доктор замолчал, по-собачьи преданно глядя в глаза Альберу.

– Вы поступили правильно, – кивнул тот.

– Это ведь было жутко интересно… Вы знаете, химики синтезировали по моей программе совершенно новый, невиданный препарат; по вызываемым эффектам он не схож ни с одним из известных психоделиков, а его действие не подпадает не только под описание обычной клинической картины психоделиков, но и ни под одно из описаний доктора Тимоти Лири, сделанных им столь поэтично; анализируемые им энергетические уровни сознания – сказка для младших школьников, по сравнению с которой мой новый препарат – это Достоевский, Кафка, все мифы и все религии мира одновременно…

Альбер снова сжал челюсти. Даже малая доза морфина возымела действие: собеседник «уплыл»… Раздался звонок внутреннего телефона.

– Это врач.

– Слушаю.

– У Доктора сильное кровотечение. Потеря сознания и даже агония может наступить в любой момент.

– Может быть, нам… прерваться на время?

– Бессмысленно. Я ничего не могу гарантировать.

– Так. Сколько времени у нас есть?

– Может быть, и нисколько.

– Понял. – Альбер положил трубку. Резко вдруг навалился грудью на стол, снова приблизив лицо к лицу Доктора и уперев ему в глаза острые, словно трехгранные штыки, блестки зрачков:

– Ты, экспериментатор сучий! По твоей вине сорвана важнейшая операция, убито трое моих людей и объект операции бесследно исчез! – Он выдвинул ящик стола, вытащил тяжелый вороненый пистолет, большим пальцем взвел курок. – Если ты, гнида, четко и внятно не ответишь на поставленные вопросы, твои гениальные мозги вылетят из черепа за секунду! Ты понял?

– Да… – прошептал Доктор, едва разлепляя запекшиеся разом губы. Он сидел недвижно, вжавшись всем телом в спинку кресла, словно хотел слиться с ним, стать его частью, ничем…

– Первое: что произошло после того, как ты вколол ему этот чудо-препарат?

– Сначала ничего. Потом тело его обмякло, и я решил, что он умер. Похоже, дыхания не было. Смоляр велел подчиненным достать трос, гирю и был готов топить труп в море… Я подошел лишь затем, чтобы посмотреть зрачок и убедиться в летальном исходе.

– Тебя не удивила столь быстрая кончина?

– Нет. По правде говоря, я дважды пытался экспериментировать с новым веществом… В подобной ситуации результат был идентичным. Правда, до этого респонденты минут на десять приходили в возбужденно-идиллическое состояние, не описанное ни в одной работе, и именно тогда…

– Заткнись. О «чистой науке» будешь рассуждать… на покое. Дальше.

– Я решил, что произошла массированная передозировка и респондент умер; подошел, чтобы посмотреть зрачок, и – отлетел в угол комнаты! Удар был неожиданный и невероятно сильный! Полуоглушенный, поднялся, тряхнул головой, открыл глаза – Смоляр впечатался в стенку от удара ногой в лицо. Он умер мгновенно, это было очевидно… Двое его сотрудников не успели выхватить оружие – своеобразный стресс, да и сказалось выпитое…

– Они много пили?

– Достаточно. Никак не меньше бутылки на человека.

– Дальше!

– Пациент схватил со стола пистолет и двумя выстрелами – это было невероятно быстро, в течение одной секунды, – убил обоих наповал. В голову.

После этого… После – он застыл, словно слепой… Я был жутко напуган и понимал, что сейчас этот человек в состоянии, называемом «фрикаут» или «даун» – жуткое, чудовищное восприятие действительности… И он убьет меня, как только заметит…

А он бросил пистолет в угол, осторожными шагами двинулся по каютке – словно на ощупь… Я – дурак!.. Я же видел, как он нащупал уже трап и собирался выбраться на палубу – там он непременно упал бы за борт. Но я был страшно напуган, почти не контролировал себя… Тем более действие наркотика было явно: у пациента, полагаю, был как раз момент притупления восприятия окружающей реальности… Осторожно и бесшумно я сумел подобраться к столу и взять длинный препарационный скальпель… Потом так же неслышно двинулся к нему…

– Скальпелем легко убить человека?

– Человека вообще легче убить, чем принято считать. В данном случае – просто не-е-ежно провести лезвием по шее… Мужчина стоял всего в шаге, спиной, я занес скальпель… И тут – резкая боль пронзила меня, в глазах помутнело и я потерял сознание… Хотя, наверное, не сразу, но я не чувствовал и не ощущал ничего вокруг, кроме собственной дикой боли… Вот все, как оно было.

– Что с объектом могло произойти потом?

– Скорее всего он выпал за борт и утонул.

– Он мог выжить?

– Это было бы чудом, а чудес, как известно, не бывает. После той дозы, что он получил, не живут.

– Но он же сумел убить четверых, – усмехнулся Хозяин. – После смерти, если считать по-вашему.

– Вы ошиблись, троих. Нет. Выжить ему не дано. Я ученый-практик. Ни одного шанса. То, что с ним произошло, – просто предсмертный немотивированный криз.

Кстати, этим объясняется и исключительная сила, и скорость его реакции. Ну а сразу после этого наступает, как правило, кома, агония и смерть. Нет, выжить ему не дано. Это я вам заявляю официально и гарантированно, как врач. – Доктор замолчал на секунду, опустив глаза, поднял их, но только на уровень стола, на котором под тяжелой ладонью Альбера покоилась вороненая сталь крупнокалиберного пистолета. – Вы… Вы простили меня?

– Бог простит.

– Но вы… Вы не убьете меня?

– Конечно нет.

Доктор вздохнул, облегченно опустил глаза, стал поправлять простыню, немного сбившуюся во время эмоционального рассказа. Льняная материя сдвинулась, и Доктор застыл, обнаружив под ней плотную марлевую повязку, пропитанную кровью. Лицо его стало серым, как бетонная плита.

– Кровь, – произнес он одними губами. – У меня кровотечение… Пожалуйста, пожалуйста, врача…

– Врач вам не нужен.

– Как не нужен?.. Почему?..

– С такой раной, как у вас, не живут. Проникающее ранение брюшной полости, задеты важные органы.

– Но… Если провести срочную операцию… Сейчас, немедленно… Я… Я вам еще понадоблюсь… Я… Я знаю… Я хочу жить!.. Пожалуйста, прикажите позвать врача… Я выживу, я чувствую это, я вы-жи-ву!

Взгляд Доктора обреченно метался по комнате, словно звук В пустом брошенном пакгаузе… Альбер улыбнулся, чуть скривив губы:

– Выжить?.. Это было бы чудом. А чудес, как известно, не бывает.