Второй день снова начался с толкотни. Какие-то люди сновали вокруг кровати, вроде бы не настаивая на его пробуждении, но делая дальнейший сон невозможным. Вынуждать всевластного правителя делать то или иное не по своей воле – величайшее придворное искусство, отточенное веками [33].

На специальной подставке висели совершенно новые чулки, панталоны и сюртук. Кое-какие мелочи, которые он оставил в карманах прежнего, лежали рядом на специальном покрытом шагреневым лоскутом подносе.

«Тут и зубочистки не спрячешь», – подосадовал не выспавшийся Кир и с обреченным видом пошел умываться в сопровождении троих слуг, охранника и костюмерши.

***

Зал был огромным. По сравнению с этим тот, что принял его вчера, казался чуланом для швабр. Такое пространство просто не могло быть внутри чего-то. Под ребристым куполом легко бы разместился собор и еще осталось место для рынка. И тем не менее он был почти полон.

«Неужели в городе столько знати?» – пронеслось в голове у Кира. Он все больше привыкал говорить про себя. Кажется, за всю жизнь он столько не рассуждал молча, как в эти неполные два дня.

Более широкие кресла в центральной части были вырезаны прямоугольником из общей массы и пустовали. На проведенной кем-то границе стояли неприметные парни в черной одежде, под которой угадывалось оружие. Жилистые, подвижные и цепкие, не раскормленные, как низкосортные вышибалы, – настоящие убийцы. Телохранители действительно важных персон, которые могут себе позволить небольшую собственную армию. А возможно, и свой полевой суд.

«Значит, все-таки не так много», – сделал он вывод и задернул штору.

– Старый правитель… не Ганглий – тот, что был до него – Рукк Неважнец, всегда приходил заранее и так вот подсматривал, что творится в Народном зале.

Кир мгновенно развернулся всем телом, чуть не вскрикнув от неожиданности. Перед ним стоял сутулый старик в надушенном парике до плеч. Причем духи эти, вероятно, делали из дохлых котов, стараясь подчеркнуть запах оригинала.

– Вы?..

– Датт Нетт. Хранитель печати, – отрекомендовался тот скрипучим голосом, пристально глядя на Кира.

На вид ему было лет двести, сто из которых его сушили в специальной камере, где, вероятно, иссушают по капле само время. На груди у старика висела цепь с золотым пеналом, украшенным бриллиантовым треугольником. Ладони прятались в складках приподнятой с боков мантии… О боги! Он стоял, засунув руки в карманы брюк – словно мальчишка в маске древнего истукана! Из-под тяжелых складок мантии выглядывали зеленые штаны в жилку.

– Не дрейфь! Не ты первый, не ты последний, – хранитель печати чиркнул спичкой о перила. – И не переоценивай себя – этой страной может править даже индюк, если к нему приставить толкового секретаря. Такой опыт, уж ты мне верь, есть – хоть греби лопатой. А Кривв толковый парень, не сомневайся. Кивай, маши руками и не блюй с перепоя на послов, чтобы не развязать очередную войну. Ни-ни с их женами – пусть пропадают с этими снулыми засранцами, – представил свою трактовку внешнеполитических приоритетов Датт Нетт. – Ну, ладно, иди уже… Пора становиться главным в этом лягушатнике. Отдышись, выпей сладкого чаю и выходи последним, когда все соберутся. Дай себя подождать. И не забудь отлить, перерыв не скоро.

Мало сказать, что Кир был озадачен таким напутствием. К тому же теперь он как-никак правитель Кварты, и последнее слово… Если честно, ему просто необходимо было что-нибудь сказать, чтобы почувствовать почву под ногами, которые и так последние дни болтались в воздухе безо всякой опоры. В иные минуты он был уверен, что рехнулся. Сейчас была одна из таких ярких незабываемых минут.

Прислушавшись к своим разбегающимся мыслям, нервно хохотнув для приличия, Кир выдал первую попавшуюся фразу, за завесой которой просто хотел сбежать:

– Ты говоришь так, хранитель, словно примирился со всеми богами…

На которую, к своему удивлению, получил весьма конкретный ответ, который только добавил тумана в голове:

– Кто я такой, чтобы мириться с богами или нет? Люди склонны преувеличивать свою значимость, и это многое портит, – старик глубоко затянулся черной короткой сигаретой. – Я примирился с вестью о них. Гораздо проще принять чье-то эхо, чем сам источник. Не рассчитываю на большее и другим не советую раскатывать до горизонта губу. На этом все о богах – с вашего позволения, правитель. Когда нужно будет поговорить о законах, вы знаете, как меня зовут. Кривв все устроит.

Хранитель печати, не прощаясь, развернулся на каблуках начищенных туфель и скрылся где-то в глубине здания, оставив почти визуально ощутимый запах.

***

В конце концов официальная часть закончилась, перейдя в полуофициальную (максимум, на что мог рассчитывать правитель, появление которого даже в огуречной теплице делала ее объектом государственных интересов). Кир чувствовал себя муравьем, всюду таскающим за собой здоровенный герб Кварты вдесятеро тяжелее своего веса, который старательно начищают и устанавливают, где бы он с ним ни остановился. Его ни на минуту не оставляли одного, будто имели дело с капризным и властительным инвалидом, каждый шаг которого нужно было предупредить. Ради интереса он уединился на несколько минут в туалете, но, выйдя из него, тут же нос к носу столкнулся с двумя ожидавшими распоряжений подданными, за спинами которых стоял третий, присматривавший за ними во все глаза. Если бы он подал кому-то руку, не исключено, цепочка рукопожатий закончилась бы где-нибудь в горах Севера, а то и в соседнем государстве.

Как оказалось, далеко не все, кто сидел в привилегированном секторе большого зала, входили в кружок избранных, проследовавших за ним после торжества. Власть в этом смысле напоминала матрешку, в центре которой находится правитель Кварты… Хотя наверняка имелись и варианты. По какой-то причине Кир смутно догадывался об этом, что делает ему честь.

Очень скоро, ведомый своей разношерстной паствой, Кир оказался в относительно небольшой роскошно обставленной комнате, уставленной ломящимися от деликатесов столами, к которым никто не спешил притронуться. Отглаженные официанты напряглись от пяток до затылка, следя за каждым его движением. Для эксперимента Кир кивнул одному из них – трое чуть не столкнулись лбами, желая немедленно услужить.

Что делать дальше было совершенно неясно. Он невольно вспомнил семейный ужин у Встрясса Громма и едва не погрузился в размышления, но перед его носом вдруг возникла коренастая фигура в черном – благоухающий дорогим парфюмом плотный мужчина с широким лицом, без ощутимого перехода соединенным с массивной грудью. Его напомаженные, спадающие до плеч волосы отливали тусклым золотом.

– Позвольте представиться: Скокк Гнидт, почетный церемониймейстер двора, куратор сценических искусств, – отрекомендовался он, не дожидаясь, пока это сделает секретарь. – Как вам известно, господин правитель, двора уже нет, однако ряд символических должностей еще в силе. Если пожелаете, могу сыграть «подъем» на рожке. Ха-ха!

– Золотце-Скокк? – невольно обронил Кир, не знавший, кстати, что двора не существует уже больше столетия. Некоторые известия просто пролетают мимо ушей. – О, извините, случайно услышал от кого-то. Рад нашему знакомству.

Церемониймейстер лишь на долю секунды дернул бритой до синевы щекой и вновь расплылся в сладкой полуулыбке:

– Никаких извинений, что вы?! Именно! Именно так меня называют друзья, к числу которых я бы счел за честь причислять и вас, уважаемый господин правитель. Золотце-Скокк всегда к вашим услугам любого свойства… А, вот и глава городской стражи! – перебил он сам себя, поворачиваясь всем телом, как огромная обремененная фраком жаба, коя, как известно, лишенная шеи, не может вертеть головою по сторонам. – Адмирал Ченн!

С изнанки происходящего, слышный только правителю, возник шелестящий голос Кривва Абсцесса, все время стоявшего за плечом:

– Официально Сыр-на-Вене считается кораблем. Ирония племенных заветов Охрененного Шибалы Тука – верховного вождя, внука основателя города. По одной из версий, впрочем, свитки неправильно прочитали…

К правителю подошел невысокий и очень полный человек в форме настолько пестрой и разнообразной в деталях, что у Кира зарябило в глазах. Проекция звездного неба, собранная в тарелку, и то казалась бы менее блестящей.

– Желаю здравствовать, господин правитель! – отчеканил он с хрипотцой. – Всегда можете положиться на нашу верность! Уф… Городская стража рада служить правителю и закону, – адмирал отдал честь, произведя сложный перезвон регалий.

– Забавно, когда эти понятия совпадают! – ни с того ни с сего ляпнул Золотце-Скокк, широко улыбаясь Киру. – Не провести ли нам дегустацию вин? Сегодня по протоколу, кажется, должны подавать розовые с ракообразными на закуску. Все-таки мы на корабле! – подмигнул он Кривву Абсцессу, от чего тот скривился еще больше.

За вином, что подмечено не единожды, многие вопросы начинают решаться как-то сами собой и самым непредсказуемым порядком. «Не трусь!» – самое простое из того, что алкоголь сообщает своему визави по пути в голову из желудка.

Золотце-Скокк оказался кем-то вроде полушута-полувельможи, единственным оставшимся в живых членом знаменитой труппы «Театра жестокости мамаши Донг-Лунь».

«Того самого!» – едва не воскликнул Кир, но вовремя сообразил, что не стоит лишний раз подчеркивать простоту своего происхождения. Даже в Трех Благополучных Прудах слышали о кровавых и захватывающих представлениях этого театра, на которых нередко дамы лишались чувств, а мужчины съеденного обеда.

Довольно быстро накачавшись розовым, кое действительно подавали, Скокк продемонстрировал густую россыпь мелких глубоких шрамов вокруг сердца и на округлившемся за годы животе. Его специальностью было медленно насаживать себя на пику на глазах изумленной публики, оставаясь при этом (по возможности) живым. То был один из самых невинных трюков в программе мамаши Донг-Лунь, которой в конце концов надели петлю на шею, позаботившись, чтобы ее выступление тем и кончилось. Даже, как показалось, напившись в стельку, Скокк промолчал насчет того, кто именно это сделал.

– Но вы-то сами, я знаю, продолжаете свою творческую карьеру. Кое-кто из моих знакомых… участвовал в вашем шоу, – невзначай обронил Кир.

– Участвовал?! – Золотце-Скокк резанул Кира взглядом.

В нем не было теперь и следа от плотной хмельной мути, в которой тот, казалось, дрейфовал последние полчаса по воле течения.

– Именно.

– Хм… Сожалею.

– Нет-нет, большинство из них находятся в добром здравии.

– А-а… Всякое случается на сцене. Я уже начал беспокоиться.

– И они, скажем так, не вполне… Как это бывает с артистами: не вполне удовлетворены. В творческом плане.

Кир чуть не переломал извилины друг о друга, подбирая правильные слова. Каждое из них казалось острием, на которое он сам медленно насаживается грудью, стараясь не попасть в сердце.

– Вот как? Полагаю, есть немало возможностей, чтобы их творческий путь стал менее тернист.

– Но не слишком короток при этом.

– Нет, что вы! Ни в коем случае. Долгих дней жизни им всем, кем бы они ни были, – заверил Скокк, глядя исподлобья на Кира.

– Они не любители пошептаться, не беспокойтесь.

– Что вы, господин Ведроссон, – Скокку удалось подчеркнуть красным карандашом произнесенную фамилию правителя. – Долгий творческий путь требует терпеливого отношения к вещам, – покрутив бокал, он продолжил: – Уверен, что некая группа ваших подданных, добившихся верной службой отечеству вашего личного расположения, может рассчитывать на достойную работу. Малая сцена Королевского театра, – то ли спросил, то ли ответил он, словно обращаясь к бокалу.

Кир на всякий случай сдержанно кивнул в знак согласия.

– А вы, уважаемый Золотце-Скокк Гнидт, – проделал он тот же фокус с собеседником, – можете в определенных пределах рассчитывать на мое чувство справедливости.

Глава 45. БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ

Кир скучал в своем (не так легко к этому привыкнуть!) кабинете над чашкой какого-то напоминающего сурьму напитка, которым его настойчиво пытались осчастливить слуги, где бы он ни появлялся. Вероятно, считалось, что правитель Кварты должен употреблять его в астрономических объемах.

В его голове проносились картины двух последних дней и особенно сегодняшнего утра, когда какой-то лысоватый зануда с бархатными салфетками попытался… Кир привык обходиться в туалете сам и, кажется, весьма обидел старательного дядьку категорическим отказом от его услуг.

«Надо будет придумать ему занятие, чтобы не убивался», – решил новый правитель, когда в кабинет вошла леди Ралина. На этот раз через дверь, вполне себе одетая и не испускающая направо-налево ужасных молний.

Кир подскочил со стула, тут же запутавшись в собственных руках. Когда конечности заняли свое место и перестали мотаться туда-сюда, он, сглотнув, нервно поздоровался с гостьей.

Та лишь скользнула по нему взглядом, будто на ходу оценила узор обоев, а затем грациозно расположилась в узком чудовищно неудобном кресле, предназначенном для пыток над посетителями.

Правитель марионеткой сложился на своем стуле. Из-за перемены позы ему снова пришлось решать вопрос, куда девать руки. Одна более или менее устроилась на крышке стола, вторая судорожно хваталась за край расстегнутого жилета.

– Здравствуй, правитель Кир.

Ему показалось, что в голосе леди Ралины сквозит усталость. Раздумывая над этим, он, видимо, пропустил начало разговора, потому что, подняв глаза на лицо гостьи, обнаружил на нем нехороший прищур, к которому прибегают дамы всех возрастов и сословий – от кухарки до олимпийской богини – когда хотят продемонстрировать разочарование мужской тупостью.

– Ладно… – примирительно сказала баронесса. – Ты получил больше, чем мог мечтать. Что теперь?

У Кира чуть не сорвалось с языка, что теперь он бы хотел поскорее отделаться от незваной гостьи, которая пугала его до колик. Если бы он знал, к чему приведет знакомство с ней, то рванул за Круглое море еще ребенком. А теперь, коль скоро эта дама заявилась без предупреждения, ему предстоит какая-то новая вселенская авантюра. Впрочем, правитель резонно подозревал, что предупреди она его за столетие, это бы мало что изменило.

– А что теперь? – постарался уйти от вопроса Кир.

Тут кто-то словно толкнул его в спину: «Какого черта я так разволновался?» – спросил он сам себя, и тут же назвал с десяток увесистых причин для паники. «Хотя бы ее котяра не заявился…» – подбодрил Кир сам себя, ерзая на широком стуле, предназначенном для куда лучше откормленного зада.

Не успел он додумать эту мысль, как сверху на спинку стула сверзилось что-то тяжелое, едва его не опрокинув. Бюст знаменитого философа, стоявший на шкафу без малого двести лет, меланхолично навернулся на пол, а по шее Кира словно провели теплой меховой рукавицей. Леди Ралина воскликнула, театрально всплеснув руками:

– Барон!

Раздался характерный мурлыкающий гул – только шел он, вопреки обыкновению, не от милого пушистика, а от всей комнаты, включая стены и потолок. Пол отчетливо вибрировал под ступнями, а из каминной трубы посыпались хлопья сажи. Создавалось впечатление, что вы попали в желудок абсолютно счастливого кота размером с ратушу.

Кир, поверив вдруг, что мысль материальна, изо всех сил старался не думать о милейшей сестрице леди Ралины, чтобы ненароком не увеличить компанию.

– Итак, что будет дальше, мой юный друг? – отчего-то не унималась гостья, бомбардируя и без того смятенного Кира вопросом, ответа на который он не мог знать.

– Я не знаю, – честно признался Кир, не рискуя обернуться. Мурлыкающий дворец ужасно давил на нервы.

Кот перемахнул со спинки стула на стол и прошелся по нему, глубоко царапая полировку.

– А дальше, и очень скоро, тебя прикончат, – буднично заявила дама, словно ставила точку в пересказе рецепта запеканки.

Кир, как ни странно, ощутил облегчение, граничащее с восторгом: его наихудшие догадки подтвердились, а это уже какая-никакая стабильность в положении дел, которые скакали в последнее время как опьяневшие козы. Юноша лишь пожал плечами.

– Не буду докучать тебе наставлениями, иначе ты станешь думать обо мне как о старой замшелой тетке. Первое весьма относительно, второе бред, третье же, – она разгладила ладонями платье, – вполне бесспорно. И, как свойственно сентиментальным женщинам… средних лет… я хочу дать тебе совет во спасение. Подойди-ка ближе, я шепну тебе кое-чего на ухо.

Когда Кир встал, стул с вернувшимся на него котом, с грохотом опрокинулся, завершив уничтожение гипсового бюста мудреца, некогда до основания разрушившего теорию причинно-следственной связи. Следствием этого стало легкое помешательство, приведшее к самоубийству в дупле с дикими пчелами. Поистине ничто не предвещало такого конца для философа, весьма обнадежив его сторонников.

***

– Ну-у… – протянул Кривв. – Это, по-моему, возможно оформить как… Минуту.

Он порылся в каких-то записях, подшитых в папку.

– Еще минуту.

Затем поискал в толстом фолианте, стоявшем на одной из полок в кабинете, не забыв звякнуть в колокольчик, чтобы принесли чай с печеньем, и правителю было чем заняться.

Прошло уже два чая и полдник, когда Кривв наконец, шаря среди пометок на полях каких-то пахнущих скипидаром свитков, нашел нужное место:

– Ваше отсутствие с временной передачей прав управления государством можно оформить «академическим отпуском, необходимым для самоличного изучения условий изготовления красителей шерстяных тканей»… – немигающие глаза Кира говорили сами за себя. – Немного неожиданно, однако несколько столетий назад экономика Кварты существенно зависела от экспорта красок для ковров в страны южного побережья Круглого моря. Насколько я помню, их делали из каких-то жуков, живущих на кабачках. Очень прибыльный бизнес. Пока не разразилась Трехдневная Паническая война, и соответствующие связи были прерваны. Однако закон до сих пор предоставляет такое право.

– И сколько может длиться такой академический отпуск? – поинтересовался Кир, стряхивая крошки с мантии.

– До пяти лет с последующим продлением на семестр, – отчеканил секретарь. – И еще вы должны назначить временно исполняющего обязанности.

– О!.. А как назначить этого счастливца, которому все будут стараться вытирать зад бархатными салфетками? – Киру все больше и больше нравился выкопанный Криввом закон. А равно законы Кварты вообще – главным образом потому, что человек знающий мог найти в них лазейку для любой прихоти.

Секретарь снова полез в свиток:

– Про салфетки тут ничего не сказано. А назначить его возможно простым письменным поручением со ссылкой на соответствующий пункт уложений. Подпись нужно будет заверить у хранителя печати.

– Мне кажется, с ним я договорюсь, – улыбнулся чему-то Кир.

Дверь кабинета медленно распахнулась, впустив двоих слуг с целой горой печенья и чайником в виде замечтавшейся коровы.

Глава 46. ВРИО, ИЛИ КОНЕЦ ИСТОРИИ

Господин Абсцесс подошел к массивному вытертому креслу у камина, толкая перед собой блестящий сервировочный столик с кипой документов и связкой неочищенных бананов. В кресле находился клетчатый скрученный в гнездо плед, из глубин которого при виде угощения раздалось одобрительное «у-ук!».

В гнездо поступил банан. После чего скрипнула открываемая шкатулка, что-то зашелестело, стукнули друга о друга костяные таблички. Одна из них, изображавшая «веселого краба», высунулась наружу, схваченная маленькой покрытой шерстью рукой. В темноте блеснули зеленоватые круглые глаза. Господин Абсцесс сверился с надписью под танцующим джигу членистоногим и кивнул, что-то отметив в документе. Табличка исчезла. Из гнезда на пол вылетела банановая кожура и раздалось требовательное «у-ук?» – что ни говори, умственный труд требует неимоверного количества энергии.

Бессменный помощник правителя Кварты и Нижней Уазы, выбрав из кипы очередной документ, потянулся за следующим бананом. Шестерни государства крутились.

Сноски

1. На самом деле их даже два: «основы» 11 и 37. Разница состоит лишь в выборе времени для наказания: согласно одиннадцатой, казнить лицедея надлежит утром, тридцать седьмой – в полночь. Прагматичные крестьяне на этом основании просто растягивают процедуру на сутки, разумно полагая, что какое-то из времен непременно придется кстати.

2. Назовем его Песьи Муськи – не лучше и не хуже в ряду из горы Надсадный Пуп и озера Чаргоггагоггманчауггагоггчаубунагунгамаугг.

3. Вы говорите по-французски? Вы говорите по-немецки? Вы говорите по-португальски?

4. Я же говорил…

5. От лат. «publicum figura» – «общественный деятель».

6. С этим делом у многих были проблемы, так что не нужно стесняться, если вы сами не смыслите в демократии. Просто пойте гимн и ни о чем не задумывайтесь.

7. «Гордость и предубеждение. Джейн Остин. Лондон, 1813» (англ.).

8. Имеется в виду Жан-Батист Гренуй – протагонист романа «Парфюмер» Патрика Зюскинда.

9. Искусство изготовления сувениров восходит к древнему весьма экзотическому культу. Так что не нужно удивляться некоторым причудам, граничащим с извращением: суть их кроется в старинных герметических текстах, и когда-нибудь суть эта окажется непременно вскрыта в результате гениального прозрения лингвистов и археологов.

10. Джордано Бруно, «О бесконечности, вселенной и мирах», «De l’infinito universo et mondi» (1584).

11. В художественном вымысле такие вольности допустимы. Да, Бегемот был беспороден и одинок как эхо в пустом колодце. Но ведь он мог быть овчаркой?

12. Имеется в виду картина «Страна лентяев» Питера Брайгеля старшего.

13. Речь, вероятно, идет о Ввое Шумном, самым знаменитым произведением которого является «О боги, что до урожая, то рожь поели злые овцы, куда же вы смотрели, боги?»

14. В неполные двадцать лет к этой категории относишь абсолютное большинство населения.

15. Загадочная мужская привычка придумывать имена своим игрушкам. Должны же мы быть хоть в чем-то загадочны.

16. Это буквально означало, что он едва начал и на том закончил.

17. Всегда есть вариант, что тебя не поняли и просто ищут камень побольше.

18. Кир, конечно, многому выучился в своей деревне по книжкам, да и старик Флопс помог разобраться кое с чем. Но танцы оставляли в его образовании здоровенный пробел, который как нельзя подходил к нескладной фигуре, состоящей сплошь из суставов и сухожилий.

19. Да, некоторые из кондитеров еще способны на них смотреть.

20. И.Бродский.

21. Многие до сих пор склонны считать себя выше этой очевидной параллели. Просто они редко видят себя со стороны.

22. Чтобы зрелище не казалось глупым, такие заведения до небес взвинчивают цену. Вы, безусловно, встанете из-за стола голодным с кошельком, близким к обмороку от кровопускания, и даже скорее всего прихватите что-нибудь в придорожной закусочной, однако гарантированно в этот вечер ни разу не улыбнетесь. Очень хорошие рестораны позволяют лишить улыбки до следующей зарплаты.

23. «Необременительная рыбалка» отличается от рыбалки как таковой отсутствием необходимости ловить рыбу и наличием обильных запасов горячительного. То бишь является важной вехой в движении от примитивного искусства палеолита к импрессионизму, опирающемуся на фиксацию мгновенного впечатления бытия. В радикальной традиции она может осуществляться в любом помещении, в котором в данный момент находятся, некогда находились или принципиально могут иметься удочки.

24. Надежных союзников не существует.

25. Почтенный возраст и привычки барона несколько сдвинули его от общепринятого стандарта приступать к делам поутру, что, если и создавало неудобства чиновникам, тщательно маскировалось под нормальный ход вещей.

26. В качестве этнографической ремарки скажем, что огни, виденные друзьями в долине, были разведены гномами, большими любителями их устраивать. Тролли исключительно редко разжигают костры, поскольку совершенно не мерзнут и не готовят на огне (если только это не деликатесный суп из меди и корунда, который можно сварить лишь в доменной печи – непременном атрибуте хорошего тролльего ресторана).

27. Одной из причин такого непостоянства зачатую являлся неудачный выбор места для подсчета наличных. Например, столик в битком набитой таверне.

28. Не слишком щедрый подарок Хвета на день рождения.

29. Нужно отметить, тролли не особо уверены в бою, если у них нет дубины, что объясняет отчасти возникшую некстати растерянность боевой единицы.

30. Имеется в виду Йорик – персонаж пьесы Уильяма Шекспира «Гамлет», королевский скоморох и шут, череп которого был вырыт могильщиком в 5 акте 1 сцене пьесы.

31. Предмет мебели был аналогом короны в мире профессиональных нищих, вершину иерархии которого занимал сидящий.

32. Кстати, лысый как барабан.

33. Также им от природы обладают добрейшие в мире существа – бабушки, дождавшиеся внуков на каникулы. Они начинают еще с рассвета греметь посудой на кухне, якобы для того, чтобы приготовить им вкусный завтрак. На самом же деле, и этот горький вывод был мучительно выведен из практики, горячий и сытный завтрак является лишь прикрытием коварных планов не дать им выспаться.