Генерал Слащев-Крымский. Победы, эмиграция, возвращение

Глава третья
Прощание с юностью. академия

1

– Надо считать под маневром и маневр людской, и маневр огневой, – обращаясь к слушателям, говорил Яков Александрович. – Я особенно подчёркивал принцип частной победы потому, что у каждого командира на войне является соблазн и стремление всюду заслонить себя «забором».

Посмотрим просто – охранение – надо охраняться, никто против этого не спорит, но… как его выставить, когда в жизни (постоянно) фронт не будет соответствовать уставным формам. Что же делать?

У слабовольного лица явится естественный ответ – загородиться всюду и этим вызвать сверхмерный наряд – ведь если прорвёт противник, отдадут под суд, а за то, что разложил свою часть чрезмерными нарядами, поди-ка доказывай. Такой начальник был всюду силён и потому окажется слабым.

Другой случай, надо ждать атаки противника или его атаковать. Является мысль и здесь прорвать, и здесь сделать контратаку – всюду надо быть начеку. Слабовольный всё учтёт и всюду растянет свои войска (в моей практике было даже, что один комполка вытянул цепи и по лощине) – результат поражение. Из всего этого выведем одно: сильным всюду быть нельзя – надо иметь ум и знания оценить обстановку и сосредоточить силы там, где диктует обстановка, и силу воли, чтобы провести это в жизнь. Умнейший командир без воли годится только для разработки плана, но ни в коем случае не для проведения его в жизнь. Всё в бою и в результате его победы определяется тем, – были ли мы в данный момент сильнее противника или нет, смогли ли мы его подавить нравственно и физически, или он нас подавил, а всё это делается материальной силою того оружия, той машиной, которая в данное время боя имеется в руках человека, желающего драться. В данной точке боя сильнейший ломит слабейшего и этим диктует свою волю (если эта точка важна) всему фронту боя.

Машинизированность частей в данное время позволяет маневрировать не только людской силой, но и огнём и позволяет рассредотачивать огневые машины по фронту, сосредотачивая огонь там, где нужно. У командира явилась новая возможность – двигаться и сосредотачиваться в одном месте, а стрелять из разных, около лежащих мест. На эту возможность и надо обратить сугубое внимание.

В настоящее время, благодаря силе и количеству огня всех видов, трудно представить себе, за редким исключением, массовую, общую атаку, при которой все бойцы одновременно встают и во главе со своими командирами бросаются вперёд и занимают позиции противника. Такая атака, дававшая успех при сплочённых фронтах, теперь при групповом строе в подавляющем большинстве случаев приведёт только к большим потерям. Он будет возможен только при особенно благоприятных условиях, т. е. когда противник настолько разложен, что не в состоянии выдержать зрелища идущих на него частей и покидает позицию от одного этого зрелища, не пробуя защитить себя огнём.

Теперешний бой пройдёт под знаменем борьбы за огневое превосходство, и дело каждого командира уметь маневрировать не только своими людьми, но в особенности своим огнём. Надо помнить, что на войне почти невозможно быть сильнее противника всюду – это положение является исключением, надо быть сильнее противника там, где нам нужно, и там, где ему будет больно.

Сильнее надо быть не числом кулаков, которыми сейчас драться смешно, а именно огнём, который всегда подготовляет победу, а очень часто и решает всю участь боя.

На маневр этим огнём, в связи с маневрами частей и следует обратить внимание – это будет служить залогом победы.

Всем я думаю ясно, что в бою участвуем не только мы, но и противник, который выявляет свою волю полностью, и рецепта для победы поэтому дать нельзя, но указать те основные принципы, которые, доведённые до конца, способствуют победе, – можно. Этим основным принципом и будет превосходство сил в важном месте.

Превосходство сил, повторяю, нужно понимать в широком смысле этого слова, т. е. людей с их готовностью драться и имеющими машинами боя. Это превосходство в силах, как уже было указано выше, достигается исключительно маневром. Если крупные соединения, задумав нанести или парировать удар, будут маневрировать стратегически, т. е. задолго до боя и из далёких мест сосредотачивать свои силы, то мелкие соединения, в виде взвода, роты и батальона, а часто и полка, будут маневрировать непосредственно тут же на поле сражения, часто на виду у противника. Сосредотачивая превосходство сил там, где им нужно. Я выше уже указывал, что теперь трудно представить валовую атаку всеми частями сразу. Теперь надо сгибать, как нормальное явление, постепенное занятие позиции противника путём отгрызания того или другого окопа, произойдёт так называемое вгрызание в позицию противника, и это выражение наиболее точно и метко.

Слащёв читал лекции превосходно, интересно, живо и поучительно. Ведь он говорил о том, что знал. Опыт у него был громадный. А ещё были превосходные знания, полученные в военно-учебных заведениях той самой дореволюционной России.

2

Дед Слащёва – Яков Иванович (1808–1875) – был потомственным дворянином и отставным подполковником. Известно, что с 1865 г. он владел собственными домами на Большом проспекте и Багговутовской улице в Гатчине.

Отец Слащёва – Александр Яковлевич (1847–1902) – был гвардии полковником и соответственно потомственным дворянином. Оба они были похоронены на Новом гатчинском кладбище. Их надгробные памятники представляют исторический интерес.

Мать – Вера Александровна Слащёва – была женщиной «властной и решительной». Именно так вспоминала «мадам Слащёву» вторая жена Михаила Булгакова Л. Е. Белозерская, которая встретила её в Петрограде. Но в этой женской властности и решительности нет ничего удивительного. Подлинные жёны генералов и полковников становятся именно такими благодаря не только чертам характера, но и тем особенностям жизни, в которой им приходится вращаться. В данном случае сказываются и почтенные чины их мужей.

Яков Александрович родился 29 декабря 1885 года (по новому стилю) в Петербурге.

Своё первое официальное образование Яков получил в Санкт-Петербургском реальном училище Гуревича. Чтобы было понятно, о чём идёт речь, обратимся к истории. В России прототипом реальных училищ стали в 1839 г. реальные классы для «временного преподавания технических наук». В ноябре 1864 г. было утверждено положение о реальных гимназиях, которые были заменены на реальные училища в 1872 г. Курс обучения длился шесть-семь лет. В уставе этих учебных заведений было записано:

«Училища имеют целью общее образование, приспособленное к практическим потребностям и к приобретению технических познаний». В старших классах преподавались исключительно прикладные дисциплины. Выпускники таких училищ могли поступить в технические, промышленные и торговые высшие учебные заведения, но не в университеты.

В 1888 г. реальные училища были реформированы в общеобразовательные заведения, выпускники которых уже могли поступить в университеты на физико-математический и медицинский факультеты.

Если говорить конкретно о реальном училище Гуревича, то с 1883 г. Яков Григорьевич Гуревич состоял директором собственного учебного заведения, «Гимназии и реального училища Гуревича», со всеми правами правительственных учебных заведений. Любопытна и биография российского историка и известного педагога Я. Г. Гуревича (1843–1906). Он окончил курс историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. В 80-е годы был приват-доцентом всеобщей истории в этом же престижном учебном заведении. Кроме того, читал лекции на высших женских курсах, основал своё собственное учебное заведение, издавал ежемесячный педагогический журнал «Русская школа» (с 1890 г.). Был деятельным членом литературного фонда, где много лет состоял казначеем, а также комитета грамотности, исторического общества и целого ряда благотворительных учреждений. Написал: «Происхождение войны за Испанское наследство и коммерческие интересы Англии» (СПб., 1885) и «Историю Греции и Рима» (выдержала 4 изд.); составил вместе с В. Павловичем «Историческую хрестоматию по русской истории», ч. I–III (3 изд.) и «Историческую хрестоматию по новой и новейшей истории», ч. I и II (3 изд.).

3

Как потомственный дворянин, а тем более сын и внук офицеров, Яков Слащёв был обязан послужить своему Отечеству. И это несмотря на полученное им образование в реальном училище. Всё дело в том, что «не служить офицером хотя бы какое-то время для дворянина считалось неприличным ещё и в первой половине XIX в., спустя 80–90 лет после указа о вольности дворянства, и почти все помещики (в т. ч. богатые и не нуждавшиеся в дополнительном источнике существования в виде офицерского жалованья) некоторое время служили офицерами «из чести», – пишет известный историк СВ. Волков. – При этом служба в гвардии и в некоторых кавалерийских полках требовала гораздо больше расходов, чем составляло офицерское жалованье, и дворяне служили фактически за счёт своих собственных доходов от имения. Как писал один из известных дворянских публицистов второй половины XIX в., «никогда не следует забывать, что не только деды, но и отцы и дяди наши – все сплошь почти были армейские и гвардейские поручики и штаб-ротмистры»».

Можно лишь предположить, что первоначально Якову Слащёву хотели дать хорошее университетское образование. Потому что в противном случае его бы отдали в кадетский корпус. Однако сам будущий белый генерал стремился именно на военную службу, что в конечном итоге и сыграло свою главную роль.

31 августа 1903 года Яков Слащёв вступил в службу юнкером рядового звания Павловского военного училища.

1-е Павловское военное училище было создано в 1863 году по указу императора Александра II (13 августа 1894 года во время очередной реформы военно-учебных заведений 1-е Павловское военное училище было переименовано в ПАВЛОВСКОЕ военное училище). Обучение было двухгодичным. В период пребывания в нём Слащёва штат 4-ротного батальона насчитывал 400 юнкеров.

В училище принимались лица, окончившие кадетские корпуса, а на свободные вакансии молодые люди не моложе 17 лет, удовлетворяющие условиям поступления в корпуса и имеющие аттестат о знании полного курса кадетских корпусов или других средних учебных заведений. Юнкерам Павловского училища были присвоены алые (красные) погоны без выпушки с жёлтым вензелем Павла I «П I».

В Павловском училище преподавали следующие дисциплины: тактику, военную историю, артиллерию, фортификацию, военную топографию, законоведение, военную администрацию, Закон Божий, русский, французский и немецкий языки, механику и химию.

Павловское военное училище считалось в Русской армии лучшим строевым, славилось железной дисциплиной, юнкера получали прекрасную военную подготовку, а получать плохие оценки считалось неприличным. Например, в 1912 году 198 выпускников училища были распределены: 23 в Гвардию, 149 в пехоту, 9 в артиллерию, 14 в инженерные части, 1 в железнодорожные части, 1 в казачьи части, 1 в казачью артиллерию. Окончившие полный курс училища делились на три разряда:

1-й разряд – имевшие в среднем не менее 8 баллов и в звании строевой службы не менее 10 выпускались в части армейской пехоты подпоручиками с одним годом старшинства; из них лучшие – с прикомандированием к гвардии;

2-й разряд – имевшие в среднем не менее 7 баллов и в звании строевой службы не менее 9 – выпускались в части армейской пехоты без старшинства;

3-й разряд – не удовлетворявшие условиям 2-го разряда – переводились в части армейской пехоты унтер-офицерами с правом производства в подпоручики не ранее чем через пять месяцев.

Признанные негодными к военной службе выпускались с присвоением гражданских чинов XII класса (1 разряда) или XIV класса (2 и 3 разряда). Окончившие курс были обязаны прослужить полтора года за каждый год пребывания в училище.

Известно, что за 50 лет существования училище подготовило 7730 офицеров, 52 выпускника стали кавалерами ордена Святого Георгия, 124 выпускника погибли на полях сражений. К 1913 году Ул состава наличных офицеров Генерального штаба состояла из бывших «Павловцев».

Многие известные русские офицеры и генералы учились в этом прославленном учебном заведении. Некоторые из них оставили свои воспоминания. Например, А. И. Спиридович в «Записках жандарма» так описывает свои первые впечатления об училище:

«Павловское военное училище помещалось в Петербурге в огромном здании на Большой Спасской улице на Петербургской стороне. Курс училища был двухгодичный. Атмосфера серьёзности, деловитости, военщины в лучшем смысле слова, охватывала входившего в училище. Там всё было построено на мысли: выработать в течение двух лет из бывшего кадета образованного хорошего пехотного офицера. Отсюда вытекал и весь режим училища с его системой обучения и воспитания. С первого же дня бывших кадет выстраивали на плацу и начинали беспощадно гонять маршировкой под оркестр музыки неимоверно большим и скорым шагом. Мы изнемогали от непривычки, особенно малые ростом, но на это не обращали внимания. Тогда же учили отданию чести. То была первая муштровка, посредством которой новым юнкерам сразу придавали военную выправку и молодцеватый вид, что не трудно было сделать с кадетами и без чего училище не выпускало в город своих юнкеров. Нас разбили на роты, причём и ещё два аракчеевца попали в первую роту, которая называлась ротой её величества. Через несколько дней нас привели к присяге. На плацу построилось училище с хором музыки…»

«Военное обучение и образование были поставлены в училище образцово… В результате мы увлеклись военным делом со всем пылом молодости. Мы старались довести строй, ружейные приёмы и гимнастику до щегольства. Многие перед сном проделывали ружейные приёмы и гимнастические упражнения перед громадными зеркалами, и это считалось вполне нормальным. Знание воинских уставов назубок считалось шиком и доходило даже до ненужных подробностей. Так, например, некоторые знали, какой вес по закону должна иметь офицерская перчатка или офицерский нейзильберовый свисток. Быть по одежде, по выправке в строю лучше других училищ, быть по стрельбе «выше отличного», ходить быстрей стрелков – считалось идеалом. Параллельно шло ознакомление со всеми новыми военными течениями по литературе; юнкера увлекались модными и очень популярными тогда книжками Бутовского. Его «Воспитание и обучение современного солдата» было настольной книжкой многих юнкеров старшего курса; его «Наши солдаты» – читалась всеми. По ним знакомились мы с психологией будущих подчинённых, мы старательно готовились быть хорошими офицерами. Примеры блестящих строевых офицеров были у нас перед глазами – это наши училищные офицеры».

К сожалению, Яков Александрович Слащёв ничего не успел написать про свои юнкерские годы. Но благодаря другим известным выпускникам мы вполне можем представить себе ту атмосферу, в которой готовился стать русским офицером будущий георгиевский кавалер и белый генерал.

Генерал А. С. Лукомский в мемуарах откровенно сознавался, что отправился в Павловское училище с большим неудовольствием и некоторым опасением.

«Чувство же опасения вызывалось слухами о чрезвычайной строгости и «подтяжке», которые царили в Павловском училище. Судя по рассказам, это училище представлялось мне каким-то дисциплинарным батальоном. (…)

Первые две-три недели я чувствовал себя плохо, боясь за каждый свой шаг и опасаясь суровых возмездий за каждую ошибку. Но приглядевшись, я увидел, что страшного ничего нет. Чувствовалась строгость, но требования были все разумные и отношения со стороны начальства были ровные и очень хорошие.

Жизнь потекла ровно и спокойно, хотя всё время чувствовалось, что надо быть подтянутым. Я с глубокой благодарностью вспоминаю Павловское военное училище.

Дисциплина была строгая, но грубости совершенно не ощущалось. Нас приучали к порядку, к долгу и сумели внушить любовь и уважение к Царю и Родине.

Военная практическая подготовка была поставлена хорошо, и Павловское военное училище выпускало в армию знающих и дисциплинированных офицеров. Недором армия любила получать в свои ряды «павлонов». Науками нас не изнуряли, но то, что преподавалось, хорошо усваивалось.

Вспоминая училищное время, могу отметить только один недостаток: не было обращено должного внимания, чтобы нас сделать грамотными, а в этом была большая потребность, ибо многие из нас после кадетских корпусов были малограмотные, а некоторые и совсем неграмотные».

Как раз-таки юнкеру Слащёву в этом плане повезло больше всех. Он получил до училища превосходное образование, на базе которого ему было гораздо легче учиться военному делу, нежели бывшим кадетам.

Генерал П. Н. Краснов, также выпускник Павловского военного училища, в эмиграции посвятил ему целую книгу под названием «Павлоны. 1-е Военное Павловское училище полвека назад»:

«В Императорской России было много военных училищ, как общих, так и специальных – кавалерийских, артиллерийских и инженерных. В них поступали юноши, преимущественно окончившие курс кадетских корпусов. Поступала молодёжь одного образования, одного воспитания, в значительной степени вышедшая из той же военной среды – казалось бы, и училища должны были быть одинаковыми… На деле каждое имело свой характер, свои особенности – свою душу. И если понятно, что специальные училища могли отличаться от училищ общих – пехотных, – то уже совсем непонятно, почему 1-е Павловское, 2-е Константиновское и 3-е Александровское училища так различались друг от друга? Каждое имело свою душу – и одинаковые по своим программам, быту, офицерскому и преподавательскому составу – они были разными. Я это чувствовал тогда, когда сам был юнкером, но особенно почувствовал, когда, приводя в порядок свои воспоминания о Павловском военном училище, перечитал «Юнкера» А. И. Куприна. Мы были юнкерами в одно и то же время: – я в 1-м Военном Павловском Училище, А. И. Куприн в 3-м Военном Александровском – всё у нас было так, как описано у Куприна – так – да не так, а временами и совсем не так. Другой дух был у Павловского училища. Над одним училищем реял дух сурового Императора Павла I, над другим благожелательного, добролюбивого, «либерального» Александра I. Конечно, сказывалось: – Петербург – холодный, замкнутый, строгий, военный, – и Москва – широкая, гостеприимная, радушная, приветливая – интеллигентно-купеческая. Не походили мы и на своих однополчан «Констапёров», юнкеров 2-го Военного Константиновского Училища. Там царил дух Дворянского полка, более вольный, чем у нас, где была суровая замкнутость Императорского Военно-Сиротского Дома, основанного в 1879-м году Императором Павлом I, переименованного при Императоре Николае I, в 1829-м году, в Павловский кадетский корпус и в 1863-м году в Павловское военное училище. Сказалось, несомненно, на дух училища влияние первых его начальников и батальонных командиров. (…) Дисциплина была твёрдая и суровая. Она перемалывала человека, сгибала, но не ломала».

Вне всяких сомнений, выпуск из училища, описанный Красновым в книге, был точно таким же и у Слащёва:

«Громко и отчётливо сказал нам Государь. Каждое его слово запоминалось нами на всю нашу военную службу:

– Поздравляю вас, господа, офицерами! Служите России и Мне, как служили ваши отцы и деды. Заботьтесь о солдате и любите его! Будьте ему как старшие братья! Будьте хорошими наставниками. Учите солдат добру, смелости и воинскому искусству. Кому доведётся служить на далёкой глухой окраине – не скучайте, не тоскуйте, помните, что все охраняете Российскую Империю. На вас, юнкера Павловского училища, я всегда надеюсь и верю, что, как были вы прекрасными юнкерами, так будете и образцовыми офицерами моей славной Армии…

Мы закричали «ура». Под восторженные наши крики Государь, сопровождаемый свитой, заслонившей нас от него, прошёл к Константиновскому училищу. Флигель-адъютанты передавали каждому из нас Высочайшие приказы о производстве в офицеры.

Это были толстые тетради сероватой казённой бумаги. Наверху крупными, какими-то казёнными буквами было напечатано:

Высочайший приказ.

По военному ведомству…»

А вот и сцена прощания с училищем:

«У нас в училище не было принято прощаться с офицерами, устраивать прощальные обеды в ресторане. Мы всегда далеко стояли от них… Нижние чины… Мы и они понимали – дальние проводы – лишние слёзы… Мы к ним не заходили. Всё, что нужно было нам сказать, было сказано за два года училищной жизни – торжественные, ресторанные обеды с возлияниями и по большой части неискренними льстивыми речами были совсем не в духе училища.

Я вышел на подъезд, первый раз взял извозчика и поехал. Отъехав, я оглянулся.

Румяное солнце спускалось к заливу. Длинное белое здание было залито жёлтым светом. Ярко блистали золотые буквы на синей вывеске: «1-е Военное Павловское Училище». Защемило сердце. А радость с тем всё шире и шире наплывала на сердце, и всё его заливало ярким блистанием свободы…

Но, как сказал поэт, в этой радости так грусти много.

Она была, как этот предзакатный вечерний свет, заливавший белые стены училища, – неяркая и тихая.

Чистая юность, прощай! Здравствуй, жизнь!..»

Яков Александрович Слащёв Высочайшим приказом от 22 апреля 1905 года был произведён в чин подпоручика и выпущен в лейб-гвардии Финляндский полк.

Нетрудно догадаться, что подпоручик Слащёв окончил училище по первому разряду, иначе в Гвардию он бы не попал…

Лейб-гвардии Финляндский полк квартировал на косой линии Васильевского острова, а на большом проспекте Васильевского острова располагались полковая церковь и полковой госпиталь. Казармы были построены ещё в первой четверти XVIII века.

Из истории полка можно узнать, что он был сформирован в декабре 1806 г. в Стрельне из крестьян окрестных вотчин как батальон милиции. В 1811 г. его переформировали в полк, который принял участие почти во всех войнах России XIX века.

Из воспоминаний очевидцев известно, что когда Слащёв прибыл в полк, то совершенно не выпивал, избегал весёлых офицерских компаний, предпочитая им иные занятия. А ещё молодой подпоручик очень любил сладкое, за что сразу же получил прозвище «красная девица». Тем не менее «положение офицеров лейб-гвардии Финляндского полка среди прочих офицеров гвардии издавна отмечалось особенною их сплочённостью между собою, духом единения и скромностью! – писал историк полка Е. Гулевич. – В полковой офицерской среде, годами последовательного отбора вступивших в неё офицеров и под постоянным влиянием полковой солидарности, выработался особенный характерный тип строго выдержанного, серьёзного, настойчивого, требовательного и к службе и к другим офицерам. Отношение Финляндских офицеров к службе было всегда серьёзное и ретивое. Между собой же, в товарищеской среде, офицеры полка держались всегда замечательно дружно, а при возникновении неизбежных подчас столкновений вызывали удивительное единство мнений – отличительную черту общества офицеров лейб-гвардии Финляндского полка».

В полку Слащёв прослужил всего три года и ещё в чине подпоручика поступил в Академию Генерального штаба. Объяснение тут может быть только одно. Высшее военное образование давало молодому офицеру возможность расти в должностях и званиях, чтобы в конечном итоге стать генералом. По мере карьерного роста офицера росло и его материальное благополучие. Не стоит забывать и про получаемые в академии знания. В любом случае они были соответствующими рангу этого высшего военно-учебного заведения. Словом, в Николаевскую академию рвались многие офицеры, чтобы в корне изменить свою скучную гарнизонную жизнь. Однако поступали туда единицы.

«Продолжительность службы офицеров в полку в среднем была весьма невелика и едва достигала 8–10 лет, – свидетельствовал Е. Гулевич. – Такой краткий срок пребывания офицеров в полку объясняется уходом большинства из них из полка ещё в молодых чинах. Причинами этого были: необходимость оставления строя офицерами, получившими раны, контузии и всякого рода болезни после кампаний, инертность службы в строю и её малая обеспеченность. В 1865 г. один из начальников гвардейских дивизий, в отчёте о полках своей дивизии, доносил следующее:

«Ограниченное содержание офицеров лишает полки наилучших из их среды переводящихся в другие отрасли военной службы и другие ведомства, обставленные лучшими материальными средствами». Таким образом, вышеуказанные причины заставляли офицеров уклоняться от их прямого служебного пути, нормальное происхождение которого за время столетнего существования полка было весьма различно. В начале этого периода субалтерн-офицеры получали роты на 5, 6 и 7-м году службы, в полковники производились на 11 и 12-м году службы. Затем эти сроки постепенно увеличивались, дошли до того, что за последнее время роты стали получаться офицерами по прослужении 13 и 14 лет, производство в полковники оттянулось на 22–23-й год службы, получение же полков отодвинулось до 27-го даже 29-го года службы».