– Это на память о нашей встрече, Катарина.
Алхимик улыбнулся и, накинув свой плащ, вышел с девушкой из часовни. Вдохнув полной грудью аромат любимого города, Йорг расправил плечи и подхватил оставленный у дверей скарб. Заметив у ворот ожидающую повозку, алхимик щёлкнул пальцами и поманил возницу.
– Уважаемый, будьте любезны, подвезите фрау Катарину, она тут усердно молилась о своём покойном брате.
– Не, я это…
Поймав на лету золотую монету, мужчина мгновенно спрыгнул с повозки и расплылся в улыбке.
– Может, и вас подвезти, господин?
– Нет, любезный, пожалуй, я пройдусь. Так давно тут не был…
Поцеловав в щёку всё ещё смущённую спутницу, алхимик надкусил яблоко, которое взял у прелестницы, и направился в сторону ворот.
Георг Фауст прогуливался по улицам старого Трира, наслаждаясь каждой секундой. Мимо его взора проносились воспоминания юности, друзья и весёлые приключения.
Это было совершенно потрясающее и давно забытое чувство юношеского полёта. Вот старый трактир, где они первый раз встретились с их опальным учителем перед его отъездом в Прагу. А вот тот самый дом, где он жил. И лавка старого Ганса, сварливого шваба, у которого они иногда таскали яблоки.
Несмотря на холод и пронизывающий ветер, путник распахнул куртку. Ему было жарко от нахлынувших воспоминаний и энергии молодости. Пройдя ещё метров сто, Фауст остановился, расплывшись в довольной улыбке.
– Знакомая фигура!
Семенивший перед ним толстяк остановился и стал оглядываться по сторонам, пытаясь понять, откуда исходит голос.
– Обернись назад, слепая тетеря, – расхохотался алхимик, – ау, Питер Гросштайн!
Мужчина обернулся и в удивлении развёл руками.
– О, мой Бог, кого я вижу! Йорги!..
– Здравствуй, мой друг!
Подойдя ближе, Фауст обнял толстяка и слегка приподнял от земли.
– Ты крепок, как всегда, – охнул Питер.
– Да, потому что не ленюсь и не перестаю тренировать своё тело! А вот ты, я смотрю, всё толстеешь, дружище?
– Много сидячей работы, да к тому же моя жена так вкусно готовит…
– Твоя – кто?
– Жена, друг мой, жена! Пойдём скорее, я тебя с ней познакомлю.
– Ну вот, – вздохнул Фауст, – ещё один умный мужчина потерян для науки!
– Ты зря так считаешь, – рассмеялся толстяк, – скорее, наоборот.
– Тогда – что ты на улице с продуктами делаешь? Почему ты их носишь, а не она или прислуга?
– Просто решил прогуляться. К тому же ребёнок…
– О нет!
Фауст поднял лицо к небу.
– Ты ещё и размножаться начал?..
Питер расхохотался и толкнул старого друга в бок.
– Ну естественно! Да что мы стоим? Пойдём, пойдём, Йорги…
Фауст тяжело вздохнул и положил руку на плечо товарища.
– Ладно, пойдём, покажешь мне, как ты тут процветаешь.
Пройдя несколько кварталов, друзья свернули на маленькую улочку. У двери старого дома гость ухмыльнулся.
– Хочешь найти алхимика, ищи самый неприметный серый дом.
– Тише, Георг!
Питер предупреждающе ткнул друга в плечо и распахнул дверь.
– Чего ты раскричался…
Войдя в прихожую, Гросштайн положил покупки на лавку и снял плащ.
– А чего ты испугался? – хмыкнул Фауст. – Нас вроде уже не преследуют. По крайней мере, в Трире…
– Дело не в этом, – перешёл на шёпот хозяин дома, – моя жена… она ничего не знает… Для неё я просто преподаватель в университете.
– Ах, вот оно что, семейные тайны и алхимические скелетики в шкафах.
– Тише, прошу тебя! Ну, проходи, друг мой, раздевайся и проходи! Филипп! Филипп!.. Филипп Гуггенхайм! Где черти носят этого головастика?..
– Это ещё кто? – осведомился гость.
– Сын одного моего старого друга. Он прислал ко мне этого сорванца с просьбой заняться его обучением. Талантливый мальчишка, но практически неуправляемый! Филипп!.. Пойдём, дружище, в мой кабинет.
Поднявшись по лестнице, приятели подошли к двери и замерли.
Вдоль всей стены крупным почерком была написана странная формула. Фауст приблизился и, внимательно разглядывая надпись, прошёлся вдоль всего послания. Дойдя до конца, Йорг поднял брови и внимательно посмотрел на старого друга.
– Питер, ты тоже это видишь или у меня начались видения?!
Опешивший хозяин дома прошёлся вслед за гостем, затем вернулся и остановился у противоположной стены.
– Это… это невероятно!
Георг покачал головой и, сделав какие-то пометки на стене, вновь посмотрел на Питера.
– И кто, позволь спросить, написал сей шедевр фармакологии?
– Наверное, он, – покачал головой хозяин дома, – больше вроде некому…
– В смысле, твой ученик?
– Видимо, да… Ну, почерк точно его…
Фауст ещё раз внимательно оглядел формулу и, достав из кармана маленькую книжку что-то записал в неё коротенькой палочкой с грифелем внутри.
– Талантливый, говоришь? Нет, дружище Питер, этот юнец не талант, а самый настоящий гений! Ты понимаешь, что он сегодня превзошёл самого Цельса?!
– Да, этот кривоногий головастик действительно… Нет, это поразительно, поразительно… Поразительно!..
Толстяк сделал шаг назад и восхищённо осмотрел стену.
– Этот маленький мерзавец и правда нашёл решение!
– Ну конечно, – хлопнул его по плечу Иорг, – сода! Это самое верное и простое решение… Так где он?!
– Кто?
– Ученик твой!
– Понятия не имею, – пожал плечами Гросштайн, – наверное, ушёл…
– Какого дьявола?! Куда?
– Я велел ему перемыть в кабинете мою техническую посуду, а он всё брыкался. И тогда я сказал, если он найдёт мне формулу лекарства, то может быть свободен и идти на все четыре стороны… Ну вот… он, видимо…
– Ха, – гаркнул Фауст, – ай да малец! Передай своему другу, что отныне доктор Фауст будет называть его сына Парацельсом!
– Да, – согласно покачал головой Питер, – пожалуй, ты прав. Может, ему суждено отыскать философский камень?
Георг поморщился.
– На кой чёрт он вам всем сдался; можно подумать, из обычного ничего невозможно построить?
– Прошу, не ругайся в моём доме!
– Прости…
– М-м-м… Да… Жаль, что мальчишки нет…Ну, что же, друг мой. Придётся нам праздновать победу над болезнью без виновника торжества.
– Ну и ладно, мы напьёмся за его здоровье и без него, – рассмеялся гость.
– Отличная мысль! Проходи… Сейчас я позову жену…
Гросштайн открыл дверь, пропуская друга вперёд. Кабинет Питера являл собой полную противоположность фаустовскому. Тут царили лёгкий хаос и весёлая небрежность. Георг попробовал было заглянуть в разложенные на столе бумаги, но Питер тут же схватил их и засунул на верхнюю полку с книгами.
– Нет! Это недоделанная работа! Ну что у тебя за манера – сразу соваться в чужие бумаги…
– Ой, какие мы скрытные, – добродушно рассмеялся Йорг.
– Да! Ты же знаешь, что я этого не люблю…
Собрав с кресла скрученные в рулон рукописи, хозяин дома усадил в него гостя, а сам устроился на стуле.
– Ну, рассказывай, друг мой, что привело тебя в наши края и, особенно мне интересно, что заставило тебя сбрить твою легендарную рыжую бороду?
Фауст открыл было рот, но ничего не успел сказать. Дверь отворилась, и в комнату вошла миниатюрная блондинка с подносом в руках. Мужчины встали. Гость быстро окинул взглядом роскошный бюст женщины и, улыбнувшись, поклонился.
– Дорогой друг, разреши представить тебе мою супругу. Агнешка, а это Георг Фауст, мой самый старинный друг…
Йорг ещё раз галантно поклонился, и женщина сделала лёгкий книксен в ответ.
– Агнешка – редкое имя для наших мест, – улыбнулся Георг.
– Да, я из Польши…
– О! Польша, моя любимая Польша… Краков, студенчество! Ты помнишь, Питер?!
– Конечно, друг мой, конечно… ты только не кричи.
– Прости, дружище! Просто воспоминания о родине твоей прекрасной супруги…
– Благодарю, – улыбнулась женщина, – я принесла вам немного вина. Обед будет через полчаса.
Поставив на стол поднос с бокалами, женщина улыбнулась мужу и скрылась за дверью. Фауст проводил её взглядом и ухмыльнулся.
– Как мужчина я тебя, конечно, понимаю и одобряю твой выбор…
– Но? – улыбнулся Питер.
– Но – свобода и наука всё равно важнее.
– Мне странны твои рассуждения, дружище! Какая связь? При чём тут наука и женщины?
– Вот, – поднял указательный палец Фауст, – именно, ни при чём!
– Ай, да ну тебя! Я счастлив, и с меня этого достаточно. И вообще – мы с женой хотим уехать из Трира.
– Куда, если не секрет?
– В Циметсхаузен.
– О Боги, это вообще где?
– В Баварии. Небольшая деревушка.
– Да? А звучит так, словно это на Марсе. Я так понимаю, это её идея, с отъездом?
– Нет, дружище, моя…
Фауст поднял брови и удивлённо воззрился на друга.
– И в связи с чем, позволь узнать?
– Хочу заняться новым делом.
– Это что же за дело такое, ради которого учёный твоего уровня бросает университет в прекрасном городе и уезжает в деревню на краю света?
– Скажу тебе по секрету: я хочу систематизировать все свои знания. Буду писать книгу.
– А! Да, это другое дело, – понимающе кивнул Фауст, – хорошая идея, друг мой.
– Я рад, что ты одобряешь, – улыбнулся Питер.
– Да, любая идея, которая ведёт нас к чему-то новому, уже хороша. Возможно, мы и живём ради наших идей, а может, и сама жизнь – это всего лишь чья-то идея.
– Интересная цепочка рассуждений. Раньше я от тебя подобного не слышал.
– Раньше я ничего подобного и не думал, – рассмеялся Йорг.
– Ну, хорошо, а теперь ты, дорогой мой, расскажи наконец, что же заставило тебя сбрить бороду?
Фауст усмехнулся, достал из кармана завёрнутый в тряпку нож и протянул его другу.
– Вот, прошу.
Гросштайн медленно развернул ткань и замер. Потрогав лезвие, он взял со стола лупу и внимательно осмотрел сталь.
– Это же… Нет, это невозможно!
Переведя изумлённый взгляд на товарища, Питер замотал головой словно телёнок.
– Нет, Йорги, это же была шутка… Наш учитель просто пошутил, ведь эти металлы не соединяются, они и сплавом-то быть не могут!..
– Дело не в сплаве, не в металле и не в учителе. Дело в идее, дорогой Питер! Если у человека есть в голове какая-то мысль, значит, она может быть реализована, иначе она бы просто не поместилась в его сознании.
– Нет, – Гросштайн замахал руками, – умоляю, не умничай, Йорги, просто объясни – как!
– Увы, – рассмеялся Фауст, – не могу! Ты же помнишь условия игры: каждое полученное сакрально знание остаётся у получившего оное и передаётся только ученику или рукописи.
– Фауст, у тебя нет учеников и ты ничего не пишешь!
– Вот и отлично!
Гость откинулся в кресле и поднял бокал.
– За путь познания и свободы!
Сделав глоток, он посмотрел на вино и одобрительно покачал головой.
– Отличное мозельское! Спасибо, дорогой Питер, порадовал.
Гросштайн, не выпуская из рук ножа, нахмурился и посмотрел на гостя.
– Йорги, не заговаривай мне зубы. Скажи, как?!
– Нет, дорогой, нет, а вот ты мне кое-что должен сказать…
Питер протянул клинок Фаусту.
– Чего ты хочешь?
– Ты знаешь, – Георг поставил бокал и взял нож.
– Да, знаю, – пробурчал себе под нос хозяин дома. – Знаю, и не в восторге от этого…
Затем, чуть помедлив, Питер поднялся и подошёл к книжному шкафу. Сняв с верхней полки дубовый короб и повернувшись к Фаусту, он внимательно посмотрел на него.
– Ты уверен, что тебе это нужно?
– Да, дорогой мой.
Питер протянул короб гостю и вернулся на свой стул.
– Надо же, – удивился Фауст, – она, оказывается, всё это время была у тебя?
Проведя рукой по тёмному гладкому дереву, он поднял глаза на друга.
– Ты что, ни разу не открывал его?
– Нет.
– И даже искушения не было?
– Не помню, – пожал плечами хозяин, – может, и было, просто я всегда понимал, что, однажды открыв эту книгу, закрыть её будет очень трудно, а может быть, и вообще невозможно.
– Да, – Георг перестал улыбаться. – Мастер выбрал правильного хранителя.
– Наверное, – вздохнул Питер.
Фауст ещё раз погладил морёный дуб и открыл короб.
– Да, воистину, «Habent sua fata libelli»[4]…
Вынув фолиант, он взялся было за металлические замки, закрывающие переплёт, но остановился и посмотрел на сжавшегося в кресле друга.
– Ну хорошо, хорошо… Я не буду открывать её в твоём доме. Кстати, клинок я оставлю у тебя. Займёшься разгадкой на досуге.
– Спасибо, Йорги!
В дверь постучали, и Питер облегчённо вздохнул.
– Пойдём, дружище, обед готов.
– Отлично, я голоден как зверь!
– Да, – хозяин перешёл на шёпот, – послушай, друг, у меня к тебе есть одна просьба. Не мог бы ты забрать у меня часть золота, а то я его наделал в прошлом году, а теперь нужно ехать и… ты понимаешь, при переезде нам будет тяжеловато, ну и мало ли что… Я не хочу лишних разговоров… Ну, ты меня понимаешь…
– Конечно, друг мой, – расхохотался Фауст, – конечно, помогу! Только от двух алхимиков можно услышать разговор, что у них много золота и оно им немного мешает.
– Тише, Йорг, прошу тебя! Какой ты всё-таки шумный… Ну, пойдём, пойдём…
За обедом гость был невероятно оживлён. Он шутил и веселил всю компанию, включая прислугу. Фауст то вспоминал весёлые истории студенчества, то рассказывал о своих приключениях в Азии. В общем, несколько часов пролетели как один миг. Неожиданно остановившись, Георг вдруг взглянул на своего друга.
– Питер, боюсь, мне уже нужно уезжать.
– Как?
– Да, – Агнешка удивлённо развела руки, – как же так? А десерт?
– Ну что вы, от десерта я ещё никогда не отказывался, – улыбнулся гость.
Отведав чудесного пудинга, гость улыбнулся и поцеловал хозяйке руку.
– Зачем… – смутилась женщина.
– Поверьте, Агнешка, это лучшее, что я когда-либо пробовал из десертов. Питер, ты счастливый человек, и я искренне рад за тебя! За тебя, твой дом, твою супругу и твоё чадо!
Подняв бокал, Фауст осушил его и встал из-за стола.
– Георг, ты уверен, что не хочешь остаться?
– Увы, друг мой. Ты же знаешь, скоро полнолуние, а к его началу я должен быть с книгой в Праге у часов.
Гросштайн нахмурился и, кивнув головой, развёл руками.
– Да, да… Ну, что же делать… Да, ты не забыл о моей просьбе?
– Конечно, дорогой мой, я заберу часть твоих… поделок.
Георг рассмеялся и подмигнул товарищу. Ещё раз поблагодарив хозяйку, друзья вернулись в кабинет Питера.
– И всё-таки ты бы мог задержаться. К чему такая спешка? До полнолуния ещё есть время, ты сам сказал.
– До полнолуния нужно кое-что подготовить, да что я объясняю, ты же всё знаешь. И учитывай, что ехать мне при такой погоде недели две, а то и три.
Хозяин дома внимательно посмотрел на гостя и неожиданно резко указал на кресло.
– Сядь.
Фауст удивлённо поднял брови – такого тона он никогда от своего друга не слышал. Медленно опустившись в кресло, Георг вопросительно посмотрел на него.
– Ты что-то хотел?
– Да.
Питер опустился напротив и, наморщив лоб, покачал головой.
– Не уверен, что ты сможешь меня услышать… Но я обязан это сказать.
Вздохнув, он посмотрел на удивлённое лицо Фауста и продолжил:
– Как ты думаешь, почему Учитель оставил книгу именно мне?
– Понятия не имею.
– Потому что он был уверен в том, что я никогда её не открою. И ещё вопрос: почему ни один из артефактов он не передал тебе? Хотя все знают, что ты был его любимчиком.
– Да брось…
– Ответь!
Георг развёл руками.
– Ты ответь.
Питер вздохнул и посмотрел на друга.
– По-моему, он боялся за тебя.
– Боялся?
– Да… И, кажется, был абсолютно прав.
– Что ты имеешь в виду?
– Он боялся за твой разум, Йорг… Возможно… Возможно, потому что ты ищешь не истину, а…
– А что?
– А удовлетворяешь своё любопытство. И не более того…
Фауст усмехнулся и похлопал друга по руке.
– Не переживай так, мой дорогой! Если я ошибаюсь, то судьба меня поправит, а если я прав, то…
– То?..
– То этот мир будет вспоминать меня ещё лет сто или двести… А может – и больше!
– Боюсь, ты меня не услышал, – печально покачал головой хозяин.
– Значит, или не дано, или рано, или вовсе не нужно!
Питер безнадёжно махнул рукой, и Фауст, расхохотавшись, поднялся с кресла и обнял друга.
– Ну, правда, не переживай так, дорогой мой! Я жив, ты жив, Агнешка и твой отпрыск живы и здоровы! И вообще, жизнь прекрасна и удивительна! Мир глуп, а жизнь прекрасна! И знаешь, этот парадокс меня нисколько не смущает. Даже наоборот, развлекает. Кстати, готовит твоя супруга и правда божественно!
– Да?.. Я рад, что тебе понравилось…
Хозяин поднялся из кресла и, подойдя к дальнему шкафу, нажал какую-то пружину. Внутри шкафа что-то щёлкнуло, и из-под ножек выехал небольшой ящик.
– Вот, тут то, о чём я говорил.
– И сколько здесь золота?
– Тише, Фауст… Килограммов четырнадцать… Ну, или около того…
– Ничего себе!
– Да, – Питер развёл руками, – я и сам не ожидал. Просто у меня оказалось слишком много свинца, ртути и…
– И ты наделал немножко золотых слитков, – расхохотался Фауст.
– Тише, прошу тебя, Йорги! Во-первых, не слитков, а монет…
– Ещё лучше!
Гросштайн открыл ящик и подвинул его к гостю.
– Вот.
– М-м-м… Да, – задумчиво протянул Георг, – многовато… И качество золота слишком высокое. Вот за это нас и преследовали! То создаём больше меры, то недостаточно создаём…
– Нет, друг мой, нас преследовали из-за людской алчности.
– Безусловно, это в первую очередь. Слушай, а почему ты его сам где-нибудь не закопаешь?
– Йорги, дорогой, меня же здесь каждая собака знает! Представляешь, профессор университета бегает по улицам с лопатой и мешком, а ты – неизвестный приезжий. И тем более, ты умеешь это делать лучше меня. Я уже давно забыл все магические формулы и знаки…
– Да, забыл, – усмехнулся Фауст, – так я тебе и поверил! Формулы, заклинания и практики, полученные нами в молодости, не забудутся, даже когда мы покинем этот мир. Ну, хорошо, дружище, я заберу у тебя половину, а остальное закопаю под нашей часовней…
– Я боюсь, её могут снести…
– Не бойся, ты же знаешь, золото само себя охраняет. Тем более – золото алхимика, спрятанное другим алхимиком.
– Да…
Питер вздохнул и посмотрел на друга.
– Скажи, ты действительно хочешь поехать в Прагу прямо сейчас?
– Да, а ты?
– Ну тебя, Йорги!
– Шучу, Питер.
– Знаешь, на дорогах нынче неспокойно, будь осторожен.
– Спасибо, друг мой!
– И с книгой тоже.
– Да не переживай ты так, мой дорогой!
– Я же чувствую, что ты что-то задумал и…
– Всё в порядке, я действую в соответствии с нашим старым договором и не более того. Всё, что я собираюсь сделать, никак не повредит ни тебе, ни твоей семье.
– Я сейчас о тебе говорю, друг мой. Ну да ладно, если ты что-то задумал, то переубедить тебя уже невозможно.
Георг рассмеялся и обнял товарища.
– Ты прав.
Стоя в дверях прихожей, Фауст ещё раз обнял Питера и поклонился Агнешке.
– Благодарю вас, мои дорогие, я провёл удивительный день!
– Жаль, что ты не можешь остаться ещё на денёк-другой.
– Да, – вздохнула хозяйка, – действительно жаль…
– Не переживайте, если судьбе будет угодно, то мы ещё свидимся!
– Господи, – всплеснул руками Питер, – где ты нахватался этих фраз про судьбу?!
– От одного путешественника из Московии. Преинтереснейший малый!
– Да?
– В следующий раз обязательно расскажу! Ну, прощайте!
– Рożegnanie[5], – кивнула Агнешка.
– Życzę powodzenia[6], – улыбнулся в ответ Фауст.
Закрыв дверь за гостем, женщина посмотрела на супруга.
– Он очень сильный внутренне, твой друг, но…
– Но?..
– Очень одинокий.
– Это так заметно?
– Для женщины – да. И…
– И?..
– Он никого не любит…
Учёный шёл по улицам Трира, разглядывая дома. Странное чувство не отпускало его. Трудно сказать, почему, но он вдруг понял, что уже никогда не вернётся в этот город. После встречи со старым другом Фаусту вдруг стало грустно. Ему показалось, что все вокруг постоянно недовольны чем-то и он остался единственным, кому этот мир интересен именно таким, какой есть. Люди желают поменять мир, некоторые даже готовы поменять себя, но почти никто не хочет увидеть то, что есть, прямо сейчас и прямо здесь. А ведь многие называют себя умными людьми, учёными, алхимиками. Это было и странно и немного грустно.
Впрочем, Георг был не из тех людей, кто долго предаётся меланхолическим переживаниям. Встряхнувшись, алхимик перекинул отяжелевшую поклажу на другое плечо и направился в сторону центра города. Подойдя к любимой часовне, он споткнулся и едва не рухнул в свежевырытую могилу.
– Ого!.. Что-то новое в наших краях! Странно, тут вроде давно никого не хоронят.
– Вы правы, – раздался сзади тихий голос, – давно не хоронят…
Георг повернулся и посмотрел на говорившего. Пожилой мужчина с желтоватой бородой, опершись на лопату, задумчиво оглядывал старый парк.
– Да, старые могилы – это места для размышлений, а не скорби. Городское кладбище теперь далеко отсюда. А вы, я так вижу, из этих мест?
– И да и нет, уважаемый. А что тут разрыли?
– Чьи-то родственники уверены, что костям предка приятнее будет лежать в другом месте.
– Им виднее, – ухмыльнулся учёный. – А что будет с этой ямой?
– Ничего. Сейчас я её закопаю, и вместо красивого постамента останется обычный холм.
– Может, посадить тут дерево? Клён, к примеру.
– Может… Может, его даже кто-то оплатит?
– Конечно. Я очень люблю этот парк, и будет жаль, если здесь появятся новые дыры от старых могил.
Фауст вынул несколько монет и вложил их в ладонь старика.
– Вот. Давайте лопату, я слегка закидаю яму землёй, а вы пока сходите за саженцем.
Старик пересчитал монеты.
– Тут много!
– Ничего, – улыбнулся Георг, – на остальные вы выпьете за моё здоровье.
– С удовольствием, герр…
– Мюллер. Всегда Мюллер…
– Конечно, герр Мюллер.
Старик сунул монеты за пазуху и двинулся в сторону выхода. Фауст тем временем положил несколько мешочков с монетами на дно ямы и быстро закидал их землёй.
– Сто шагов от часовни строго на север. Клён. Ну, или что-то ещё…
Начертив лопатой на присыпанной земле несколько знаков, мужчина кинул несколько мелких камней и воткнул инструмент в землю. Оглядевшись вокруг, Георг поднял сумку и пошёл в сторону ворот. Не доходя до них, он вдруг замер и посмотрел на стоящую у ограды синюю повозку, возле которой суетился мальчуган лет двенадцати.
– Мальчик, чья это телега?
– Папина, месье, он повредил себе спину сегодня, а её так и не отогнал.
– Да, да. Я, кажется, его видел, а он починил её?
– Я доделал, месье…
– Хорошо. И что теперь папа намерен делать?
– Не знаю, месье… Он сейчас в приюте у монахов-бенедиктинцев.
Мальчишка вытер нос рукавом. Было видно, что он вот-вот расплачется.
– Как тебя зовут?
– Пьер.
– Пьер, я готов купить у тебя эту повозку, с кобылой, разумеется.
– Спасибо, месье.
Фауст вынул из кармана монету и кинул её мальчугану на ладошку.
– Но… Это очень мало…
– Я даю – ты берёшь, и я забираю телегу, или ты возвращаешь мне деньги и оставляешь колымагу себе. Выбор за тобой.
В глазах подростка блеснули слёзы.
– Мне нужны деньги… Мне и папе… У него спина, а он… ему нужно работать…
– Не пытайся вызвать во мне жалость, у меня её нет! Во мне есть только уважение к здравому смыслу и аккуратности, а папе скажи, что нужно быть внимательнее в работе. Он повредил себе спину по собственной глупости. Что вы вообще собирались делать в Трире?
Пьер выпрямился и сквозь текущие слезинки посмотрел на мужчину.
– Папа вёз меня учиться… Математике, химии, астрологии…
Фауст, занёсший было ногу над ступенькой повозки, замер. Затем медленно повернулся к парнишке.
– Математике?
Быстро подойдя к юноше, учёный написал веткой на земле несколько цифр.
– Умножь на семь.
– Восемьсот шестьдесят один.
– В уме считаешь?
– Да.
Вынув из кармана маленький клочок пергамента, Георг что-то написал на нём и протянул мальчику.
– Вот, это адрес моего друга, пойдёшь к нему и скажешь, что я тебя прислал. И вот ещё…
Вынув из внутреннего кармана мешок с монетами, учёный кинул его Пьеру.
– Это на учёбу, не трать без смысла. И скажи моему другу, что его тяжёлая ноша – под новым деревом у часовни. Но больше никому об этом!
– Да, месье.
– Запомнил?
– Да, месье.
Изумлённый парнишка развязал мешочек, пересчитал монеты и уставился на странного господина.
– Спасибо вам, месье…
– Фауст. Георг Фауст. К вашим услугам, господин школяр.
– Да, месье Фауст… Конечно… Я буду молиться за вас!
Алхимик остановился и повернулся к мальчугану.
– За меня не нужно молиться. Ни мне, ни богу не нужны молитвы, этому миру вообще не нужны молитвы, ему нужны дела.
Запрыгнув на козлы, учёный шлёпнул по крупу лошадь и направил повозку в сторону чёрных ворот.
Дорога освобождает. Она помогает человеку отпустить иллюзии, которые он считает стабильностью. Фауст не просто любил дорогу, он жил ею. Это было удивительное предвкушение нового и потрясающее чувство прощания с прошлым.
«Ты волен как ветер, ты лёгок как пух,
В стремлении к высшей свободе
Себя потеряв, обретаешь ты дух
И силу в грядущем походе…»
Вспомнив строчки своего учителя, Георг улыбнулся. Мастер был склонен к артистизму. Впрочем, это было всего лишь маской. Маской великого ума.
Для учителя все люди делились на две категории: те, кто может, и те, кто стонет. Последних было, само собой, большинство. По его мнению, только 5 % всех живущих на Земле занимаются своей жизнью, остальные – обслуживают чужие интересы. Из этих пяти процентов лишь пять процентов готовы стать учениками. И только пять процентов от этих пяти дойдут до конца. На чём основаны были вычисления и что было взято за основу этой теории, оставалось Фаусту не совсем понятным, поэтому он несколько скептически относился к формуле учителя. Хотя – некоторая доля истины здесь всё же была.
Занятый размышлениями, учёный не заметил, как надвинулись сумерки. Остановив лошадь, он привстал и огляделся. Его обступали только тёмные леса. Хотя… Неподалёку от опушки он заметил тусклый огонёк. Развернув повозку, учёный медленно тронулся в сторону света. Метров через пятьсот он остановился и спрыгнул на землю.
– Кто вы?
Голос из-за дерева возле дома был не особенно дружелюбным.
– Простите, я обычный путник. Я еду в Прагу из Трира…
– Поздновато для путешествий!
– Задумался, знаете ли, а время в мыслях летит незаметно…
– Вы кто?
Из тени выступила мужская фигура с фальшионом. Фауст уважительно качнул головой, глядя на оружие.
– Великолепный образец! Это у вас, я так понимаю, последняя модель?
– Я смотрю, вы разбираетесь в оружии?
– Немного, герр?..
– Ханс Шмидт.
– Очень приятно, Георг Фауст.
– Вы подвергаете себя опасности, герр Фауст. Лесная дорога опасна, особенно по ночам. Та короткая, к которой вы ехали, сейчас вообще заброшена. По рассказам, там орудует какая-то шайка. У нас сейчас очень неспокойно.
– Спокойствие – иллюзия тех, кто верит в смерть и не доверяет жизни.
Хозяин распахнул калитку и по-дружески протянул руку путнику.
– Простите, не понял? – удивлённо приподнял брови Ханс.
– Всё – иллюзии и страх тоже.
– У вас речь образованного человека!
– Я вырос в Баварии. Скажите, а нет ли поблизости какого-нибудь трактира или постоялого двора?
– Боюсь, он будет далековато отсюда. Вы можете остаться у меня, сегодня я один. Жена с детьми уехали к родственникам.
– Благодарю вас, герр Шмидт. Я вам заплачу за неудобства.
Хозяин распахнул обе створки ворот и загнал повозку во двор. Расседлав животное, мужчина отвёл его к корыту с водой.
– Хорошая кобыла, герр Фауст, а вот телега ужасна.
– Да, согласен с вами. Я купил её у одного несчастного француза.
– А-а-а…
– Да, он повредил себе спину, и я выручил бедолагу и его сына.
– Вы добрый человек, герр Фауст.
– Зовите меня Георг. А что есть доброта, уважаемый Ханс?
– Не знаю, Георг… Вы умный человек, это сразу видно, вы и скажите!
Мужчины вошли в дом, и хозяин закрыл дверь. Чистый уютный домишко являл собой образец немецкой аккуратности. Белоснежные занавески на окнах и кружевные салфетки на столе вызвали у Фауста невольную улыбку.
– А чем вы занимаетесь? – осведомился он у хозяина.
– Чем может заниматься человек с фамилией Шмидт?
– Ах, ну да, – рассмеялся гость, – значит, мы с вами в некотором роде коллеги.
– Вы тоже кузнец, герр Фауст?
– Почти – я учёный, а последнее время занимался сплавами.
– О, это очень интересно!
Услышав про сплавы, хозяин радостно закивал головой и, заговорщически подмигнув гостю, достал небольшой графин с зелёной жидкостью.
– Значит, нам есть о чём поговорить, Георг!
– Да, а это, позвольте узнать, что такое?
– Шнапс, моего собственного приготовления! Настоян на восемнадцати травах Баварии!
– Потрясающе!
За накрытым столом Фауст пустился в рассказы о своих странствиях по миру, не забывая упоминать о качествах и свойствах металлов в разных странах. Особенно хозяина поразил рассказ об индийском железном столбе, который стоит уже больше тысячи лет и не ржавеет.
Слушавший с большим интересом все рассказы хозяин дома в конце повествования, когда Йорг упомянул нержавеющее железо, скептически улыбнулся и покачал головой:
– Нет, простите, герр Фауст, при всём уважении, но этого не может быть… Железо – оно и в Индии железо.
– Да, дорогой мой Шмидт. Вопрос только в том, как его выплавлять. И возможно ли сделать железо так, чтобы в него не попал воздух при плавке…
– Да. И при остывании тоже.
– Именно.
– То, что вы рассказываете, – крайне интересно, но многие из этих историй я уже слышал…
– Историй?
Георг наклонился и достал из-под стола свой походный чемоданчик. Порывшись, он извлёк из него небольшой толстый клинок. Нажав на кончик лезвия, он легко согнул его и тут же отпустил. Лезвие мелодично взвизгнуло и, секунду подрожав, встало на место.
Протрезвевший от такого зрелища кузнец поражённо уставился на нож. Фауст, улыбаясь, протянул его хозяину и налил в рюмки шнапс.
– Вот так, герр Шмидт! А вы говорите – истории…
Опрокинув рюмку, учёный подмигнул ошалевшему Хансу.
– Как вам?
– Это… Этого не может быть… Лезвие такой толщины не может вот так…
– Вот интересно устроен человек. Ему проще отрицать очевидное, чем признать свою ошибку или осознать невежество. А ведь это верный путь в тупик, уважаемый. Казалось бы, чего проще. Увидел опровержение, понял, что ошибся, – и начинай осваивать новое! Так нет же, всё существо человеческое этому сопротивляется!
– Герр Фауст, я не понимаю…
– Я тоже, дорогой мой, я тоже…
– Как лезвие такой толщины может вот так…
Ханс проделал ту же манипуляцию с ножом, что и гость, и всё с точностью повторилось.
– Как?!
– Просто, друг мой, – улыбнулся Фауст, – утех, кто это делал, не было знаний, что этого сделать нельзя.
Обалдевший от услышанного и, в первую очередь, от увиденного, бедолага Шмидт чуть не протёр ладонью дыру у себя на голове. Взяв в руки клинок, мужчина пришёл в крайнее возбуждение. Он то ковырял лезвие, то пробовал его на зуб, то принимался стучать им по столу. Уставший от дороги и созерцания ополоумевшего кузнеца Фауст зевнул и огляделся.
– Простите, дорогой Ханс, а где бы мне…
Кузнец оторвался от ножа и удивлённо посмотрел на гостя, как будто тот только что появился.
– Ах да… Вы, наверное, устали… Пойдёмте, герр Фауст, я положу вас в прекрасной комнате. У меня к вам, правда, есть одна просьба…
– Да, вы можете делать с этим лезвием что хотите, только не пытайтесь его расплавить.
– Ну что вы, герр Фауст! Что вы!..
Хозяин ещё что-то пытался сказать, но уставший гость вежливо выпроводил его из комнаты. Впрочем, он не особенно упирался – ведь в гостиной лежал тот самый волшебный клинок.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: